Time Left Today

Из Парижа в Брюссель Гарри проснулся, зная, что что-то не так. Честно говоря, так было каждое утро с тех пор, как они отправились на поиски камня. Каждое утро одно и то же было не так, и не было ничего, что могло бы это справить. Но сейчас он оказался в незнакомом месте, в окружении незнакомых людей. Их дыхание было слишком глубоким, их храп был через чур громким, а шарканье было более осторожным. Простыни в Гриффиндорской башне были темно-бордового цвета, которые таяли на щеке Гарри, а эти — грубого белого цвета, пахнущего моющим средством, и даже не тем, которым пользовалась тетя Петуния. И они были мокрыми. Гарри подскочил, стукнувшись головой о потолок, тут же вспомнив, где он находится: правильно, он убил Квиррелла. Квиррелл был мертв. Он был убийцей. Они должны были увезти его. Сейчас он в Париже, в отеле, где кровати стояли друг над другом по три. Место Гарри находилось на самом верху. Утренний свет падал сквозь складку уродливой зеленой занавески. Далеко внизу двигались люди: мужчина сворачивал пижаму, женщина вылезла из тапочек, чтобы осмотреть покрасневший палец на ноге. Гарри подался вперед, чтобы опустить голову и заглянуть в кровать Снейпа, но от этого движения штаны его пижамы соскользнули с того места, где они прилипали к бедру, и он тут же вспомнил, содрогаясь всем телом, что его простыни были мокрыми… Он нырнул за занавеску, его горло горело от унижения. Этого не случалось, ну, очень давно, за исключением одного раза несколько дней назад в больничном крыле. Но это было по-другому, потому что тогда он только что очнулся от комы, и мадам Помфри сказала, что это было просто его тело. Сказав, что ему не о чем беспокоиться, она вычистила простыни и принесла ему новую пижаму.И не было никакой суеты по этому поводу. Но сейчас ее здесь не было, и даже если бы Гарри знал нужные заклинания, его палочка была у Снейпа: вероятно, она была в его пальто, а Гарри не мог добраться до него, чтобы все не увидели пятно на его пижаме. И, в любом случае, он не мог колдовать, иначе его нашла бы волшебная полиция… Он вдохнул через нос и снова выдохнул, чтобы попытаться успокоиться, но от этого только сильнее ощутил запах. И хотя его желудок был пуст, кислота поднималась к его рту, пока слезы не хлынули из зажмуренных век. Это было похоже на кошмар. Он думал, что это было ужасно, в те времена, когда это случалось на Тисовой улице, но, по крайней мере, тогда он мог надеяться пробраться в шкаф по лестнице, где хранились свежие простыни, раздеть постель и постирать, прежде чем кто-либо заметит. Здесь он не знал, где хранятся свежие простыни или где стиральная машина, а все эти люди узнают, не говоря уже о Снейпе… Дверь открылась, и Снейп вернулся из ванной с полотенцем на плече и свежевыбритым лицом, уже сердитым на эту жизнь. Он порезал себя чуть ниже уха, свежая кровь привлекла внимание мальчика. Гарри полностью задернул занавеску, но между краем ткани и стеной все еще оставалась щель, куда не доставала перекладина. Он едва успел накрыть ноги одеялом, как занавеска отодвинулась и появилось лицо Снейпа, зависшее над самой верхней ступенькой лестницы. — Я больше не дам тебе спать, Поттер, так что не пытайся прятаться, — сказал он. — Одевайся и собирай вещи, мы уезжаем сразу после завтрака…Что это за запах? Гарри ничего не сказал. Он был слишком сосредоточен на том, чтобы не плакать, и его уже не хватало на составление предложений. Снейп помолчал с минуту, и хотя Гарри не смел взглянуть на него, он чувствовал, как его взгляд скользит вверх и вниз по кровати, цепляясь за одеяло, подозрительно свернутое вокруг его бедер. — Что ж, — Снейп откашлялся,— одевайся. Очередь в ванную пока не слишком огромная, так что можешь сходить в душ, если поторопишься. — Что… что мне делать с простынями?— прошептал Гарри, — вы не знаете, есть ли там прачечная или… — Оставь это. Когда будешь одет, встретимся внизу у стойки регистрации. Гарри сделал, как ему сказали, двигаясь полностью на автопилоте. По всем законам природы, он должен был умереть прямо сейчас, подумал он, он не должен был пережить это. Было странно продолжать день; он чувствовал себя так же, как после пробуждения от комы, как будто время перестало вращаться, в то время, как Земля продолжала двигаться. Засовывая мокрые штаны от пижамы в полиэтиленовый пакет, который когда-то использовал для грязных носков, он задавался вопросом: делает ли его ужасным человеком то, что он сравнивает сегодняшний день с днём, когда он стал убийцей? Вероятно, что да. Снейп разговаривал с дамой на стойке регистрации, когда Гарри сбежал вниз по лестнице. Они говорили тихо, и он ничего не мог разобрать с того места, где сидел на подлокотнике дивана. Но вот, дама в какой-то момент бросила на него жалостливый взгляд, и он сразу догадался, о чем шла речь…Он быстро посмотрел на стол из оргстекла, делая вид, будто его очень интересуют листовки об автобусных турах. Гарри хотел бы отправиться в автобусный тур. Это звучало весело. Должно быть, они были и в Лондоне, а не только в Париже. Представив, как рассказывает об этом Дурслям, он почувствовал дурноту не потому, что они никогда не скажут «да», а потому, что он понятия не имел, когда снова увидит их или кого-нибудь еще. — Ты взял все свои вещи? — рявкнул на него Снейп через весь зал, — Ну? — Да, сэр, — пробормотал Гарри, желая, чтобы Снейп говорил немного тише: все остальные в холле повернули головы, чтобы посмотреть на них. Следуя за Снейпом через стеклянную дверь к бару, он увидел, как дама на стойке регистрации взяла ключ и поспешила наверх. Она собиралась менять ему простыни? Он так ненавидел эту мысль, что ему пришлось вдавить пальцы в самое нижнее ребро с такой силой, что стало больно, просто чтобы перестать думать об этом. В баре существовала система завтрака, которую все знали, но Гарри не мог ей следовать. Он быстро понял, что длинный стол в дальнем конце зала — это то место, куда нужно идти и самому себя обслуживать. Он был заказан, но очереди не было, и люди, казалось, точно знали, что не имели права брать еду оттуда. Хотя нигде этого не сказано. Вскоре Снейп потерял терпение и рявкнул на Гарри, чтобы тот поторопился, что совсем не помогло, потому что Гарри перестал видеть еду, слишком увлеченный необходимостью спешить. В конце концов он схватил круассан, салфетку, и бросился к их столу, прежде чем кто-нибудь успел сказать ему, что он сделал это неправильно. Снейп принес ему тарелку и нож для масла, глядя на Гарри, как на животное. — Это все, что у тебя есть? Если ты думаешь, что получишь еду, когда начнешь жаловаться, что проголодался через час, значит, ты глубоко недооценил свои обстоятельства. Гарри пожал плечами. Он хотел указать, что не хотел выбирать с самого начала, потому что знал, что, вероятно, сделает это неправильно, но Снейп настоял, так что вряд ли это была вина Гарри — и он мог бы найти в себе смелость сделать это в Хогвартсе, где Снейп был всего лишь одним из учителей, а Гарри — одним из учеников. Однако здесь они были одни, и если Снейп случайно решит, что с него достаточно Гарри, мало кто мог предсказать, что он может сделать. Гарри не думал , что Снейп просто встанет и оставит его одного в чужой стране, но как только эта идея пришла ему в голову, она оказалась непоколебимой: он мог запросто увидеть себя на улице, потерянного, без гроша в кармане, неспособного попросить о помощи, потому что люди, которые говорили здесь по-английски, говорили на нем так, как он с трудом понимал, а он не знал ни слова по-французски. — Выпей хотя бы сок, — выплюнул Снейп, — Или джем. Ты понимаешь, как это просто? Не дай Мерлин тебе заболеть цингой вдобавок ко всему, с чем мне приходится иметь дело. Старик, от которого ужасно пахло, странно посмотрел на Гарри, когда тот прошел мимо него, но ему удалось принести сок в рекордно короткие сроки. Он не принес варенья или чего-то в этом роде: он хотел оставить какое-то удовлетворение при себе. Как и планировалось, Снейп выглядел раздраженным пристальным взглядом Гарри на его простой круассаном; это была игра с огнем, но Гарри сомневался, что его могут бросить из-за сладкого. И, в любом случае, оно было вкусным, хотя и немного суховатым. Потом они пошли на вокзал. Возможно, это было тот же самый, что и прошлой ночью, но Гарри не был уверен: все виды, запахи и звуки путешествия смешались в его сознании. Он бежал трусцой за Снейпом, его рюкзак подпрыгивал вверх и вниз на его плечах до боли. От одной платформы к другой, под землю и снова наверх, в поезд, в одно купе и другое. Он видел, как разные мужчины и женщины волочили свои чемоданы и сумки, слышал звуки, которые издавали их рты, и то, как звенел их смех, но он не понимал.Это было странно, потому что на самом деле, хотя бы какую-то часть можно было понять: эти люди путешествовали, и они вдвоем путешествовали, и железнодорожная станция была чем-то вроде Кингс-Кросс, а поезд был просто поездом, только с разметкой на другом языке. Но чего-то ключевого не хватало. Гарри казалось, что он наблюдает за всем из-за стеклянного барьера, его тело двигалось само по себе. Возможно, им завладел какой-то другой Гарри. Каждый раз, когда Снейп вставал, чтобы сходить в туалет или походить взад-вперед по коридору, как медведь в клетке, этот другой Гарри украдкой откусывал от печенья, которое он упаковал в то безумное утро в Хогвартсе. Другой Гарри вывел свое тело из поезда и пошел по улицам, которые были шире, чем все, что он видел в своей жизни. Он не знал, где они, а спрашивать было бы глупо, поэтому он шел за Снейпом в полной тишине, глядя себе под ноги, пока дороги не превратились в булыжники, а вывески на витринах не начали рекламировать пиво и вафли. На английском. Неожиданно Снейп купил им чипсы с майонезом из окошка, выкрашенного в желтый цвет. Он положил свою порцию на скамейку поверх карты, которую норовил сбросить ветер.  Гарри подумал о том, чтобы помочь ему с этим, но понял, что в ответ получит только злобный комментарий; в любом случае, Снейп, кажется, хорошо разбирался в этих путешествиях, и Гарри не думал, что может чем-то помочь. Карта представляла собой паутину разноцветных кривых и крошечных аббревиатур со слишком большим количеством гласных и странными шляпками у некоторыми из них. Вместо этого Гарри было, чем заняться. Они были хороши, чипсы, но тяжело оседали в его желудке, уже заполненном печеньем, так что затея шла медленно. Тем не менее, он был полон решимости закончить: Снейп прямо сказал ему, что ожидает, что Гарри будет есть «все, что тебе дадут и когда тебе дадут, Поттер», и Гарри уже чувствовал себя довольно плохо из-за своей жизни, но хотя бы никто не кричал на него. И на том спасибо. К тому времени, когда Снейп привел его в другой отель, на этот раз с винтовой лестницей и вентиляторами, разбросанными по широким подоконникам, Гарри смог одолеть чипсы и уже начал об этом жалеть, поскольку они вызывали беспокойство в его животе. После того, как они добрались до комнаты, которая была вся из дешевого дерева, с вентиляторами, к которым были привязаны развивающиеся ленты, Гарри сел, затем встал, затем побежал в ванную, извергая из себя печенье, чипсы и майонез, все сразу. — Я вернусь через несколько часов, — сказал ему Снейп, как только Гарри снова сел на кровать: здесь тоже были двухъярусные кровати, и Снейп настоял на том, чтобы Гарри занял верхнюю, хотя гравитация призывала его извивающиеся кишки оставаться ближе к земле, — Человек на стойке регистрации говорит по-английски, так что обращайся к нему, если что-то будет нужно. Но ,в остальном, я ожидаю, что ты будешь оставаться на месте. Сможешь ли ты сидеть спокойно так долго или мне придется тебя связать? Гарри надеялся, что Снейп не говорит серьезно, но ведь всего неделю назад он был уверен, что этот человек хочет его смерти. Очевидно, он плохо понимал Снейпа. В любом случае, сейчас у него не было никакого желания выходить куда-либо и когда-либо. Ко всему прочему, ему вдруг не захотелось, чтобы Снейп уходил. Это было глупо, потому что Снейп заставлял его нервничать, стесняться и раздражаться. С другой стороны, Гарри больше предпочитал чувствовать себя нервным, застенчивым и раздраженным, чем брошенным посреди города, названия которого он даже не знал, и не зная, вернется ли Снейп. Особенно сейчас, когда он был болен. — Пей воду, — сказал ему Снейп вместо прощания, а затем вышел из комнаты, оставив Гарри одного в гудящей тишине электрических вентиляторов и отдаленной суете туристов снаружи. Через минуту Гарри сполз на пол, обхватив руками живот, и пополз к своему рюкзаку: он немного драматизировал, он понимал это, но иногда ему нравилось жалеть себя больше, чем он имел на это право, когда он был наедине с собой. Дамблдор сказал ему взять только самое необходимое и ничего волшебного. Его палочка и плащ-невидимка были у Снейпа, Хедвиг — у Хагрида, даже его шоколадные лягушки остались в его сундуке в башне Гриффиндора. Но был альбом, подаренный ему Хагридом, когда Гарри еще отлёживался в больничном крыле и до того, как ему пришлось бежать, этот альбом Гарри завернул в старый свитер и спрятал на дне рюкзака. Фотографии двигались, но Дамблдор сказал, что просто наличие рядом с ним палочки или плаща не означает, что его можно отследить, так что все с этим было в порядке; Гарри просто нужно держать его подальше от магглов. Он никогда не видел фотографий своих родителей до того, как получил альбом, но к настоящему времени он просмотрел его так много раз, что мог представить их во всех деталях, когда закрывал глаза. Он забрался в постель с альбомом, провел пальцами по шероховатым страницам, улыбнулся маминой улыбке и почувствовал себя еще более одиноким, чем прежде.