Дай мне этот день, дай мне эту ночь, Дай мне хоть один шанс и ты поймешь
— У вас очень чуткие руки. И глаза красивые. «А у тебя очень наглая рожа!» — зло подумал про себя Илья. Паренек на кушетке улыбался, будто во время тренировки не ушиб заработал, а сотрясение мозга, если, конечно, там было чему сотрясаться. Прибывшие в учебный центр новобранцы порядком Илью заебали. Плохо их гоняли, раз оставались силы на бесполезный треп и перемигивания! Пусть девчонок из столовой умасливают или к кадровичкам на чай напрашиваются, а Третьяков уже слишком стар для такого дерьма. Уж больно он не любил, когда всякие желторотики пытались перед ним строить из себя альфа-самцов. Лишенные совести и такта понтовые мальчики могли его устроить где-то на втором курсе универа, когда Илья только учился разбираться в партнерах, но не сейчас. Новобранец сидел, развалившись на кушетке, чуть задирал голову и смотрел с легким прищуром, типа загадочно. Третьяков смерил парня ничего не выражающим взглядом и устало вздохнул. Локоть у него, ушибленный во время падения, был чуть отечным и красным, не более. — Холод приложить, рукой потом особо не шевелить. Через пару дней должно пройти, — только и сказал ему Илья, уже собираясь отойти от кушетки к столу. — Если лучше не станет, то направлю в город на рентген, но сейчас показаний для этого не вижу. Перевяжу и будешь свободен. Запястья вдруг коснулись, мягко обхватывая и удерживая рядом, Третьяков замер. Парень смотрел Илье в глаза и даже будто наслаждался его растерянностью. Чужие пальцы скользнули под рукав халата, оглаживая. В районе желудка нехорошо повело. Сразу вспомнились времена, когда Илья еще не носил усы и только начинал подрабатывать на скорой. Какой-то ушлый дед с жалобами на загрудинные боли очень близко наклонялся и во время опроса все время норовил погладить Илью по коленке, изображая при этом отеческие порывы и скрипуче называя его «милок». Тогда Третьяков приполз домой после смены и два часа просидел в ванной в тщетных попытках смыть с себя следы чужого внимания, а сейчас даже бровью не повел и спокойно высвободил руку. — Многое себе позволяете, молодой человек. — Не знаю, что на меня нашло, — широко улыбнулся парнишка, даже не пытаясь изобразить виноватое лицо. — Может я просто очарован вами? Кабинет заполнил тягучий альфачий запах, это и стало последней каплей. Третьяков мог многое простить, на многое закрыть глаза, перевести в шутку или отшить колкой подъебкой, но спускать с рук подобную дерзость принципиально не хотел. Хуже наглых альф только альфы, пытающиеся доминировать через свой запах. Илья усмехнулся, впиваясь пальцами в чужой ушибленный локоть и больно надавливая. — Тихо, тихо, — теперь уже улыбался Илья, лицо напротив скривилось. — Неужели неприятно, когда трогают? Я же тебя очаровал. — Да что вы…?! Парень дернулся, но Илья не отпускал. Стоило уже обозначить берега, тем более, не первый раз такие поползновения происходят. — Это ты что-то зачастил сюда. Все таскаешься по пустякам, глазки строишь, руки уже распускаешь, — проговаривал ровно и четко Третьяков, нависая над сидевшим на кушетке новобранцем. — Я ведь могу организовать тебе показания не только для рентгена, но и для дисциплинарного выговора с последующим волчьим билетом не то что в авиалесоохрану, а в любую другую службу МЧС. Усек? — А вы строптивый, — хмыкнул парень, все же вырывая свою руку из цепкой хватки. — Я, сука, злой, — Третьяков указал пальцем на дверь и отступил. — Вали отсюда, иначе мои слова перестанут быть просто обещаниями. Парень сразу с кушетки вскинулся и разозлено вылетел из кабинета, оставляя за собой тающий тягучий шлейф. Илья вздрогнул от хлопнувшей двери и бросился к окну, сдвинул в сторону притащенное Маргаритой Ивановной алоэ, дернул ручку и распахнул его настежь. Теплый летний ветерок лениво скользнул внутрь, шевеля лежавшие на столе документы и справки. В воздухе гремел подлетающий к посадочной полосе самолет, издалека обрывками доносился хор новобранцев, выгнанных на пробежку под какую-то строевую песню. Бред это все конечно, про доминирование над другими природным запахом. По крайней мере, Илья старался себя в этом убеждать. Сбить с толку — да, но не подчинить волю другого существа, одними феромонами такого добиться невозможно. Однако в период после течки Третьяков был куда восприимчивее к подобному, оттого руки слегка тряслись и коленки подгибались. Ничего, сейчас пройдет. Илья сел и откинулся на спинку стула. С противоположной стены на него смотрел все тот же календарик с котятками, под стеклом на столе пестрили бумажки с номерами наверняка уже недействующих телефонов, советскими нормами показателей биохимии и нарисованная явно ребенком открытка с Айболитом. К слову, скоро день медика, Сан Саныч тонко намекнул, что готовит по такому случаю новую партию клюковки. Попытки отвлечься казались жалкими, нехорошая муть то и дело поднималась тошнотой к горлу, но много чести из-за какого-то мудака нервничать. Илья даже имени его не помнил, хотя в санчасть тот заглядывал регулярно. Наверное специально улавливал момент, когда в кабинете не будет никого, кроме Ильи. Саныч с Маргаритой Ивановной сегодня выходные, а Наталья дежурила возле тренировочного поля. Тот факт, что новобранец поплелся за помощью именно сюда, а не в медкабинет, который был явно ближе, говорил о многом. Неужели он действительно думал добиться расположения Третьякова таким способом? Походу, думать там было нечем и весь мыслительный процесс осуществлялся явно мозгом не головным, а тем, что пониже. Стало противно. С Ильей периодически флиртовали, смотрели заигрывающе, вымаливали номерок телефона или шанс на свиданку, и все это можно было легко перевести в шутку, закончить разговор на приятной ноте, как из раза в раз получалось с Сашей Петровым. Он то и дело кокетничал с Ильей, но делал это без навязчивого внимания и легко отставал. Такое даже приятно тешило самолюбие и не заставляло нервничать. Телефон завибрировал, проезжаясь по столу. Через секунду на весь кабинет Кипелов запел про штиль и упавшей белой чайкой ветер. — Да, — отозвался Илья, не глядя принимая входящий вызов. — Ты вынуждаешь меня ответить в рифму! — бодро брякнула Аня. — И я рад тебя слышать. Че звонишь? — Че-че, по делу важному, — хмыкнула она сквозь доносящееся до динамика дзыньканье бутылок. — Уже слышу твое важно дело, — расплылся в улыбке Илья. — Нарезаться собралась? Учти, таблеток от головной боли у меня уже нет, все молодняк сожрал. — Во-первых, не я, а мы собрались нарезаться, а во-вторых: я сама скоро этот молодняк сожру! — Буду с нетерпением ждать, — кивнул сам себе Илья. — А почему «мы»? Когда я успел согласиться? — Когда одним весенним вечером вышел со мной покурить. Только попробуй соврать, что это была не любовь с первого взгляда и затяжки! — Она самая, — не стал он спорить. — А повод какой? — Что за глупые вопросы, — фыркнула в трубку Аня. — Повод ему какой-то подавай. Вальдемаровна в отгуле! Зуб даю, она в ближайшие два дня не придет в общагу с внезапной ночной проверкой, так что мы можем… Договорить она не успела, послышался какой-то оглушительный звон и лязг, а следом грубые выкрики. — Ты жива? — чуть обеспокоенно спросил Третьяков. — Капец, тут мужик врезался тележкой в стеллаж с вином, — сквозь чей-то мат просипела Аня. — Короче, сегодня зависаем всем этажом. Ты что будешь пить? Сомневался Илья ровно секунду, хотел даже для приличия поломаться, но обманывать себя просто неприлично. Выпить вместе с Аней и не только он хотел, причем давно. — А что планируется? — Вино, шампус, мартини… — А покрепче? — с тающей надеждой спросил Третьяков. Он так-то был больше по высокоградусным напиткам, а все сладкое-кислое-газированное не любил. В юности, конечно, мог поверх пакетированного вина влить в себя сидр, а за ним водку со спрайтом, но сейчас голова таких фокусов ему просто не простит. — Оксана будет виски. — А я буду виски с Оксаной. — Окса-ан, — крикнула в сторону Аня. — Вискаря побольше возьми! Илья с тобой на пару будет. Звучное «да бля» услышал даже Третьяков. Оставалось надеяться, что Оксана не сильно расстроилась присосавшемуся к ее бутылке Илье. — Менять пошла, она только из отдела с одной маленькой бутылкой вышла, — весело хихикнула Аня. — По закуске пожелания имеются? — Абсолютно всеяден. — Кто бы сомневался. — Скажешь, куда копеечку на это веселье кинуть? — Обязательно, но это потом, как чеки будут, — вздохнула Аня и вновь загремела бутылками. — Ну все, мне еще в овощной отдел надо, так что до вечера! Илья едва успел буркнуть «пока», прежде чем сбросился вызов. Если до базы дамы предположительно доедут на такси, то как они собирались потом все пронести через КПП и переть до общаги — загадка. Наверняка не обойдется без сторонней помощи, может даже стоило написать Ане и предложить свою, но если она сейчас в разговоре об этом даже не заикнулась, значит все схвачено. Мысли о предстоящей попойке сразу вытеснили все остальные. Обстоятельства складывались просто чудесно — Илья уже давно думал о посиделке со своими общажными соседями. Залипать вечерами перед сном в сериалы на стареньком планшете уже становилось скучно, так и хотелось завалиться к кому-нибудь в комнату на чай с коньяком и проболтать пару часов о чем-нибудь житейском. Это раньше Третьяков мог зависнуть на кухне с Серегой, перемывая кости коллегам и некоторым пациентам, а в редкие выходные привалиться к барной стойке с кем-то из универских друзей. В общем и целом, Третьякову пиздец как не хватало общения. Веселого, душевного, компанейского, чтобы начать с обсуждения погоды за окном, а закончить разбором Сильмариллиона. За время работы на базе он здорово разгрузил голову, вдали от больничной суеты и склочного коллектива дышалось в разы легче, это факт. Да только иногда Третьяков ощущал себя хомячком, который несколько лет бегал в колесе, потом выскочил из него, отдышался и резко потерял смысл жизни. А что теперь, собственно, делать? Да, у него есть работа в санчасти, достаточно свободного времени, чтоб прочитать все те книги, которые давно откладывал, себя наконец привести в порядок, но иногда становилось пусто. Раньше его дни складывались из дежурств, отсыпных на продавленном диване и даже когда случалось побывать наедине с собой, мысли все равно вертелись вокруг работы. Иногда, засыпая, он видел перед глазами рентгеновские снимки своих пациентов с множественными переломами и думал, как потом собрать этот пиздец в единое целое. Или вечером на кухне помешивал чай и нервно потряхивал ногой, потому что у Иванова из пятнадцатой палаты уже вторую неделю скачет температура после перенесенной операции, да только вот анализы в норме и швы спокойные, откуда бралась температура — непонятно. Более опытные коллеги говорили Илье, что работа должна оставаться на работе, и тащить ее за пределы больницы не стоит, свихнешься быстро. Но иногда он просто не мог отключить мозг, уж слишком горел своим делом. Возможно, именно поэтому никто из партнеров надолго рядом не задерживался. Тяжело быть не в центре внимания любимого человека, не каждый такое поймет и не каждый на такое согласится. Илья откровенно себя загонял, разучился жить по-другому, спокойно. С третьего курса пахал сначала на скорой, потом в травмопункте, а как стал оперирующим — вообще света белого не видел. Когда он последний раз ездил не то, что на море, а даже хотя бы в другой город на время отпуска? Илья привык жить в ритме бешеной гонки, и перестраиваться было сложно. Но шаг за шагом от размеренной жизни даже выходило получать удовольствие. Тревожные мысли, что он валяет дурака и просирает свои умения и опыт в пустоту, навещали его все реже. Неспешным шагом идти утром до санчасти под переливающиеся голоса птиц, слушать от Маргариты Ивановны про найденных у склада котят, пока в сестринской шумит закипающий чайник, лениво перебирать старые учетные журналы и карты, гонять с Аней в курилку около общаги пожарных, встречать там уже знакомые лица. Не хватало только движа. Буйного, высокоградусного движа. Илья был уверен, что в общаге точно происходят бухичи, но не понимал, по какому принципу. Начальство базы выглядело достаточно строгим, если вспомнить того же Громова, но запереть людей на напряженной работе без возможности отвести душу все равно, что подорвать эту самую работу. Понятное дело, за открытую пьянку вставят по первое число, поэтому должна была существовать какая-то схема, по которой люди отдыхали и не палились, как тот же якобы закрытый запасной выход в их общаге, используемый для ходок на рандеву. Если Илья правильно понял настрой Ани и веселый звон бутылок, то стоило всю основную работу закончить сегодня, чтобы завтра с чистой совестью отсыпаться в сестринской. Саныч и Маргарита Ивановна опять будут выходные, Наташа с утра подежурит в медпункте у поля и уйдет домой, поэтому краснеть за свою сонную рожу перед коллегами не придется. Хорошо еще, что по вылетам сейчас было спокойно, и тревожно ждать измотанных и обожженных пожарных вряд ли придется. С оставшимися картами и учетными журналами в невероятном духоподъемном настроении Илья справился быстро. Даже полы в кабинете помыл и пыль протер, чтобы хоть как-то скоротать время. Конечно, лучше бы он уборкой у себя в комнате занялся, а то невесть как залетевшие к нему клочки тополиного пуха у плинтуса выглядели удручающе, но в санчасти он должен пробыть четко до пяти, а лучше до полшестого, чтоб наверняка. В процедурную Илья решил не соваться, поэтому повозил шваброй в коридоре, периодически макая ее в ведро с еще не до конца растаявшей хлорной таблеткой. Из кабинета хрипловато мурлыкало радио, Илья ткнул на пробу пальцем в цветочный горшок и решил, что там слишком сухо. Маргарита Ивановна очень расстроится, если ее фиалки и фикусы в коридоре сгинут, да и жарковато в последние дни было. И ничего не предвещало беды, когда он аккуратно наклонял носик синей пластиковой леечки поближе к горшку. Входная дверь распахнулась, пугая воцарившееся в санчасти умиротворение и Илью, даже радио в кабинете коротко зашипело, выплевывая вместо песни про миллион алых роз отдельные звуки. — О, Илья Евгенич, здрасть! — расплылся в улыбке Зотов и козырнул ладонью от головы. — У нас производственная травма! Серега стоял, широко расставив ноги, с повязанной на бедрах желтой курткой и следами сажи на полосатой майке. Даже на расстоянии Илья чуял, как от него тянет костром. С вылета, что ли, вернулся? — Судя по твоему виду, травма не смертельная, — протянул Илья, оставляя лейку на подоконнике. — В каком месте хоть? Зотов отчего-то обернулся и удивленно вскинул. — Бляха, Макс! — выскочил он тут же из санчасти. Впрочем, вернулся быстро, таща за собой Шустова. Тот тоже куртку на бедрах повязал, а по серой футболке от ворота тянулись темные следы и явно не от пота. — Ого, — только и вымолвил Илья, заметив, как из чужого носа торчали побуревшие бумажные платочки. — И где такую производственную травму получить угораздило? Серега уже собрался открыть рот, но Макс на него неожиданно так исподлобья зыркнул, что Зотов сразу захлопнулся и виновато потупил взгляд. — Ударился, — хмуро ответил Шустов, гнусавя в нос. — Все хорошо, я в общаге лед приложу и нормалек, просто Серега перепугался вот и потащил сюда. Прости за беспокойство. — Да ты… Да че ты, блин?! — вдруг вспыхнул Серега, краснея пятнами аж до шеи, и не давая Максу выйти из санчасти. — Я не перепугался, я обосрался! Илья Евгенич, это я ему случайно вдарил, когда он… Макс снова выразительно глянул на него. С торчащими из носа кровавыми салфетками и без привычной солнечной улыбки он выглядел удивительно устрашающе. Серега прокашлялся и умоляюще уставился на Илью. — Короче, локтем я ему случайно засандалил. Там кровища так хлынула, хоть в ладони набирай. Илья Евгенич, ну хоть вы ему скажите, что это не шутки. У меня так брат двоюродный башкой шибанулся, сначала из носа кровью лился, а потом у него эта… гемангиома внутримозговая обнаружилась! — Гематома, скорее всего, — без выражения поправил Илья. — Ага, она! Вдруг я Максу тоже до гематомы вдарил? Вы уж посмотрите профессиональным взглядом, чтоб я спал спокойно, — жалобно заломил брови Зотов. Такая искренне встревоженная ряха у него была, что Илья даже не нашел в себе желания над Зотовым пошутить. — Ну, Сережа прав, — выдохнул он и подошел ближе к Максу. Тот сразу замер, взгляд в сторону отвел, а когда Третьяков аккуратно коснулся его лица, осторожно поворачивая вправо-влево, и вовсе дыхание затаил, сомкнув сухие губы. — Пошли в кабинет, на кушетку сядешь, а то мне здесь с тобой стремянка нужна, чтоб нормально осмотреть, — усмехнулся Илья. Макс заторможено пожал плечами. — Да нормально со мной все. — Тебе доктор сказал идти, значит иди! — уверенно кивнул Серега и пихнула Макса в плечо. — А я это, на КПП сгоняю, окей? Оксанка чет просила встретить. Исчез Зотов так же, как и появился — молниеносно. Оставшись вдвоем с Максом в пустом и внезапно затихшем коридоре, Илья почувствовал странное запоздалое волнение. Зотов может и дуркует время от времени, но беспокоился вполне обоснованно. Он своей ручищей мог заехать по носу вплоть до сотряса, а заупрямившийся Макс вернулся бы в общагу и упустил бы золотое время для помощи. — Голова не кружится? — спросил Илья. Макс сел на кушетку, облизал пересохшие губы и нахмурился. — Да нет, вроде. Илья натянул перчатки и озадаченно взглянул на Шустова. — Что значит «вроде»? Кружится или нет? — Нет. — Тогда сиди и не шевелись. Макс послушно замер, Илья вытянул уже начавшие присыхать к носу салфетки. Кровь больше не шла, лишь стянулась бурой корочкой вокруг ноздрей. Было еще немного над верхней губой, от чего светлые усы потемнели и склеились. Илья аккуратно протер все ваткой, смоченной в перекиси, от легкого шипения Макс непроизвольно поджимал губы и хмурился. Забавный такой. Опущенные ресницы слегка подрагивали, завиваясь выгоревшими кончиками. Они у Макса были ужас какие длинные, хоть и светлые, прям как кудряшки. Кожа щек казалась сухой, но оно и не мудрено — постоянно быть то под солнцем, то у палящего лесного огня еще какое испытание! Илья стащил перчатки и дотронулся голыми пальцами до переносицы. — Больно? — Неприятно, — ответил Макс, чуть морщась. — Ну тогда будем надеяться, что не перелом! Макс вдруг распахнул глаза. — Надеяться? Илья даже забыл, что во время осмотра наклонился совсем вплотную, и теперь лицо Макса оказалось близко-близко. Глаза у Шустова правда красивые, они Илье еще в первую встречу понравились, но сейчас он будто видел их впервые. Серо-синие, переливающиеся по кругу радужки всеми оттенками грозового неба. А еще бледные-бледные веснушки на носу, которые издалека на загорелой коже вообще не видно, только если вот так вплотную стоять. И на левой щеке небольшая рытвинка, какие остаются после ветрянки. В голове так живо представился маленький кудрявый Макс весь в зеленых точках с головы до пят, что Илья невольно умилился и дрогнул сердцем. Еще у Шустова были пересушенные губы, наверняка он устал дышать через рот и ужасно хотел пить. На Макса хотелось смотреть долго и внимательно. К нему изнутри тянуло каким-то адским магнитом, хоть прям сейчас забирайся на колени, накручивай на пальцы его кудряшки и смотри томно в глаза. Это уже сложно было списать на бушующий во время предтечки организм, и даже прикрыться долгим отсутствием партнера не получалось. Серега (тот, что лучший друг и бывший сосед) оказался прав — долго играть в монашку на воздержании у Ильи не выйдет. Хотелось улыбнуться, кокетливо подмигнуть и бросить пару цепляющих фраз, чтобы Макс, засыпая, пытался разобрать их значение и уже не смог бы выкинуть Илью из своей головы. Но стоила ли очередная интрижка испорченных потом отношений? А разбитого сердца? Третьяков не хотел возвращаться к кратковременным связям, они выматывали и заставляли чувствовать себя еще более одиноким. К подступающим тридцати годам хотелось человеческого понимания, чего-то более глубокого, чем горловой минет, и стабильности. Чтобы совместные вечера, уют, теплые объятия, не обязательно переходящие в секс, и какая-то перспектива на будущее. А чем может закончиться интрижка с Максом? Ну зайдет он к нему пару раз через запасной вход, испытают скрипучую кровать на прочность, а как отгорит — случайно встречаться в столовке, в курилке и делать вид, будто ничего не было? Отстой. Макс выглядел надежным парнем, но Илья не был уверен, насколько у них может получиться. Для начала стоило хоть немного с ним подружиться и начать общаться не только в пределах санчасти, а там уже будет видно. Может схлынет с Третьякова это дурацкое наваждение, и в лице Макса он обретет классного друга. Разве он не этого хотел, нового круга общения, новых впечатлений и знакомств? Илья отстранился и похлопал Макса по плечу. — Пошли, чая тебе налью. Разбавленного только, а то горячее тебе сейчас нельзя, вдруг опять крованет. — Чая? — глупо переспросил Макс. — Ну да. Посидишь немного, я тебя понаблюдаю, от греха подальше, — кивнул Илья. — Заодно расскажешь, как так вышло, что Сережа тебя чуть в нокаут не отправил. А то вдруг вы подрались, и мне надо акт оформлять! Макс ошарашенно на Илью уставился, даже будто чутка испуганно. — Че, реально подрались? Не боись, сдавать начальству не буду и никакой акт оформлять тоже, — поспешил успокоить Третьяков. — Нет, не подрались. Это случайно вышло, — немного оттаял Макс. — Как скажешь. Илья лишь безразлично пожал плечами и кивнул на выход из кабинета. Чай сам себя не выпьет!***
— А Катя где? — На свиданке, у нее там в городе кавалер какой-то! — А отец ее знает? — Не, я Палыча вечером у штаба видела. Если б знал, поплелся бы на свиданку ее сопровождать! Сдавленный смех заполнил комнату, кто-то из угла недовольно тянул «хватит издеваться», кто-то и вовсе молчал. Илья сидел на чьей-то кровати поверх флисового пледа, прижав колени к груди. Виски пил из тяжелой кружки, то и дело разглядывая потертые на ней звездочки и надпись «Олеся». Забавно, что из набившегося в комнату народа не было ни одной Олеси, так что кому принадлежала кружка — загадка. Вдоль противоположной стены криво висела новогодняя гирлянда, периодически ослепляя своими вспышками, по потолку плыли разноцветные узоры от крутящегося шара-светилки, как успел обозвать его Илья. Еще пару кружек, наполовину залитых вискарем, и можно словить кошмарные вертолеты, если продолжать пялиться вверх. Жарко пиздец, но шторы пришлось плотно задернуть, сцепив их бельевыми прищепками, чтоб снаружи никакой мимокрокодил не спалил творящегося внутри веселья. По рукам пустили электронку, Илья даже успел несколько раз пыхнуть сладковатым дымом, хотя предпочитал сигареты, но выползти сейчас на улицу перекурить означало проебать свое вип-место на кровати, а Третьяков еще недостаточно выпил, чтобы чувствовать себя удобно хоть на полу, хоть на потолке. По большей части сейчас обсуждались рабочие сплетни, поэтому Илья, особо в них до этого не вникавший, вальяжно привалился к стенке, развесив уши. Аня заботливой рукой подливала то себе, то ему, периодически толкая угрюмую Оксану у подоконника чокнуться. Перекидывая рыжую косу за плечо, Оксана подставляла керамический бок кружки, чтоб Аня могла весело хохоча стукнуться об него своей. Илье же кружку она не подставляла, лишь смотрела иногда искоса и все больше уходила в себя. Неужели вправду обиделась, что он посягнул на ее вискарь? Ну что за детский сад? Когда часть народа все же уползла подышать свежим воздухом в курилку, а Илье было слишком лениво вставать, Оксана подсела к нему ближе и тихо спросила: — Выйдем поговорить? — Ну, давай выйдем. Обычно так начиналась каждая вторая пиздиловка в баре, а Третьяков рассчитывал на культурный и нетравмоопасный досуг! Отошли куда-то в сторону от общаги, в высоких кустах обнаружилась старая и обшарпанная скамейка. Оксана уверенно села на нее, выудила из-за уха сигарету и чиркнула припрятанной в кармане шорт зажигалкой. Около коленки больно защипало, Илья хлопнул по ней, размазывая жирного комара. — Давай только быстро, а то сейчас обкусают все ноги, — заныл Илья, присаживаясь рядом. — Не ссы, я быстро, — хмыкнула Оксана и передала ему свою сигарету. Третьяков отказываться не стал, затянулся с наслаждением, слыша, как потрескивает сгорающий пергамент. Недалеко под фонарем трепыхалась слетевшаяся мошкара, будто в эпилептическом припадке, в черно-синем небе слабо поблескивали звезды. — Сережа сегодня подрался с пацаном из молодняка, — вдруг сказала Оксана, тяжело вздыхая. — Нихуясе, — поперхнулся дымом Илья. — Он и Максу сегодня нос отбил. Это никак не связано, я надеюсь? — В том и дело, что связано — забрала сигарету из рук Третьякова, прикладываясь губами к фильтру и выдыхая потом дым. — Не знаю, с чего все началось, но то ли Макс на кого-то из молодняка наехал, то ли молодняк на Макса, а Сережа… Идиота кусок он, блять! Полез сразу с кулаками. Друга, черт возьми, защищать. Пацану бровь рассек, а Максу нос, когда тот оттащить его пытался. Илья постарался глубоко вдохнуть, чтоб хоть как-то обрести ясность сознания, но услышанное все равно доходило до него, будто сквозь вату. Щиколотки уже начинало кошмарно жечь от укусов, Третьяков хлопнул еще одного комара, только теперь на шее. Стоило закругляться и возвращаться в общагу, да только вместо этого он перехватил из чужих губ сигарету и докурил ее до фильтра в две затяжки. — Кажется, начинаю понимать, к чему ты клонишь, — Илья потер онемевший подбородок и прикусил губу. — Если Серега первый налетел, то… — Выговор меньшее, чем он отделается, — горько хмыкнула Оксана, проводя пальцами под уголками глаз. — Места себе не нахожу, тот пацан сын замминистра области, если решит поднасрать, то конец. — А из-за чего хоть весь сыр-бор? — Да если бы я знала! Не говорят ведь: ни Сережа, ни Макс. Не мое дело, видите ли, переживать не о чем, а как тут не? Улыбаются только и просят не сотрясать воздух, а головой из нас троих только я одна думаю, походу. Оксана уперлась локтями в колени, крепко сцепив руки. Илья даже испытывал к ней какое-то сочувствие, хотя до этого они тесно не общались. Судя по сказанному, она то ли с Серегой встречалась, то ли была просто близка. — Я чего тебя поговорить вывела, — глубоко вдохнула она, выпрямляясь. — Он же к тебе Макса привел в санчасть, да? Если вдруг начнут что-то спрашивать, не мог бы ты… — Прикрыть? — в ответ утвердительный кивок. — Я Макса никак не оформлял по документам, а после него ко мне никто не приходил. Да и Наташа мне ничего не передавала, к ней только утром заглянули за пластырем и все. Илье хотелось еще как-то Оксану успокоить, но если вдруг начнут действительно что-то выяснять, то узнают все и без его слов. — Мне кажется, парни правы. Ты слишком нагнетаешь, — хмыкнул Илья, поднимаясь со скамейки и чуть покачиваясь. — За просто так никто в рожу не получает, так что тому… этому… ну хмырю тому, короче. Ему наверняка выгодно в тряпочку молчать. Может он должен бояться выговора, а не Серега, м? — Думаешь? — с надеждой спросила чуть поуспокоившаяся Оксана. — Уверен, — размашисто кивнул Илья и потянул девушку за собой со скамьи. — Новобранцы эти вообще наглые пошли. Ко мне один сегодня заходил, лапы распускал, опиздюлился и вылетел из кабинета, как пробка из-под шампанского! Оксана сначала звонко рассмеялась, выходя на протоптанную до общаги дорожку, а потом замолкла и остановилась, внимательно смотря на Илью. — Ты чего? — обернулся Третьяков и звучно икнул. — Пошли скорее, пока наши жопы не подсидели и весь спирт не вылакали! — Да так, ничего. Действительно, пошли быстрее. Вакантное местечко на кровати, к сожалению, оказалось уже занято. Кто-то даже пытался присвоить себе чашку-Олесю, но Илья отвоевал ее обратно и плюхнулся на пол к Ане под бок. Оксана села рядом. Что происходило дальше — Третьяков помнил смутно. Пару раз выбегал курить, вступал с кем-то в жаркий спор за Гомеровскую Одиссею, трижды провел пьяное консультирование по хроническим болячкам и обещал дать контакты самых лучших специалистов, а когда в Олесю вместо виски щедро плеснули пузырящееся шампанское, случился стоп-кадр. Проснулся Илья от вибрирующего под подушкой будильника, в отекший ебальник били с незашторенного окна солнечные лучи. Неплохо было бы отскрести себя от кровати и засунуть полуживое тело под прохладный душ, а лучше бы капельничку и поспать еще пару-тройку десятков часов. Будильник вибрировал все настойчивее, задушено трезвоня сквозь подушку, Третьяков собрал всю волю в кулак и принял сидячее положение. Глаза разлепить получилось где-то через пару минут. Из хороших новостей — Илья был в своей комнате. Из не очень — вместо пижамной футболки на нем висел цветочный женский сарафан, а на полу лежала гитара с ползущими по корпусу языками пламени то ли выжженными, то ли нарисованными. Ни сарафана, ни гитары Третьяков не имел, а значит спьяну кого-то на все это добро обокрал. Дай Бог, чтоб хозяева были не в обиде, но пока Илью это волновало меньше всего. Доползти бы сначала до душевой на первом этаже, а потом до санчасти.