Третья голова дракона

Принц Эйгон Таргариен Эйгон не сразу понял, что полёт ему снился. Он летел высоко в небе, так что облака оставались далеко внизу и казалось, что до первых звёзд на вечернем небе было ближе, чем до земли. Ему подумалось, что на такой высоте должно быть очень холодно и ветрено, но овевавший его ветер оказался тёплым и ласковым. Справа солнце тонуло за горизонтом, опускаясь за прибрежные холмы и скалы, слева из-за моря иссиня-черным покрывалом подступала ночь. Под ним из вод моря проступили очертания острова. Как-то интуитивно Эйгон понял, что это не Драконий Камень: «Не дом». Внезапно он начал спускаться с небес и вскоре летел уже над самим островом, покрытым холмами и невысокими горами, поросшими густым лесом. Своими крыльями он едва не касался вершин деревьев, и лишь когда верхушка особо высокой ели, сбитая им, полетела к земле, столь любопытное обстоятельство заставило принца обратить внимание на свой облик, которого он раньше не замечал. Изогнув шею, оказавшуюся неожиданно гибкой, Эйгон увидел огромные красные крылья, затянутые перепонками; заднюю часть змеевидного туловища поддерживали в воздухе длинные шпоры — вспомогательные крылья. «Я… дракон?» — с изумлением подумал Эйгон. Над головой щёлкнул бич. — Naejot, Karaksys! — раздался властный окрик. «Караксес? Я стал Караксесом? Значит, у меня в седле дядя Эймон?» — Эйгон понимал всё меньше, а Красный Змей (или всё же сам Эйгон?) начал снижаться над полянкой посреди горного леса. Кое-как умостившись на ней, Караксес-Эйгон сложил крылья и помог всаднику спуститься со спины. Вокруг дракона уже столпились вооружённые люди под сине-красными знамёнами с месяцами и солнцами — Эйгон без особого труда узнал в них стяги лорда Тарта. Значит, дядя прилетел на Тарт? Любопытно, чего ради? К принцу Эймону, тем временем, вышел плечистый мужчина с аккуратной соломенной бородкой, облачённый в кольчугу с накидкой в родовых цветах поверх неё. Видимо, это был сам лорд Тарт. Поклонившись принцу, лорд заговорил с ним о чём-то, но Эйгон не разобрал ни слова. «Что за тарабарщина?» — досадливо поморщился Эйгон и попытался придвинуться ближе, чтобы лучше слышать о чём речь. Окружающие, однако, шевеление дракона поняли превратно и с тревожными возгласами отшатнулись назад. — Daor, Karaksys, daor! — дядя выбросил руку вперёд, останавливая зверя. — Lykirī! Караксес-Эйгон недовольно заворчал, но остался на месте. Между тем Эймон с лордом Тартом отошли к опушке леса и присели у костра, снова о чём-то заговорив. Как Эйгон ни вслушивался в их беседу, он едва мог уловить лишь общую интонацию, но содержание беседы осталось непонятным. Поговорив какое-то время, Эймон с Тартом поднялись и скрылись в лесу. Караксес-Эйгон свернул своё длинное тело в клубок, укрылся крыльями и принялся ждать. Взглянув на небо, Эйгон понял, что на нём всё так же розовато-жёлтыми всполохами горит закат. Время как будто застыло, и принц немного успокоился. В природе такого не бывает. Солнце не застывает на небе, как прибитое. Человек не может обернуться драконом, даже если носит его на своём гербе. Караксес-Эйгон из-под полуприкрытых век наблюдал за копошащимися воинами Тарта. Видимо, у них тут был военный лагерь: практически на всех была хоть какая-то броня, от кожаных доспехов до кольчуг и рыцарских лат, мелькали лучники, межевые рыцари и даже простые крестьяне, вооружённые дрекольем. Лица воинов были угрюмы, не было слышно ни смеха, ни стонов раненых. «Откуда на Тарте столько оружия? Восстание? Или в Семь Королевств снова пришла война? Но с кем? Дорнийцы?» — забрасывал себя вопросами Эйгон, но ни дракон, ни он сам не могли знать ответа. Ожидание было прервано приближением пары копейщиков, подгонявших пятерых овец; остановившись на почтительном расстоянии от Красного Змея, они тычками подталкивали к нему скотину и знаками показывали, что дракон может поесть. «Ну и дураки», — промелькнуло в голове у Эйгона, и тут же он осёкся. Кому принадлежала эта мысль — ему самому или Караксесу? Принц не был уверен, что сам, лично, испытывал лёгкое презрение к этим людям. Караксес тем временем изогнул шею и изверг струю пламени, зажарив сразу всех пятерых овечек. Те только и успели испуганно мемекнуть, как тут же изжарились. Воздух наполнился запахами горелой шерсти и пережаренного мяса. Дракон набросился на еду, разрывая ещё тлеющие туши животных своими чёрными клыками, похожими на кинжалы из валирийской стали. Огонь, до черноты зажаривший мясо снаружи, оставил его внутри едва розоватым, и скоро с шипов на подбородке закапал сок и жир. Эйгон наблюдал за его трапезой отстранённо, со странной смесью брезгливости и восхищения. Казалось, что ему удалось распробовать даже вкус драконьего ужина: мясо изрядно горчило и пахло дымом. Пока Караксес-Эйгон трапезничал, вернулся дядя Эймон с лордом Тартом и, снова расположившись у костра, начал что-то чертить палочкой на земле. Вдруг что-то привлекло внимание дракона. Он перевёл взгляд от остатков недоеденной пятой овцы к чаще леса, где как будто бы блеснуло что-то металлическое. Дракон пару раз моргнул, а в следующее мгновение арбалетный болт, вылетевший из-за какого-то дерева, насквозь пробил шею дяди Эймона. Старший сын короля в недоумении попытался ухватиться за внезапно появившийся в шее посторонний предмет, изо рта у него брызнула кровь, и он медленно, слишком медленно, чтобы это происходило наяву, завалился набок. Караксес взревел от ярости, гнева и ужаса; Эйгон закричал вместе с ним, а потом проснулся.

***

…а потом проснулся, чтобы снова закричать. Боль тугими канатами скрутила его тело от макушки до пальцев ног. В голове плавал туман, лицо горело, дышать через нос не получалось, но каждый вырванный вдох отдавался болью в груди, но хуже всего было ноге. Она словно горела драконьим огнём изнутри, пошевелить ей было решительно невозможно. — Что случилось? — раздался грозный голос Элисара. — Что ты сделал? — Ничего, великий мейстер, — раздалось чьё-то пристыженное лепетание. Чуть успокоившись, принц скосил глаза и увидел молодого мейстера, застывшего в изголовье его кровати с какой-то плошкой и тряпкой в руках. — Я только промокнул ссадины на лице, как вы и велели, а тут милорд-принц закричал… — Болван, — Элисар с кряхтением отобрал у помощника тряпицу и тарелку. — Болван и неумёха. Наверняка ты надавил слишком сильно… Конечно, вот, ты содрал корочку! Уйди отсюда с глаз моих, бестолковый!.. Помощник с поклоном удалился. Элисар нагнулся и с тревогой вгляделся в лицо Эйгона. — Неумёха, — повторил он, цокнув языком. — Простите нас за эту боль, мой принц. Обещаю, впредь обрабатывать ваши раны буду только я. С этими словами он легонько прижал тряпицу к скуле Эйгона. Сильно защипало, и принц зашипел сквозь зубы. — Да, милорд, это довольно неприятно, но обработать ваше лицо необходимо. Вы помните, что случилось? Можете не отвечать, только моргните. Эйгон помнил. Он встречал рассвет, потом у них с Деймоном случилась незапланированная тренировка, а потом желтоватый осколок кости торчал из его голени. Эйгон послушно моргнул. — От-тец?.. — во рту у него раскинулась настоящая пустыня, а горло болезненно саднило. — Принц Бейлон навещает вас по несколько раз на дню, как и принц Визерис — и, предугадав следующий вопрос, Элисар продолжил: — Вы проспали почти неделю. Несколько раз ненадолго приходили в себя, тогда мы поили вас бульоном и маковым молоком, и вы снова засыпали. Вы помните это? — Нет, — он правда этого не помнил. Разве что… — А бульон?.. Элисар недоумённо моргнул. — А что бульон? Бульон куриный — самое то при длительной болезни, поддерживает силы и заполняет желудок. Вчера, правда, неряха-служанка разбила горшочек в печи, поэтому пришлось дать вам бульона на бараньей кости. Но так даже лучше… Мейстер, отойдя к столу, продолжал разглагольствовать, попутно переставляя склянки с лекарствами, а Эйгон вспомнил подробности сна. «Так вот откуда взялись овцы», — подумал он. — А Деймон? — внезапно вспомнил про брата Эйгон. Кажется, он успел попросить отца, чтобы его не наказывали. Или это ему тоже приснилось? Элисар что-то коротко приказал в приоткрывшуюся дверь и вернулся к кровати. — Насколько мне известно, принц Деймон имел очень серьёзный разговор с вашим отцом и его милостью королём. Ваш старший брат почти не выходит из своей комнаты, хотя приказа её не покидать, насколько мне известно, он не получал. Тут дверь распахнулась и мальчишка в кухонном фартуке, едва старше самого Эйгона, подал великому мейстеру поднос с дымящейся тарелкой. Аромат бульона смешался с едким запахом лекарств и у принца громко и совершенно неблагородно заурчало в животе. — Очень вовремя, — констатировал Элисар, пробуя бульон первым. Причмокнув губами, он вынес вердикт. — Приемлемо. Дальше я сам. Помешав бульон, мейстер подул на ложку и поднёс её к Эйгону. — Вам нужно поесть, мой принц. Я велел оставить немного овощей, нужно заставить ваш желудок снова работать нормально. Эйгон послушно проглотил светлую, почти прозрачную жидкость и попытался сесть поудобнее, но тело снова скрутило таким спазмом боли, что проглоченное моментально оказалось на одеяле. — Простите… — Не стоит извинений, милорд, мне следовало предупредить, что вам следует быть осторожнее, — Элисар со вздохом отставил тарелку, утёр салфеткой лицо принца и позвал слуг. Пока те отработанными движениями снимали бельё и выдёргивали из-под больного простыни, Эйгон успел заметить, во что превратилась его правая нога. Покоящаяся в массивном лубке, она опухла и пожелтела. Примерно на ладонь ниже колена виднелся длинный покрасневший шов. Выглядело всё ужасно. — Что с моей ногой? — выдавил из себя Эйгон. — Вы её сломали, — напомнил великий мейстер. — Причём весьма скверно. Да, очень скверно, неудачно. Кость прорезала кожу, но вы, должно быть, этого не помните? — Помню, — морщась, кивнул Эйгон. — Она была желтоватой. — Да, кости правда имеют такой цвет, как вы очень верно подметили. Ваши оказались несколько тоньше, чем должны быть у… других мальчиков вашего возраста. Образовалось несколько осколков, мне пришлось заново собрать вам ногу. Если боги будут милостивы, мой принц, ходить вы сможете. Бегать, как раньше, увы, нет, но ходить сможете, я обещаю. Слуги, наконец, закончили и вышли. Элисар, отвергнув все попытки Эйгона поесть самостоятельно как неуместное безрассудство, так и скормил ему с ложечки всю тарелку бульона. Когда мейстер снова утёр ему лицо салфеткой, прямо как маленькому, Эйгон сказал: — Мейстер, я видел сон… — Вот как? Хороший или плохой? — не слишком заинтересованно отозвался тот. — Плохой. Я видел… — Кошмары и бред — обычное явление после таких потрясений. Возможно, мы давали вам слишком много макового молока, оно тоже может вызывать разные… видения. Сегодня я дам вам сонного вина с мёдом. Оно, конечно, не так сильно притупляет боль, но сон ваш будет спокойнее и уж точно более здоровым. Эйгон счёл за лучшее промолчать и не тратить силы на споры. Ему правда хотелось спать — раньше он никогда бы не подумал, что приём пищи может так утомлять — и сонное вино было бы весьма кстати. А о себе-драконе он поговорит потом, с отцом и братьями. Приняв снадобье и погружаясь в сон, Эйгону почти удалось убедить себя в том, что это был просто кошмар. В этот раз он спал неглубоко — лубок на ноге мешал, и принц никак не мог найти удобное положение. Он слышал, как в кресле у его кровати храпел утомившийся старик Элисар, как тот разговаривал с отцом, как отец что-то говорил уже ему, Эйгону, и как откуда-то взявшийся Деймон сбивчиво просил у него прощения. На последнее Эйгон даже собирался ответить, но сил открыть глаза не хватило. Так, в лёгком забытьи он и промаялся до утра, когда постепенно, отвоёвывая палец за пальцем, вернулась боль. Эйгон сначала пытался её не замечать, но легче от этого не становилось. В итоге он не выдержал и застонал. — Эйгон? — раздался рядом чей-то смутно знакомый голос. — Что случилось? Тебе больно? Когда балдахин над кроватью перестал ходить кругами, а взгляд немного сфокусировался, принц увидел склонившегося к нему встревоженного Визериса. В ответ Эйгон что-то невразумительно промычал, мотнул головой, отчего комната снова пустилась в пляс. Визерис куда-то исчез и тут же вернулся с серебряной чашечкой в руках: — Вот, выпей. Элисар велел дать тебе это, если проснёшься. Послушно проглотив сладковато-терпкую жидкость, Эйгон снова откинулся на подушки. Окна были плотно занавешены, отчего комната тонула в полумраке. Визерис, поставив чашку на стол, чуть-чуть отдёрнул одну из алых занавесей. За окном, судя по всему, было позднее утро. Старший принц вернулся на своё место, вызвав безумный танец невесомых былинок в луче солнечного света, и с прежней тревогой спросил: — Ты как? — Живой, — выдавил Эйгон и облизнул растрескавшиеся губы. — С трудом верится, — невесело усмехнулся Визерис и, помолчав, добавил уже серьёзно: — Отец весь извёлся. Зато весь Красный замок теперь знает, что ты у него любимчик. — Я?! — Ты. Мне с трудом верится, чтобы Бейлон Храбрый так переживал, если бы со мной или с Деймоном случилось что-то подобное. Сказал бы: «Ничего, всё пройдёт, но теперь будешь умнее», а к тебе чуть ли ни по семь раз в день заходит. Эйгон уцепился за упоминание об отсутствующем брате. — Отец наказал Деймона? — Деймон только твоими мольбами и спасся, — снова усмехнулся Визерис. — Эх, жалко ты их лиц не видел! Отец ну прямо вылитый Балерион был! Я думал он Деймона Вхагар на завтрак скормит. — Но не скормил? — попытался улыбнуться Эйгон, но из-за корочки от ссадины на щеке получилось криво. — Нет, конечно. Пока мейстеры решали, что с тобой делать, отец с дедом решали, как с ним быть. Отец даже порывался его в Ночной Дозор отправить, да дед остановил. Представляешь Таргариена на Стене? Вот и я не представляю. Бесшумно приоткрылась дверь и в проёме показалась голова Деймона. Всем своим видом он выражал вину и раскаяние. — Я услышал голоса, вернее, что вы говорите и подумал… — Что надо зайти навестить братишку? — улыбнулся Визерис. — Правильно подумал. Не переживай, он вроде не особо буйный, но, если что, я его задержу, а ты беги! Старший сын Бейлона умудрился практически одновременно подмигнуть своими фиолетовыми глазами каждому из младших братьев, чем вызвал осторожные смешки. Деймон, наконец, переступил порог спальни и, сделав несколько шагов, остановился в изножье кровати. Помявшись немного, он выпалил: — Эйгон, если можешь, прости меня, пожалуйста. Я правда… — Не хотел, — Эйгон ободряюще улыбнулся. — Я знаю. Всё хорошо, я не сержусь на тебя. Деймон облегчённо выдохнул. — Точно? — на всякий случай уточнил он и, дождавшись утвердительного кивка, продолжил явно отрепетированную речь: — Ещё я хотел поблагодарить тебя за то, что ты сказал про меня отцу. Что попросил его не наказывать меня. — Не то чтобы тебя совсем лишили наказания, — протянул Визерис. — Дед с отцом заставили меня смотреть как собирали твои кости, — поёжился Деймон. — Потом дед сказал, что я сам наказал себя на всю свою жизнь, потому что я буду знать, что даже спустя годы ты будешь мучиться из-за меня. — Не буду я мучиться, — Эйгон попытался отмахнуться от того вздора, что нёс брат, но рука, будто устав на полпути, бессильно упала на постель. — Всё будет хорошо, я поправлюсь и снова буду с тобой тренироваться. Его старшие братья странно переглянулись и Визерис поспешил сменить тему: — Ну, это дело будущее. Ты сначала с кровати встань, соня! То вскакиваешь раньше всех в замке, то спишь целыми днями. Признавайся, сколько снов успел увидеть? Эйгона снова резануло воспоминание о тёплом ветерке под крыльями, звонком щелчке бича, вкусе сгоревшей баранины и арбалетном болте, торчащем из дядиной шеи. Он против воли поёжился. — Всего один, — ответил он. Внезапно он засомневался: рассказывать или нет? Раньше у них друг от друга секретов не было. Может братья, как мейстер Элисар, махнут рукой и спишут всё на маковое молоко? Может это и правда было только маковое молоко? Великий мейстер говорил, что оно вызывает видения, но может ли видение быть одновременно таким реалистичным и сказочным? — Не знаю, правда мне это приснилось или это от макового молока… — всё же начал он. — Мне снилось, что я — дракон. После чего Эйгон пересказал братьям весь сон от его чарующего начала вплоть до ужасного конца. Заканчивал он уже охрипшим от непривычки голосом, а едва договорив — закашлялся. Деймон тут же метнулся к столу и подал ему воды. От Эйгона, однако, не укрылся тревожный взгляд, которым обменялись его братья. — Так куда, ты говоришь, прилетел дядя Эймон? — уточнил Визерис. — На Тарт. Я узнал знамёна — мы с мейстером Элисаром недавно повторяли лордов Штормовых земель, — попытавшись поёрзать в постели, Эйгон поморщился, но всё же заглянул в лицо Визерису. — Но ведь это просто сон, верно? На Тарте всё спокойно, да? Визерис потёр верхнюю губу с белёсыми нарождающимися усами. Он всегда так делал, перед тем как хотел кому-то солгать. — Я вижу, ты хочешь соврать, Визерис, — на всякий случай предупредил Эйгон. — Седьмое Пекло, — ругнулся тот. — Да, на Тарте неспокойно. Какие-то мирийские пираты высадились на острове, и лорд Камерон запросил помощи. Дядя Эймон вылетел несколько дней назад, пока ты… болел. Перед ним в море вышел флот Веларионов, а Боремунд Баратеон выступил из Штормового Предела на помощь. — Вот как, — выдохнул Эйгон. — Эй, ты только не думай об этом, слышишь? — позвал Деймон. — Это просто сон, ты сам говоришь, что он был слишком нереальным. Если бы я головой о ступени приложился, то летал бы с Балерионом над башнями Старой Валирии! — Да, это только сон, — поспешил успокоить брата Визерис. — Хочешь, я пошлю ворона на Тарт, чтобы дядя сам написал тебе? Вот увидишь, всё будет хорошо. Он вернётся и первым делом зайдёт к тебе… Ну, не первым, конечно, но мы обязательно приведём его к тебе в первый же день! Не успел Визерис договорить, как раздался звон колокола замковой септы. В комнате стало одновременно и холодно, и душно. Почему-то Эйгон понял, что при победе так не звонят. Спустя несколько ударов голос его один за другим стали подхватывать колокола септ Королевской Гавани, сливаясь в единый печальный хор. Дверь снова распахнулась и в комнату быстрым шагом вошёл один из мейстеров — тот, кого Элисар обозвал болваном-неумёхой. — Принц Визерис, король и принц Бейлон желают видеть вас в Тронном зале. — Что-то случилось? — вскакивая, спросил Визерис. «Конечно случилось», — подумал про себя Эйгон. Просто так в колокола звонить бы не стали. — Боюсь, что да, милорд, — ляпнул мейстер и тут же поморщился, видимо, коря себя за разговорчивость. — Прибыл ворон с Тарта. Принц Эймон погиб.