Второй шанс?

      В момент, когда раздался звонок, стояла глухая ночь. Эндрю спал, пусть и чутко, чему всегда радовался и гордился, но в этот момент горько пожалел о том, что просто не проигнорировал звонок Веснински, сославшись на сон. Засранец знал, что Миньярд проснется от любого шороха.       Желание ответить прямо в спальне было сильным, но сама мысль о том, что разговор в такое время не будет простым обменом любезностями, заставило подняться с постели.       По пути снова проклял Веснински, когда пару раз чуть не врезался в мебель, с трудом контролировав собственное тело. Из-за наличия пары и постоянной потребности в контакте, Эндрю перестал пропускать вечерний прием таблеток. Засыпать так было в разы сложнее, но тогда пробуждение не было похоже на восстание из мертвых. Как справлялся с этим Веснински, Эндрю не знал, но и особого интереса не имел.       Нашёл в темноте заветную пачку сигарет, с надеждой ожидав, что звонок прекратится от столь долгого отсутствия ответа, но этого не произошло. Скривился, и наконец отключил раздражающую вибрацию, прислонив мобильник к уху. Что ж, это было явно не тем, что он ожидал услышать в гребаные — взгляд метнулся к настенным часам — пол третьего ночи.       Голос Веснински был холоден, но он не был груб или отстранен, просто каждое его слово сквозило могильной изморозью и безысходностью. Еще раз пожалел, что это произошло сейчас, потому что кровь, казалось, полностью состояла из этого яда, травившего его каждый день. Он всегда старался избегать контакта с Натаниэлем в такие моменты, потому что язык не слушался, выпуская все самое сумасшедшее, что только мог придумать его одурманенный мозг, что по сути было жалкой правдой, которую он не позволял себе говорить в более трезвом состоянии. Это обещало проблемы.       Почему все слова Ната звучали как один из его неприятных снов? То, чего он так боялся — упустить из вида что-то действительно важное. Натаниэль был миражом. Это было нереально, в тысячный раз повторял себе Миньярд, пытаясь здраво рассуждать над этим. Ни в одном из его придуманных идеальных миров он даже не рассматривал такой вариант как то, что у него будет свой собственный соулмейт. То, что в мире есть кто-то, кто будет полностью подходить ему душой, тот, кто сможет поддержать и помочь наполниться силами к испытаниям, что подготовила жизнь.       Это не было реально, такой человек, как Эндрю, не заслуживал иметь родственную душу. А тем более не должен был быть человек, которому достанется кто-то столь сложный и лишенный нравственности, как Эндрю. Миньярд не был мягким, не был готов утешить и помочь, он терпеть не мог касания, что являлось главным в их связи, но почему-то все же позволил этому случиться. Впустил Веснински в свою жизнь и даже пытался быть более расположенным к тому, чтобы его трогали.       Одна эта мысль заставила скривиться.       Это все было игрой, он знал, что как только его снимут с таблеток, это все пропадет, испарится как дымчатый, пусть иногда и приятный сон. Поэтому Эндрю не приходилось даже беспокоиться о каких-то незначительных проблемах. Он просто наслаждался редким сексом и разрядкой, после которой ему не нужно было искать пару на вечер в райских сумерках.       Это было постоянством, и это было удобно. Но сейчас происходило что-то необъяснимое. В различных состояниях своего разума у него было разное отношение ко всему этому. Вспоминалось то самое отвращение и страх, когда Натаниэль разрушил их сделку, в другие же моменты эйфории у него было ощущение, словно он сам у себя отнял игрушку —лишил себя единственного развлечения.       Однако в последние дни происходило то, что он даже не мог объяснить сам себе. Все начало рушиться еще более, чем до этого, здравый смысл просачивался через толщу стен, выстроенных внутри, но спутывался, образуя замысловатый клубок. Это раздражало. Эндрю не любил быть в неведении, ему не нравилось то чувство, когда буквально каждый взмах руки сопровождался неприятным смятением. Эндрю хотелось наконец стереть эту дымку. Докопаться до правды. Осознание, что это будет только летом, тяготило. Он уже куда-то опаздывал. Это не могло ждать, потому что разум подкидывал его возможные ошибки, и ему это чертовски не нравилось. Да, он не был идеальным, но допустить ошибку в своем чертовом выдуманном мире — это верх тупости.       Миньярд размышлял о том, что, если каждая из ниточек на конце заканчивалась правдой. Если все это было иллюзией, то он просто наконец сможет продолжить жить своей обычной, пусть и чертовски скучной, жизнью. Не будет никаких обещаний или ошибок, возможно, останется лишь самая толика горечи от того, что его догадки оказались правдой. О том, что никакого Натаниэля Веснински никогда не существовало, как и его родственной души. Это было бы более логичным, по его мнению, развитием событий.       Другой исход событий ему не нравился. Если все это было правдой, он даже не хотел думать о том, сколько за это время успел упустить и как сильно проебаться. При таком раскладе ждать до лета было не только бессмыслицей, но и глупостью. Это время могло дорого ему стоить, и пока он наконец дождется момента истины, будет уже поздно. Он не знал, что происходило в Эверморе, но смотря на Кевина, на его руку, на его бледнеющее все сильнее с каждым звонком Моро лицо, выходили не самые хорошие подсчеты. Что-то было, и он это упускал, это что-то могло стать огромной проблемой, когда он наконец поймет.        Сутки после реабилитации Веснински должен будет находиться здесь, еще одна пасхалочка и тайный ход. Если все же это и были его игры разума, он узнает об этом сразу. Не будет ходить в догадках и выискивать информацию на каждом углу. Просто наконец проснется от этого сна, и не будет никакой зависимости ни от наркотика, ни от человека. Неплохой исход, но…       В ином случае проснуться и увидеть рядом с собой этот рыжий кошмар будет не только возмутительно, но еще и разочаровывающе. Мало того, что его тело скорее всего захочет убить себя уже во время терапии, но еще и с большим усердием сразу после. Он не знал, как сильно на нем могло сказаться отсутствие пары, но догадаться возможность была.       Самым главным будет первое мгновение, одна секунда вида Натаниэля перед ним расставит все его мысли по полочкам, но не только расставит, так еще и окунет с головой в то, что из этого вышло. Отрезвит и заставит начать действовать хоть как-то. Это было все равно, что оставить с десяток кошек в своей квартире, приехать через несколько дней и увидеть последствие. Только вот кошки не повлияли бы на его дальнейшую жизнь.       Эндрю никогда не задумывался, что у него есть будущее, но теперь эта сука судьба оставила на его плечах ответственность за еще одну жизнь, за чужое будущее. Эндрю ненавидел быть кому-то должным. Ему было проще самому придушить Веснински, избавиться, как от назойливой мухи, но если это сделает кто-то другой, это не принесет должного удовольствия. Жизнь возложила на него главную ответственность всей его жизни, пусть он этого не просил, но она все же сделала это. А то, что он проебался в главном, признавать не хотелось даже самому себе.       Пусть это все и было пока одним сущим разочарованием, в этом должна быть какая-то польза. Правда ведь? Родственная душа, связь, понимание. Лучше бы этого либо не было вообще, либо оно было обычным, как и у всех. Эндрю и без каких-либо подсказок знал, что если судьба и решила дать ему кого-то, кто будет его понимать, то это будет какая-то очередная проблема. А так как имя Веснински буквально расшифровывалось как «Чертово глобальное дерьмо», то да, Эндрю не удивлен.       Что могло происходить в гнезде, если Веснински решил выкинуть оттуда своего дорогого любезного Жана? Эндрю знал, что происходило между ними, они были гребаными близнецами-неразлучниками, и нет, это была не ревность, это было смятение. Что за глупость — постоянно быть буквально словно слипшимися, и эти взгляды, нежность. Эндрю не был нежным, но он мог признаться себе, что была только одна ласка, которую он был готов принять в своей жизни. Касс действительно пыталась, но была слишком слепа, чтобы все могло закончиться хорошим концом. Он ее не винил, правда, но и не понимал до конца. Ему нужно было быть более честным с собой, хотя бы несколько лет назад.       Довести Ваймака было просто, даже слишком. Это даже немного расстроило, хотя он и чувствовал, что последняя капля его терпения начала истощаться еще где-то между креслом и банкетом. Выбесить тренера было малым делом, нужно было еще как-то договориться с Добсон. Выводить из себя Би он не сильно хотел, к тому же ему даже сложно было представить, каких трудов будет стоить разгневать женщину, что все это время работала с трудными подростками. Да, запущенный случай, но справлялись и не с таким.       Возможно, прогулять последнюю пару было ошибкой. Прийти сюда было еще большей ошибкой, чем предыдущая. Голубые стены больницы должны были успокаивать, однако теребящие брючный шнурок пальцы были другого мнения. Было огромное желание достать хотя бы ножи из-под повязок, чтобы покрутить в руках и просто скрасить это ожидание. Однако напротив него сидел какой-то щуплый паренек, что уже не раз косился в его сторону, а Эндрю не хотел, чтобы из-за его неосторожного действия этот подросток устроил панику прямо в кабинете Би, тем самым задержав его сеанс еще дольше.       Поэтому Миньярд просто сидел, наблюдал за редким персоналом, за скучными, однотипными цветами и за тем, как дергался парень напротив каждый раз, когда Эндрю шевелил хоть одной частью своего тела. Раздражало. Наконец из кабинета послышался шум, а еще через минуту дверь наконец открылась, выпустив незнакомую девушку и саму Добсон. Женщина мило улыбнулась ей, попрощавшись, и наконец оглядела приемную. Ее глаза расширились, когда наткнулись на Миньярда, но после она лишь снова растянула свои тонкие губы в улыбке, расслабившись. — Ты сегодня рано, Эндрю, — ее голос был мягким настолько, что заставил поморщиться. — Занятия отменили, — нагло соврал он, хотя знал, что Добсон поймет это с первых секунд.       Женщина лишь задумалась на мгновение, оглядела его напряженную фигуру, а после, ничего не сказав, прошла обратно в свой кабинет, оставив дверь распахнутой.       Пустая банка из-под какао была прямо перед его лицом, когда Би все же вернулась, Эндрю вздернул на нее взгляд как бы с вызовом, но был успешно проигнорирован вновь, облитый этой обволакиваемой добротой. — Мое какао почти закончилось, тебе не составит труда купить еще, пока я провожу другой сеанс? — одна из ее рук потянулась к карману, достав оттуда смятую десятку.       Эндрю впился в нее взглядом, надеясь, что она смогла прочитать все, что он думал о ней в данный момент, а потом все же поднялся на ноги, выхватив деньги из ее руки. Его память все еще не была так плоха, чтобы забыть название какао, которое он пил уже на протяжении полутора лет.       Да, возможно, Бетси и правда умела выходить из любой ситуации, но это не означало, что это не успокаивало. На самом деле это бесило до дрожи, но Эндрю не признался бы себе, что смиряется под этим влиянием.       Наконец, когда Бетси уже кружила над дымящимися кружками, Эндрю размышлял о причине своего прихода. Ему придется хорошо постараться, чтобы Би не отмахнулась от него, как от назойливой мухи, кем он сейчас и являлся. — Ты сегодня более задумчив, чем обычно, — произнесла психиатр, уже сидя на своем привычном месте и открыв один из своих любимых блокнотов.       Эндрю попытался сделать самый трезвый вид, который он умел, ему не нужно было, чтобы Би заметила хоть какую-то маниакальность в его взгляде, иначе все точно полетит к чертям, подумал Эндрю, хотя у самого было огромное желание подскочить и начать выкладывать свой прекрасный план от а до я. — Ну… — начал было он, а потом сдержался, чтобы не распахнуть свои глаза, сжал зубы, мысленно ругая себя, и замолк. Взгляд пробежался по кабинету, и Эндрю тяжело, но незаметно выдохнул. — Ты чем-то взволнован, не так ли? — Би улыбнулась, заметив, как он замешкался.       Да, это явно не работало. Впился в нее взглядом, а после скривил губы. Пальцы по инерции сплелись, а корпус подался вперед. — Я знаю, что прозвучу глупо, и, возможно, ты сейчас выгонишь меня отсюда, — эта фраза удивила Бетси, исказив ее лицо, но после, будто бы опомнившись, женщина скрыла это за кружкой какао, сделав большой глоток, — но мне надо избавиться от этих чертовых таблеток.       Би замерла на какое-то мгновение, а после наконец отставила свою кружку и взяла в руку ручку, сделав какие-то пометки. Эндрю сдержался, чтобы не закатить глаза. — Что навело тебя на такую мысль? — сейчас она уже не выглядела удивленной, как будто она изначально знала то, зачем пришел сегодня Миньярд. — Это путаница, — выдохнул Эндрю, пытаясь хотя бы сейчас сконцентрироваться на поставленной задаче. — Мне сложно отличить реальность от фантазии, это уже слишком далеко заходит! — из горла донесся разочарованный рык, и он откинулся на спинку дивана, уперев глаза в потолок. — Что тебя волнует? Ты видишь что-то не то? — сейчас ее голос был более обеспокоенным. — Пойми, это было и раньше, а теперь в обоих этих мирах что-то происходит, и я не могу понять, с чем это связано, это путает меня, — выдохнул он, силясь звучать более разумно, — я не могу отличить настоящее от иллюзии и делаю ошибки и там, и там. А что, если когда я наконец снимусь с таблеток, будет уже поздно? Что, если я упускаю что-то прямо сейчас?       Да, вроде бы звучит логично, главное слово «вроде бы», но Бетси, казалось, поняла его, задумчиво застучав пальцами по кромке стола. — Что именно ты видишь? Думаю, мы сможем найти выход, — она наклонила голову в бок как бы по-птичьи.       Эндрю сдержал разочарованный вздох. Конечно, она просто попытается залезть ему в голову и решить это более «правильными» методами. — Вот именно! — нашел выход Миньярд, — я не понимаю, что я вижу, как я могу тебе рассказать об этом, если не знаю, реальность это или нет? — Ну давай попробуем разобраться в этом, — вновь мягко улыбнулась она.       Раздражение потекло по венам Миньярда в чистом виде.       Наконец выйдя из этого злополучного кабинета, Эндрю почувствовал то, что он не ощущал уже многие месяцы после сеансов с Бетси. Гнев, досаду и еще что-то внутри, похожее на обиду. Эндрю не привык хоть что-то чувствовать. Та мысль, что он был уверен в своих возможностях убедить эту женщину — божий одуванчик — оказалась неверным, разочаровывала. Это осело неприятным комком внутри. У него не так много времени, чтобы изменить все, но и просто опустить руки он не мог. Придется постараться и пожелать крепких нервов всем вокруг. ***       Не то чтобы Натаниэль как-то пытался это скрывать, нет, но когда холодные пальцы вцепились в кожу его внутренней стороны бедра прямо там, где плоть пересекали десятки разноцветных полос, не смог сдержать дрожь. — Неужели я уделяю тебе так мало внимания? — Рико сдавил его кожу, из-за чего свежие рубцы разошлись, начав кровоточить. — Ты заставляешь меня разочаровываться в своих методах, Эли.       Натаниэль сжал зубы, силившись делать как можно больше вздохов, пока паника с каждой секундой росла внутри в геометрической прогрессии. То, что происходило вокруг, вызывало не только панику, но и жуткий, чертовский страх вперемешку с отвращением. Рико нависал над ним, еще больше вторгаясь в его сущность, пространство. Натаниэль ощущал это каждой клеточкой тела, мечтав наконец избавиться от неприятного чувства беспомощности. Это было тем, чего и добивался Морияма. Сейчас, находясь здесь почти полностью обнаженным, без оружия и под контролем других людей, Нат терпел, пытался сохранить частичку себя и не сдаться окончательно.       Неожиданный хлопок, и Натаниэль сдержался, когда от пощечины вновь лопнули только зажившие губы, все эти месяцы Рико пытался достать из Натаниэля хоть один такой любимый им звук. Веснински никогда не кричал, никогда почти не издавал и малейшего писка, каждый раз сжимая зубы с такой силой, что они, казалось, скоро начнут крошиться. В тот момент Морияма просто сдавливал его челюсть, и Натаниэль всеми силами напрягал легкие, из-за чего из горла доносился лишь тяжелый хрип дыхания. Тогда Рико пробовал новые методы. Как и сейчас.       Натаниэль краем глаза заметил какую-то емкость, а после всплеск воды, губы единожды открылись, выдав лишь тихое «Сука», а после его за волосы дернули вверх, подняв с холодной плитки. — Ну, моя золотая молчаливая рыбка, вернем тебя в привычную среду? — усмехнулся Рико, обнажив ряд зубов.       Нат двинул руками, что были закреплены за спиной толстым металлом наручников, и тут же вскинулся назад. Ему не дали уйти дальше, чем на жалкие несколько сантиметров, сразу потянув вперед. Рука у загривка и последнее, что он видит, это ровная гладь воды. Попытался вдохнуть перед этим, из-за чего чуть не захлебнулся водой в первые же секунды соприкосновения.       Не самое приятное действо. Дернулся, всеми силами стараясь вскинуть голову хоть на жалкие секунды для повторного вдоха, и его опустили глубже, почти стукнув лбом об основание. Легкие загорели плавящимся жаром, а горло начало сдавливать от удушения. Последняя секунда, казалось, перед тем, как он наконец впустит воду в легкие и его с такой же резкостью дернули назад.       Долгожданный вдох произошел уже за поверхностью воды, легкие распирало настолько, что казалось, они вот-вот сломают только зажившие ребра. Морияма что-то говорил над ним, но его голос заглушился диким кашлем, а после он вновь увидел перед собой уже колеблющуюся воду.       Вдох, не успел, вода сразу же попала прямо в горло, проскользнув по поверхности гортани и попав прямо в трахею.       Он начал задыхаться прямо в воде.       Больно, чертовски больно, вокруг глаз скопилась более теплая жидкость, и Натаниэль с силой зажмурился, не желав признавать, что это были слезы. Вода в легких словно жидкий огонь, что расплавлял все. Почти на краю сознания услышал смех где-то за пределами, а после наконец расслабился, когда перед глазами появилась пепельная дымка. Он уже не ощущал, как его вытаскивали. Просто чувствовал, как спина ударилась о твердый пол, а затылок загорел от сильного удара.       Выпал из реальности на долгие мгновения, пытаясь хоть как-то прийти в себя и убрать черные пятна перед глазами. Холодно… тело покрылось мурашками и начало дрожать. Его толкнули ботинком, заставив перевернуться на бок, и наконец вся вода, что успела побывать внутри, устремилась наружу. Грудь разрывало от того, что творилось внутри, дикий, удушливый кашель сотрясал все тело, распространив под ребрами самый эпицентр пожара. Перед глазами тускнело от боли, и он наконец заметил, как по щекам безостановочно текли слезы, затуманивая взгляд. Сыро, холодно и невыносимо больно. Вновь сжал зубы, начав дышать через нос, чтобы случайно не закричать.       Не дали опомниться окончательно, как тут же дернули наверх, в глазах потемнело на секунды, и он услышал, как Морияма говорил что-то прямо у его лица. Вода стекала с его волос по шее, из-за чего Нат сильнее вздрогнул и дернул головой, сосредоточившись. — Тебе когда-нибудь говорили о том, что ты чертовски красивый? — в голосе Рико прозвучала маниакальность, а после его пальцы спустились ниже, проведя кончиками по острым ключицам Веснински. — Ярко рыжие волосы, голубые, почти синие глаза и прекрасное рельефное тело. Думаю, многие видят тебя в своих влажных снах, как думаешь?       Веснински наконец сконцентрировался на его словах и тут же скривился, когда суть предельно ясно дошла до его разума. — Только ты имеешь эти гребанные фантазии, — голос был еле слышен и скрипел по горлу каждый раз, когда звуки вываливались наружу. — Ну, мои «фантазии», как ты говоришь, немного отличаются от реальности, — вытянул руку, куда тут же опустился один из его любимых ножей, — но я не против воплотить их, знаешь? — засмеялся, гулко и лающе, заставив звук отдаваться прямо в перепонках.       Натаниэль прикрыл глаза, когда в ушах зазвенело, а тошнота подступила ближе. Острая боль прямо под ключицей заставила его вырваться из своих раздумий. Морияма поймал капельку воды, следуя кончиком ножа прямо за ней, вдоль по груди, спустился ниже, очертив пресс, и наконец остановился, когда вода впиталась в кромку его нижнего белья.       Просто царапина, успокоил себя Натаниэль, но тут же с ужасом раскрыл глаза шире и дернулся назад. — О… Кажется, я нашел твое слабое место, Эли, — усмехнулся он, и Веснински тут же дернули назад, плотно прижав спиной к чужой груди. Морияма убил оставшиеся сантиметры между ними и вновь поднес к оголенной коже металл. — Попробуем снова?       И это вернулось на прежнее место. Прямо там, на боках, где кожа, казалось, даже чувствительнее его бедер, начал скользить нож. Больно, чертовски, сука, больно и невыносимо. Натаниэль задышал через нос каждый раз, сдерживая себя, чтобы не замычать от этого невыносимого чувства. Лезвие вошло глубже на ребрах, остановившись около косых мышц живота, и вернулось на исходную. Капелька за капелькой. Дрожь сковала все тело, и Натаниэль взмолился всем богам, которые только могут его услышать — чтобы это наконец прекратилось, и чтобы никогда больше не начиналось снова.       Морияма не остановился, перешел на другой бок и тут же впился кончиком ножа прямо между ребер, начав распарывать свежую рану.       Нет.       Прекрати.       Блять… пожалуйста…       Почувствовал, как влага слез стекает к линии челюсти, и глаза Мориямы снова загорелись.       Нет, нет, не надо, остановись!       Но кончик ножа проследовал уже туда, провел прямо в опасной близости к сонной артерии и спустился ниже. Его глаза поблекли, он рыкнул, видимо, недовольный, и отошел назад.       Натаниэль разрешил себе облегченно выдохнуть. — Мой малыш сможет сам справиться с обработкой? — спросил, все же подойдя, и осмотрел свою работу. — И вскрыться заодно, — пробурчал Натаниэль почти под нос, но Морияма услышал и скривился. — Ну же, ты же не хочешь, чтобы после этого Моро занял твое место?       Натаниэль дернулся в чужих руках, попытавшись достать до гребаного смазливого лица Рико. — Уебок, — зашипел он, сплюнув прямо ему в ноги.       Морияма вспыхнул, сжав зубы, и тут же острое колено ударилось прямо в грудь Веснински, заставив глубоко схватить воздух в легкие и отлететь на несколько метров назад, неожиданно лишившись поддержки за спиной. Затылок ударился о кафель, но это не заменило того, как острая, кричащая боль заполнила все внутри, затуманив взгляд.       Больно.       Очень.       За эти недолгие недели ему удалось прочувствовать по полной, насколько характер Мориямы был испорчен. Те самые пытки и насилие, что здесь были, пестрили таким разнообразием, что в разы отличалось от того, как работал его отец. Теперь он навсегда мог запомнить то чувство, когда чужие руки вызывают панику, смех — желание бежать, а улыбка на лице других людей — ничего, кроме отвращения. Он мог дословно рассказать, как действует в крови наркотик, которым пользовался Рико, мог объяснить, почему тыльная сторона ножа совсем не безопаснее острого лезвия. Это осталось на подкорке, это выучено, и это отвратительно. Нат мог вести собственный дневник настроения, в котором можно понять, какие из пыток больше всего вызывали его ночные кошмары, но это не сравнится с тем, насколько сильно его ломало, когда он видел Жана. Его остро ощущаемую тревогу, страх и панику, это стало отдельным видом собственного насилия. Натаниэль пытался оставаться сильным, пусть и настолько, насколько мог.       Он стал опасаться многого, никогда не оставался в открытом месте один и всегда закрывал дверь на ключ. Правила, что стали незаменимыми. Поэтому, когда слабое касание его плеча почувствовалось через чуткий сон, он не смог сдержать вскрика. Натаниэль знал, что дверь была закрыта, но пришедший Льюис сейчас возмущенно взирал на него с пола, потирав покрасневшую щеку, и недоверчиво хлопал глазами. — Твои рефлексы иногда меня пугают, — проворчал он, удобнее усевшись на паркете. — Что ты здесь делаешь? — нахмурился Нат и покосился на дверь, — Как ты сюда попал? — М? — он проследил за его взглядом, — ты оставил ключ в двери, но не закрыл ее.       Эти слова ввели Натаниэля в шок, как такое могло быть? А если бы это был не Льюис, а кто-то другой? — Кошмары? — неожиданно спросил парень, съежившись, и оглядел вновь вздрогнувшего Веснински.       Нат скорчил гримасу, но удобнее сел на своей постели, поджав ноги. — Да, садись, — кивнул он на другой конец кровати, куда тут же пересел Льюис. — Мы не нашли ничего настолько сильного, как Молли, но он обещал не разочаровать, — неожиданно сказал он.       Это вывело Ната из неких раздумий, он задумчиво кивнул, а потом, словно очнувшись, дернул головой. — Скажи, куда перевести деньги, я вечером зайду на свой счет, — пробежал глазами по комнате, Жана до сих пор не было из-за поздних лекций, но пока что это его слабо волновало. Взгляд нашел мобильник, и он обернулся на семнадцатый номер. — Если надо, могу сейчас. — Нет-нет, — замахал руками он, слабо улыбнувшись, — все в порядке.       Натаниэль кивнул, наконец расслабившись, и снова откинул голову к изголовью кровати. Он не мог вспомнить ничего из того, что ему снилось буквально несколько минут назад, но холод, пробежавший вдоль позвоночника, ответил сам за себя. — Меня тоже часто мучают кошмары, — признался Льюис спустя долгое молчание. Сейчас он сидел, прижав колени к груди и уложив на них голову, взирал на Ната блеклыми в тусклом освещении глазами. — Это было еще с детства, я думаю, — хмыкнул он. — Ты сказал, что ты из Нью-Йорка, но я слышал твой немецкий, — заметил Нат, задумавшись.       Льюис нахмурился, тяжело сглотнув. — Мой отец был важным человеком, работал на правительство, а когда узналось, что он отмывает для них деньги, то все пошло под откос, — он замолчал на долгое мгновение, прежде чем ответить. — Мы несколько раз меняли города, в попытках скрыться от мафии, были даже в других странах, но они все равно нас нашли в округе Лондона. Моя мать всегда ругалась с отцом, а потом хотела подать на развод и забрать меня подальше от него, но не успела. Люди Мориямы потребовали выплаты, и отец ничего не придумал лучше, чем отдать меня в Эдгар Алан, — его голос сквозил забытой горечью, — сейчас они живут снова в Нью Йорке, и их не трогают, с одной стороны я даже рад, что теперь они в безопасности, — признался он. — Ты был в бегах, — выдал свою догадку Нат, но Льюис просто помотал головой. — Нет, нам просто нельзя было появляться там, где обустраивалась мафия, но мы прогадали, когда решили отправиться к родственникам в Англию, они заметили нас совершенно случайно, но уйти мы не успели, я думаю, это должно было случиться однажды.       Натаниэль прогудел со своего места, согласившись — да, вечно скрываться было бы невозможно, рано или поздно все бы вскрылось, и хорошо, что все обошлось без кровопролития. — Это не было плохо, но ощущение, что тебя могут догнать на любом переулке, — он передернулся, будто вспомнив что-то неприятное, а после замолчал совсем.       Натаниэль смерил его взглядом, а смог бы он сам вот так менять города? Навряд ли, с отцом это понесло бы за собой больше крови. — Мой отец работает на мафию, — неожиданно даже для самого себя сказал он, — я с детства принадлежал им, — и это было чистой правдой, весь их клан Веснински до самых косточек принадлежал Морияме, от этого было нигде не скрыться. — Как давно ты здесь? — С одиннадцати, — лишь сказал Нат, поджав губы. — Черт возьми, представить не могу себе детство в этих стенах. — К этому привыкаешь, — легко сказал Натаниэль, оглянувшись в прошлое, — главное, чтобы рядом были подходящие люди, — уже тише добавил он.       Да, если рядом есть дорогой тебе человек, то преодолимо все, ради них ты готов стараться, и знаешь, что это никогда тебя не оставит. Твоя поддержка, твое счастье и надежда. — Как давно вы с Жаном? — вырвал его из мыслей Льюис, удобнее усаживаясь на постели.       Натаниэль смерил его взглядом, сейчас Льюис казался настолько домашним и уютным, что ему казалось, будто если прикоснуться к нему, то можно заразиться этой расслабленностью. Почему-то это было таким комфортным, что хотелось никогда не выпускать этот момент из своей памяти и настоящего. — Мне было тринадцать, когда меня переселили сюда, чтобы быть ближе к основному составу и следить за тем, как проходят тренировки. Я, Кевин и Рико почти всегда участвовали в тренировках вместе со старшими, тогда Кевин жил с Рико, а меня поселили к Жану, — Натаниэль тихо рассмеялся, — видел бы ты лицо Моро, когда он увидел меня, он даже почти не говорил по-английски. — Хах, могу себе представить, — он неуверенно потер ладони. — Я здесь всего полгода, но я рад, что познакомился с вами, изначально это все так пугало, все темное, агрессивное и… слишком много насилия, — он немного сжался, неуверенно поерзав на месте. — Они уверены, что это лучший способ воспитания, — он опустил взгляд на свои ладони, несколько старых шрамом захватили его взгляд, но это не стоило должного внимания, — мой отец был такого же мнения. — Ты никогда не касаешься чужих людей без разрешения, почему? — Льюис был всерьез заинтересован, и Натаниэль впервые за долгое время так четко вспомнил их первый контакт. — Один человек научил меня этому, — так и было, Эндрю показал, какого это — получать удовольствие касаниями, и именно он показал, что иногда это может и отравлять. Натаниэль скучал по этому, чертовски хотел вновь ощутить тепло чужой кожи под пальцами и строгие, но уверенные и горячие прикосновения. Расплавиться, забыться под этим, получить ту самую молчаливую поддержку и силы. — Это правильно, иногда людям и правда будет лучше спрашивать об этом, — его голос совсем затих, поддавшись размышлениям, Натаниэль тоже позволил себе немного абстрагироваться от этого.       Семья Льюиса не была обычной, но в ней также и не было того, что было у Ната, была ли их жизнь чуточку лучше? Без насилия и субботних гостей в виде мафии? А смог бы сам Натаниэль жить вот так? Перебираясь из города в город в поисках безопасного убежища, и каким бы он стал, не живя в тех условиях особняка? Интересный вопрос, но эта была не его жизнь, чтобы думать об этом. Он уже жил своей, и какой бы она не была, это была только его история. — Какие твои родители? — задал столь интересующий вопрос Нат.       Льюис вздернул голову, как бы задумываясь об этом, а потом какая-то нежная улыбка растянула его губы. Он облокотился на стену позади себя и перевел глаза на потолок. — Мою маму зовут Элизабет, она испанка, но всю жизнь жила в Америке, она действительно хорошая, — его голос стал намного тише, из-за чего перешел почти в шепот, — она никогда не была сильна здоровьем, была строга со своим мнением, но ее можно было уговорить, она всегда заботилась о нас. Отец же… Раньше он был другим, до всех этих проблем, а потом стал бояться каждого шороха, стал серой крысой, готовой на все ради денег, но продолжал скрывать нас по миру, выделяя, так сказать, свою «заботу». На самом деле я уверен, что он был не против оставить нас и скрываться одному, просто боялся, что мы расскажем о его местонахождении. Мама давно должна была развестись с ним, но не успела, сейчас, когда все их проблемы решены, они вроде как налаживают брак, хотя это и выглядит чертовски глупо со стороны.       Нат слушал и впитывал каждую крупицу информации, не для того, чтобы использовать после, просто ему было чертовски интересно, как Льюис вырос таким мягким, доверчивым и добрым. Как в этом мире вообще оставались добрые люди. Для него это было загадкой, он не знал, как не относиться к чужим людям с настороженностью и как просто быть таким солнечным. Льюис был особенностью, приятной, с ним правда хотелось быть рядом, разговаривать и даже дружить. Знаете, как будто рядом с вами такое маленькое лучистое солнышко. Это было приятно. Оно грело и заставляло что-то приятное само по себе разливаться внутри. Натаниэль хотел бы узнать о Льюисе намного раньше.       Примерно еще через несколько дней препараты были у него на руках. Почувствовать вес тех самых заветных упаковок было странно. Казалось, вот это успокоение так близко и так ощутимо. Если это действительно поможет, то Натаниэль был готов отдавать ради них что угодно. Однако стоял полдень, и прямо сейчас принимать их Нат не решился, он не знал, как его организм отреагирует на химикат, и рисковать не хотелось. Стоило дождаться вечера, когда можно будет спокойно начать экспериментировать. Осознание, что вот-вот он наконец вернется к прежнему состоянию, чертовски радовало, он уже мечтал о том, как наконец сможет послать Рико на один или несколько больших….       Потерпеть до вечера было самым трудным, наконец уложив Жана спать и убедившись, что Рико занят своими делами, не включив в них Натаниэля, Веснински принялся к исполнению плана. Расставил по близости только самое необходимое — бутылку воды, плед, стянутый с собственной постели, и мобильник, на случай, если все станет слишком хреново, и он сможет если и не позвонить, то кинуть его в дверь, чтобы Жан услышал. Хороший способ, и время на гудки не тратится.       Ножи же отложил как можно дальше, была мысль вообще их оставить в комнате, но это создавало лишь неприятное чувство тревожности. Однако и держать их при себе сейчас было небезопасно, Натаниэль сам никогда не принимал какие-либо наркотики, но знает, какие могут быть последствия, окон — выхода — здесь нет, а клинки надежно спрятаны. Можно было приступать.       Баночка была небольшой, но увесистой, еще одна похожая лежала сейчас в комоде с вещами, Натаниэль не стал рисковать с частыми поставками, поэтому просто заказал сразу две. Этого должно было хватить на некоторое время. Две маленькие непримечательные таблеточки, а сколько в них содержится, черт возьми. Натаниэль еще никогда не был так близок к своему спасению, но также и к крушению. Что будет дальше, и сможет ли он вовремя остановиться? Это было чертовски страшно, просто неописуемо. Он видел Эндрю под таблетками и знал его поведение, но ему нельзя было, чтобы хоть кто-то узнал об этом. Это будет смертельно.       Наплевав на все, белые пилюли отправились прямо на язык. Неприятно горькие. Разжевал, распространив по языку, словно песок, и тут же схватился за бутылку с водой, чтобы избавиться от отвратительного привкуса. Действие должно начаться только через пару десятков минут. Натаниэль отставил бутылку, поморщившись, и поборол желание пойти почистить зубы.       Сейчас Натаниэль даже не знал, как это начнется, у него под рукой был только интернет и сотни сайтов с предупреждениями, но на самом деле ничего стоящего. Этот наркотик назывался «детским» из-за того, что в основном он был предназначен для лечения детей с СДВГ, но, как ни странно, дозировки для всех были одинаковы. Натаниэль не знал, какая дозировка была предназначена именно ему, но основываясь на фактах той сотни сайтов о наркомании, переборщить было до ужаса просто, но Нат пока не собирается с этим играться, верно?       Перевел взгляд на дверь и тут же заметил первое, картинка смазано переходила с одного на другое, почти смешав все цвета в одно. Ох, он знал это ощущение. Склонился корпусом и тут же ощутил, как дыхание сорвалось на хрип, действует. Улыбка расползлась по лицу, а внутри разлилось приятное тепло освобождения. Вскинул голову, постаравшись поймать взглядом то, что ему было нужно, с глупой резкостью поднялся и тут же оперся на стену позади себя. Слишком быстрые шаги, и вот наконец нашел себя в отражении зеркала. — Возможно, это не сильная проблема? — прошептал сам себе Натаниэль.       Зрачки, чертовски огромные, они заполняли почти всю часть радужки, оставив только тонкое кольцо ярко синего цвета. Широкая, слишком счастливая улыбка искажала губы, и черт, Нат не видел себя таким уже слишком много времени. Плевать на все. Из груди раздался гулкий, звонкий смех, больше похожий на хихиканье. Веснински одернул себя, тут же влепив по губам ладонью, и зажал рот. Ошарашенно обернулся на дверь, на несколько секунд прислушался, а позже вновь выдохнул уже более спокойно. Пронесло. Обернулся на себя в зеркале, не скрыв восторга.       Черт возьми, получилось! Невольно подпрыгнул на месте, сдержавшись, чтобы победно не закричать. Это было то самое ощущение эйфории как на поле, когда вы драли задницы слишком долго, чтобы победа была заслуженной. Когда наваливаетесь друг на друга, широко и искренне улыбаясь. До ужаса знакомое чувство, но в сотни или тысячи раз больше. Пальцы зарылись в волосы у самых корней, оттянули, пройдясь раскрытыми ладонями по щекам, ниже, и тут же словили сумасшедший пульс прямо под челюстью. Вдох, выдох, спокойствие.       Спустя еще жалкие несколько минут почувствовал, как тело стало в разы легче, как отпала усталость, и появилось неограниченное возбуждение. Он мог бы сейчас пробежать десятки километров без остановки. Это были не препараты, это было ебаное зелье. Соскользнул по стене прямо на пол и, подхватив оставленную бутылку, выпил почти полностью, откинул, не заботясь о том, как расплескались по кафелю остатки. До невозможного хотелось покурить, но желание блевать было в разы меньше, поэтому Нат просто отмахнулся от этой идеи. Тело само потянулось ниже и уже через мгновение просто растянулось по полу. Глаза проскользнули на потолку, проследив, как свет с ламп превратился в неровные яркие вспышки. Ну, что ж… Хорошая работа, Натаниэль Веснински.