Птичка в клетке

***

Из сна его вырывает громкий раздражающий звук. Олег сонно вертит головой, но тут же осознает свою самонадеянность — голова трещит, его мутит и шатает, хотя он лежит на спине. Резкий звук повторяется. Олег садится на диване, придерживая голову руками. Похмелье жуткое, давно таких не было. Он уже не мальчик, и напивается так крайне редко, как раз потому, что наутро у него адское похмелье. У буфета замирает чёрный силуэт. — Кто такой? — хриплым со сна голосом рявкает Олег и тянется к поясу, забыв, что там нет больше ни огнестрельного, ни гранат. — Звание? Род войск? — Свои, Волк, ты чего? — растерянно отвечает мужчина с набитым ртом. Он жуёт печенье прямо из пакета; пакет отвратительно-громко хрустит. Звук проникает под черепную коробку Олега, бьёт кувалдами по затылку. — Свои? — Волков щурится, но руку с пояса убирает. — Ты сам нас вызвал, помнишь? Дракона и всю нашу группу. Сорян, что разбудил, я пойду, наверное… — Иди, да, — Олег неопределённо машет рукой в сторону выхода. — Не хрусти только больше, или у меня мозг треснет. Наёмник понятливо кивает и выходит, неся пакет печенья за краешек, чтобы тот не хрустел. Олег тянется к почти разряженному телефону, проверяет входящие: Шурик, кажется, справляется и без него, хотя отпуск определенно стоит заканчивать. Первым делом Олег приводит себя в порядок, заваривает чай, выпивает обезбол и таблетки от похмелья. Ждет, пока они подействуют, положив на лоб мокрое полотенце. Голова раскалывается, и ему хочется весь день провести в кровати, но нельзя — раз приехал Дракон с ребятами, они захотят порыбачить или поохотиться, а к вечеру снова захотят пить… Олег в голове прикидывает список продуктов на ужин — баранина, если найдёт у местных, сметана, яйца, а еще лук кончился, алкоголь тоже — как вдруг приходит осознание. Дракон не рыбачить приехал. Дракон… Олега прошибает холодным потом. Он не помнит, сколько проспал, но он не собирался пускать дело на самотёк. Он слушал крики из подвала и пил, а потом… отрубился, хотя обещал себе прийти и проведать Серёжу через два часа. За окном — рассветный сумрак, значит, он проспал всего несколько часов, да? Только вот солнце не там, где бывает по утрам. Олег торопится в подвал, но по дороге сталкивается с еще одним наёмником, выходящим из ванной. Это Славик, он его знает, это приятель Шурки. — Э, стой! — Волков хватает его за плечо. — Я отрубился, что там…? — С пробуждением, Волчара, — сыто улыбается Славик. — Мы уж думали, у тебя алкогольная кома. — Сколько времени я проспал? — Часов двадцать, если не двадцать пять, — наёмник пожимает плечами. — Мы решили не будить, вид у тебя был уж очень уставший. Собаку дважды покормили, не бойся. А время пролетело ужасно быстро, не поверишь. — А Серёжа? — Да не знаю, я в душе был. Когда уходил, Дракон его ебал, сейчас уже кто-то другой, наверное. — Его что, всё это время.? — неверяще выдыхает Олег, — Я же хотел только наказать, напугать, боже… Волков слетает по ступенькам вниз, отпихнув с пути еще одного наёмника. Внутри — светло, двое наёмников сидят на офисных креслах, Дракон — на столе. Он активно жестикулирует, поясняет им какую-то стратегию, размахивая бутылкой пива для убедительности. Четвертый наёмник — чёрное пятно, скрывающее от взгляда Олега белый силуэт на сером матрасе. — Где Серёжа? — Олег смотрит на Дракона. Он — командир, ему и отвечать. — Поварёшкин, вечер добрый, ну ты и дрыхнешь! — усмехается Дракон. — Ты ж не в обиде, что мы твои запасы пива и закусок чуть потрепали? Сам понимаешь, молодые организмы, еще и с такой физической нагрузкой… Олег рассеянно кивает ему, но первым делом подбегает к Серёже. Наёмник не держит его, Серёжа просто не сопротивляется. Он лежит на боку, колени подтянуты к груди, а вокруг него белыми узелками раскиданы использованные презервативы. Весь матрац — серый, усыпанный резинками и покрытый пятнами крови. Наёмник, которого Олег не знает, грубо трахает Серёжу бутылкой из-под пива, а его мальчик не реагирует, даже не стонет. Олег видит тонкие маленькие позвонки на его спине, нежный изгиб талии, и его затапливает ярость. — Хватит, съеби, — шипит Олег наёмнику, дёргает его за рукав. — Схуяли? — взбрыкивает тот. — Я ещё не закончил. Вот научу этого смазливого петушка правильно принимать в очко, тогда и отгоняй, пахан мне нашелся! — Съебался, сказал! — Олег оттягивает его от Серёжи силком, наёмник неловко валится на спину, словно неповоротливый жук. Волков думает только о Серёже и пропускает момент, когда мужик перехватывает пивную бутылку за горлышко, измазанное красным, бьёт об пол. Розочка, вот черт. Олег отступает на шаг, оживают старые инстинкты. Мужик лезет к нему, потрясая половиной бутылки, заостренной по краям. — Ты че, берега попутал, поц? Сам позвал, подложил свою блядь, а теперь гонишь! Че за кидалово?! — Положи розочку, Василич, ебаный ты нахуй, — раздражённый Дракон спрыгивает со стола, в три шага оказывается рядом с Олегом. — Сцепились, блять, два контуженных! Василич опускает битую бутылку, и Дракон продолжает уже спокойнее: — Поварёшкин пришел за своей принцессой, чего тут неясного? Ты не натрахался за сутки, что ли? Олег не слушает их препирательств. Он падает на колени рядом с Серёжей, отбрасывает подальше чужие презервативы и осторожно переворачивает его на спину. Глаза с красными полопавшимися капиллярами открываются. Пронзительно-синие, расфокусированные. — Ты слышишь меня, котёнок? Всё кончилось, я с тобой. Серёжа моргает, но ничего не говорит. Нельзя сказать, что он до конца в сознании. Олег тянется погладить его по голове, как вдруг видит, что прекрасные рыжие волосы, которые он заплетал вчера, исчезли. У Серёжи каре, едва прикрывающее скулы, неровное, небрежное. — Где твои волосы? — злится Волков. — Серёж, где они? Тот моргает снова, чуть шевелит головой, оглядывает себя удивлённо, сонно, будто только сейчас заметил пропажу косы. — Кто это сделал? — Олег оборачивается к наёмникам. Теперь все семеро в сборе, Дракон — единственный с открытым лицом. — Кто остриг ему волосы? — повторяет Олег, свирепея с каждой секундой. — Я, — щурится Василич, — уж очень п*дорский видок у твоего петушары был. На зоне ему — пизда. Хотя, — он жадно оглядывает Серёжу, похабно ржёт, — ему и с такой прической там пизда. Уж очень твой петушок голосистый, хороший… Дырка узкая, глотка — высший класс. Драл бы и драл днями напролет. — Кто позволил его остричь?! — рычит Олег. — Я спрашиваю, кто?! Убью своими руками, блять! — Давай, рискни, поц, я тебя в бараний рог сверну, — скалится бывший уголовник, разминая кулаки. — Никакого мордобоя, — встревает Дракон. — Василич, завали ебало и пиздуй к вертолету, жди нас там, глаза не мозоль. Поварёшкин, давай по справедливости: это мои ребята, я за них любого порву, это — раз. Ты не предупреждал, что рыжуле нельзя прическу портить, это — два. Мы четко соблюдали твои правила про презики и прочую хуйню, это — три. Ты сказал, творите, что хотите, не церемоньтесь с принцесской, это — четыре. По итогу, Василич перегнул палку, но права на кровную месть у тебя нет, признай. Олегу, скрепя сердце, приходится это признать. Он удерживается от того, чтобы броситься на Василича с кулаками: тот, присмирев под недовольным взглядом Дракона, шмыгает к двери, на ходу напяливая куртку. — Вы перегнули палку, это уж точно, — холодно говорит Олег. — Я убил бы за такое… — Понимаю, — Дракон серьёзно кивает, кладёт руку Волкову на плечо, — Поварёшкин, я бы сам подавал тебе патроны, если что, но ты же в самом начале оговорил все правила, а мы только лишь следовали им — не скрою, с большим удовольствием для себя. Олег поджимает губы, стискивает кулаки. От показной серьёзности Дракона тошнит, но в одном он прав — Олег сделал всё сам. Сам навлёк на своего котёнка такое бедствие. Злости больше нет, есть страх, вина, нерастраченная нежность, но всё это — не при свидетелях. — Ваша миссия окончена, выметайтесь. Мне нужно помочь ему. — Считай, нас уже нет, — Дракон подмигивает и дает своим ребятам команду собираться. Вскоре в подвале не остается никого, кроме них с Серёжей. Тишина давит на плечи и затылок. В первые секунды Олег не знает, как к Серёже подступиться. Он отбрасывает подальше использованные презервативы, поражается их количеству — их точно несколько десятков, разбросаны, точно бледные поганки на лесной поляне. Глаза у Серёжи открыты, но он будто бы не в сознании. Олег малодушно думает о том, что так даже лучше; его мальчику нужно обработать раны, возможно, придётся снова накладывать швы, но физически ситуация получше, чем после прошлого побега. Волков бережно берет его на руки, отводит взгляд от кровавых пятен на матрасе. На обнаженном теле цветут налившиеся лиловым засосы. Серёжа весь по-птичьи хрупкий, беззащитный, нежный. Лицо красное — он много плакал. — Всё уже хорошо, маленький, потерпи. Сейчас будет полегче. Серёжа жалобно стонет, не приходя в сознание, в болезненном заломе его тонких бровей Олег видит последствия того, что он сделал. Что позволил сделать. В ванной Олег моет его, как поломанную куклу — осторожно, легко, чтобы не доломать хрупкие механизмы внутри. Вспенивает шампунь и промывает неровные прядки подстриженных под каре волос. Олег будет скучать по их шелковистой длине до лопаток, по их мягким золотисто-рыжим завиткам, но волосы отрастут со временем. А ругать Серёжу за потерю волос он не станет — сейчас его мальчику нужно снова почувствовать себя желанным и красивым. Олег моет его долго, с ласковыми словами и обещаниями, потом растирает насухо мягким полотенцем, поит теплым чаем, чтобы не обжегся, и обрабатывает раны. Серёжа до сих пор в странной кататонии, пластилиновый весь. Если Олег его сажает — он сидит, кладёт — лежит. Даёт подержать мочалку — и Серёжа держит, но в глазах нет осознанности, они пустые, как у робота. Смотреть на него такого — страшно, стыдно. Серёжа хрипло стонет, если больно, а все остальное время молчит. Когда Волков заканчивает лечение, он одевает его в трусы и футболку; всё приходится делать самому, Серёжа совершенно не способен одеться самостоятельно. — Нужно немного поспать, котёнок, сразу всё пройдет, — обещает Олег, укладывая его рядом с собой. Он гладит Серёжу по голове, говорит спокойным ободряющим тоном, хотя у самого на душе кошки скребут. Таблетка рецептурного снотворного, которую он заставил Серёжу выпить, начинает действовать, и глаза у его мальчика слипаются. Олег покачивает его, как ребёнка, прижав к себе, пока Серёжа не отключается, а потом осторожно отстраняется и идёт делать уборку в подвале. Физический труд разгружает голову, а когда мусор, оставленный наемниками, исчезает, Олегу кажется, что их присутствия в доме тоже больше нет. Всё хорошо. Ночью его будят хриплые отчаянные крики. — Не надо, хватит! Олег, не отдавай... не отдавай меня им! Волков тут же хватает Серёжу за плечи, трясёт, стараясь разбудить, но крики после пробуждения не стихают. Серёжа бьётся в истерике, изо всех сил колотит руками и ногами по постели и Олегу. — Не трогайте, хватит! Мне больно! Олег, забери меня отсюда, пожалуйста! Не надо больше, мне больно! Старые инстинкты просыпаются в ту же секунду. Олег перекатывается, слитным движением подминает брыкающегося Серёжу под себя, блокирует ему ноги, руки, резко упирается локтем Серёже в шею, прямо в ямку между ключицами. Замирает за секунду до удара — нет, бить нельзя, его нужно успокоить. Под ним — не враг, под ним — его любимый мальчик, которому нужна помощь. — Всё закончилось, — уверенным тоном начинает Олег, но перекричать чужую истерику не так уж просто. — Котёнок, всё позади, я с тобой. Я люблю тебя, малыш, очень. Серёжа быстро устает. Крики стихают, сменяются рыданиями. Глаза у Серёжи болезненно-сухие, воспаленные, и вместо слёз он протяжно воет, отвернувшись в подушку. Олег держит крепко, лихорадочно шепчет на ухо нежные глупости, но не разжимает хватку. Еще рано. Волков боится услышать вопросы: «зачем ты отдал меня им?» «как ты позволил им такое со мной сделать?» «как я могу доверять тебе после такого?» Боится зря; когда рыдания прекращаются, Серёжа хватает его за футболку обеими руками, прижимается всем телом, хотя Олег лежит на нем сверху и ближе просто некуда, и бормочет на повторе «не оставляй меня, не оставляй меня, не оставляй меня». — Больше никому не отдам, никогда, обещаю, — выдыхает Олег. — Никогда не оставлю. Родной мой, никогда. Мы теперь всегда будем вместе. Кошмары мучают Серёжу до самого утра, стоит ему прикрыть глаза, а от его криков просыпается и Олег. Раз за разом повторяется одно и тоже: Серёжа не осознает реальности, не говорит ничего, кроме повторения одной фразы, с трудом узнает Олега. К полудню Волков решает, что один не справится. Вениамин Эдуардович обещает прибыть завтра утром, а остаток дня они с Серёжей проводят в странном дне сурка из криков, нежных обещаний и слёз. Это тяжело — видеть любимого таким сломанным. Видеть тупой животный страх в синих глазах, совсем недавно горевших озорными и ласковыми искорками. Видеть чужие следы на его теле. Тяжело понимать, что ты сделал его таким своими руками. Технически, руками Дракона и его ребят, но их бы не было здесь, не дай Олег позволения. Приехав на следующий день, Вениамин Эдуардович разводит руками. — Я могу прокапать вашему брату успокоительное, хотя, думаю, лучше подойдет транквилизатор. Да, его и прокапаю; благо, помня о вас, Олег Давидович, я на всякий случай прихватил пару упаковок и не ошибся. Больше ничем помочь не смогу, психика — тонкая материя. А с повреждениями… эм… с прочими повреждениями вы и сами отлично справляетесь, могу посоветовать только компрессы с препаратом повидон — это раствор йода, он не жжётся и отлично заживляет. — Прокапайте, значит. У него недержание и истерики по нескольку раз в день, абсолютно неадекватное поведение. После капельницы Серёжа благополучно засыпает, а Олег отводит доктора на кухню и заваривает чай. — Что послужило причиной столь плачевного состояния нашего пациента на этот раз? — буднично интересуется Вениамин Эдуардович, размешивая сахар. — Его самый главный страх, воплощенный в жизнь, — Олег прикусывает щеку изнутри, чтобы не рассказать больше: что ему жаль, что он не хотел так его ломать, что он ошибся, заснул, не проверил Серёжу вовремя, пережестил. — Будет здорово, если в следующий раз вы предупредите меня заранее, Олег Давидович, желательно, за два-три рабочих дня, потому что я уже второй раз срываюсь к вам на Урал, бросая пациентов. — Следующего раза не будет, я надеюсь. Но в любом случае, после его выздоровления, мы вернемся в Питер. Меня ждет работа, его — учёба и… вы про него еще услышите, — улыбается Олег, — он очень талантливый программист, придумает нам всем новый «Фейсбук», я уверен. — Не сомневаюсь, — вежливо отвечает Вениамин Эдуардович и спешит ретироваться. Олег возвращается к спящему Серёже и перебирает запутавшиеся прядки его остриженных волос, успокаивая уже не его, а себя.