Сон о взлетной полосе

Отсчёт идёт с момента встречи, ведь больше ничего не лечит, больше ничего не важно для меня

      К концу разбора кладовой Третьяков уже не был уверен в своем первоначальном мнении касательно симпатичности Шустова. Омежья часть назойливо гудела, что такому ценному и заботливому кадру нельзя пропадать почем зря, ну и в целом позалипать на красивых и приятных молодых людей Илья всегда любил, а Макс при более тщательном рассмотрении оказался по-своему очень красивым и очень приятным. Когда-то давно он так же залипал на молодого ординатора, высокого и с совсем не ординаторским хриплым басом. Как начнет говорить, так Илья по стенке и растекался, представляя потом, как его этот ординатор и там, и тут. Фантазии так и остались фантазиями, ординатор был окольцован, а на чужое Третьяков никогда не зарился, если не брать в расчет Веру, но там вообще история сложная.       — А это что? — спросил Шустов, кивая на последнюю коробку.       Илья на одной ноге подскочил ближе, придерживаясь за стеллаж. Тот недовольно скрипнул, и Третьяков поспешил поискать другую точку опоры. Максим догадливо протянул руку, Илья тут же схватился за нее и подобрался еще ближе, заглядывая в коробку.       — Это, товарищ пожарный, раритет. Банки!       Он сунул руку в коробку и с характерным дзынканьем выудил пузатую стекляшку.       — Больше на спиленные лампочки похожи, — чуть нахмурился Макс, разглядывая диковинную для себя вещь.       — А тебе банки никогда не ставили, что ли? Ну, в детстве.       Шустов неопределенно пожал плечами, и Илье показалось, будто он погрустнел, но всего на мгновенье.       — А как их ставят?       — Внутри огнем выжигают воздух и к спине присасывают, — Илья хотел достать еще одну стекляшку, но коротко зашипел, отдернув руку. — Черт, сколотая.       Из большого пальца алыми каплями засочилась кровь, Илья машинально приложился к ранке губами и недовольно замычал. Банки эти пыльные, грязные, черт знает сколько в кладовой валяются и где до этого были, не хватало еще заразу какую подцепить. Сепсис штука коварная и лечится тяжело, поэтому стоило устроить пенную вечеринку с перекисью или спиртом залить.       Макс закрыл коробку, чирканул на ней размашисто маркером «банки» и задвинул подальше.       — Думаю, на этом закончили, — вздохнул Шустов и притянул к себе руку многострадального Ильи Евгеньевича, чтоб осмотреть ранку. — Какой-то сегодня день травмоопасный. Где обработать взять?       Вновь проступившая на пальце кровяная капля раздулась крупной бусиной и ненадолго застыла. Наклони руку чуть в сторону — тут же сорвется и пустится вниз по ладони тоненьким ручейком. Илья хотел вновь возмутиться, что он сам дойдет до кабинета и сам все себе обработает, в таком пустяке помощь ему не нужна уж точно. Но вместо этого лишь глупо кивнул.       — В кабинете, в шкафчике.       Наверняка Макс рассудил, что быстрее будет притащить необходимое к Илье в кладовую, нежели дожидаться, пока он доковыляет до кабинета и попутно заляпает кровью все вокруг. Вернулся Шустов скоро, приложил пушистый комок ваты к пальцу и взял под локоть.       — Промыть надо.       — То холод приложить, то промыть, — фыркнул Третьяков. — Давай уж сразу к нам медбратом на полставки, раз такой…       «Раз такой умный, » — не договорил Илья. Макс неожиданно солнечно улыбнулся, и колкость сама как-то растаяла на языке вместе с накатившим раздражением.       — Не переживай, доктор. Сейчас все подлатаем, до свадьбы заживет, — весело подмигнул Шустов, все так же придерживая под локоть и помогая добраться до кабинета.       Илья вздохнул, закатывая глаза. Вредничать в ответ на доброту не очень хорошо. Вспомнились слова Сереги о том, что ему стоит быть чуть меньше сукой и тогда люди к нему потянутся, но Третьяков в этом не нуждался, вроде как. Мысленно накинутые Максу несколько баллов к привлекательности еще ничего не значили, да и вообще — у Ильи нога опять ныть начала, палец стервозно пульсировал болью, а еще ужасно хотелось сладкого и чтоб сей ненастный день побыстрее кончился. Не до подмигиваний и очаровательных улыбочек вот совсем, знаете ли!       И ведь все было хорошо, пока не приперлась эта телевышка на ножках со своей дурацкой справкой, а вот как приперлась — травма на травме. Третьякову подумалось, что если он сейчас же не выпроводит пожарного куда подальше, то так и до перелома дойти может. Добравшись до кабинета, Илья насупился колючим ежом в своих размышлениях, плюхнулся на кушетку и старался хотя бы ради приличия молчать, пока Макс поливал на палец перекись.       — Спасибо за помощь, плюсик в карму заработал, — кивнул Третьяков после, уже самостоятельно перекручивая мохрящийся бинт вокруг фаланги.       — До общежития-то потом дойдешь? — с легким беспокойством спросил Шустов, смахнув с кушетки осыпавшиеся марлевые ниточки.       — А ты меня и туда под ручку вести собрался? — вскинул скептично бровь Илья, а затем мотнул головой и цокнул. — Прекрасно дойду, но попозже. У меня еще работа.       Он неопределенно махнул в сторону стола, на котором покоилась стопка неразложенных карт. Макс понимающе кивнул, бросил в дверях что-то вроде «понадобится помощь — обращайся» и скрылся с глаз долой.       В кабинете было прохладно, за окном глухо шелестела молодая листва на покачивающихся от весеннего ветерка ветках. Илья привалился спиной к стене и сполз немного вниз по кушетке, прикрыв глаза. Нога ныла чуть тише, забинтованный палец налился тяжестью, но уже так не пульсировал. Сладкого все еще хотелось, и это наводило на закономерные мысли. Илья поправил задравшуюся футболку и выудил из кармана штанов телефон и тапнул по розовой иконке приложения. На весь экран выскочило с противным писком уведомление:       «До начала эструса 16 дней».       За-е-би-сь.       Теперь понятно, почему его так штормило. Предтечка во всей красе, вот он на всяких там высоких-красивых заглядывался и огрызался на пустом месте. Ему бы сейчас от альфы получать ухаживания, чтоб ножки целовали да зад нализывали, а не вот это вот все! Из курса физиологии вспоминалось разное, в том числе как спокойнее сию напасть пережить, но легче от этого не становилось. Илья течку не любил — настроение ни к черту, в день икс лихорадит покруче, чем в сезон гриппа, из рабочего процесса выпадаешь, а после еще и ловишь взгляды. Всякие взгляды. От коллег-омег сочувствующие, от альф изучающие, заинтересованные, сальные (если им не хватало выдержки и воспитания состроить рожу кирпичом). Конечно, существуют подавители, но после трех дней метаний по взмокшим простыням с дилдаком в жопе запах все равно чувствовался, если знать к чему принюхиваться. А кто не обладал чутким обонянием, тот все равно все понимал. Как не понять, когда омега неожиданно сваливает с работы на пять дней, написав перед этим заявление на административный отпуск?       Скупо обрадовавшись, что живет в общежитии, в котором обитают вроде как только беты и омеги, Илья заблокировал телефон и скучающе оглядел кабинет. Про ждущую его работу в виде заполнения карт Третьяков безбожно спиздел. Шустов добряк, к тому же отзывчивый, непременно бы поплелся Илью до общаги провожать, а к хорошему быстро привыкаешь. Уж больно приятно, когда о тебе заботятся. Илья слишком стар для самообмана — как бы он ни выеживался и ни пытался строить из себя цацу-невъебацу, ведь подтопило сердечко обычное человеческое участие.       Жаль только, что электрокардиограф так и не нашелся.       Илья задумчиво потер подбородок, прикидывая, куда все же этого монстра подевали. Они с Шустовым всю кладовую перетрясли, безымянные коробки подписали, но аппарат так и не нашли, а больше искать было негде. Не то, чтобы Третьякову он был нужен, все равно расшифровка ЭКГ не сильная его сторона. Даст Бог по старой памяти со времен работы на скорой углядит инфаркт, ну а тахи-бради-хуяди-кардию с экстрасистолой даже второкурсник прочтет. Вся соль заключалась в том, что он, как последний Иванушка-дурачок, впопыхах расписался за ответственность над всем хламом, а проверить наличие этого самого хлама додумался только потом. Теперь бегал аки савраска и с упорством Даши следопыта искал пропажи.       Доискался, бля. Из-под штанины торчала забинтованная голень, до общаги Илья ковылял с переменным успехом, а на ночь заглотил еще одну таблеточку обезбола.       В утро понедельника Маргарита Ивановна смотрела на хромающего доктора очень выразительно и самую малость снисходительно, как смотрят на дурачков или обделавшихся младенцев.       — Горе луковое, а не травматолог. Вот зачем вы туда полезли, Илья Евгенич? Нас с Сан Санычем подождать не могли? Мы этот сломанный стул специально в кладовую спрятали, чтоб на нем никто не угробился, а вы на него встали!       — Я не знал, что он сломанный, — виновато потупился Илья, разглядывая потертый рисунок клубники на расстеленной по столу клеенке.       Маргарита Ивановна лишь вздохнула и пододвинула к нему вазочку с конфетами «Ромашка». Илья подхватил одну, разворачивая из блестящего зеленого фантика и сунул в рот, запивая чаем. Вот было в возрастных медсестрах что-то такое покровительственное и величественное. Врач ты первой категории или к.м.н-д.м.н., против женщины с пятым размером и стажем работы в медицине в тридцать и больше лет тебе крыть, как правило, нечем.       Хоть и получал Илья сейчас за свое слабоумие и отвагу словесных люлей, все равно у Маргариты Ивановны это выходило больше заботливо, нежели нравоучительно. Сан Саныч, которого отправили выбросить злосчастный стул от греха подальше, зашел к ним в сестринскую, залез в старенький низенький холодильник, доставая початую бутылку ессентуков и жадно присасываясь к стеклянному горлышку. Вот кто провел выходные с пользой, Третьяков даже немного завидовал коллеге.       — Отволок эту развалюху к мусорке? — спросила Маргарита Ивановна.       — Отволок, — кивнул Сан Саныч. — Громова встретил. Со следующей недели начинается подготовка к сдаче нормативов.       — Что-то в этом году они поздно, давно пора. А то молодняк скоро приедет, вообще не до того станет, — покачала головой медсестра.       Илья прихлебнул еще чая и доел ромашку, переводя взгляд то на Саныча, то на Маргариту Ивановну.       — А что за сдача нормативов?       Саныч приземлился на клетчатый диван в обнимку с бутылкой ессентуков, а Маргарита Ивановна принялась пояснять, аккуратно промакивая салфеткой уголки губ после чаепития:       — Да физподготовку мальчишки наши сдают, — имея в виду пожарных, хмыкнула она. — Мы там как медики присутствуем на случай травмы. А еще аттестация по оказанию первой помощи, там раз в сколько-то лет они должны… В сколько же? Ох, не помню, да и не суть. В любом случае, на это сошлют сюда санинструктора лекции читать, а нам аттестацию только принять.       — Не сошлют, — буркнул Сан Саныч и снова отпил минералки. — В этом году мы и принимаем, и читаем.       — Как? — охнула Маргарита Ивановна.       Сан Саныч лишь поджал губы и пожал плечами, но в его бледных глазах отчетливо читалось «каком к верху, Ивановна, не тормози». Пояснить ему, все же, пришлось.       — Якобы у нас есть теперь в штате полноценный врач, и нынче это его забота. Так в инструкторском центре со слов Громова отбрехались.       — Вот именно, что отбрехались! — вспыхнула медсестра.       Все это походило на извращенную форму ненавистных Илье курсов по повышению квалификации. Дебильная система непрерывного образования, чтоб ей пусто было. Ладно бы на этих курсах что-то дельное давали, хотя вот Сереге в последний раз повезло. Ему там попался продвинутый лектор, шарящий за забугорные источники и современные разработки. Илье приходилось сталкиваться только с пыльными дедами, впадающими в деменцию.       Со сдачей физподготовки у пожарных все понятно. Работа такая, требующая определенного уровня силы и выносливости, поэтому и допускать должны по соответствующим критериям. С оказанием первой помощи тоже, только Илье совсем не улыбалось петрушкой прыгать перед пожарными, читая какую-то там лекцию, чтоб по ней же потом принимать зачет. Он в учебный класс устраивался работать или санчасть, в конце концов?       — А это вообще входит в наши обязанности? Мы можем отказаться? — с интересом уточнил Третьяков, пригладив нервно усы.       — Можете у Громова спросить, — криво усмехнулся Саныч, прикладывая холодную бутылку к голове.       — В прямые обязанности не входит, но мы вполне уполномочены, — грустно вздохнула Маргарита Ивановна и покачала накрученной головой. — Ох, помню, как я одному вопрос задала «какого цвета артериальная кровь?». Знаете, что услышала в ответ, Илья Евгенич? Цвета крови! Артериальная кровь цвета крови! И ведь не поспоришь же.       Илья прыснул от смеха. Наверняка от того обалдуя требовалось просто сказать ярко-красная, но соображалки не хватило. Положа руку на сердце, Третьяков мог еще кое-как простить такое пожарным (и то с натяжкой, они же ведь в случае чего тоже должны разобраться — жгут выше или ниже места кровотечения наложить стоит), однако когда он слышал подобные ответы на парах от бывших одногруппников, то без сожаления смотрел на их слезы из-за пересдачи, комиссии и последующего отчисления. Большую часть действительно дубовых и ленивых студентов повыкидывало из универа за первые три курса, ну и скатертью им дорожка. Другое дело, когда в эту зарубу по роковой случайности попадали действительно толковые ребята. Илья все еще с легкой тоской вспоминал Славика, которого невзлюбила преподша по биохимии и не давала допуск к экзамену до победного. На нервяке Славик завалил все три попытки, ушел в армию, а в мед так и не вернулся.       — О чем задумались? — поинтересовалась Маргарита Ивановна, относя пустые чашки в раковину.       Илья встрепенулся, выныривая из воспоминаний о былом, и подпер голову руками, разглядывая через окно высаженные перед санчастью тюльпаны. Желтые, красные, розово-белые. Забавно, что высадил их никто иной, как Сан Саныч.       — Да мне теперь, получается, нужно лекцию какую-то придумывать, а я не умею. И не хочу, если честно.       — Бросьте, — со скрипом провела намыленной губкой по чашке Маргарита Ивановна. — Вам и придумывать ничего не надо, у вас какой опыт, какие знания!       — Эти знания и опыт исключительно обитают в моей голове, а их нужно как-то конвертировать в нечто структурное и словесное. И, желательно, понятное, если у вас там кто-то отвечал про кровь цвета крови, — приуныл Илья.       До звонка Громова в санчасть с просьбой подойти к нему после обеда в Третьякове еще как-то теплилась надежда слиться с этой сомнительной затеи. А сомнительной она была как минимум потому, что Илье предстояло во время предтечки оказаться один на один с десятком альф, которые приперлись слушать от него лекцию. Ничего страшного, конечно, не произойдет, подавители нивелируют все нежелательные проявления, просто сам Илья из-за побочек будет уставать куда быстрее, да и уровень концентрации упадет.       Мечты просто сидеть в санчасти на жопе ровно после почти месяца работы таяли на глазах. До загруженности родного травматологического отделения еще очень далеко, но все же. Илья планировал книжки читать и земляничку собирать!       Штаб разительно отличался от остальной базы. Если в столовой, санчасти и даже в общаге Илья ловил приятную ностальгию по детству и постсоветской эпохе, то глядя на огромный экран с мигающими редкими точками возгораний складывалось впечатление, что он попал в какой-то научно-фантастический рассказ. Серые стены, серый пол, длинные столы с кучей мониторов, около которых сидели сгорбившиеся диспетчеры, стеклянные двери и чуть приоткрытые жалюзи, из-за чего в помещении царил легкий полумрак. Лишь черные лампы на длинных ножках светлячками возвышались над столами.       Улыбчивая девчонка-секретарь вела Илью к аквариумному кабинету Громова. По пути одна из сонных голов оторвалась от монитора, мазнула по Третьякову прищуренным взглядом и неожиданно улыбнулась:       — Добрый день, Илья Евгеньевич!       Илья машинально отзеркалил улыбку и кивнул в ответ, хотя понятия не имел, кто с ним поздоровался. Может одна из тех девушек с низким гемоглобином? Или которая давление недавно смерить приходила? Увы и ах, но всех запомнить Третьяков не мог, а вот его запоминали очень даже. То и дело кто-то где-то махнет рукой, качнет головой, улыбнется, а он и знать не знает, с кем здоровался в ответ. Из работающих на базе он знал только своих непосредственных коллег, соседку по этажу в общаге, светленькую такую, еще курить вечером постоянно вместе ходят, нескольких командиров бригад. А, ну и Кудряшку-Макса, который до усрачки и подвернутой ноги его недавно испугал.       Громов говорил с кем-то по телефону, но жестом все равно пригласил войти робко заглянувшего в кабинет Илью. Смотрел на бумаги вдумчиво, напрягал седые редкие брови, отчего кожа немного натягивалась по лысой и круглой, словно бильярдный шар, голове, и недовольно поджимал губы.       — Вас понял. До связи, — жестко обрубил он и положил трубку.       — Здраствуйте, Владимир Иванович. Вызывали?       — Да, Илья. Проходите, садитесь. Разговор есть, — махнул Громов рукой на стулья, придвинутые к длинному переговорному столу.       Третьяков почувствовал себя неуютно в царившем вокруг официозе. Все в штабе как-то собранно, строго, а он приперся сюда в футболке с Арией и мятых джинсах. С одной стороны, не в халате же ему было приходить? А с другой стоило заглянуть в общагу и переодеться в нечто менее подростковое и бунтарское. Илья не к кенту заскочил поздороваться, а к начальнику всей лесоохрановской базы, но нога еще побаливала, чтобы лишний раз туда-сюда ходить. Оставалось только состроить рожу кирпичом и делать вид, будто все так и должно быть.       Сев на почтительном расстоянии от Владимира Ивановича, Илья принялся слушать.       — Думаю, Александр Александрович вам уже рассказал, — Громов поправил давящий на горло галстук, Третьяков даже не сразу понял, что речь шла про Сан Саныча. — Скоро начнется сдача нормативов по физподготовке, а вместе с ней и по оказанию первой помощи.       — Да, мне уже рассказали в общих чертах, но хотелось бы поподробнее, — вздохнул Илья.       Владимир Иванович кивнул.       — Что касается первой помощи, то проходящим аттестацию нужно сначала пройти курс лекций. Инструкторский центр вышлет методические указания, но отчитать их нужно будет вам.       — То есть, мы одновременно читаем лекции и присутствуем на сдаче нормативов, а какие-то потом еще и принимаем сами? — Илья чуть склонил голову в бок, вопросительно глядя. — Сколько точек по нормативам одновременно работает?       — По физподготовке две, стадион и крытый спортзал. А что вас смущает? — прищурился Громов.       — Да все, — фыркнул Илья. — На стадионе фельдшер, в спортзале медсестра, я на лекциях. А кто дежурит в санчасти? Если кому-то станет плохо, то в ответственный момент никого нет на месте!       Громов доводами Ильи остался совсем не впечатлен.       — Послушайте, нам нужно успеть аттестовать людей до разгара сезона. Как это будет сделано, никого не волнует, уж поверьте.       Немного подумав, Третьяков поднял руки, капитулируя. Его попытка не брать на себя лишнюю работу оказалась провальной. Громов выглядел достаточно грозно, чтобы даже не пытаться с ним спорить, но Илья не стал этого делать лишь из-за синяков под глазами у начальника. Видно, что мужика и без него заебали все, кто только можно и нельзя. Не обломится Третьяков, потратив полчаса своей жизни в день на треп о давно знакомом.       — Ладно уж. Списки, расписание или что-то такое? Мне хотя бы примерно понимать, как это все происходить будет.       — Списки составят командиры бригад, мой секретарь их сгруппирует и вам передаст вместе с методическими указаниями, — поняв, что убеждать и спорить с доктором не придется, Владимир Иванович расслабил плечи и несколько подобрел во взгляде.       — Тогда буду ждать, — обреченно вздохнул Илья.       После недолгого молчания, Третьяков решил, что может быть свободен, и собирался уже подняться со своего места, как вдруг Громов спросил:       — Как вам у нас вообще?       Не ожидавший такого обыкновенного вопроса, Илья малость опешил.       — Ну, а, — протянул невнятно, хлопая глазами, а затем собрался. — Неплохо. Обвыкаюсь потихоньку.       — Это хорошо, нам доктора здесь очень не хватало, особенно такого толкового, — коротко улыбнулся Владимир Иванович. — Что ж, не буду больше задерживать.       Хотелось надеяться, что комплимент был искренний, а не вызванный тем, что Третьяков сговорчивый тюфяк, который почти молча все схавал (но это он только сегодня такой, если что!).       Выходя из кабинета, Илья бросил беглый взгляд на раскрывшийся внизу диспетчерский офис. Интересно, каково работать, когда знаешь, что твой начальник может в любую секунду на тебя посмотреть, будто Око Саурона? Плечи передернуло, не хотелось бы самому в таких условиях работать. Спустившись, Илья быстро заправил развязавшиеся шнурки кед и одернул футболку. Он чувствовал себя все еще чужеродно в окружении белых рубашек с острыми воротничками, но по шапке за это от начальства не получил, значит все нормально.       Среди одинаковых столов трепыхнулась знакомая светлая косичка.       — Анечка, душенька, — подошел Илья к девушке со спины.       Ответом послужил судорожный испуганный и глубокий вдох. Аня смешно округлила глаза и вытянулась в своем пухлом лице.       — А если бы я сердечный приступ получила? — возмущенно зашептала она, разворачиваясь на стуле к Илье.       — Не ссы, откачал бы, — весело улыбнулся Илья, а затем наклонился к ней и заговорщически зашептал. — У тебя сигарет нет с собой? Я свои в общаге оставил, а курить хочется прям сейчас.       Аня расплылась в елейной улыбке и шлепнула себя по карману юбки.       — Все с собой. Я как раз на перекур собиралась, так что вместе пойдем.       — Моя героиня! — все так же шепотом воскликнул Илья.       С Аней весь этот месяц Третьяков выползал курить. Одна из немногих соседок по этажу в общаге, кого Илья хорошо помнил в лицо и с кем хоть как-то мало-мальски общался. Веселая и простая девчонка без заморочек, с ней приятно вести легкий разговор, пока стоите в домашних тапочках и джинсовках поверх пижамы, как сычи, выдыхая сизый дым в темную весеннюю ночь. Илья любил курить в компании, а Аня любила, что рядом с Ильей может не бояться поздним вечером любого шороха в кустах у курилки.       — Ты будто немного хромаешь, — обеспокоенно протянула Аня, выходя вместе с Третьяковым на улицу.       — Долгая история, — отмахнулся Илья и заковылял прочь от штаба.       — А ты куда идешь?       — Курить, — нахмурился он, не понимая странного вопроса.       — Так нам в другую сторону, там ближе, — улыбнулась Аня, качая головой.       Илья лишь пожал плечами. В другую, так в другую.       Аня повела его за штаб по поросшей вьюнком плитке, а затем и вовсе свернула к старому одноэтажному нерабочему складу. Вдоль голубых стен ползли проржавевшие решетки на заставленных изнутри фанерными листами окнах, перестук каблучков сопровождал бойкий рассказ про нагрянувшую к Громову с утра пораньше то ли инспекцию, то ли важное начальство. Аня так и не поняла, но Владимир Иванович на время переговоров закрыл все окна в кабинете, а после ходил мрачнее тучи.       — Хотя он всегда мрачный, но это только на первый взгляд! — тараторила Аня, а Илья ковылял за ней следом.       Вдруг длинное, будто такса, здание склада кончилось, и перед ними открылся вымощенный все той же плиткой пятачок с двумя лавками и зеленой урной посередине. Илья запоздало понял, что рядом с курилкой находится общежитие пожарных и техников, а чуть поодаль столовая. Сюда идти от штаба было действительно ближе.       — Ань, ну где ты там бродишь? Я уже вторую докуриваю! — крикнула сидевшая на лавке девчонка.       — О, да подруга твоя не одна, а с доктором!       — Завидуйте молча, — откинула за спину косичку Аня, и в шутку задрала нос.       Басистый смех перемешался с тающим над курилкой дымом и запутался где-то в ветвях облетающей яблони. Все вокруг было усеяно белыми лепестками, уже помятыми и немного посеревшими от потоптавших их ног. Аня засеменила к окликнувшей ее девушке и села рядом, оправдывая свое задержание тем, что поступил вызов и перенаправить другому диспетчеру она его не успела.       На лавках сидели, судя по всему, пожарные. Кто-то в уже замыливших глаз желтых куртках, кто-то без. Не мудрено, где им еще курить, если рядом их общага? Илья подошел ближе, стараясь как можно меньше хромать, но от чужих внимательных глаз это все равно не скрылось. Кто-то даже подскочил с лавки, уступая доктору место. Третьяков благодарно кивнул, поднял взгляд и неожиданно встретился им с Максимом. Оказывается, когда тот сидит, то не так сильно выделяется на общем фоне, Илья его даже не признал издалека.       Он сел, запоздало отводя глаза, а Шустов встал рядом, сунув свободную руку в карман. Вдалеке гудели взлетающие самолеты, от дунувшего ветерка с яблони налетела новая порция лепестков, падая всем на головы. Ане даже прилетело в лицо, и она принялась с чувством ругаться и отплевываться.       — Так че за кипиш с утра был? — спросил накачанный парень в тельняшке, щелкая зипповской зажигалкой.       — Ой, Сереж, тебе какая разница? — выудила сигарету из пачки Аня и протянула ее Илье.       — Не, ну надо же быть в курсе событий, верно? Да еще Катька шороху навела.       — Я? — удивилась та самая девчонка, которая позвала в начале Аню, заправив темную прядь за ухо. — Какой еще шорох, не выдумывай.       — А я что ли сюда прибежал и сказал, что Громов злой и доктора еще зачем-то вызвал?       Катя очень выразительно посмотрела на Сережу, а тот по-глупому моргал и немного обиженно сопел. Здоровый бугай, а реагировал как маленький ребенок. Илья усмехнулся и покачал головой, покручивая сигарету в пальцах.       — Так хотя бы доктора зачем вызывали, если не секрет? — спросил все тот же Сережа. — Помер кто?       — Во-первых, у меня имя есть, — отозвался Илья с деланным безразличием, хотя чужая невоспитанность немного раздражала.       Аня хмыкнула и несколько раз чиркнула колесиком зажигалки. Пламя коротко вспыхнуло, поджигая сигарету, дернулось туда-сюда и погасло. Аня чиркнула еще несколько раз, но безрезультатно. Зажигалка сдохла, Илье прикурить теперь было нечем.       — Во-вторых: огоньком угостите?       Наверное, чего Третьяков не ожидал, так это что к нему протянется несколько рук с разномастными зажигалками. Произошло это быстро, будто парни только того и ждали. Илья в удивлении вскинул брови, едва ли не роняя стрельнутую у Ани сигарету, и взял ту зажигалку, которую не норовили сунуть в лицо. Он случайно коснулся чужих горячих пальцев и снова завис на пару секунд. Зажигалку ему протягивал Шустов, мягко улыбаясь. Илья сглотнул.       — Макс, ты же не куришь, — с хитрым прищуром спросил другой пожарный, не Серега, зажигалку которого Илья не взял.       — Ха! А почему тогда тебя не интересовало, что он вообще в курилке забыл? — жмурилась Аня, затягиваясь заветным никотином.       — Петров, неужели ревнуешь? — хохотнул кто-то рядом с Ильей.       Петров лишь усмехнулся, тряхнув русыми встрепанными волосами, и сунул свою зажигалку в передний карман форменной куртки.       — Максимку? Страсть как ревную! Вот уведет его Илья Евгеньевич, кто мне тогда вечерами романсы на гитаре петь будет?       — Балда, — раскатисто рассмеялся Максим. — И вообще-то я курю. Иногда.       Суть происходящего Третьяков не улавливал, да и не старался. Он не спеша прикурил, а затем вернул зажигалку владельцу, вновь встречаясь пальцами с чужой горячей кожей. По плечам поползли слабые мурашки, Илья передернулся. Замерз, может, а то он в одной лишь футболке, хотя на улице целые плюс семнадцать.       — Ага-ага, — неверующе протянул Петров. — Илья Евгеньевич, так зачем же вас Громов позвал? Не поймите неправильно, мы не лезем. Просто скажите, порядок все?       Илья глубоко затянулся, тлеющий кончик сигареты едва слышно потрескивал.       — Порядок, никто не умер, — хмыкнул, выдыхая дым. Немного подумал и решил озвучить: — буду у вас лекции по первой помощи читать. Ну, кому сдавать в этом году надо.       Дружный удивленный возглас перемешался с чьим-то свистом, грядущая неделя обещала быть интересной. А Илья будто все еще чувствовал, как горят кончики пальцев от случайного прикосновения.