Такие смелые чувства и несмелые мысли, Их так просто выследить
Илья залил в пластиковую бутылку из-под лимонада горячую воду и плотно закрутил крышку. Бутылка неминуемо скукожилась. Еще бы! Третьяков не поленился зайти к Ане и одолжить у нее кипяточка из чайника, который по правилам пожарной безопасности иметь в комнатах запрещалось, но если очень хочется, то можно. Аня понимающе вздохнула и, легонько тряхнув в воздухе сжатым кулачком, пожелала удачи. Курить Илью в ближайшие три-четыре дня теперь точно не позовут, ему явно не до компанейских вылазок будет. Тяжесть внизу живота становилось все навязчивее. Мелькнула шальная мысль закинуться обычным анальгином, да только Илья знал, что не сработает, а нагружать печень сверх меры не хотелось. К вечеру из города вернется Макс, закинет в общагу купленный обезбол и все будет хорошо, только потерпеть чуть-чуть надо. Желтая занавеска покачивалась на вдетых в петельки скрепках, из раскрытой форточки слабо тянуло дымком. Наверно, на улице в учебных целях развели костер с последующим заданием его затушить, а может ветки после импровизированного субботника жгли или вовсе шашлыки кто-то мутил. Последнему Илья не удивился бы. Люди здесь, на базе, не только работали, но и жили. Кто-то вахтами, кто-то сменами, кто-то пока идет сезон, хотя большая часть, конечно, приезжала из города и поселка на утреннем автобусе, а потом точно так же уезжала на вечернем. Так что шашлыкам в перерыве между сменами здесь удивляться точно не стоит. Илья лег на кровать, металлическая сетка под матрасом, скрипнув, слегка опустилась. Терпкий отголосок дыма дразнил, очень хотелось оказаться где-нибудь у приятелей на даче и поливать розжигом угли под играющее из тачки музло, а не вот это вот все! Помнится, на одном таком майском сабантуйчике с одногруппниками Илья изговнял любимую олимпийку жирным чесночным соусом и с тех пор на всех дачных вечериях появлялся исключительно в образе плутавшего по лесу лет десять грибника, чтоб не жалко пачкаться было. Для кого-то это, может, давно известная истина, но Илья был молод, любил красоваться и при этом ужираться в сопли. Со временем набил шишки и из двух зол выбирал то, что ближе. Импровизированная грелка разгоняла тепло поперек живота, Илья поджал колени и сдавленно промычал. Пиздец, а если бы он сейчас в город сам поехал? Наверное, там же и окочурился или в мучениях полз бы до аптеки. Время близилось к шести, не так давно Макс скинул в телеге фотку бело-зеленой коробочки с таблетками на фоне своей пятерни и коротким вопросом «Это?». Илья обрадовался его сообщению, как не радовался никому за последний год. Шустов умчал в город еще около двух, и с тех пор ни слуху, ни духу. Вдруг забыл или в аптеках не оказалось нужного препарата? В поставках импортных лекарств периодически случались сбои, так что пока Макс хранил радиомолчание, Илья весь извелся. «Приеду примерно к семи», — висело непрочитанным последнее сообщение. Вечернее солнце мазало пряничными лучами по занавеске и лениво скользило дальше по комнате, совсем чуть-чуть не доставая до кровати. Илья перевернулся на другой бок, от чего футболка слегка задралась, и горячая бутылка неприятно коснулась оголенной кожи. По-хорошему, воду в ней стоило все же немного разбавить, но Третьякову было откровенно лень и похуй. Илья покрутил в руке телефон, немного подумал и снова зашел в телегу. С кругляшка аватарки на него смотрела черно-белая фотка Макса. Стоял с сигаретой в руках, украдкой касаясь кудрей и взгляд опустив, в рубашке и свитере. Весь из себя поэтично-романтичный, даже что-то Есенинское проскакивало. Илья промотал еще фотографии: алый закат над лесом (кто вообще на аватарку закаты ставит?), фото с бригадой на фоне самолета в ангаре и какое-то нелепое селфи в парашютном костюме. Вот на нем у Макса было совсем смешное и еще юношеское лицо с только-только оформившимися усами. И кудри купидонские — светлые, длинные. Интересно, сколько ему на этой фотке? А сколько сейчас? Илья как-то подзабыл об этом спросить и теперь терялся догадках. С короткой бородой и усами Макс выглядел взросло, а вот без них… Воображение упрямо буксировало, отказываясь это представлять. Третьяков вернулся к первой, чёрно-белой фотке и приблизил, разглядывая полосатый воротник рубашки, ресницы, обрамляющие опущенный взгляд, и небрежно взброшенную вверх руку. Интересно, кто сфоткал? Наверняка его пассия, маловероятно, что типичные дружбаны-альфы смогли бы поймать такой утонченный кадр. На кончиках пальцев зазудело ревностное желание сделать скрин и сохранить эту фотку к себе в галерею, но Илья лишь заблокировал телефон и откинул его в сторону. Еще чего, дурость какая. Теплая бутылка ненадолго уняла подкатывающую боль, но в обувной коробке под кроватью уже были наготове фиолетовый вибратор и рулон бумажных полотенец. Завтра-послезавтра режущие спазмы сменятся томной тяжестью, от которой иного спасения нет. Точнее, чем-то другим спасаться Илья попросту не хотел. От сильных подавителей побочек масса, у него после неудачного опыта с их подбором только-только восстановился цикл, а к течке с живым физическим хуем он пока не готов. Только конченые идиоты на полном серьезе считают, что омеги во время эструса ищут лишь бы перед кем ноги раздвинуть и готовы кому угодно дать. Если бы они знали, насколько сложный на самом деле психофизиологический процесс течки, завалили бы свои ебала нахуй. Мало того, что из-за дестабилизированного гормонального фона организм пребывает в мощном стрессе (привет, раздражительность, усталость, температура и отваливающийся низ живота), так если еще в обустроенное гнездо или просто в зону личного пространства сунется незнакомый, нежелательный альфа — тушите свет. Не выйдет горячего порнушного сюжета, да и в целом ничего хорошего не случится. Другое дело, когда рядом оказывается тот самый. С кем хорошо, комфортно, кому доверяешь. Кого хочешь не только под натиском природы, но и в другие дни тоже. Когда-то у Ильи была Вера, а до нее он в течку ни с кем. Перепихнуться в закрытой ординаторской или остаться на ночь после тусовки в баре — одно, подпустить кого-то к себе слабому, нервному, беззащитному — совсем другое. С Верой действительно было хорошо. Илью не так сильно мучали боли в начале, не выматывала обычно обостряющаяся тревожность, а когда разгоралось яркое желание, оно наконец получало нормальный выход, а не силиконовую фикцию и собственную натертую ладошку. Да, было классно, но ключевое слово «было», и сейчас Илья думал об этом без сожаления. Птицы гомонили уже совсем по-летнему, звонко разрезая остывающий вечер своим пением. Форточку надо бы закрыть, да только Третьякова так разморило, так вплело в просевшую под его весом кровать, что уже не встать. Дремотный кумар окутывал все плотнее, бутылка у живота приятно грела, а голова удобно провалилась в набитую перьями подушку. Пытавшееся добраться своими лучами до кровати солнце медленно уползало обратно мимо сбитого в гармошку половичка, скользя обратно ближе к подоконнику. Птицы пищали все тише и тише, Илья даже почти перестал их слышать. Бух-бух-бух. Третьяков крупно вздрогнул, прижатая до этого к животу бутылка откатилась к стене. Сердце беспокойно взбросилось и зачастило гулкими ударами, пробиваясь пульсацией аж до горла. За окном сквозь темно-синие полоски облаков виднелись редкие кусочки рыжего заката. В комнату кто-то настойчиво стучал. Отброшенный в сторону телефон мигал зеленым огоньком у фронтальной камеры, Илья дважды коснулся экрана, и тот ярко вспыхнул, заставляя щуриться. Шторка уведомлений уплыла в самый низ, забитая до отказа пропущенными звонками и сообщениями. Часы показывали полдевятого. Блять! Илья резко подскочил, немного путаясь в ногах, прошлепал к двери и распахнул ее. Макс по ту сторону от неожиданности дернулся и едва успел отступить чуть в сторону. — Черт, прости, — хрипло пробубнил Илья, растирая ладонью заспанное лицо. — Отрубился, а телефон с беззвучного убрать забыл. — Да так и подумал, — кивнул Макс, с облегчением улыбнувшись. —Но я успел испугаться, что тебе совсем стало плохо, и теперь валяешься в обмороке. Без приевшейся глазу желтой формы Шустов казался совсем другим, как на той черно-белой фотке. В джинсовой рубашке, будто и не пожарный вовсе, а самый простой парень, но глаз так и цеплялся. Не насмотреться аж. — Чтоб я валялся в обмороке? Не дождешься, — слабо усмехнулся Илья и привалился плечом к дверному откосу, продолжая разглядывать Макса. — И не надо, — снова кивнул он и протянул груженый пакет из какого-то местного супермаркета. — Держи. Илья несколько раз моргнул и, ничего не понимая, перехватил полиэтиленовые ручки. Под тяжестью рука дернулась вниз, из груди вырвался удивленный вздох. — Я не понял, ты вместо одной пачки купил весь аптечный запас? Только сунувшись в пакет, Третьяков понял, что как раз упаковку таблеток Шустов купил одну, а веса придавали два полуторалитровых пакета апельсинового сока, бананы, лимон и пачка терафлю. Глаза на лоб полезли, и с выражением искреннего ахуя Илья поднял голову на Макса. — Это что? — Поэтому и звонил. Не знал, какой сок больше любишь, поэтому по классике апельсиновый. Цэ-шечка, все дела, самое то при простуде, — пожал плечами Макс. — Возврату не подлежит, оплате тоже. — Я не… «Я не болею», — хотел возразить Илья, но очень быстро спрятал язык в жопу. Судя по пачке терафлю, Макс, этакая святая простота, ничего не понял. Либо новые подавители настолько хороши и спрятали пробивающийся запах, либо у кого-то нюх совсем отбит гарью лесных пожаров. К щекам прилило, Третьякову только и оставалось расплыться в благодарной улыбке. — Спасибо. Взгляд глаза в глаза как-то сам собой получился, случайно. Из-за тусклых коридорных ламп глаза Макса казались темнее, будто вымоченный в дожде асфальт. Такие внимательные, изучающие, или ему просто кажется? Илья чувствовал себя в домашней футболке и шортах, с пакетом в руках как-то слишком потерянно. Хотелось что-то еще сказать, продолжить этот простой разговор, но вдруг врезалась острая мысль — ему совершенно нечего спросить. Только если что-то особо глупое. — Вообще ты обещал приехать к семи. На свиданке в городе что ли задержался, Ромео? — шутливо заворчал Илья. Ну и зачем? Неужели настолько в жопе горит узнать, кто сделал Максу ту фотку из телеги? Правда ли его девчонка, и есть ли вообще она? Ну или мальчишка, разница невелика. Положа руку на сердце, Илья сам себе признался — да, интересно. Макс на его вопрос лишь закатил глаза. — Пробки на выезде из города, там же дачи у всех, а сейчас сезон, — отфыркнулся и тут же слегка улыбнулся. — Если бы мне было с кем на свиданки ходить, я бы до завтрашнего утра не вернулся, поверь. А так сам видишь, курьером подрабатываю. Своим уже два огромных пакета сгрузил. Шутку про то, что для прикида курьера ему не хватало только рюкзака-коробки, а желтая куртка уже есть, Илья оставил при себе. Но, кажется, Макс по его закушенной губе и сдерживаемому смеху и так все понял. — Заказов много, да? — Уж не мало. — Погоди, а как ты зашел? — резко перевел тему Илья. — Тебе Вальдемаровна по шее не надавала, что ты здесь? Я сегодня на вахте ее видел. — Коменда, что ли? — усмехнулся Макс. — Она добрейшей души женщина, на пару минут пустила. — Она? Добрейшей души? — с явным сомнением вскинул брови Илья и прыснул от смеха. — Этот без двух голов Цербер при мне какого-то механика отчихвостила только за то, что он просто у входа стоял. — К человеку особый подход нужен и доброе слово. Илья про особый подход к людям знал все и даже больше, но со своей комендой получилось только взаимно обплеваться ядом, и теперь они при встречах бросали друг другу шипящее «зарасти». — Ну и так, на заметку, — склонившись чуть ниже, шепнул Макс. — Видишь ту дверь в конце коридора? Это второй выход. — Ага, который закрыт. Знаю. — Если дверь приподнять за ручку, то можно поддеть чем-нибудь засов и все откроется. Так что коменда чихвостит только тех, кто глупо попался. — М-м, — протянул Третьяков. — И много кто про эту лазейку знает? А то вдруг стоит на ночь запираться на ключ. — Не очень много, — Макс слегка смутился и потер переносицу. — Но к тебе никто врываться не станет, у нас все люди приличные. Да уж, не хотелось, но теперь Илье было понятно, как некоторые товарищи проникали в общагу, минуя Вальдемаровну (которая на вахте появлялась редко, но метко) и камеры на центральном входе. Порой доводилось слышать от чьей-нибудь комнаты приглушенные охи-вздохи, общага везде остается общагой. Илья вдруг представил Макса, пробирающего сюда в темноте, точно так же, как пробирались ухажеры его соседок по этажу, и… — Кажется, твои пару минут истекли, — тихо, но твердо сказал Илья. Додумывать мысль дальше было опасно для душевного равновесия, да и вообще-то Макс уже неприлично долго стоит напротив его двери. Тут дальше либо на чай звать, либо прощаться. — Думаешь, Мария Вальдемаровна засекла секунда в секунду? — Уверен. Не хочу на тебя навлекать ее праведный гнев, так что лучше поторопись, — Илья обхватил обеими руками пакет и, перед тем как вернуться в комнату, коротко улыбнулся. — Спасибо еще раз. С меня причитается. Шустов махнул ему рукой, может еще что-то сказать хотел, но Третьяков спешно спрятался за закрытой дверью. Прижался к ней спиной и шумно выдохнул. То, какой после прихода Макса остался приятный искрящийся осадок, Илья решил отрефлексировать позже. Сначала выпить обезбол, пережить ближайшие два дня мучений и можно будет заняться самокопанием уже на трезвеющую голову. Кто знает, может просто он слегка изголодался по чужому вниманию, вот и накрыло. Если так, то как только кончится течка, все улетучится быстрее, чем дешевый одеколон с рубашки, и даже разбираться в себе не придется. …и Макс пробирается, бесшумно идет по коридору прямо к его двери, которая не заперта. Входит без приглашения, оно ему совсем не нужно. В комнате темно, только слабый свет от уличного фонаря криво пробивается через окно. Горячие ладони под футболку, вверх по животу, на ухо щекотным дыханием и ближе к себе, к широкой груди прижимает крепко-крепко. Третьяков проснулся и разочарованно простонал. Походу, разбираться в себе все же придется. Чтоб дотянуться до заветной коробки, не вставая с кровати, пришлось проявить изрядную гибкость, но Илья справился.***
— Ты как? — спросила Аня, чиркая зажигалкой у кончика сигареты. — Живой. Первый день лета ознаменовался не только началом нового сезона, но и высвобождением Ильи от тягот природой данного бытия. Течка кончилась, оставив после себя легкую утомленность, и слава Богу. Третьяков теперь снова чувствовал себя человеком думающим и функционирующим, а не похотливой биомассой. В этот раз накрыло по-особенному сильно, дрочки на собственные фантазии оказалось попросту мало, а когда он сунулся в поисках подходящего порно, палец сам соскочил на иконку телеграма. Илья мог бы притворяться, что искренне не понимает, почему открыл аватарку Макса снова и пропихивал в себя пальцы, разглядывая вьюнки черно-белых кудрей и бледную полоску сигареты в его руке. В позапрошлую течку Третьяков с упоением вспоминал Веру, как она его привязывала к изголовью кровати и до какого сумасшествия доводила своими ласковыми, но сильными руками. Все же не зря она была популярным фитнес-тренером. А вот в предыдущую Илья даже не мучался особо — глянул пару роликов для ускорения процесса и в целом на этом все. Ни тебе изнывающего зуда в заднице, ни спрятанного в подушку скулежа. Тихо и спокойно, без звезд перед глазами, но с полноценным удовлетворением. Когда позавчера Илья залез в их с Максом короткий диалог, пытался открыть одну единственную фотографию и чуть из-за подрагивающих пальцев не жмакнул на кнопку вызова — тело пробрало крупной и сильной дрожью. Это был пиздец. Определенно форменный пиздец, потому что испуг перемешался со стыдом и колючим обжигающим желанием. Если бы он и вправду набрал Максу, а тот ответил, Илья наверное кончил бы только от одного его голоса. Услышать чуть хриплое «алло» хотелось до поджимающихся пальцев, но остатками своего разжиженного мозга Третьяков сдержался. Во-первых, он не пубертатная омежка, чтобы во время течки совсем себя не контролировать. Во-вторых, то, что Макс ему пару раз помог и просто проявил обыкновенную человеческую доброту и участие еще не значит, что Илья может ему взять и позвонить просто так. Но сейчас, пройдя персональный круг сладострастного ада, Третьяков чувствовал себя вполне спокойно и умиротворенно. Лет семь назад ему может и было бы после такого стыдно смотреть Максу в глаза, как было стыдно смотреть на лаборанта из универа, на которого Илья в гордом одиночестве целый тюбик смазки истратил, но не сейчас. Шустов молодой, сильный и приятный в общении альфа, на такого вздрочнуть не грех. Знать ему об этом совсем не обязательно, а вот заниматься самоедством и сгоранием от стыда Илье на пользу не пойдет. Тем более, сейчас его совсем не тянуло открыть телегу и взглянуть на фото Макса еще раз. Оно его уже не волнует, не вызывает трепета и даже желания позвонить или написать. Полный штиль, ветер молчит. А значит можно успокоиться и не забивать себе голову напрасными размышлениями. Аня закуталась в махровый халатик, хотя на улице было совсем тепло. Они стояли вдвоем в курилке недалеко от общаги, молча пуская дым в летнюю ночь. Фонарь рядом перегорел, и в густой темноте от них было видно лишь огоньки сигарет, как будто рыжие светлячки курсировали туда-сюда по одному маршруту. Илья запрокинул голову, в волосы вплелся теплый сухой ветер, дышалось так легко и спокойно, как не дышалось уже давно. Верхушки деревьев сливались в сплошные темные ажурные пятна на фоне иссиня-черного небо с серебряными точками звезд, но где-то в высоте пунктиром летел самолет — то моргнет красным, то исчезнет. Илья широко зевнул, сбрасывая пепел в погнутую пасть металлической урны. Нащупав свободной рукой в кармане шорт полупустую пачку, глубоко задумался над тем, а не выкурить ли еще одну? Он добрых три дня вообще не выползал из комнаты, только до туалета обратно, но даже это давалось тяжело, так что теперь хотелось накуриться всласть. Если цикл не собьется, то следующую течку в конце лета Илья определенно проведет где-нибудь на съемной хате. Интересный был эксперимент, но повторять его не хочется. Ни сходить поссать без провожающего обеспокоенного взгляда от встретившейся соседки или соседа по этажу, ни покурить в форточку. А ведь в студенческие годы как-то справлялся и ничего, но, справедливости ради, Илье уже не двадцать, а почти тридцать. Хочется комфорта. — Ничего интересного я не пропустил? — лениво поинтересовался Илья, плетясь в сторону общежития. Аня же, шаркая пушистыми тапочками по асфальту, хитро улыбнулась. — Завтра и узнаешь. — Не понял, — резко остановился Илья, придержав ее за локоть. — Колись, чего у тебя моська такая хитрая. — Молодняк приехал, — кокетливо дернула покатым плечиком Аня, — столько свежей и юной кровушки, Илюш! Даже в прошлом году поскуднее было. Илья лишь хмыкнул. Ну завезли и завезли, че в этом такого. Давно же говорили, что в июне начнет функционировать учебный центр и сюда свезут пацанву с академии на переобучение или что-то вроде этого. Илья не особо вдавался в подробности, просто знал — скоро станет больше людей, а с ними и больше работы. Маргарита Ивановна рассказывала, что молодняк любит в силу своей дурости лоб расшибить или конечность вывихнуть, так что на работу Третьяков возвращается как нельзя вовремя. Завтрак он бессовестно проспал, внутренняя жаба жалобно пищала, что за питание в столовке у Ильи из зарплаты вычитается определенный процент, а за что уплочено, то должно быть проглочено в обязательном порядке. Обрадовавшаяся его возвращению Маргарита Ивановна тут же повела пить чай, красочно рассказывая, как они с Сан Санычем в две головы принимали переаттестацию у товарищей пожарных, пока Наташенька дежурила на сдаче нормативов по физподготовке. — А вот Натуля. Познакомься, это наш доктор, Илья Евгеньевич, — отодвинула от себя опустевшую чашку Маргарита Ивановна и стрельнула на Илью веселым взглядом из-под очков. Зашедшая в сестринскую Натуля устало кивнула, сгрузила на диван синюю сумку с укладкой для первой помощи и повесила свой белый халат на плечики в шкаф. Плиссированная длинная юбка изящно плыла на каждом ее шаге под отзвук коротких каблучков. Наталья, та самая вторая медсестра, про которую Илье еще давно рассказывала Маргарита Ивановна, была очень красивой и степенной женщиной. Заколотые крабиком светлые волосы, ненавязчивые бусы под воротом блузки с коротким рукавом. Только вот взгляд из-под накрашенных ресниц совсем усталый и как будто немного отсутствующий. Наталья коротко кивнула и села к ним за стол, Маргарита Ивановна достала чашку и сунула в нее пакетик притащенного Ильей в общак гринфилда. — Как малышня? Спокойно? — спросила она, заливая в чашку кипяток. — Один с каната сорвался, локоть рассек, — пожала плечами Наташа. — А так все спокойно. — Ну хоть не голову, — вздохнула Маргарита Ивановна и тут же спохватилась, вскидываясь взглядом к жующему конфету Илье. — Вы же не знаете, наверное! Мальчишек на обучение в центр привезли, мы теперь дежурим возле тренировочного поля. Там комнатка у нас, так что под солнцепеком сидеть не придется. — Комнатка? — с набитом ртом спросил Илья, впрочем, тут же исправляясь и запивая конфету остывшим чаем. — Ну вот представьте, что там какое-нибудь несчастье, а до санчасти через всю базу минут десять топать, — всплеснула руками Маргарита Ивановна, отчего ее янтарный браслет чуть съехал с запястья. — А то бывало, вызвонят, прибежишь, а там всего лишь ссадина! Тьфу! Я такая злая на все становилась. У меня сердце в пятки, они же по телефону чуть ли не про перелом с вывихом говорят, а на деле… — И по какому графику там дежурят? — кисло уточнил Илья. — Да как меж собой договоримся, так и дежурим. Вы не переживайте, Илья Евгеньевич, там либо мы с Наташенькой, либо Саныч, и только в утро, — успокоила его Маргарита Ивановна. Стало немного совестно и даже как-то неудобно, что Илью эти дежурства обошли стороной. Но неудобно спать на потолке, а Третьяков, вообще-то, уже давно врач, а не медбрат. У него есть свой перечень обязанностей, который за него никто не выполнит, так что и самому не стоит браться за чужую работу. — Как Лидочка? Доехала? — вдруг спросила Маргарита Ивановна. — Доехала, уже фотки шлет, — взгляд у Наташи разительно потеплел, даже улыбка на отстраненном лице появилась. На экране старенького смартфона хулиганисто улыбалась рыжая девочка лет восьми-девяти. Щупленькая, беленькая, но с таким довольным видом держала большую спортивную сумку напротив вывески «ДОЛ Звездочка», что Илья сам невольно заулыбался. — Во, егоза! — весело хмыкнула Маргарита Ивановна. — Вымахала за год как. Сама макаронинка, а сумку держит будь здоров. Когда обратно, Натуль? — Недели через две. — Слышали, Илья Евгенич? Еще одна помощница приедет. Лидочка тут все-все знает, даже лучше меня. Будет помогать карты искать, — Маргарита Ивановна поднялась из-за стола и подхватила все пустые чашки, унося их к раковине. — Да я только рад буду, помощники всегда нужны, — ответил Илья. Наталья, до этого сидевшая несколько напряженно, облегченно опустила плечи и мягко ему улыбнулась. Третьяков помнил рассказ Маргариты Ивановны о том, что дочку Наташа растила одна, и не пойти на такую маленькую уступку с его стороны было бы свинством. В конце концов, у них здесь не крупный стационар и даже не городская поликлиника, чтобы начальство ругалось за устроенный детский сад. Да и где это самое начальство? Хлопнуло дверью перед носом Третьякова, когда он пытался пожаловаться на бардак и пропавший электрокардиограф. Так что одна единственная девочка, которая будет под присмотром своей матери, вообще никак не помешает их работе. Когда Илья отправился на обед в привычное время, он не ожидал такой подставы от судьбы. Полюбившаяся столовая была и так небольшой, поэтому Третьяков старался приходить после наплыва пожарных. Те обычно приходили всей своей многочисленной гурьбой, но ели быстро и так же быстро освобождали помещение. Очередь от раздаточного окошка тянулась длинной извилистой змейкой. Илья вспомнил первый день медосмотра, когда весь коридор санчасти был заполнен пожарными, и ему пришлось через них протискиваться, словно котенку через узкую щель в заборе. Видимо, про этот «молодняк» как раз и говорила Аня, а Маргарита Ивановна их вообще называла малышней. Илья гулко сглотнул. Парни в очереди безусловно были все как на подбор юные и зеленые, но назвать их малышней язык не поворачивался, потому что ростом и разворотом плеч они едва ли уступали ребятам с базы. Третьяков успел пожалеть, что оставил халат в кабинете. Так бы он мог попробовать протиснуться без очереди, но походу придется отстоять всю. Вряд ли ему, в драных джинсах и в потертой футболке с арией, поверят на слово и великодушно расступятся, как море перед Моисеем. Вдруг за плечо ухватилась крепкая рука, Илья слабо вздрогнул и увидел рядом Серегу Зотова. — Так, разошлись, сотрудники вне очереди! — зычно гаркнул Сережа, проталкивая вперед себя Илью, и, оказавшись возле окошка, заглянул туда с заискивающей улыбкой. — Оксан, золотце, оформишь нам с доктором по подносу? Девушка в застиранном белом халате и косынке окатила Серегу недовольным взглядом и тихо фыркнула. — Доктору оформлю, а тебе ложкой по лбу, — только и сказала она, отворачиваясь к огромной кастрюле супа. — Ну пожалуйста? — попытался скорчить умильную рожицу Зотов, но получилось скорее глупо, чем мило. — Сереж, тут очередь! — грозно шикнула Оксана, стукнув поварешкой. — Пять минут подождать можно? — Чтоб я без тебя делал! — довольно улыбнулся он и послал воздушный поцелуй. Илья, стоявший все это время чуть в сторонке, старался не замечать, какими ревностными взглядами его сверлили парни из очереди. Увести из-под носа котлету у голодных молодых альф все равно, что увести любимую девушку. — Это что сейчас было? — настороженно шепнул Илья и дернул Серегу за рукав желтой куртки. — Илья Евгенич, вы че, реально хотели остаться без жратвы? Да до вас пока очередь дошла, все уже кончилось бы, — шмыгнул носом Серега. — Ну и это… Помочь вам хотел. Я после ваших лекций все так хорошо на аттестации ответил, что меня Ивановна аж при всех похвалила. Молодцом назвала. Благодарил Серега трогательно, даже почти бесить перестал, хотя до этого Илья чувствовал к нему глухое раздражение. Возможно из-за той претензии во время медосмотра, а возможно просто так, но теперь за спасение от голодной смерти Зотов значительно поднялся в его глазах. Взяв по подносу с дымящимися щами и картофельным пюре, Серега молча кивнул на другой конец столовки, мол, туда идем. Илья отказываться не стал, все равно он сейчас без помощи свободное местечко не найдет, так что смысл его упускать. Очередь галдела, шумел подвешенный к украшенной старой мозаикой стене кондиционер. Интересно, что было на уме у советского дизайнера, утвердившего морскую композицию для столовой? Красно-желтые рыбки с выпученными синими глазками выглядели придурковато, но Третьякову даже нравилось. — Саня, найди себе другой стул, здесь Илья Евгеньевич сядет, — твердо заявил Зотов, опуская подносы на стол. Петров отвлекся от сбивания цветастых шариков в телефоне и театрально вздохнул. — Вот так и променяли друга на… — Сань, шевели булками! — пихнул его в бок Журавель, фыркнув в рыжие усы. — А вы садитесь, Илья Евгеньевич, не стесняйтесь. Илья как-то даже язык проглотил, он не особо улавливал всю полноту взаимоотношений между парнями и не мог понять — это нормально, что они своего товарища из-за стола почти выгнали или происходит дискриминация? — Максик, хоть ты за меня заступись! — взмолился Петров, который уже стащил от соседнего стола свободный стул. Сидевший у стены Шустов усмехнулся в стакан с компотом и покачал головой. — Все равно уже не ешь, а Илье нужнее, — заметил он. — Вы слышали? Илье нужнее! — деланно схватился за грудь Петров. — Ты разбил мое сердце. — Да твое разобьешь, — фыркнул Журавель, разламывая над супом краюшку черного. — Грубияны, — отмахнулся Саня, а затем оглядел присевшего за стол Илью. — Доктор, может хоть вы вылечите мою израненную душу? Третьяков скептично вскинул брови и покачал головой. — Когда я ем, я глух и нем, — и принялся наворачивать щи. — Меня все отвергли, — сделал умозаключение Петров и вернулся к игрушке на телефоне. Илья едва ли не мычал от удовольствия, жрать хотелось просто зверски. Чтоб еще раз он пропустил завтрак, да ни в жизнь! Только теперь вставал вопрос о том, когда лучше в столовую приходить, чтоб не встрять в такую огромную очередь. Вряд ли Серега будет являться на помощь каждый раз. — А такая вакханалия теперь здесь всегда будет? — кивнул в сторону все еще толпящихся у раздаточного окошка парней. — До конца июля точно, — вздохнул Журавель. — Вы лучше приходите пораньше, тогда успеете их обогнать. — Надо как Петр, он всегда раньше идет, — кивнул Серега. — А я предлагал, но ты же самый умный, — заворчал Константин, снова недовольно фыркая в рыжие усы. — А че я сразу? — Да то! Судя по тому, как весело улыбался Саня, не отвлекаясь от телефона, подобные разборки уже были нормой жизни. Зотов и Журавель в самом деле бранились, будто давние супруги. Илья вспомнил себя и Серегу, с которым раньше вместе снимал хату и точно так же собачился время от времени. Хорошее время было, веселое. В какой-то момент Третьяков понял, что уже давно не следит за перепалкой. Он то и дело косился на Макса, на его взбитые кудри, на чуть щербатую улыбку и расходящиеся от глаз лучики. А когда Макс посмотрел на Илью в ответ, кусок котлеты будто провалился не в желудок, а в зазвеневшую внутри пустоту. Надо бы побыстрее доедать и проваливать куда подальше.