***
Минуты стремительно летели и вот, наконец, начали срабатывать будильники во многих номерах отеля, будя в этот раз парней, так как скоро и им пора будет идти на тренировку. Саша Самарин был уже собран и готовился идти, но, как и Трусова до этого, решил написать Марку, чтобы встретиться и идти вместе. Пока его друг ему не отвечал, он встал напротив двери в его номер и стал дожидаться ответа.Минута.
Пять.
Семь.
Десять.
Пятнадцать.
Время начинало поджимать, а ответа не было. Более того, Марк даже в сеть не заходил, что ещё больше его смутило. Самарин подошёл к двери и начал стучаться, попутно проверяя телефон. Наконец Кондратюк объявился, но с очень странным сообщением: «Возьми ключ-карту и войди ко мне в номер». Расспрашивать он не стал и сразу побежал на ресепшн. Вернувшись, Саша приложил карту к замку и, услышав характерный звук, распахнул дверь, сразу увидев лежащего в постели Марка. Он долго смотрел на него и за секунду до признания Марка, кажется, понял, что происходит. — Я встать не могу.***
Тренировка девушек близилась к концу. Тренера стояли за бортиком, наблюдая за ученицами и подзывая их к себе для каких-либо замечаний, советов и переговоров. Саша приземлила тройной тулуп после четверного лутца, красиво выехала и, медленно прокатываясь по льду, бросала взгляд в разные стороны, наткнувшись таким образом на часы, где заметила, что пора закругляться, чтобы успеть увидеть Марка перед его тренировкой, немного передохнуть и затем отправиться на произвольную. Она свернула к бортику, направляясь к Светлане Владимировне, которая выглядела слегка встревоженной после телефонного звонка, стараясь всё же не подавать виду. Увидев Сашу, она подозвала ученицу к себе. — Что-то случилось? — Трусова чуть нахмурилась и наклонилась через борт к тренеру. — Только без паники, Сашенька, — она взяла рыжеволосую за руку и подтянулась к её уху, — Саша мне позвонил и сказал, что Марк не смог подняться с постели. Сейчас он с ним, вызвал медиков и нашего врача. Я смогу подойти только, когда полностью освобожусь, — она кивнула в сторону раскатывающейся Самоделкиной.Мир словно ушёл из-под ног. Коленки и руки Трусовой затряслись, а глаза наполнились испугом, отчего стали шире и округлее. Ей казалось, что под ней сейчас развалится лёд, и она провалится туда, под воду. Дыхание перехватывало, но тот самый внутренний стержень не давал ей начать панику и старался прекратить её домыслы и накручивания. Она словно вынырнула из глубого озера, поднялась обратно на лёд и встала посреди огромного и пустого пространства, обдуваемого холодным и колючим ветром.
— Я пойду к нему. Вы успеете? Соколовская ей кивнула, погладив по спине и выразив глазами моральную поддержку. Без лишних слов и эмоций, Трусова приняла её, зашла за борт, надела чехлы и покинула ледовую арену. Оказавшись за дверью в полном одиночестве эмоции стали брать верх. Рыжеволосая остановилась, прижала к груди салфетницу и вгляделась в конец коридора. Её лицо стало стремительно меняться: губы поджались в тонкую ниточку, глаза зажмурились, а по щекам хлынули слезы, Саша опустила голову, закрыв лицо ладонью. Её всхлипывания наполняли глухую пустоту, а дрожание спины отражалось тенью на стене. Только через три минуты она смогла взять себя в руки и двинуться в раздевалку, чтобы скорее переодеться и прибежать в отель.***
Когда Саша добралась до гостиницы, Светлана Владимировна уже была на месте, в комнате с Марком и остальными. Это ей сказала Софа, встретив уже полностью переодевшуюся Трусову в раздевалке, и сказав ей не ждать её и идти к Марку, на что Саша ответила ей объятиями, которые так были ей необходимы. А почти около двери ей попался Самарин, которого отправили на тренировку. Он кратко объяснил, что там происходит и что было. Саша поблагодарила и его объятиями и двинулась к номеру. Открыв дверь, Трусова тихо вошла, увидев бригаду и знакомых ей людей, и также незнакомых, и, конечно, Светлану Владимировну, сидевшую рядом с Кондратюком, приложив свою ладонь на его лопатку, словно по-матерински поглаживая его по ней. Марк лежал в постели на животе, повернув голову в сторону, что помогло ему увидеть среди всех врачей рыжие волосы своей девушки, отчего он облегчённо выдохнул. — Марк, — Трусова обошла докторов и присела перед ним на коленках. Она взяла в свою руку его ладонь, начав перебирать пальцы, поглаживая их, а второй рукой нежно проводила по щеке, виску и волосам парня. Она испуганно смотрела на него, а Марк, заметив потёкшие и красноватые глаза Саши, сомкнул брови домиком. — Ты плакала, солнышко? После этой фразы плакать ей захотелось сильнее; она упала лбом на его руку, сжимаемую ею, вновь сдерживая слёзы. Светлана Владимировна смотрела на них с некой тоской и огромной заботой, пока врачи доставали более сильное обезболивающее и готовили фигуриста к срочным процедурам, которые хоть немного, но помогут ему справиться с теми ощущениями, которые он сейчас испытывает.А ощущения были отвратительные.
Он только старался изображать спокойствие, но на деле всю его спину прожигала боль. Будто в ней произрастали колючие проволки. Больно было даже тихонько шевельнуться. Из-за того, что вся основная проблема находилась в копчике, то от туда боль спускалась ниже и накрывала ноги Кондратюка волокой судорог, противных мурашек и жжения. Спектр чувств был настолько ярким, что его можно было сравнивать с чем-то бесконечно.Но проще было просто сказать: ему очень плохо.
Трусова, услышав шевеления врачей, приподняла голову, посмотрев в их сторону — они готовили уколы. — Всё будет хорошо, — взглянув на Марка, прошептала Саша, поцеловав его в лоб. Он ей улыбнулся и еле заметно кивнул, насколько это позволяла щека, прижатая к подушке. — Сейчас будет неприятно, но зато эффект почувствуется уже через минут пятнадцать. В отмеченное место на пояснице стали вводить лекарство. Трусова продолжала смотреть на Марка, поглаживая его по голове, стараясь снять хоть один процент его мучений. Шатен не сильно зажмурил глаза, но вытерпел одну из процедур стойко, не издав ни звука. Врач группы наблюдал со стороны, выслушивая рекомендации мед.помощницы. — Препарат введён, — один из главных докторов подал другому использованный шприц, продиктовал тому, что надо достать, и снял перчатки с маской, — смотрите, если вы снимаетесь с соревнований… Все перевели свои глаза на говорящего, Кондратюк, услышав такое предположение, попытался подняться, что ему помешали сделать обеспокоенные Саша и Светлана Владимировна. — Не переживайте, ему можно поменять положение, даже нужно, — сказала девушка ранее разговаривающая с врачом группы Соколовской, — ему будет полезно это. К пациенту подошли пару помощников и помогли развернуться, переложив его на спину, но в более сидячее положение, подложив под спину подушки. — Я не снимусь. — Марк, — произнесла тренер, укоризненно на него смотря. Кондратюк посмотрел на Светлану Владимировну, покачав головой. — Я так не могу. Мне надо откатать, хоть как-то, хоть лёжа, хоть сидя, хоть с облегчённым контентом. Но мне надо. Я обязан там быть. Я не хочу пропускать. Пересевшая на кровать Александра просто смотрела на него, не комментируя ничего. Она лишь держала его руку, играясь с ней, как с игрушками против стресса: переминала пальцы, поглаживала внутренню сторону ладони по линиям и массировала её. Она не особо контролировала свои действия, потому что всё ее внимание было на Марке и его решении. — Мы понимаем твоё рвение, даже можем помочь облегчить боль ещё больше, чтобы ты мог выйти на лёд, но ты должен понимать, что ситуация у тебя непонятная, так как мы её рассмотрели лишь со стороны, без МРТ, УЗИ и прочих обследований. Ты можешь ещё больше навредить себе. Но выбор только за тобой и тренером.Всё внимание было на них. Соколовская боялась за своего ученика. Она в принципе за всех всегда волнуется и переживает, желает лучшего, ведь они ей, как дети, и любая их беда очень отражается на ней и её состоянии. Но она знала Марка не первый год. И знала, что он будет стоять на своём до последнего, как бы та не запрещала ему выходить. Он уже как-то раз пропускал целых два сезона из-за болезни, и тогда она смогла его вернуть в фигурное катание. Но сейчас, не зная диагноза и степени серьезности ситуации, Соколовская не могла преградить ему путь и, таким образом, лишить его финала Гран-При, зная, как это все до сих пор важно для Марка, несмотря на уже полученные им титулы. Она знала, что он не хочет разочаровывать и пугать своих болельщиков. Она всё это знала и понимала. Но совет она всегда давала, несмотря ни на какие-либо решения.
— Решай сам, сынок, — произнесла женщина, поймав уже родные голубые глаза, в которых так и читались грусть, боль и огромная сила, — я бы оставила тебя лежать здесь, потому что волнуюсь, и ты знаешь, как сильно это у меня по отношению к каждому из вас. Но я знаю твоё рвение и твой характер, — она поворошила волосы ученика рукой, что вызвало у него лёгкую улыбку, — просто предупреждаю, что ты не обязан доказывать что-то кому-либо. Ты уже всем всё показал. И я горжусь тобой. Думай сейчас о своих возможностях, силах и здоровье, хорошо? Я никогда не стану забирать у тебя насильно то, чего ты хочешь. Как-то раз болезнь забрала у тебя это, но мы справились. Поэтому решай сам. Речь тренера всех тронула. Особенно самого Марка, которому она была предназначена. Он посмотрел на каждого в этой комнате. Особенно на Соколовскую, врача их группы и, в последнюю очередь, на Сашу, задержавшись на её глазах, которые так и не отрывались от него. — Без глупостей? — произнесла она, приподняв под конец уголок губ, вытянув из себя улыбку. Она выглядела взволнованной, но при этом понимающей и желающей, как лучше. Она тоже понимала всё то, что перечисляла совсем недавно Светлана Владимировна и хотела поговорить обо всём лично с Марком, наедине, пока есть время. Но сначала надо было принять решение.И пугало единственное — никто в этой комнате не знал, как лучше.