У ночного огня под огромной луной Тёмный лес укрывал нас зелёной листвой, Я тебя целовал у ночного огня, Я тебе подарил…
От жара становилось тяжело дышать, капли пота катились вниз по шее, оставляя за собой солоноватые дорожки. Макс, собака такая, навалился всем своим весом, намертво прижимая к скрипящей кровати. И все, чего хотелось Илье, так это расплавиться под ним. Кому другому он бы уже давно высказал свое «фи» и попросил бы не использовать себя в качестве лежака. Но с Максимом все иначе. В него Илья вжимался сам, тянул ближе, крепче. Беспорядочно цепляясь то за широкую голую спину, то за литые плечи, Илья пьяно улыбнулся в поцелуй. Чужая короткая борода щекотала, заставляя отфыркиваться. Впрочем, Максу тоже доставалось — когда приникал к губам Ильи, то волей неволей задевал полоску усов. Можно было попытаться действовать аккуратнее, а не сжирать друг друга в поцелуе, но Илье все нравилось. Широко открывать рот, углубляться, стонать от чужого мягкого языка и дышать, дышать, дышать… Ровный писк будильника вырвал Илью из сна, как рыбу из проруби. Резко и без шансов на возвращение в сладкую негу. С незашторенного окна по глазам било яркое солнце, себя же Третьяков обнаружил в плотном коконе одеяла. Теперь понятно, отчего ему было так жарко во сне. Несмотря на пробуждение, тяжесть внизу никуда не исчезла. Не прозвени телефон, Илья так и кончил бы прямо во сне. Эх, хорошо бы! Во сне его обжимал со всех сторон Максим, а сейчас придется справляться самому. Скинув с себя одеяло и сонно скользнув рукой под резинку трусов, Илья обхватил вставший член. Между ног свело щекотным спазмом. Макс во сне прижимал его крепко, кожа к коже, чтобы вплестись друг в друга и разделить не только дыхание в поцелуе, но предоргазменную дрожь. Илья провел рукой, слегка сжимая у головки. Провел еще раз, и по телу лавой растеклась мысль о том, что Макс своей широкой и длинной ладонью наверняка мог обхватить его полностью. Сжал бы плотно, доводя до исступления и проникая другой рукой во влажный поджимающийся от удовольствия вход. Сначала на палец, потом на два. Третьякову хотелось представлять Шустова в постели таким же, каким видел в жизни. Макс, его хороший, отзывчивый, солнечный, внимательный, просто охуенный Макс обязательно подготовил бы Илью под себя, чтобы войти по смазке на всю длину. Внутри свербело от пустоты. Хотелось чувствовать распирающий нутро член, но до резинового друга лезть было далеко, а до вполне физического и реального — еще дальше и сложнее. Илья прикусил кулак, чтобы не пожелать соседям доброго утра своей эротической сонатой. Участившееся дыхание то и дело сбивалось, пальцы на ногах болезненно поджимались. Как бы голень судорогой не схватило. Во сне Макс целовал его размашисто, пылко. Илья отвечал тем же. Он быстро двигал рукой, представляя Шустова, его колышущиеся кудри, поплывший серый взгляд, твердый живот и ведущую к паху дорожку курчавых волосков. Голень все же свело, Илья сдавленно замычал и всхлипнул, кончая себе на живот. Между ягодиц безбожно намокло, внутри все мелко пульсировало и дрожало. Боль от судороги пробивала аж до поясницы. Усилием воли Илья выпрямил ноги и потянул мыски на себя, снимая спазм. Под животом растекалось приятное опустошающее тепло, но теперь возбуждение улетучилось, как сигаретный дым в кухонную вытяжку. За окном общаги начали шуметь газонокосилки, перебивая утреннее щебетание птиц. Вот же черти, время только полвосьмого утра! А если люди еще спят или у кого-то выходной? Но ходящих около высокой травы ребят с триммером наперевес это никак не волновало. Илья недовольно зашторил окно и стащил с себя перепачканные в смазке трусы. Каков молодец! Сейчас сладко дрочил на Максимку, а через пару дней с ангельским выражением лица будет поздравлять с днем рождения и желать всего самого наилучшего. И ведь не жмет нигде, даже совесть не подгрызает. Знал бы Шустов, какой Илья на самом деле сексуальный маньяк, не смотрел бы на него так своим нежно-щенячьим взглядом. Максик такая душка солнечная, даже ни разу при нем не матернулся. А про пошлые шуточки или хотя бы тонкие намеки говорить вообще не приходилось, от них Шустов зависал и натянуто хмыкал. Илья раздраженно вытер руки и задницу влажными салфетками и угрюмо посмотрел на подзывающую к себе с тумбочки пачку сигарет. Курить хотелось прямо здесь и сейчас, и если бы под окнами ребята в рыжих жилетках не косили траву, Илья бы даже рискнул высунуться и подымить в форточку. Но жизнь зла, быть так глупо замеченным хотелось меньше всего, поэтому придется быстро сбегать в душ и уж только потом снять стресс от внутренних волнений в курилке. Бесился Илья явно из-за глупости. Ему приснился просто охуеннейший сон (не в первый раз, между прочим), но уж лучше бы все эти горячие сны обернулись в такую же горячую явь. Свирепевший в нем день за днем недотрах подталкивал Третьякова свернуть со своего курса неспешного и обстоятельного развития отношений и прямо пригласить Максима в горизонтальную плоскость. Положение усугубляло еще периодическое отсутствие Шустова в зоне видимости и мобильной связи. Пока Макс был на вылетах — Илья успевал по нему катастрофически соскучиться, если не сказать «изголодаться». Вечерами постоянно изнутри дергало желание написать ему, останавливало лишь здравое понимание, что ответа он в любом случае не получит. Поэтому Илья перечитывал их переписку от начала до конца и особенно подолгу задерживался на видео-кружочках. Макс играл ему на гитаре, показывая новый разученный бой. Показывал заживающий ожог; что давали на завтрак, который Илья постоянно пропускал; как бегает по полю молодняк, а сам Макс на правах старшего отсиживался в тенечке. Как из кустов около общаги выполз еж и с перепугу свернулся колючим клубком, как балдеет на теплом крылечке кошечка Маруся в обнимку с довольным Мурзиком. Но больше всего Илья любил, когда на видео-сообщениях Макс показывал себя. Редко, украдкой, сверкая лучистым взглядом и щербатой улыбкой. А еще Илья переслушивал его голосовые. Короткие и как правило с шутливым предложением сгонять на перекур. И вот поэтому Третьяков бесился. Макс плющом обвился вокруг всех его мыслей, занимая абсолютно каждый уголочек и не оставляя шансов выбросить себя из головы. Долго терпеть такое он не собирался. Привел душу и сердце в смятение, Максим Николаевич, будь добр за это отвечать! Шутки заканчивались. Илья планировал переходить к действиям.***
— Что решил подарить? Аня лежала на кушетке с вытянутой под капельницу рукой. Из флакона по системе мерно капал физраствор, разбавленный какой-то дорогущей мутью, которую ей прописал гинеколог для нормализации циклов. Естественно Илья, как любимый сосед, чудесный друг и прекрасный врач был поставлен перед фактом — капаться Аня будет только у него и в городскую поликлинику ни ногой! И не то, чтобы Третьяков был против, ему не жалко. Просто лекарство было незнакомое, побочных реакций согласно инструкции хуева туча, а у Ани в анамнезе когда-то был и отек Квинке, и анафилактический шок. Правда, на совсем другие лекарства, но Илью все равно пробирало от волнения. Ну а вдруг? Поэтому сидел рядом, держа наготове адреналин и телефон дежурки. — Ты сейчас взглядом капельницу взорвешь, — фыркнула Аня, сдувая со лба светлые пряди. — Я контролирую, — серьезно ответил Илья, чуть не сбившись со счета. Было уже сорок капель. — Да забей. Лучше скажи, что дарить будешь? — Кому? Сорок один. Сорок два. Сорок тр… — Блин, Илюш, но кому еще! Мужику своему! Сорок… Сорок… Блять. Сбился. Илья перевел взгляд от капельницы к Ане, чувствуя, как к щекам прилило то ли от легкого смущения, то ли от того, что Макса назвали «его мужиком». — Вообще-то он не мой. — Пока что! — возразила Аня, хитро улыбаясь. — Или я могу Людочке с кадров передать, что ты свободен? Илью тут же прошибло мурашками от воспоминаний о Людмиле Петровне. Женщина хорошая, но очень настойчивая и явно приметившая себе молоденького доктора. Спасибо, но от таких обожателей Третьяков хотел бы держаться подальше. — Я уже жалею, что рассказал тебе про Макса, — вздохнул Илья, устало откидываясь на спинку стула. Халат под жопой наверняка смялся, кабы гладить не пришлось. Третьяков долго ломал голову над подарком. Макс на прямой вопрос лишь улыбнулся и сказал «просто приходи, для меня это будет уже подарком». Это, конечно, было намного лучше чем «ничего», которое из года в год говорил Серега. В последний раз Илья не выдержал и подарил ему конверт с пятью косарями и прям так подписал — ничего. Максу же деньги дарить было как-то глупо. Во-первых, у него зарплата раза в два, а то и в три выше, чем у Ильи. Во-вторых, хотелось подарить нечто прикольное, запоминающееся, но при этом не вычурное. Все же, они еще не встречались (хотя Илья очень этого хотел), да и знали друг друга не так долго, чтобы плевать на условности и неловкость. Поэтому вариант «подарить себя» Илья отмел вместе с деньгами. Себя дарить надо не по праздникам, а по зову сердца и жопы. Просто так, когда захочется. И если Макс не будет тупить, то они обязательно скоро до этого дойдут. — Медиатор и струны, — хмыкнул Илья, возвращаясь из своих размышлений к разговору. Аня выглядела достаточно бодрой, покрываться красными пятнами или задыхаться не спешила. Это сильно успокоило паранойю Ильи, но понаблюдать все равно стоило. — Очень оригинально, — хмыкнула Аня. — Вообще-то струны ему действительно нужны, они у него через раз лопаются, — возмутился Илья. Аня лишь в ответ хихикнула, по привычке дернув обтянутыми в рубашку покатыми плечами, а потом испуганно ойкнула. Илья ей строго запретил шевелить рукой, а то вдруг капельница выскочит! Третьяков мстительно показал язык. Нечего над ним ржать, карма прилетает мгновенно! Может струны не так уж оригинально, но вот с медиатором Илья запарился. Нашел кастомный, с выгравированным рисунком огня, почти таким же, какой полз по гитаре Макса. Когда Илья уже вернулся из города в общагу с упакованным в нарядную коробочку подарком, голову озарило внезапной мыслью. А Макс хотя бы раз на его памяти играл с медиатором? Да и неудобно ему наверное будет, такая маленькая вещица легко может потеряться на вылете в лесу. Пришлось коробочку распаковать и попросить столяров с базы просверлить в медиаторе аккуратное отверстие под шнурок или цепочку. Там уже дальше пускай Макс решает, что с ним делать — играть, носить на шее или повесить дома на полке и забыть. — Ну а что ему еще дарить было? — начал рассуждать вслух Илья. — О чем бы я его ни спросил, ему ничего не надо. — Это он всегда так говорит, — отмахнулась свободной рукой Аня. — Мы когда в прошлом году с Оксанкой торт со свечками принесли, Макс еще минут десять причитал, что не стоило так заморачиваться. Типа он не празднует. — Ну я свою днюху тоже особо не праздную, — неуверенно пожал плечами Третьяков. — Ну это ты! А Макс всегда от всего отказывается и ничего не просит. Оксана говорит, что это из-за детдомовских привычек, но мы-то от чистого сердца! Иногда так и тянет треснуть ему по башке. На секунду Илье показалось, что он ослышался. Лампа под потолком, что до этого едва заметно трещала теперь будто резала электрическим ножом тишину и здорово била по перепонкам. — К-какие привычки? — Погоди, ты не знал? — Аня в удивлении широко распахнула глаза, а затем поджала губы. — Можешь у Оксанки спросить, они из одного интерната. Илью укололо странной обидой. Хотя с чего бы? Да, они очень много общались с Максом, но это не значит, что он должен был рассказать все про себя. Тот же Илья еще ни разу не упомянул о своем разводе, хотя для многих это важная часть биографии гипотетического партнера. Ему хотелось, чтобы Макс в первую очередь узнал его самого — что Илья любит, чем интересуется, какую музыку слушает и какие фильмы смотрит. Наверняка того же хотел Макс, и вряд ли он вообще любил вспоминать детдомовское прошлое. Третьяков не имел права обижаться на эту недосказанность. Доверие еще надо заслужить, а он для этого ничего толком не сделал. — А ты откуда знаешь? От Оксаны? — Мы когда на вылеты оформляем их личные дела собираем, — вздохнула Аня, — там и прочла. Потом да, Оксана рассказала. — Тогда если он начнет отказываться от моего подарка, я найду способ его заткнуться и принять, — улыбнулся Илья, ни капли в этом не сомневаясь. Аня паскудно заржала и спросила, не одолжить ли ему презервативы с собой на всякий случай. Капельница скоро закончилась, Аня с кушетки полетела в уборную. Настенные часы спускали свои стрелки ближе к трем. Через полчаса придет Маргарита Ивановна в своей воскресный выходной додежурить смену за Илью (Боже, храни Маргариту Ивановну!), а сам Третьяков двинется к КПП, откуда уже поедет вместе с Катей и Алексеем Павловичем до лобного места. Телефон тихо пиликнул уведомлением. От груди до пяток прошило волнительной мыслью, что это наверняка писал Макс. Илья аж в спешке чуть не укололся иголкой от капельницы, пока разбирал ее. Звучно чертыхнувшись, он раскидал все по мусорным мешкам, а штатив откатил к стене. На дисплее плыла строка нового сообщения. Макс: мясо маринуется, мангал красуется! Следом прилетела фотография, как возле собранного мангала лег Серега Зотов и сложил губы уточкой. Илья тихо рассмеялся с этой глупой рифмы и не менее глупого пейзажа. Вряд ли Зотов подозревал, что Макс отправит это фото Илье, а не просто оставит в личном архиве, иначе не дурачился бы так. Илья скинул халат на плечики в шкаф, достал из стола обернутую в блестящую бумагу коробочку и уже хотел ответить Максу, что красуется только Серега, а не мангал, как из коридора послышался душераздирающий вой: — Ма-ама! — Аленочка, ты только дыши! — Илья Евгеньевич! Илья Евгеньевич! — Ма-амочки! — повторился зычный рев, перебитый хриплым рыданиями. На мгновение, самое короткое мгновение, внутри все дернулось от липкого мерзкого страха. Затем Илья тряхнул головой и вышел в коридор. Стоявшие у входной двери девчонки с кухни держали под руки ту самую Аленочку, пока сама Аленочка прижимала к груди замотанную в окровавленный передник руку. Пропитанная темной кровью ткань блестела, разводы стекали по предплечью к локтю тонкими алыми дорожками, пачкая фартук и совсем чуть-чуть пол. — Красота моя, носом дыши. Медленно и глубоко, вот так, — заговорил спокойно Илья, перехватывая женщину за талию и уводя в перевязочную. В голове набатом билась лишь одна мысль. Ну каков пиздец. — Аленочка, все будет хорошо! — всхлипнул кто-то из девчонок. Аленочке был добрый полтинник, и обычно все звали ее Алена Дмитриевна. На базе работала лет двадцать пять, в ее смену готовились самые вкусные котлеты, а все новенькие на кухне проходили крещение именно ее половником. Хорошая женщина, всегда угощала Илью второй порцией компота и ментоловой сигареткой в курилке. Выглядывающая из-под косынки крашеная рыжая челка взмокла, тушь размазалась черными кругами, а красные от купероза щеки тряслись вместе с подбородком. — Что случилось? — спросил Илья, усаживая Алену Дмитриевну на кушетку. Перчатки он натянул быстро, а вот повариха никак не могла собраться — начинала говорить и тут же захлебывалась в плаче. — Рука в овощерезку попала, — подали голос девчонки за спиной. — Отмывала после морковки и выключить забыла. А там лезвия… — Мда, — коротко выдал Илья. — В дежурку звоните, пускай машину до города к санчасти направят срочно, номер в коридоре на стенде. А в перевязочную дверь закройте с той стороны. В тихом облицованном кафелем кабинете Илья чувствовал себя куда увереннее, чем с охающей над душой группой поддержки, да и нечего девчатам было на все это лишний раз смотреть. Если уж рука в овощерезку попала, вряд ли все обошлось простыми царапинами. Под вымокшим в крови передником обнаружились перемолотые пальцы. Все как один вывернутые мясом и костями наружу, но что удивительно — держались на месте, пускай и на мягких тканях. Только большой был целехонький, лишь слегка кожу срезало. Илья такое раньше сшивал, да и сейчас бы мог, но без рентгена, толковой операционной и лаборатории — хуй там. В санчасти его максимум это свести простым швом края раны, не больше. Но здесь пальчики надо было как конструктор собирать. И то, если получится. Алена Дмитриевна продолжала дрожать и всхлипывать. Еще раз в мыслях как следует обматерив склад, который выделил в санчасть целое нихуя, Илья вскрыл притащенную еще в конце весны свою пачку стерильных салфеток. Обложил ими руку Алены Дмитриевны, предварительно промыв хлоргексидином, потом еще слоем марли и из картонки смастерил убогую, но все же шину. — Едем в город. Документы с собой? — спросил Илья, заглядывая женщине прямо в глаза. Алена Дмитриевна рвано кивнула и здоровой рукой хлопнула себя по карману рабочих брюк. — П-паспорт. П-п-полис. — Ну какая же умничка! — улыбнулся Илья. — Все, не дрейфь. Как царицу с ветерком довезем, в отделение определим и все тебе починят. Пиздеть было нехорошо, но напуганную повариху следовало хоть как-то успокоить, чтобы по пути она не провалилась в новую волну истерики. А еще следовало кольнуть обезбол, а то по их разъебанной дороге с перемолотой рукой ехать та еще сказка. Причем страшная. Все так же крепко придерживая Алену Дмитриевну за немаленькую талию, Илья вывел ее к подъехавшей дежурной машине. Женщина с трудом забралась на заднее сидение под подбадривающее щебетание своих девчонок. День стоял жаркий, солнечный. Илья оправил клетчатую рубаху, с сожалением отметив, что среди бело-голубых линий бурели пятнышки чужой крови. — Ань, сиги с собой? — спросил Третьяков, закрывая дверь в санчасть и закидывая ключ под резиновый коврик. Аня, будучи совсем недавно веселой и розовой, теперь разительно побледнела и протянула Илье всю пачку. Наверняка, справляя малую нужду, услышала рев Алены Дмитриевны и нешуточно напугалась. — Ты с ней поедешь? — А как же? Сопровождение во время производственной травмы никто не отменял, да и чую, что повоевать придется. А то слышал я всякое о городском травмпункте. Аня тряхнула в воздухе кулаком и попыталась улыбнуться. На ее пухлых щечках даже почти проступили ямочки, но улыбка все равно вышла какой-то скорбной. В салоне пахло нагретым от солнца кожзамом, выцветшая елка-вонючка нервно качалась на зеркале, а совсем молоденький водитель, который сегодня дежурил, нервно цеплялся за руль. Илья нащупал в кармане телефон, намереваясь позвонить Громову, начальнику базы, и обо всем доложить, но на экране висел открытый диалог с Максом и недописанное сообщение. Пришлось удалить и написать новое, не очень веселое. Илья: прости, но на работе пиздец. не смогу сегодня.***
— До свидания, Илья Евгеньевич. — Ага, бывай, — вяло отозвался Третьяков и кивнул на прощание водителю дежурки. Он взглянул напоследок с явным сочувствием и скрылся за воротами КПП. Илье конечно предлагали доехать до общаги, но он вежливо отказался. Хотелось немного подымить, смотря на уже почти севшее за полосой зеленого поля солнце, и подумать о насущном. Чувствовал себя Илья отвратительно по двум причинам. Первая: ему пришлось хорошенько так посраться с персоналом травмпункта. Буквально со всеми — начиная от дежурного врача и заканчивая санитаркой, которая чуть не переебала Илью шваброй по хребту за отсутствие бахил. За время своей работы в санчасти Третьяков уже успел подзабыть, какой ад творится летом в травме, особенно если она единственная на весь город и ближайшие поселки. Сначала пришлось отсидеть очередь на прием, затем на рентген и потом снова на прием. Будь у Алены Дмитриевны простой перелом — подождали бы, но вопрос уже стоял не о том, чтобы собрать женщине пальцы, а уберечь от полной ампутации. Хоть несколько из них. Тут Илье пришлось наступить на горло своей медицинской солидарности и перетряхнуть всех в больнице, вплоть до главного врача. Третьяков прекрасно ориентировался во всем этом медицинско-бюрократическом процедуале, поэтому надавить на коллег через определённые формулировки не составило никакого труда. Действовать подобным образом не очень хотелось, но пока Илья не раскрыл варежку на полную и пробовал уладить все вежливо — об него с Аленой Дмитриевной вытирали ноги. Вот уж что действительно Третьяков презирал, так это свинское отношение к пациентам. Будто к тебе не за помощью пришли, а говно приползло и воняет. Кто-то оправдывался выгоранием, но дело вовсе не в нем. Никогда нельзя забывать оставаться человеком, иначе нехуй идти работать с людьми. В очередной раз Илья опять столкнулся с суровым миром постсоветской региональной медицины. Расстраивало ли? Уже давно нет. Но осадок все равно неприятный. Сразу вспоминался первый год ординатуры, когда заведующий шпынял Илью по отделению как обоссаного щенка. Про то, какое отношение к пациентам он видел, говорить не приходилось. И это была первая причина дерьмового настроения. Вторая же висела непрочитанными сообщениями и тремя пропущенными. Третьяков сплюнул в траву сгустившуюся слюну и прикурил еще одну сигарету. Не из-за этого ли обрывались почти все отношения Ильи? Прости, сегодня не смогу. К ужину не приду, срочная операция. В воскресенье в кино не пойдем, подменяю коллегу на сутках. Извини, с дежурства пришел и весь день проспал, не слышал твоих звонков, что-то случилось? Окей, встретимся в следующий раз. Без тебя было одиноко засыпать. Жаль, я приготовила к ужину пасту с креветками. Ладно, схожу в кино одна. Ничего страшного, я уже позвонила другу и все решила.Илья. Давай разведемся?
От нагретого за день асфальта тянуло теплом. Летний ветер нес с собой запах скошенной травы и пыли. Илья шаркнул подошвой кед по белой полустершейся разметке, затушил окурок о бордюр и спрятал в ладонь, чтобы сбросить в ближайшей мусорке. Можно было и в траву кинуть, но как-то нехорошо было такое вытворять прямо на глазах у пожарных, что небольшой кучкой стояли по ту сторону КПП. Небось передачку ждали. Рано или поздно он покинет санчасть, переведется обратно в больницу, встанет за операционный стол и что дальше? Опять начнет пропадать? Илья ужасно хотел жрать и спать. Может стоило заглянуть к Ане в диспетчерскую? Наверняка у нее там в комнате отдыха припрятан дошик или булка какая. Сделает полезное для общество дело — спасет умирающего с голода одного бедного-несчастного доктора. — Илья! — вдруг громко раздалось сбоку. Третьяков, так и не успевший переступить ворота КПП, лениво обернулся. Оксана выглядывала из окна черного ниссана и бодро подзывала рукой к себе. Илья проморгался раз, второй, потер ладонями лицо, но ему определенно не мерещилось. За рулем ниссана сидел Серега Зотов и хмурился. Разулыбавшаяся Оксана что-то ему шепнула и тот сразу весь вытянулся в лице, удивленно вскидывая брови. — Илья Евгенич, реально че ли? — Реально, реально, — усмехнулся подошедший Илья. — А вы чего не на шашлыках? — Так я это, — пожал своими здоровенными плечами Серега, — Оксанку со смены забрал. Сейчас вот поедем. — Как там Алена? — с искренней тревогой поинтересовалась Оксана, заправляя за веснушчатое ухо медную прядь. — Жить будет. — Ну тогда может того? С нами поедете? — спросил Серега. Оксана ему в ответ закивала, уставившись просящим взглядом на Илью. — Поехали, там как раз мясо готово! — Ага, и Макс обрадуется! — ляпнул видимо что-то не то Зотов, потому как сразу отхватил от Оксанки легкий подзатыльник. — Да чего? — Ничего, — раздался в ответ усталый вздох. — Илья, поехали. Ты устал наверное, конечно, но после такого выпить просто необходимо! — И пожрать! Илья сипло рассмеялся. Проскользнула короткая мысль отказаться, ведь он действительно сильно устал и был совершенно не в кондиции для праздника. Как-то неловко получится, если он уснет где-то на бревне. А с другой стороны, Макс ведь ему действительно обрадуется. Да и подарок был с собой, все мучения травмпункта прошел с ним в кармане. — Ладно, мясо меня соблазнило. Жрать действительно хочется. Так и пересел Илья с дежурки на Серегин ниссан, не переходя ворот КПП. До речки ехать оказалось совсем близко, минут двадцать, не больше. Дорога малость Третьякова убаюкала, но Оксана очень ловко держала с ним диалог, не давая заскучать и уснуть. Праздновать день рождения Макса собралась вся бригада и даже больше. Журавель приехал с женой, как и Величук. С последнего Илья сильно удивился, он даже не подозревал, что хмурый, бородатый и молчаливый Петр был все это время женат. Про Константина-то он знал, видел как-то раз идущую под руку с ним женщину и двух киндеров-погодок. Алексей Палыч приехал с Катей, Аня же по такому случаю вызвалась выйти за нее на смену в диспетчерской. А вот Оксане было не с кем поменяться, поэтому Серега героически весь день не пил, чтобы потом забрать ее с базы. Вскоре с ровного асфальта свернули в поле, и из раскрытого окна Илья услышал где-то вдалеке громкий смех и тянущиеся в распеве голоса. Высокие заросли таяли, открывая темнеющую реку. В мелких волнах отражались черные силуэты деревьев и ясное июньское небо с первыми крапинками звезд. Солнце уже село, и Илья тоскливо подумал о том, что совсем скоро не будет таких долгих светлых ночей, что день неминуемо поползет на убыль, вернутся холода, дожди и тяжелая хмарь. Машина притормозила, и сердце вдруг охватило легкое волнение. Перед Максом было стыдно. Не за почти что пропущенный праздник, а за трусливое молчание. Шустов ведь его звал, ждал и действительно очень хотел, чтобы Илья приехал. Расстраивать его все равно, что ножом по сердцу. Но разве делал Илья лучше тем, что игнорировал сообщения и не поднимал трубку? Хуевая попытка спрятаться и сказать «я в домике, ответственность за чужие чувства не несу!». Так не поступают с человеком, который тебе нравится. Годы шли, а от некоторых мудацких замашек Илья так и не избавился и вряд ли уже выйдет. Но он всегда может попытаться. — Бонжур, синева! — гаркнул Зотов, выскакивая из машины словно попрыгунчик. — Вообще не поверите, кого я привез! — Оксану ты привез, за ней же и ехал, — икнул Саша Петров и качнул встрепанной светлой головой. — Лучше послушай, какую мы охуенную песню выучили. Макс, давай! Под резвый бой гитары Илья открыл пассажирскую дверь и не спеша обошел машину, внимательно вслушиваясь. — Хуй, говно и муравей! Хуй, говно и муравей! — красиво запел Макс с самым вдохновенным выражением лица. Петров в такт барабанил по перевернутой кастрюле, но сбился, как только приметил тихо смеющегося Третьякова. Вот оно как весело получалось! В жизни Илья от Макса ни одного матерного слова не услышал, зато целую срамную песню — как пить дать. — Летит из жопы говно… — Максо-он, — осторожно позвал его Петров. — …вдруг видит — внизу муравей! — Макс, — сказал уже настойчивее Саша. — Соломинку тащит кряхтя, не чует нависшей беды! — Максим, еб твою мать! — Да че? — нахмурился Шустов, бросая недовольный взгляд на товарища. — Да ниче, — хохотнул Илья. — Давай дальше. Макс секунд пять молча смотрел на него, открывая и закрывая рот. Затем подскочил с притащенного к костру бревна, чуть не уронил гитару на землю и в итоге сунул ее гогочущему Петрову. Кажется, даже щеки у него покраснели, но Илья не был уверен — это из-за смущения или выпитой водки? А то меж бревен виднелась уже одна пустая бутылка, а сколько этому предшествовало банок пива — только предстояло узнать. — Илю… Илья, — осекся Макс, глухо сглатывая. Может дело было все же в водке, потому что глаза у Шустова сияли уж слишком трогательно и румянец ярко полз от щек к ушам. В свете костра, на фоне угасающего летнего неба Максим горел ярче любого огня и сердце грел, как тысяча пожаров. Вот он только что пел идиотскую песню, а теперь стоял весь натянутый, искрящийся, как детсадовец на новогодней елке перед Дедом Морозом. Мальчишка, одним словом. Пылкий, живой и радостный. Под ребрами болезненно закололо. Можно ли получить инфаркт лишь от одного вида другого человека? Илья увяз, утоп, сгорел и раскрошился. Ну нельзя, нельзя так влюбляться! Чтобы воздуха не хватало, чтобы хотелось броситься и вжаться всем собой, притереться щекой к широкой груди и собственным ухом услышать чужое бурлящее такими же чувствами сердце. Надо было срочно брать себя в руки. Алексей Палыч с Петром подошли как нельзя вовремя. — Илья Евгеньевич, все же доехали до нас? — протянул для рукопожатия свою шершавую ладонь Соколов. Глаза у Алексей Палыча тоже поблескивали, как и краснели топорщившиеся кончики ушей. Петр в приветствии сухо кивнул, держа под руку жилистую и очевидно беременную девушку. — Здраствуйте, — улыбнулась она, а затем обернулась к ребятам. — Мальчишки, вода парное молоко! — Зой, какая им вода? — хмыкнул с другого бревна Журавель, щуря обгоревшее за день лицо. — Они на ногах-то едва держатся! Зоя лишь отмахнулась, мол, не так уж много они выпили, поправила сарафан и прогнала рукой с короткостриженной головы жужжащего комара. Видеть всех собравшихся в гражданском было несколько непривычно. Илья хотя бы время от времени щеголял по базе не только белом халате и кроксах, а вот ребята всегда были одеты по форме. Так Третьяков для себя выяснил, что Величук в клетчатой рубашке похож на киношного дровосека, Алексей Палыч очень органично смотрелся в спортивках с белыми лампасами, а Макс был невероятно обворожителен в простой белой футболке и серой олимпийке. Сразу каким-то расслабленным и домашним чувствовался, так и хотелось затискать! — Ну, именинник, иди сюда! Поздравлять буду, — усмехнулся Илья, раскрывая руки в стороны. Макс подорвался быстро, обхватил поперек туловища и оторвал от земли, будто Илья ничего не весил. Третьяков едва ли не крякнул от неожиданности, но под ребрами затрещало такое безудержное счастье, что хотелось только смеяться. Смех лился из груди вперемешку с просьбами немедленно его отпустить, но думал Илья лишь об одном. Вот бы Макс держал его так всю ночь — в кольце своих рук и опаляя дыханием шею чуть ниже уха. Илья глубоко вдохнул, впитывая в себя чужой терпкий запах. И если бы рядом не было любопытных глаз, если бы Серега за спиной не хмыкал самодовольно «я же говорил», то Илья позволил бы себе уткнуться в разгорячённую шею носом. — Все! Живо отпусти, это травмоопасно, а в приемное отделение вашей больнички меня теперь на пушечный выстрел не пустят! Макс послушно поставил Илью на землю, пряча руки в карманы забавных шорт с гавайским рисунком. Губы поджал, сдерживая рвущуюся наружу улыбку, только хвоста за спиной не хватало, чтобы им завилять! — Там все так плохо было? — спросил со скорбным лицом Журавель. — Про повариху нашу знаем уже, что руку отрубило. Жалко-то как. — Сплюнь, — серьезно ответил Илья. — Ничего не отрубило, а лишь поломало. И кто вам это по сарафанному радио передал, а? Все одновременно посмотрели на Катю, дочку Соколова, которая тихо-мирно обгладывала куриную ножку, сидя у костра. Бедняжка чуть ли не подавилась от такого внезапного внимания. — А что я? Мне Аня рассказала. — Не удивлен, — цокнул Илья и вновь перевел свое внимание на Макса. — За уши дергали? Искрящаяся радость тут же сползла с его лица. Шустов забавно проморгался, а Зотов начал катить ближе короткое бревнышко. — Нет, Илья Евгеньевич, вас ждали! — заржал Зотов и с ехидным видом пригласил Третьякова встать на это самое бревнышко. — А может не надо? — жалобно протянул Шустов, втягивая голову в плечи. — Надо Максимка, надо! Руки у меня нежные, так что больно не будет. Может быть. — Еще бы ему было больно. Кабы слишком приятно не ста…! — договорить Зотов не успел, ему метко въехала локтем в живот Оксана. Благо, говорил он тихо и никто его особо не слышал. Илья потер ладони и примерился к спрятавшимся в кудрявых вьюнках ушам. Алексей Палыч довольно усмехался в стороне, о чем-то тихо переговариваясь с Костей. Величук ковырял палкой костер, пока его улыбающаяся жена гладила рукой выпирающий вперед живот. Саша Петров держал перед собой телефон, наверняка снимая все на видео. Лето может скоро и кончится, но память об этом вечере останется. Вдали от шумных турбин самолетов, галдящего в столовке молодняка, вдали от всех забот и проблем. Только лес, тепло костра, сверкающая речка и тянущий Макса за уши Илья. — Сколько тебе исполнилось, м? — сверкнул лисьей улыбкой под усами Третьяков. — Двадцать четыре, — покаянно вздохнул Макс. «Господи, я совращаю малолетних!» — вспыхнула паническая мысль. Шесть лет. Илья старше его на гребаных шесть лет. Расскажи он об этом своему Сереге, то шуток про «потянуло на молоденьких» не миновать. — Ну, тогда поехали! Раз…***
Где-то в траве трещали сверчки, сливаясь с трескучим костром. Свежие поленца лопались по краям и шипели от облизывающего их огня, тянуло дымом и подгоревшей сосиской. Журавель спохватился и поднял вверх насаженную на конец палки сардельку, покачал головой и срезал обгоревший краешек ножом. Жена его, Марина, заботливо обмазала сгоревший нос пантенолом, хотя вот Зотов предлагал сметаной. Мол, если картошку сядешь есть, то об нос потер, вот тебе картошка со сметаной. Оксана рядом закатывала глаза, но сидела все так же у Сереги под боком. Журавель лишь вяло огрызнулся и послал Зотова со своими советами в недалекое пешее эротическое. Потихоньку собирали мусор в огромные черные пакеты, допивали все, что осталось недопито и готовились разъезжаться. Илья объелся мясом, которым его с двух рук кормили Зоя и Марина, с упоением слушая душещипательную историю про разнос травмпункта и покалеченную повариху. Макс почти все время сидел рядом и слушал не менее увлеченно. В какой-то момент Илья был готов поклясться, что чувствовал обнимающую за спину руку, но длилось это до обидного недолго. Может Макс просто что-то сзади доставал, стакан или пакет с соком, и случайно задел Илью. Черт знает. Сейчас Макс провожал уезжающего раньше всех Величука с женой. Зоя о чем-то долго и напутственно говорила с Шустовым, ласково гладя по плечам и смотря ему в глаза до того мудрым взглядом, что тот даже не решался ее хоть как-то перебивать. Слушал и кивал. Вылезший из кустов Саша Петров осмотрел редеющую компанию, вздохнул грустно и неуклюже рухнул рядом с Ильей, закидывая руку ему на плечо. — Остаются только сильнейшие! — улыбнулся он, но под неодобрительным взглядом Ильи стушевался и руку убрал. — Пардоньте. — Остаются только пьянейшие. Саш, ты сколько вылакал? — хмыкнул Третьяков, жуя ломтик соленого огурца. — Много, каюсь. Доктор, прокапаете завтра? — Могу только очистительную клизму. — Уф, меня так еще не отшивали, — рассмеялся Саша и подпер голову кулаком, внимательно смотря в лицо Илье. — Вот я к тебе, Илья, всегда с душой, а ты никак. — Я еще как, но не для тебя. Для тебя только клизма, Сань. Петров перевел взгляд на пожимающего Петру руку Макса и понятливо промычал. — Так и знал, что ты у меня Максимку моего отобьешь! — А ты что, против? — скептично выгнул бровь Илья. Он вообще-то Максимом делиться ни с кем не планировал. Если надо, то хоть с Сашей, хоть с кем за него грызться будет. — Что ты! — всплеснул руками Петров и вновь приобнял Илью, укладывая свою голову ему на плечо. — Совет да любовь, не забудь позвать на свадьбу. — Все, тебе пить отныне воспрещается. Какая еще свадьба? И вообще, слезь с моего плеча, я тебе не подушка. Петров отпрянул, обиженно сунув руки в карман толстовки. Журавель рядом сочувствующе кивнул Третьякову и ушел помогать собирать мусор. Благо Серега подсветил им полянку фарами со своего ниссана, иначе бы по темени шароебились. — А вот такую свадьбу. Ты бы видел, какой Макс кислый сидел, пока ты не приехал. Мне пришлось много пить и говорить с ним, чтобы развеять его тоску! — В то, что ты много пил, я охотно верю. Петров скорчил рожу и вновь привалился к Илье. Вряд ли он делал это специально, скорее просто не мог удержать равновесие, хотя очень старался. Что ж, Илье было не жалко, тем более теперь, когда стало ясно, что все подкаты Петрова исключительно веселья ради и никаких видов он на Третьякова не имел. Огонь в костре вился будто пламенный стяг и плевался в черное небо искрами. Хорошо было, тепло. Но было б еще лучше, если бы рядом сидел… — Илюш, можно на минуточку? — тихо проговорил подошедший Макс, бросив внимательный взгляд на разваливавшегося рядом Петрова. Третьяков без зазрений совести откинул того от себя. Господи, да Шустов будто мысли прочел и сразу материализовался под боком! Надо бы тогда почаще о нем думать, хотя куда уж больше. Макс отвел его в сторону, едва ли не запнувшись об торчащий из земли камень. Где-то там Зотов переругивался с Журавелем, Алексей Палыч журил Петрова, а Катька с Мариной и Оксаной звонко хихикали над чьим-то своим. С открытого ниссана играло включенное радио. Все вокруг жило, бурлило, а Илья стоял, задрав голову и смотрел на уткнувшегося взглядом в землю Макса. Высокого, подвыпившего и почему-то серьезного Макса. И ничего больше не имело значения. — Эй, именинник, чего загрузился? — с беспокойством спросил Илья, вставая чуть ближе и аккуратно касаясь плеча. Макс кивнул, продолжая все так же хмуро смотреть в землю. — Спасибо, что приехал. Для меня это важно, правда. Илья прикусил губу. Если он Максу действительно нравился, если он его вправду так ждал и хотел увидеть, если… — У меня для тебя есть подарок, — выдохнул Илья. Он подхватил Макса за руку и вложил в нее ту самую коробочку. Небольшую, пускай и скромную, но в блестящей обертке и с помявшимся бантиком. Шустов, дернув плечом под белой футболкой, вскинул к нему свой удивленный взгляд. По лицу видно, что Макс пьян, но даже так глаза у него были до того чистые и внимательные, что Илья растерялся. Какой же он красивый, просто пиздец. — Да не стоило, я же просто хотел… — начал Макс. Это был скорее импульсивный поступок, нежели четко спланированный. Хотя Илья бы соврал, скажи, что совсем об этом не думал. В конце концов, он обещал Ане найти способ заткнуть Макса и принять подарок? Руки как-то сами легли ему на плечи, а все тело подбросило вверх, заставляя встать на мыски. Под губами кололась чужая борода, а сердце било изнутри по макушке, как в гонг. Поцелуй в щеку вышел резким, быстрым, смазанным. Будто сквозняк, хлопнувший подъездной дверью — наотмашь. Илья отпрянул так же быстро, даже отступил на шаг назад. Первый вдох дался тяжело, колени повело дрожью от страха и волнения. Как с тарзанки впервые прыгнул и теперь стремительно погружался в глубину речных вод, не чувствуя под собой дна. Макс так и застыл, держа в ладони коробочку. Илья нервно улыбнулся. — С днем рождения, что ли?