Time Left Today

Из Таллинна в Хельсинки Северус не совсем понимал, где они. Он подумал, что, должно быть, они шли в правильном направлении к порту. Возможно, ему следовало уделить больше внимания карте. Но так как он не мог сказать, во сколько прибудет паром в Хельсинки, пока они не доберутся до пристани, то спешить было некуда: паром мог уже отчаливать, или могли быть еще часы до него, они могли прийти как раз в нужный момент. И последние два дня они были заперты в этом адском автобусе. Их ноги нуждались в дополнительной прогулке. Шелковистые облака проплывали по золотому небу. Солнце, когда ему удавалось пробиться сквозь их рыхлые края, могло заставить все вокруг пылать и колыхаться, как раскаленные угли, но моросящий дождь опускал температуру до такой степени, что Северусу пришлось застегивать пальто. Каменная кладка под их ногами была крупная и неровная, и он чуть не подвернул лодыжку, когда поскользнулся. Фасады домов были нежно-розового, голубого и оранжевого цвета, сложенные один за другим, словно опасаясь, что в сказке не хватит места, чтобы вместить их все. Останавливались у прилавка с шалями, сшитыми вручную, и у прилавка с сочно-золотым медом, и у прилавка с причудливо раскрашенными открытками. Они заглядывали в витрины магазинов и дышали легким воздухом, в котором не было ни паров бензина, ни многодневного пота. От холода мышцы сломанной руки Северуса напряглись и стали болеть, но боль была терпимой и стала восприниматься неотъемлемой частью прогулки по Таллинну, как, возможно, ключевая особенность самого Таллинна. Мальчик остановился у большого окна в кафе, где миниатюрное колесо обозрения лениво вращалось. Вместо кабинок к его ободу были прикреплены разные фарфоровые чашки, расписанные вручную. Конфеты в коричневых обертках покрывали подоконник, так же крутясь и отражая солнечные лучи. Полдень угасал. Если они не отправятся в ближайшее время, они могут опоздать на последний паром дня. — Хочешь заглянуть внутрь?, — спросил Северус. Он не ожидал, что у Поттера хватит смелости ответить утвердительно, поэтому воспринял пожимание плечами как подтверждение и толкнул стеклянную дверь. Внутри опьяняюще пахло сахаром и марципаном. Потолок представлял собой мозаику из красных и темно-бордовых тонов. Чайные ложки звякнули о края чашек с позолоченным ободком, а в голове Северуса эхом отдавались шепотки разговоров на языках, которых он не понимал и не мог толком различить — это был эстонский язык? Русский? Финский или, может быть, шведский? Мальчик рассматривал выставленных марципановых лошадок, каждая из которых была украшена декоративной сбруей, словно направляясь на поле боя. Его дыхание затуманило стекло, а пальцы оставили после себя жирные пятна. Когда он это заметил, то потер их, от чего стало только хуже. Официантка поправила униформу, в ожидании глядя на Северуса. Он отмахнулся от нее.  — Мы просто смотрим, — сказал он, удовлетворенный тем, что она, похоже, понимает по-английски. Однако она не двинулась с места, ее взгляд стал менее чарующим. Северус попытался притвориться, что не видит ее, не отрывая взгляда от мальчика. Но тогда Поттер почувствовал, что за ним в свою очередь наблюдают, а официантка почувствовала, что ее игнорируют, так что никто не смог избежать неловкости. — Таллинн — это королевство марципана, знаете ли, — сказала она ему вдруг, — И у нас он лучший из лучших. — Фантастика. — В Средние века его продавали в аптеках, как лекарство от любовной тоски, — она говорила так, будто выучила наизусть оборотную сторону листовки. Грамматика безупречна, но слова произносились неправильно, — Это работает и по сей день: сладость, которая вам нужна, чтобы успокоить разбитое сердце. Она не собиралась сдаваться, понял Северус. Он просмотрел на прайс и указал на самое дешевое. — Мы возьмем два таких. Она одарила его обаятельной улыбкой, в которой не было и намека на раскаяние.  — Только два, вы уверены? — Учитывая, что нас здесь двое и у каждого по сердцу, этого вполне достаточно. По крайней мере, до тех пор, пока лекарство будет настолько действенным, как вы говорите. — Конечно, — усмехнулась она, — Самое мощное. Она положила две марципановые ракушки в маленькую бумажную коробочку, завязала ленточку и взяла деньги. Но прежде чем дать Северусу сдачу, она решила еще немного помучить его.  — Таллинн — это еще и город потерянных влюбленных, — сказала она ему, перегнувшись через стойку, чтобы говорить театральным шепотом, — Вы знаете, у нас есть легенда. В ней говорится, что Рассвет и Закат - потерянные возлюбленные, и они выходят каждый вечер и каждое утро искать друг друга, но никогда не могут встретиться. До Иванова дня, самого длинного дня в году, когда утро и вечер наступают одновременно, а потом, всего на несколько минут Рассвет и Закат могут взяться за руки. Северус подумал, что неулыбчивый мужчина, путешествующий с одиннадцатилетним мальчиком, вряд ли был идеальной целевой аудиторией для этой приманки для туристов. Но по блеску в ее глазах, когда она посмотрела на него, он понял, что, возможно, у нее было больше проницательности, чем он предполагал. Было нечто особенное в воздухе, в нотках сахара, в мороси, в золотом сиянии слабого солнца и постоянной боли в руке Северуса. Он, наверное, просто устал. — Да, что ж, — он прочистил горло, — День летнего солнцестояния в июне, не так ли? Мы пропустили это. — Вам нужно будет вернуться в следующем году. И вы ведь придёте сюда, чтобы купить еще марципана, да? — К тому времени, я думаю, наши сердца уже достаточно излечатся,— он потянул за маленькую коробочку. — Но у вас будет целый год, чтобы снова их сломать, — поддразнила она,— Удачи. Они перекусили по пути к пристани. Поттер явно не был поклонником марципана, но он был слишком вежлив (напуган), чтобы сказать об этом. Десерт Северуса растаял на его языке. Он чувствовал его по всей челюсти, в носовых пазухах, даже в макушке головы. Последний паром отправлялся в семь пятнадцать. Было едва пять, но они могли легко переждать два часа и все же добраться до Хельсинки задолго до того, как стало бы невежливо беспокоить хозяина. Он собирался объявить план Поттеру. Но потом посмотрел на него, на марципан, на золотое сияние, и… — Утром поедем, — выдавил он сквозь сдавленное горло, — Пойдем, найдем отель на ночь. Отель они нашли без проблем. Он был огромным и облицован белым мрамором, а на входе стоял человек, единственная функция которого заключалась в том, чтобы открыть дверь. Северус не понимал, зачем он это делает. Это не было наказанием для Альбуса, потому что Альбусу было бы все равно, и потому что Северус не предполагал, что тот злится на него. Во всяком случае, он отругал себя, потому что позже ему наверняка придётся нести вину за эту расточительность. Как только он закинул пальто на одну из двух больших кроватей в их номере и увидел, как мальчик бросился открывать балконную дверь и разглядывать низкие крыши таллиннских таунхаусов, он понял, что уже чувствует себя виноватым. Это было еще одним поводом для чувства вины. Но он не сделал ничего, чтобы рассердить Альбуса. Вскоре ему удастся доставить мальчика в Финляндию целым и невредимым. Он потерял зеркало, да, и, возможно, раскрыл свою причастность человеку, связанному с Пожирателями Смерти, но Альбус хорошо знал об этих рисках. Северусу не нужно было чувствовать вину за то, что все пошло не так, как ожидалось. Или, может быть, дело было не столько в том, что он сделал, сколько в том, что он собирался сделать – чего он желал, несмотря на… — Иди в душ, — рявкнул он на Поттера. Ему нужно было, чтобы он вышел из комнаты, хотя бы ненадолго. Это все Таллинн, решил он. Это всё боль, погода и явное изнеможение в пути, которые оседали в нем. Он позволит себе все это сегодня вечером, а завтра отвезет Поттера в Хельсинки, где Альбус разберётся с устроенным ими беспорядком. Они будут строить планы и использовать эти мелкие непредвиденные обстоятельства, пока Северус не проложит себе путь обратно к благосклонности Люциуса Малфоя, и все будет кончено. Все будет в порядке. Всего лишь один небесно-голубой матрас на кровати, и Северус уже отчаялся за все ночи, которые он не проведет здесь. Поттер вышел из ванной, переодевшись в пижаму, но совершенно сухой для того, чтобы он мог быть после душа.  — Я не мог заставить его работать, — пробормотал он, глядя на приподнятую бровь Северуса, — Что? Душ правда странный. — Поттер, ты не мылся три дня. Если ты думаешь, что я разрешу тебе спать в одной комнате со мной до того, как ты примешь душ, то ты глубоко ошибаешься. — Хорошо, тогда я посплю на балконе. — Я понимаю, что мы оба устали, но я советую тебе убавить своё негодование. — У меня нет никакого негодования, — пробурчал мальчик таким тоном, что негодование буквально валило из его ушей, — Вы сказали, что я не могу спать здесь, если не приму душ, а я не могу принять душ, потому что он не работает, так что я не знаю, что еще мне делать! Скоро кошмарный ребенок перестанет быть его проблемой, напомнил себе Северус. Оставалось надеяться, что финский друг Альбуса будет хорошо ладить с детьми, и после этого его поместят к новым опекунам, которые со временем привьют ему какое-то чувство правильного поведения. Северусу нужно было только пережить ночь. Когда он поднялся, чтобы встать, мальчик вздрогнул. За настороженностью в его глазах скрывалась вереница чувств. Но это не проблема Северуса. — Пройдем в душ. — Но он не работает, — настаивал Поттер, отступая от протянутой руки, — Почему я не могу просто принять душ в Хельсинки? Лишний день ничего не изменит. — Поттер, ты липкий от пота. От тебя несёт. У тебя грязь под ногтями. Ты почувствуешь себя намного лучше и, надеюсь, станешь менее дерзким, как только… — Я не чувствую запаха!—  румянец вспыхнул на лице мальчика, глубокий и болезненный, — Я немного помылся в раковине и не… я даже не прикоснулся к чему-нибудь грязному, так что… — Ради всего святого, ты можешь мыться частично, и если это твой стандарт чистоты, то это твои проблемы. Но так как мы хорошо знакомы со своими собственными запахами и, следовательно, значительно менее чувствительны к ним, я советую тебе поверить мне на слово: от тебя несёт, Поттер. Его подбородок был прижат к груди, а грязные пряди волос падали на глаза, так что Северусу потребовалось мгновение, чтобы понять, что мальчик плачет. Возможно, он мог бы справиться с этим более деликатно. — Послушай, — попытался он, раздраженный румянцем, грозившим вспыхнуть и на его собственном лице, — Мы проделали долгий путь, и мы оба потные и грязные… Поттер отчаянно замотал головой.  — Не нужно, — пробормотал он.  Когда Северус потянул его за плечо, тот послушно последовал за ним, но его руки так и остались обвиваться вокруг тела, и он отказывался поднимать взгляд от собственных ног. Северус включил свет в ванной. Он изо всех сил старался не встречаться взглядом со своим отражением в зеркале. — Начинается летняя школа, — сказал он, легко сдерживая дрожь в голосе, —  Сегодня вы научитесь открывать кран в душе. Смотреть внимательно. Он повернул кран. Это ничего не дало. Он повернул другой. Что-то зашипело, и со дна брызнуло немного воды, но Северус не знал, как переместить ее в насадку для душа или как изменить температуру — кому на этой Земле нужно столько ручек в душе? — Я смотрю, — пробормотал мальчик себе под нос. Северус сделал вид, что не слышит его. — Что ж… должно быть…,— Он осторожно вошел в душевую кабину и внимательно рассмотрел символы на каждом кране. Это не особо помогло. — Я пробовал это, — прошептал Поттер, — Они ничего не делают. — Нет, это просто нелепо, — сказал Северус, дважды проверяя краны и ручки, которые пробовал раньше, поворачивая их в разные стороны, — Ясно, проблема с сантехникой, придется спускаться на ресепшн… Вода хлынула из дождевого душа, подвешенного прямо над головой Северуса. Мальчик подавился смехом. Когда Северус посмотрел на него, он прикрыл рот ладонью и сумел задержать дыхание, но его глаза предали его. — И что тут смешного? Ты пришел ко мне, не зная, как принимать душ, и я показываю тебе, как правильно это делать. Я действительно не понимаю, что тут такого забавного. Вода была холодной до стука зубов. Она стекала по спине Северуса, рубашка уже промокла, а волосы густыми прядями прилипали к щекам и шее. Но если это была игра в курицу*, он не собирался сворачивать первым. Он посмотрел на мальчика сверху вниз. — Теперь ты понял, как это работает?— спросил он, — Или тебе нужно, чтобы я показал еще раз? Поттер прищурил глаза, пытаясь не рассмеяться. Охваченный вдохновением, Северус выключил воду, затем взял мальчика за руку и потащил внутрь кабины. — Возможно, мне следует показать на тебе, — сказал он ему на ухо, — Видишь ли, мистер Поттер, как только ты разделся и настроил воду до желаемой температуры, ты просто поворачиваешь эту ручку… Скрип эхом разнесся по стенам ванной, когда насадка для душа извергла поток воды. — …вот так. Мальчик согнулся пополам от смеха. Северус еще некоторое время возился с ручками, пока ему не удалось сделать температуру такой, при которой Поттер не переохладился бы, а затем вышел из душа. Серые ручейки бежали по шее мальчика. Мужчина надеялся, что он снимет одежду и воспользуется мылом, как только Северус оставит его, но даже если он этого не сделает, вода смоет самое худшее. После они облачились в воздушные, мягкие кремовые одежды, предоставленные отелем, и растянулись на своих одеялах, пока их кости не хрустнули, а мышцы не застонали. Сначала Северус собирался пойти поужинать, но мысль о том, чтобы пойти куда-то, вызывала у него тошноту, поэтому он позвонил в обслуживание номеров. Глаза Поттера расширились, когда серебряные подносы поставили на кровати, и даже после того, как ему сказали брать еду, он некоторое время колебался, прежде чем набраться смелости и дотянуться до вилки. Ели и рыбу, и ржаной хлеб с медом, и лесные грибы, и все это было маринованным. Они ели картошку, клецки и крошечные пирожные со сливками. Поттеру особенно понравилась плитка черничного белого шоколада, и ее он съел больше, чем любой нормальной еды, но опять же, вряд ли это было проблемой Северуса. Вскоре последние отблески солнечного света заиграли лепестками на деревянном полу, белоснежных простынях, щеках мальчика, когда он заснул, свесив одну ногу с края кровати. Вошел человек, чтобы собрать пустые подносы, крадучись, как создание ночи, его шаги были мягкими и осторожными. Северус задернул тяжелые шторы, пока в комнате не стало темно и тихо; он не хотел видеть сумерки. Поттер дернулся, потом ещё раз. Он что-то пробормотал сквозь сжатые губы. Когда Северус коснулся его руки, он обнаружил, что она напряглась настолько, насколько это возможно. Сухожилия напряглись так сильно, что кожа вздулась. Ему многое могло сниться, но для ночных кошмаров было слишком рано: он только что заснул. Возможно, это был просто дневной стресс, который проскользнул сквозь щели сна, когда ясность сознания покинула его. Северус сидел рядом с ним до тех пор, пока подергивания не стихли, просто наблюдая. Его пальцы свободно сплелись вокруг запястья мальчика. Солнце, должно быть, уже село, подумал он. Скоро наступит завтрашний день.