Time Left Today

Из Оравского града в Закопане Из Ньюхейвена в Париж. Из Парижа в Брюссель. Из Брюсселя в Амстердам. Из Амстердама в Берлин, из Берлина в Стокгольм, из Стокгольма в Хельсинки. За исключением того, что они были далеко от Стокгольма. Вместо этого они были посреди леса в чертовой глуши. Вот вам и маршрутная мантра Северуса. И это тогда, когда Министерство отправило за ними Ламотта, из всех людей. Мерлин, если бы он хоть мельком увидел тень Северуса, он бы сразу узнал его, и тогда для Северуса все было бы кончено : как только распространятся новости, что он помогает и поддерживает безумие Дамблдора против планов Люциуса Малфоя, на какое доверие от фракции чистокровных он сможет расчитывать? Молодой аврор Адейеми, как обращался к ней Ламотт, возможно, была там исключительно по приказу Министерства, хотя даже об этом Северус мог только догадываться. Но было совершенно немыслимо, чтобы Ламотт, с его постоянным приглашением в Малфой Мэнор, присоединился к замыслу Люциуса, не подозревая о том, в чем заключается этот замысел. Все они были настолько увлечены друг другом, вся эта чистокровная ветвь круга Пожирателей Смерти и Сочувствующих, что если Северус настроит одного против себя, то фактически настроит их всех. Нет. Паниковать было бесполезно. Он не знал, заметили ли его. Его будущее, возможно, все еще в пределах его досягаемости, не ускользает из-под побелевших костяшек пальцев. — Где мы?—  В голосе Поттера слышался лишь намек на дрожь, он осторожно смотрел на Северуса, когда тот снимал, а затем складывал мантию-невидимку. Впечатляет. — Я аппарировал нас в Северную Чехословакию. — Э… почему? Он потянул мальчика за подбородок, чтобы получить доступ к его затылку, где тот ударился о фонарный столб. Крови не было. — Необходимо визуализировать место, куда хочешь аппарировать, что может быть практически невозможно, если у тебя нет истинных воспоминаний об этом месте. Я недостаточно знаю о Стокгольме, чтобы попытаться это сделать, но тот замок вон там, это замок Орава, где я несколько лет назад присутствовал на конференции мастеров зелий. Дай мне зеркало, я должен сообщить директору о том, что произошло. — У меня его нет. Ужас застрял в горле Северуса.  — Ты его потерял? Мальчик посмотрел в сторону.  — Да, они… когда они схватили меня, они забрали его. Или, может быть, оно выпало, я не уверен. Они в лесной глуши, положение Северуса как шпиона скомпрометировано, авроры идут по их следу, и теперь нет возможности связаться с Дамблдором. Он отвернулся от Поттера, не желая, чтобы тот видел выражение лица Северуса. — Мне жаль. — Да, что ж, — Северус попытался найти какую-нибудь ниточку надежды, но не нашел. Они заблудятся и умрут здесь, а потом их тела съедят медведи. — Не бери в голову. Сейчас важно, чтобы мы продолжали двигаться, некоторые авроры обучены отслеживанию аппараций. Мы поднимемся к замку и там сядем на автобус. Ну же. Замок возвышался над их головами. Предстояло немало взбираться на гору, а сна им обоим не хватило: начинать надо было сейчас, пока адреналин еще в избытке. Северус сделал шагов десять, когда понял, что мальчик не идет за ним. — Поттер! Поттер застыл на месте с широко раскрытыми глазами. — Мы должны вернуться! — Что ты… — Мы не можем идти, нам надо вернуться в Берлин, та леди сняла с меня рюкзак! — Твоя сумка… Поттер, ради всего святого, мы купим тебе новую сумку. У меня есть твоя палочка и твой плащ, все остальное можно купить, когда мы… Он осознал свою ошибку за мгновение до того, как Поттер выкрикнул: — Нет, нельзя! Там был мой альбом! Если бы в Северусе оставалось место для еще большего опасения, то этот факт бы все исправил.  — Поттер… — Нет! Я никуда не пойду без моего альбома, верните меня! — Я не верну тебя обратно. И я уверен, что у твоей тети есть копии фотографий… — Нет, копий нет! Это были мои единственные фотографии, я возвращаюсь! — Мы не можем вернуться!— взорвался Северус, и его внезапно поразила такая сильная боль, что он чуть не согнулся вдвое. Он изо всех сил старался дышать размеренно. — Послушай меня, Поттер, — сказал он. Это звучало жалко, на его слух. — Я дам тебе фотографии, когда мы вернемся в Англию. — Не лгите мне! — Я не лгу. Я дружил с твоей мамой, и у меня до сих пор где-то есть ее фотографии. А твой… твой отец, ну, у меня нет его фото, но я знаю кое-кого, у кого они точно есть. Теперь ты пойдешь со мной? Он был почти уверен, что, как только напишет Люпину через десять лет после их последней встречи и только для того, чтобы попросить фотографии Джеймса Поттера, он тут же потеряет всё чувство собственного достоинства и самоуважения, которое он развил за это время, но если это заставит мальчика двигаться… — Вы дружили с моей мамой? — Поттер по-совиному моргнул. — Какой она была? Кошмарной , подумал он, как и ты . Он уже жалел, что открыл рот. — Я расскажу тебе о ней, как только мы доберемся до места, где это будет безопасно. — Вы должны пообещать. — Обещаю, — сказал Северус, чувствуя привкус кислоты. Мальчик задумался на мгновение. Северус искренне надеялся, что тот смягчится: он достаточно хорошо помнил ядовитое упрямство Джеймса Поттера и достаточно долго учил детей, чтобы бояться подростковых истерик, а потом ещё была Лили, конечно. Лили могла не казаться упрямой, но только потому, что она никогда не признавала ни одного исхода, при котором она не получила бы того, чего хотела. В общем, если он не сможет убедить мальчика, то они никуда не пойдут. Поттер был маленьким, но не настолько, чтобы Северус мог нести его в гору, брыкающегося и вопящего. В высоких хвойных деревьях над ними щебетали птицы, которых не трогала атмосфера вокруг. В воздухе пахло древесиной и утренней росой. — Нет, — наконец решил мальчик с мрачным выражением лица. — Вы говорите это только потому, что вам нужно, чтобы я пошел с вами. — Я… что ты хочешь, чтобы я сделал, Поттер, дал нерушимый обет? Поттер прикусил губу.  — Возможно, — сказал он, — Что такое нерушимый обет? У Северуса появилась идея.  — Это магическая клятва, дав которую, ты уже не можешь нарушить, иначе будешь наказан смертью. Ритуал достаточно прост в исполнении. Он ждал, пока мальчик размышлял, его глаза прищурились и излучали подозрение. Конечно, сомнения Поттера были полностью обоснованы: для клятвы требовалось заклинание, которое не имело силы, если не выполнено следующее условие, и для этого требовалось три человека.  Северус лгал сквозь зубы. — Ладно, — решил Поттер,— Да. — Очень хорошо, — сказал Северус. Он преклонил колени на влажной земле. — Возьми мою руку. Я, Северус Снейп, клянусь… — Нет, подождите, стойте! Северус стал подозревать, что это будет долгий день. — А если что-то случится, и вы не сможете? Например, что, если вы сильно поранитесь и вам придется отправиться в больницу, или… — Это можно оговорить в клятве. — Но мы не сможем все предусмотреть! — У мальчика снова началась истерика. — Я не хочу, чтобы вы умерли! Это не работает, понял Северус. Настало время кардинально изменить подход. — Послушай меня, Поттер, — приказал он. — У тебя есть выбор. Ты можешь либо принять риск того, что я могу не выполнить своё обещание, и пойти со мной, чтобы мы могли найти безопасное место, где ты сможешь поесть, поспать и успокоиться. Или ты можешь остаться здесь… — Нет, не уходите, — потребовал Поттер, что, как понял Северус, было не решением, а всего лишь страхом остаться в одиночестве. — У тебя есть выбор , а у меня нет, потому что я не могу оставить тебя. Я бы предпочел, чтобы мы нашли безопасное место для продолжения этого обсуждения, но если ты решишь остаться, я останусь здесь с тобой. Однако я буду недоволен и уж точно не в настроении выполнять какие-либо обещания. Ты понимаешь? — Да, — сказал Поттер, выглядя довольно разочарованным. — Так какой твой выбор? — Вам не нужно заставлять меня говорить это ! Любое чувство победы, которое он мог испытывать, вскоре было подорвано апатией, опустившейся на них обоих. Поттер шел позади него в угрюмой тишине, которую он каким-то образом смог наполнить огромным объемом смысла. Северусу не нравилось, что он сам чувствует настроение мальчика. С каждой напряжённой минутой ему становилось всё не по себе, и он поймал себя на том, что ищет, что бы сказать такого нейтрального. Когда они взбирались на крутой холм с острыми камнями, который был весь изрыт горгульями в поисках корней, Поттер отказался взять руку, предложенную Северусом, чтобы помочь ему подняться. Как только они выбрались из самых густых деревьев, тропа исчезла в поле высокой травы, усеянной лиловыми цветами. В то время, как Берлин был затянут тучами, солнце здесь палило свирепо, и всего через несколько минут макушка Северуса словно загорелась. — Смотри, куда идешь, — сказал он мальчику, внезапно вспомнив, как запасался местными ингредиентами для зелий, когда был здесь в последний раз. — Агады любят прятаться в траве. Их яд может быть смертельным. Мальчик ничего не ответил. — Ты слышал, что я сказал? — Мгмм. — Тогда мне требуется подтверждение данного факта. — Я же сказал, что слышал вас! Северус полагал, что льготный период застенчивого ребенка действительно закончился. Они добрались до замка к полудню, не встретив ни смертоносных гадюк, ни медведей-людоедов. Они провели еще час, сидя на гравийной дороге прямо под знаком автобусной остановки, лелея свои тепловые удары. Северус был уверен, что все это закончится очередным приступом болезни мальчика, на этот раз вкупе с обмороком и лихорадкой, потому что именно это, конечно, им сейчас было нужно. Водитель автобуса немного повозмущался на то, что ему заплатили не той валютой, но после напряженного спора на двух очень разных языках он бросил взгляд на Гарри и махнул им, чтобы они проходили, полностью отказавшись от горсти купюр Северуса. Снейп даже не был уверен, куда они идут. Скорее всего, это было к лучшему: он не знал, как именно авроры выследили их до Берлина, но некоторая доля эксцентричности, по крайней мере, запутала бы их. Они вышли в Зуберце примерно через два часа. Среди карт, показывающих пешеходные и лыжные тропы в тесной туристической справочной через дорогу, Северус нашел один потертый томик с дорожными картами Европы. Не имея особого желания снова спорить о валюте, он накинул на себя плащ и снял его с полки. — Вы украли его ? Это было первое, что Поттер сказал ему за несколько часов. Один только его тон говорил о том, что он думал о таком поступке. — Нет, — легко ответил Северус. — Да вы это сделали. — Ты был снаружи и не мог видеть, за что я мог или не мог заплатить. — Но… — Возможно, здесь есть урок о признании проступка перед лицом мизерного количества улик. Если бы вы узнали об этом немного раньше, возможно, мы бы не попали в эту передрягу. — Вы имеете в виду с миссис Боунс. Но это другое дело, потому что она судья или что-то в этом роде. Я не собирался лгать судье. Это… лжесвидетельство, — выдал Поттер со всей уверенностью, — И это неправильно. Единственная скамейка на крошечной площади была занята местными жителями, которые громко сплетничали за пивом, поэтому они положили открытую книгу на тротуар под знаком автобусной остановки. Северус чертил линии над городами и поселками, названия которых он не мог произнести, ища вспышку узнавания. Поттер сидел под мантией-невидимкой: независимо от того, узнал Ламотт Северуса или нет, они искали взрослого и ребенка, а не человека, путешествующего в одиночку. Вот только Северус тоже не мог видеть мальчика и должен был просто верить, что он был там, где ему было велено быть. — Есть смысл идти только на север, — решил Северус. Они сядут на первый автобус до Закопане, выйдут перед польской границей и пересекут ее пешком, сядут на следующий автобус до Закопане и, дай Мерлин, доберутся до него к ночи. Оттуда они должны будут сесть на поезд до Варшавы, и Северус надеялся, что все столицы каким -то образом связаны друг с другом. У него было отчетливое ощущение, что он не должен принимать эти решения в одиночку, что он не подумал о чем-то существенном и неизбежно потерпит неудачу, и что последствия этой неудачи будут расти и просачиваться в будущее, пока это не будет стоить Альбусу его войны. Когда Поттер был невидим, водитель микроавтобуса не чувствовал себя таким щедрым, и Северус потратил большую часть своих немецких марок, убеждая его, что стоит съездить на обмен валюты. В фургоне было всего семь мест, поэтому он был битком набит людьми, и Северусу пришлось отвлечь какого-то строителя, растянувшегося рядом с ним, выпавшим кошельком. Благодаря чему он мог схватиться за то место, где, как он предполагал, был Поттер, и посадить его к себе на колени. Прошло четверть часа, и он не мог понять, почему он вообще считал мальчика маленьким. Он оказался в ловушке между одним горячим грузом сверху и другим сбоку — сиденье микроавтобуса изо всех сил пыталось удержать строителя, который был лихорадочно тёплым и крупным мужчиной. Прижавшись к окну и задыхаясь, Северус боролся со всеми инстинктами, которые заставляли его ткнуть Поттера между ребер, или встряхнуть его, или что-то в этом роде, что угодно, лишь бы заставить его сидеть смирно и, в идеале, не врезаться какой-либо костлявой частью своего тела в различные мягкие места Северуса. Автобус скользил по ямам на дороге, заставляя его сердце пробираться к ушам. Когда он подумал о Лили, это был отчаянный поиск какой-то старой обиды, спасение утопающего от настоящего. Это напомнило ему о Люпине, и поэтому он пошел по этому пути, уже зная, куда он ведет, но чувствуя каждый поворот как нечто новое: когда они вернулись в Хогвартс на шестой год обучения, Северус по необходимости проводил больше времени с Эйвери и Ламоттом, и говорил о Лили такое, во что сам не мог поверить, хотя никогда не называл ее имени. Ему казалось, что она все равно узнает. Она расширила свой обычный круг друзей, включив в него оборотня, и она не разговаривала с Северусом, а только иногда посылала ему взгляды сквозь толпу, а он оглядывался на неё. И это было похоже на нечто более важное, нежели любой разговор, который все люди на свете когда-либо имели. Большую часть лета перед седьмым курсом она провела в гостях у Поттеров по личному приглашению Люпина. В сентябре она вернулась с кольцом. Северус сказал ей, что она сошла с ума. — Ты же знаешь, какие бывают эти чистокровные семьи, — пожала она плечами. — Твой дорогой друг Квентин помолвлен уже с прошлой весны. Но Ламотт не был магглорожденной девушкой из бедной семьи, вышедшей замуж за наследника богатого и чистокровного рода. Джеймс Поттер, конечно, был очень любезен к ней. Северус слышал его однажды, когда он говорил об этом с Блэком и несколькими когтевранцами, которые пришли поздравить его с помолвкой. Его не смущало, что она магглорожденная, это не имело значения, на самом деле он уважал ее за это еще больше.  « — Это двойной опыт, — размышлял он, — Она живет на пересечении двух миров, я чувствую, что это делает личность более богатой». Это было глупым подвигом — уважать Лили за ее отсутствие статуса, когда у тебя самого статус лезет из носа. Северус, полукровка, грубый и пахнущий алкоголем и консервами, был всего лишь ступенькой лестницы, по которой можно было подняться выше. Это роскошь, подумал он, быть добрым к ней, а Северус устал обмениваться по мелочам. Он сказал ей, что она пошла против своих принципов, как будто он не проводил ночи, думая о том, что сказать Ламотту. Она не ответила на это, но только потому, что за нее это сделали ее брови. — Что ты хочешь от меня?— спросила она, —  Я не могу присоединиться к вашей маленькой банде, и не только потому, что у меня есть совесть, но и потому, что они все предпочли бы, чтобы я умерла . Так что ты хочешь от меня, Северус? — Попробуй не выходить замуж за Джеймса Поттера. Она подняла подбородок. — Я влюбилась, — заявила она. — Это сделало меня глупой. Но я еще и наполовину не такая идиотка, как ты, и знаешь, что самое ужасное? Это люди, которые сделали это с тобой. Эти богатые, чистокровные семьи заставляют тебя чувствовать себя нежеланным в волшебном обществе, и что ты делаешь, чтобы дать отпор? Ты бежишь прямо к ним. Это зависимость… — А какая у меня альтернатива, Лили? Трахнуться с каким-нибудь безбашенным мальчишкой из чистокровной семьи, отчаянно пытающейся выдать его замуж? — Знаешь что, если придется, то да! Она заставила его рассмеяться. А потом она тоже рассмеялась. И тогда они снова начали общаться. Мальчик заснул. Погруженный в свои мысли, Северус не заметил, когда его тело обмякло, но в какой-то момент он почувствовал на своей груди устойчивое тепло неглубоких выдохов, сопровождаемое храпом строителя. После этого он почти ничего не чувствовал. Переход через границу в самый разгар летней жары должен был быть запоминающимся событием его жизни, но он этого не чувствовал. Пот на коже не зудел. Душный воздух вечернего автобуса в Закопане был всего лишь воздухом. Он думал о Лили, Квентине, Валериане и Джеймсе Поттере, когда покупал воду в бакалейной лавке возле автобусной станции Закопане, когда тащил Поттера вверх по холму, а затем обратно вниз, когда солнце садилось, и Поттер наконец указал на табличку с бесплатными номерами, написанными на недоработанном английском. В комнате была одна двуспальная кровать и одна небольшая раскладная для мальчика. Северус был невероятно измотан, но когда хозяйка, высокая женщина с голубыми глазами и выгоревшими на солнце волосами, сказала ему, где он может найти пункт обмена валюты, он безропотно пошел туда, как будто тяжесть в его ногах не была чем-то особенным, что могло повлиять на него. Он даже больше не беспокоился об Альбусе, Ламотте или Люциусе и даже не моргнул, когда сказал мальчику, что слишком устал, чтобы к нему приставали с обещанными рассказами о матери. Все это казалось нереальным. Лежа в постели изможденным телом, но непреклонным разумом, он прислушивался к насмешливому завыванию горного ветра и почти не слышал его. — Профессор Дамблдор сказал, что любовь моей мамы убила Квиррелла, когда я прикоснулся к нему. Северус посмотрел на раскладушку, стоящую у дальней стены. Что хотел сказать мальчик? Что Лили любила его? Таких историй он ожидал? — Потому что Квиррелл никогда никого не любил, так он сказал, — добавил мальчик. Северус никогда особо не увлекался теорией магии и не собирался спорить, верна ли она. Конечно, это звучало поэтично. — Вы думаете, это правда, сэр? — Возможно. — Тогда я должен быть осторожен, — прошептал Поттер в темноту, — чтобы не прикасаться ни к кому, кого я не очень хорошо знаю, на случай, если они тоже никогда никого не любили. — Он пытался убить тебя, Поттер. — Я знаю, но все равно это как-то грустно. Потому что, если он никогда никого не любил, то, наверное, его тоже никто и никогда не любил, верно? Северусу не особенно было интересно вести философские дебаты с одиннадцатилетним мальчиком, тем более посреди этой чертовой ночи, но он почувствовал волну реакции на это, горячую и настойчивую, и поймал себя на том, что говорит: — О, неужели мама и папа не любили его? Это дает ему право на убийство? — Нет, но… — мальчик замялся. Он звучал слишком неуверенно. — Вы не думаете, что если чьи-то родители не любят своих детей, то они вырастут злыми? — Я думаю , что исследования показали, что жертвы жестокого обращения в детстве с большей вероятностью сами станут насильниками, так что если мы экстраполируем это, то да, Поттер. Я думаю, что они, скорее всего , вырастут «злыми». — Но ведь все равно можно… я имею в виду, что кто-то может уйти, а потом найти других людей, которых можно любить, например, друзей. Это все еще считается, ведь так? — Я не говорю, что они обречены, я говорю, что тем, у кого есть какой-либо дефицит, труднее быть хорошими людьми, — Северус уставился в потолок. Он мог различить слабые очертания листьев, нарисованные луной. — Будь то дефицит денег, поддержки или любви. Он почувствовал, как заявление застревало у него в горле, когда он произносил его. Он был опасно близок к чему-то сырому и неисцеленному в себе, чему не мог дать названия. — В любом случае, это похоже на какую-то инстинктивную реакцию вашего организма на стресс. Обычно так бывает с природной магией: наши тела тянутся к ней, когда сгорают от адреналина и отчаянно нуждаются в защите. Если бы ты прикоснулся к Квирреллу, но не боролся за свою жизнь, я считаю маловероятным, что что-то подобное бы произошло. — Хм, да, — зевнул мальчик, —  Но я все еще должен быть осторожен. Так, на всякий случай. Последнее, о чем он думал перед тем, как погрузиться в сон, был подбородок мальчика, небрежно вонзившийся Северусу в ключицу в микроавтобусе до Закопане.