Третья голова дракона

Принц Эйгон Таргариен — Мне кажется, что вся моя жизнь — это череда чьих-то смертей и похорон, изредка перемежающаяся чужими свадьбами, — сказал Эйгон дяде где-то посреди Простора, когда они катились по Дороге Роз в любезно предоставленном Хайтауэрами возке. — Если подумать, — философски заметил тот, — это недалеко от истины. Мой предшественник, архимейстер Септимус, считал, что жизнь — это не более чем краткий промежуток времени между двумя визитами к септону. Забавно: несмотря на такое любопытное имя, в богов он не верил, но считал, что имеет право про них шутить. В итоге боги подшутили над ним: он умер на седьмой месяц после получения золотой маски. — А вас, стало быть, отмолила септа Мейгелла, — вставил свои полгроша Деннис. — Похоже на то, — кивнул Вейгон и перелистнул страницу очередной книги. Карета Хайтауэров была под самый потолок забита книгами и свитками — на все возражения Денниса оставить хоть немного места под действительно необходимые в пути вещи дядя с апломбом ответил, что архимейстеры по-другому не путешествуют. Едва отъехав от Староместа, Вейгон и его племянник по самые брови зарылись в страницы старых кодексов, законов и сводов, начиная от самого андальского завоевания и заканчивая Сводом законов Джейхейриса. Эйгон сперва полагал, что дядя хочет заставить его за время в пути подготовиться к экзамену на стальное звено за юриспруденцию, но тот взялся за книги сам. На невысказанный вопрос Вейгон пояснил: — А ты не понял, зачем меня вызвал король? Мои братья мертвы, и он не знает, кому оставить корону. В прошлый раз он обошёл потомство Эймона, так что ему мешает теперь обойти потомство Бейлона? — Думаете, он предложит престол… вам? — удивлению Эйгона не было предела. — Простите, дядя Вейгон, вы сын короля, но Визерис… — Сын последнего наследника, он женат на молодой женщине, которая уже подарила ему дочь и подарит сына. Иными словами, он — это Рейнис в штанах девять лет назад. Думаешь, его остановят мои мейстерские обеты? — А разве вы не хотите стать королём? — как бы невзначай спросил Деннис, но архимейстер воззрился на него как на умалишённого. — А что такого? Спросите кого угодно — от королевской жизни никто бы не отказался. — Вот именно, — воздел палец Вейгон. — От королевской жизни никто не откажется, но что насчёт королевских обязанностей? Нет уж, избавьте меня от этой гадости — меня уже дважды избирали сенешалем. Управлять Цитаделью, конечно, не то же самое, что Семью Королевствами или даже Староместом, но это тот самый случай, когда мы можем составить суждение о великом на основании известных нам фактов о малом. Мне нравится моя жизнь, и я не хочу от неё отказываться ради склок и интриг Красного замка. Я не имею ни малейшей склонности к тому, чтобы стать королём; если я сяду на Железный Трон, то буду кем-то вроде моего деда Эйниса — слабым королём, неспособным править даже одним королевством, чего уж говорить о семи. — Вы принижаете свои способности… — попытался возразить Эйгон. — Вы архимейстер экономики и счёта, вы знаете, в чём суть работы мастера над монетой… Дядя хрипло расхохотался: — Вот именно, мальчик! Я — мейстер. Быть мейстером и быть мастером над монетой совершенно разные вещи. Это как прийти проповедовать Веру к одичалым: тебя в лучшем случае не поймут и прогонят, в худшем — убьют, а в самом худшем — убьют мучительно. Я не хочу себе такой судьбы, и тебя от неё предостерегаю. — Поэтому вы ищите способы отказаться от наследства? — Да, дорогой племянник. Хочу отвести от себя беду. — И кто же тогда должен сесть на трон? Вейгон надолго замолчал, засмотревшись в проплывающий за оконцем сельский пейзаж. Простор был красив той особенной красотой, которую приобретает любой ландшафт под воздействием чудотворной силы человеческого труда. Поля, раскинувшиеся по обе стороны дороги, уходили за горизонт, перемежаемые живыми изгородями, в которых щебетали птицы. — Кто бы ни взошёл на Железный Трон после Джейхейриса, — наконец вымолвил Вейгон, — это вызовет недовольство проигравших. Партия короны и партия проигравших разделит страну надвое; если новый монарх, кем бы он ни был, не будет достаточно великодушен к побеждённым, то… Да сохранят нас от этого Семеро! К ужасу Эйгона, дядя едва ли не впервые помянул богов не всуе, иронично, просто так, но всерьёз рассчитывал на их помощь. Перспектива неозвученной войны острым кинжалом на тонкой нити повисла в карете, резко ставшей слишком тесной и неудобной. Теперь, когда архимейстер поделился с ним своими тревогами, Эйгон, как принц королевского дома, чувствовал себя не вправе игнорировать такую угрозу. Во-первых, Визерис — первый наследник отца, значит, по всей возможной логике, Драконий Камень должен получить он. Во-вторых, война между родственниками? Чтобы кровь дракона пошла друг на друга? Видят боги, её и так осталось немного, к чему лить её? К чему лить кровь других, знатных и безымянных? Эйгон прочёл достаточно книг, чтобы понимать, к чему может привести междоусобная война, и теперь картины, одна мрачнее другой, проносились у него перед глазами. Чтобы хоть как-то себя отвлечь от них, он с головой нырнул в старые законы. Дни напролёт они читали и перечитывали пожелтевшие от времени записи, покуда хватало дневного света, а когда становилось невозможно разглядеть ни единого слова, дядя и племянник пересказывали друг другу прочитанное, обсуждали и рассуждали, как это может повлиять на складывающуюся ситуацию. Будучи книжниками до мозга костей, они бы забывали и про еду, отдых, сон и другие естественные надобности, если бы Деннис не взял на себя труд по обеспечению их умственной деятельности, буквально вытаскивая их из кареты, чтобы те могли поесть и размяться. Вейгон ворчал о чьей-то неуёмной наглости, Эйгон жаловался, что слуга хочет совсем его обезножить, но Деннис был неумолим и беспощаден. Чем ближе их карета подбиралась к Королевской Гавани, тем большая тревога охватывала Эйгона. Какой приём они встретят в Красном замке? С братьями он не виделся почти четыре года: он знал, что с того времени в их семьях ничего не изменилось, но разве это показатель того, что не изменились они сами? В конце концов, сам он уж точно не остался прежним. В день, когда они увидели, как среди деревьев Королевского леса мелькнула Черноводная, небо было хмурым, а ветер гнал по небу низкие тучи, вот-вот готовые пролиться на землю дождём. — Надо поторопиться, — сказал Вейгон хайтауэрскому эскорту, шедшему с ними от самого Староместа. — В ливень на Черноводной делать нечего. Возница щёлкнул кнутом, подгоняя лошадей, а пара всадников унеслись вперёд, надеясь найти достаточно большую лодку для переправы. Архимейстер, наконец, отложил от себя книги и принялся рассеянно перебирать свою цепь; по тому, как он поджал губы, так, что линия рта превратилась в едва различимую линию на бледном лице принц понял, что дядя тоже нервничает. Сам он едва мог заставить себя усидеть на месте и без конца прокручивал болтавшийся на запястье браслет из пяти выкованных им звеньев. Один Деннис сидел невозмутимо, как сфинкс у врат Цитадели, сложив руки на колени, с безмятежным лицом человека, делавшего то, что должно и не заботившегося о том, что будет в следующий миг. Прискакал один из всадников и довольным голосом сообщил, что им повезло и в рыбацкой деревушке имеется вместительный баркас, способный взять на борт целую карету. Путешественникам снова повезло, когда рыбаки оказались достаточно смышлёными, чтобы аккуратно вкатить возок в судно, и достаточно сильными, чтобы превозмочь течение и переправить их к порту. Едва они въехали в Речные ворота, как небеса разверзлись и на землю пролились потоки воды. Опасливо поглядывая на потолок, Вейгон постучал в стенку кареты. — Поторапливайся! — крикнул он вознице. — Не хватало ещё, чтобы эта колымага начала протекать. Снова щёлкнул кнут, и карета понеслась по мостовой вверх по Крюку. Ворота Красного замка были открыты и Эйгон успел заметить, как мокрая и нерадостная стража взяла на караул, когда они проезжали мимо. Когда они остановились на Западном дворе, дядя неторопливо закрепил ремешки золотой архимейстерской маски на затылке, поправил перстень на указательном пальце, и, взяв в руки золотой посох, последнюю свою инсигнию, обернулся к Эйгону и сказал: — Не трясись. Это твой дом. Принц нервно сглотнул, но всё же кивнул, поднимаясь со своего места. — В каждую комнату я буду входить с правой ноги. Нет ничего хуже дисгармонии и асимметрии, поэтому не отставай. С этими словами дядя распахнул дверь и вышел в дождь. Карета остановилась около Палаты Малого совета, у входа в которую были постелены ковры и поднят черный навес с красной бахромой, свисающей теперь тяжёлыми мокрыми кистями. Под навесом их встречал Деймон и некий лорд, богато разодетый в королевские цвета. Оба были мрачны, как тучи на небе, но принц, при виде родни как-то посветлел. — Дядя Вейгон, — склонил голову он. Эйгон поморщился и еле заметно покачал головой, уже зная, что прозвучит в ответ. — Архимейстер Вейгон, — глухо прозвучало из-под маски. — Простите, конечно же, архимейстер, — Деймон улыбнулся, но раскаяния на его лице и в голосе не было ни капли. Обернувшись к Эйгону, он снова коротко, с подчёркнуто ироничной вежливостью поклонился. — Кандидат Эйгон. — Мне хватило бы просто «брата», — пробурчал тот. Деймон фыркнул и сграбастал его в объятия. — А ты подрос, — заметил он. И правда, теперь они были почти одного роста, хотя Эйгон ещё мог его перегнать. Раздалось вежливое покашливание. Деймон с видимым сожалением отстранился и довольно неряшливо представил своего спутника: — Это лорд Росби, наш новый лорд-камергер двора. — Мой принц, архимейстер, — Росби сдержанно поклонился каждому. — Его милость король ожидает вас в Палате Малого совета. Прошу следовать за мной. Эйгон от нервов проглотил готовый сорваться с языка сарказм и по привычке взглянул на дядю, однако лицо его скрывала бесстрастная маска, из-за редких залетавших капель казавшаяся плачущей. Тем не менее, Вейгон, вероятно, заметил невольный жест племянника и слегка пристукнул посохом, напоминая о плане. Приотстав на полшага, Эйгон поспешил следом за дядей, гордо вышагивавшим за лордом-камергером. — Надеюсь, тебе хватило ума не выбросить набалдашник старой трости? — вполголоса поинтересовался Деймон, пристроившийся рядом с братом. — Откуда ты знаешь?.. — поразился было Эйгон, но осёкся на середине фразы. Наверняка, Деннис всё же написал о той истории отцу, а тот счёл нужным поделиться со всеми. Словно угадав, о чём он думает, брат лукаво улыбнулся: — Думаешь, твой Деннис стучал отцу? — А что, разве нет? — Ему — нет. Самые общие письма раз в месяц, в основном о том, что ты жив и, насколько это возможно, здоров, а вы с дядей не перегрызли друг другу глотки. Но о том, что случилось той ночью, он написал мне. Я горжусь тобой, брат мой. Убить первого противника в пятнадцать лет… Тут ты переплюнул нас с Визерисом. Эйгон коротко взглянул на Деймона, ожидая едкой насмешки, но тот улыбался тепло и искренне. — Так что с набалдашником? — всё же уточнил он. — Остался, — проронил Эйгон, растерянный от братских чувств, от которых успел отвыкнуть. Но вот впереди показалась дверь в саму Палату, где заседал Малый совет, и разговор сам собою утих. По тёмно-красным каменным плитам звенели слаженные металлические удары золотого посоха и медной набойки на конце новой трости; Эйгону подумалось, что это то, чего добивался дядя — внушительность; для пущей важности он расправил плечи и поднял голову. Он не боится. Ziry zaldrīzes iksos. У резного портала двери, изображавшего гербы всех семи Великих Домов с королевским драконом во главе, стояла пара королевских гвардейцев, в своих ослепительно-белых плащах. Лица их были Эйгону незнакомы, видимо, их приняли уже после его отъезда. Один из них отворил створку и зычно произнёс: — Архимейстер Вейгон из Цитадели и принц Эйгон из дома Таргариенов! Всё так же синхронно чеканя удары своими «третьими ногами», архимейстер и принц вошли в Палату Малого совета. Во главе длинного стола сидел сам Джейхейрис. Теперь его действительно можно было назвать Старым Королём: ни разу не стриженные волосы цвета белого золота теперь стали совершенно белыми и утратили свой блеск; борода, не уступавшая по длине волосам, тоже потускнела и теперь не придавала морального авторитета, а лишь ещё больше старила. Потускнели и фиолетовые его глаза, а руки рассеянно перебирали брошь десницы. Одет король был в просторный чёрный кафтан с широкими рукавами, больше напоминавший халат, и лишь корона на голове не позволяла принять его за ветерана Ночного Дозора. Ближайшее к нему кресло по правую руку — место десницы — пустовало. Следом сидел лорд Меймион Селтигар, мастер над кораблями и лорд-адмирал; прозванный «лордом трески и крабов», глава третьего валирийского рода, избежавшего Рока, имел светло-русые волосы с несколькими отдельными бело-золотистыми прядями и тёмно-карие глаза — в отличие от Таргариенов и Веларионов, Селтигары меньше трепетали перед чистотой валирийской крови, из-за чего та активно разбавлялась домами Королевских земель. За Селтигаром сидел лорд Лиман Бисбери, мастер над монетой и лорд-казначей. Мужчина средних лет с мягкими вьющимися волосами заседал в Малом совете недавно и смотрел на вошедших принцев с почтительным интересом. По левую руку от короля сидел лорд-командующий Королевской гвардией сир Райам Редвин. Деннис, ходивший по Староместу, пока Эйгон учился, говорил, что в Просторе недовольны тем, что кузена сира Райама обошли при назначении на должность лорда-адмирала, но тот, судя по всему, против лорда Меймиона ничего не имел. Следующее кресло занимал увешанный двумя дюжинами самых разнообразных цепей великий мейстер Рунцитер, новичок за этим столом. Конклав направил его в Красный замок после смерти старика Аллара, и пока что единственным, чем мог похвастать Рунцитер, так это неудачной попыткой спасения принца Бейлона. Место возле него занимал рыжеватый мужчина средних лет с аккуратной бородкой; его Эйгон частенько встречал в Староместе — сир, теперь уже лорд Отто Хайтауэр, брат хозяина Высокой Башни, был частым гостем в библиотеке Цитадели. Несколько раз они заводили непродолжительные разговоры о науках, но это были не полноценные дискуссии, а скорее светские беседы, в которых теряешь время и украдкой зеваешь от скуки. Несколько месяцев назад он из Цитадели уехал — поговаривали, что его вызвали в столицу, но о том, что его сделали мастером над законами, Эйгон не знал. Когда Вейгон с племянниками вошли, члены Малого совета поднялись со своих мест; Деймон сходу направился к стене за спинами у Селтигара и Бисбери и встал возле мрачно-бледного Визериса. Старший брат кивнул младшему в знак приветствия, и Эйгон ответил тем же. У противоположной стены в напряжённой позе застыл Корлис Веларион с кузиной Рейнис. На всякий случай, Эйгон кивнул и им, но ответной реакции не дождался. Вейгон прошествовал к самому началу стола и остановился за пару шагов до него. — Признаюсь, я не ждал столь представительной встречи, — проговорил он, и Эйгон почувствовал, как дядино лицо под маской кривит кислая усмешка. Не дав присутствующим прийти в себя после такой наглости, архимейстер поклонился. — Мой государь, мы явились по вашему зову. — Архимейстер Вейгон, — проскрипел Джейхейрис. Король. Не дед. — Эйгон. Принц послушно поклонился и сам удивился тому, насколько легко ему далось придворное приветствие. А ведь он не гнул ни перед кем спину уже четыре года! — Садитесь, — бросил король своему Малому совету, и загремели придвигаемые стулья. В Палате на некоторое время воцарилась тишина. Король молча сверлил взглядом вошедших; наконец он поднял слегка подрагивающий палец и вперил его в Вейгона. — Сними маску, — приказал он. — Я хочу видеть сына. Архимейстер безропотно подчинился, оставив маску болтаться на шее. — Здравствуй, Вейгон, — чуть теплее проговорил король. — Отец, — всё так же сдержанно кивнул тот. — Вы задержались. — Путь от Староместа неблизок. Что правда, то правда. Покинув Цитадель через день после прибытия гонца, в хайтауэрском возке они добирались едва ли не месяц. — Твой брат мёртв, — продолжил король. — Да, мы получили письмо. Оно повергло нас в шок. Дядя, как всегда, выразился слишком кратко. У Эйгона, несмотря на возраст, случилась настоящая истерика. На отца он, конечно, дулся, но когда тот ушёл, без известия, без прощания, без последнего слова, без извинений… Осознавать свою вину и стыд за когда-то брошенные слишком резкие слова и не иметь возможности попросить за них прощения было мучительно больно. Джейхейрис всё так же молчаливо изучал стоявшего перед ним сына. — Хочешь стать королём? Эйгон никогда бы не подумал, что тишина, сопровождавшая диалог отца и сына может быть ещё тише. За витражными окнами гулял ветер, в стекла стучал дождь, но всё это было где-то не здесь. Здесь царила такая напряжённая тишина, что, казалось, вот-вот проскочит разряд молнии. Принц увидел, как нахмурился Визерис, как Деймон заиграл желваками и положил руку на эфес Тёмной Сестры. Рунцитер растерянно моргал, Селтигар, судя по всему, не сознавал смысла предложения и готовился присягать новому принцу Драконьего Камня, Хайтауэр озадаченно свёл вместе кустистые брови. — Нет, — с неожиданной для всех, кроме Эйгона, твёрдостью ответил дядя. — Я оставлю тебе корону и все Семь Королевств, — продолжил Джейхейрис, как ни в чём не бывало. — Нет. — Ты получишь Драконий Камень с библиотекой наших предков. — Нет. — Верховный септон освободит тебя от обетов, и ты сможешь жениться. — Нет. — Ты оседлаешь дракона. Саму Вхагар, если захочешь. — Нет. Последнее «Нет» исчерпало терпение короля и тот с неожиданной яростью хлопнул руками по столу и взвился вверх. — Нет?! Я предлагаю тебе всё, что есть в Вестеросе, а ты говоришь мне «Нет»?! Позволь узнать, наглец, что же стало причиной твоего столь надменного отказа? Архимейстер, напротив, остался совершенно бесстрастным. — Двадцать три года назад ты сам лишил меня всего этого. Дракона. Возможной семьи. Права на Железный Трон. Ты отослал меня в Старомест, и я принёс обеты. Я больше не Таргариен. Я архимейстер Цитадели, и таким меня сделал ты, точно так же, как мать сделала Мейгеллу септой. — Вы оба не слишком-то возражали против такой судьбы, — заметил король уже более спокойным тоном. — Ты так вообще улыбнулся впервые за пятнадцать лет. — Да, — не стал отрицать архимейстер. — Я доволен своей жизнью. И именно поэтому я не хочу её менять. Мне не нужен твой трон и твоя корона. Джейхейрис разочарованно хмыкнул и устало опустился в своё кресло. Поиграв немного знаком десницы, он через весь стол толкнул его к Вейгону. — Раз не хочешь быть принцем Драконьего Камня, будешь десницей. Не спорь. Это приказ. В Цитадели ещё чтут королевское слово? — Чтут, — кивнул Вейгон и подобрал брошь, но крепить к серой мейстерской робе не стал. — Чего угодно его милости? — Моей милости нужен совет, — тяжело вздохнул Джейхейрис, и в этом вздохе Эйгону почувствовалась вся тяжесть прожитых лет, проблем, предательств и семейных ссор. — Мне нужен совет каждого из вас. У меня и моей доброй Алисанны было тринадцать детей. Из них в живых остался лишь один, но и он, как видите, не слишком полезен короне. У меня нет других сыновей, но мне нужен наследник. Принц Эймон оставил после себя Рейнис, принц Бейлон — Визериса, Деймона и Эйгона. Кому я должен оставить трон? Вы все обязаны мне советом, и я требую его от вас. — Мой государь, — начал Вейгон. — Для начала, пусть названые вами Рейнис и Визерис выйдут отсюда. Рейнис, гневно сверкнув лиловыми глазами, стремительно развернулась и едва не выскочила из палаты. Визерис слегка замешкался, и Деймон ободряюще кивнул ему: — Иди. Мы справимся. Проходя мимо Эйгона, Визерис похлопал его по плечу и скрылся за дверью. Едва грохнула тяжёлая створка, как Вейгон с силой потёр лицо. Он пробыл десницей всего пару минут, а уже успел устать. Тут Джейхейрис соизволил обратить внимание на Эйгона, тяжело опирающегося на трость, и разрешил всем стоящим сесть. Эйгон расположился прямо напротив короля, по левую руку от него сел Деймон, а по правую, через два кресла, мрачный Морской Змей. — Мы слушаем, — заявил король. — Мой государь, осмелюсь заверить вас, что вам не нужен наш совет, — ошарашил всех архимейстер. — Неужели? — не поверил дед. — Истинно так. В 92 году от Завоевания Эйгона вы отринули, кхм… иные точки зрения и своей волей назначили своим новым наследником принца Бейлона. В этом ваше право и ваша прерогатива как короля. Если угодно, можно рассматривать это как частный случай прецедента, созданного самим Эйгоном Завоевателем: королева Висенья была его старшей сестрой и считалась старшей женой, сын от неё, в теории, имел больше прав на наследство отца; но, вопреки этому, король назначил своим наследником Эйниса, своего перворождённого сына от младшей королевы-сестры Рейнис. — Королевская воля тут ни при чём, — возразил лорд Отто. — По законам андалов сыновья наследуют отцу в порядке старшинства. — Совершенно верно, — кивнул с хитрой улыбкой архимейстер. — Но разве андалы практиковали многожёнство? Крыть Хайтауэру было нечем. — Вот то-то и оно. Этим своим волеизъявлением Эйгон Первый определил своего будущего преемника. Важен даже не столько сам факт провозглашения наследником Эйниса, сколько то, что Завоеватель сделал это сам, не опираясь на законы андалов, как мы убедились. Иными словами, вы, мой государь, имеете полное право передать титул принца Драконьего Камня любому своему родственнику, который сможет и захочет его принять. — В этом-то и вопрос, сын мой, — с горечью вздохнул король. — Кому я должен его передать? — Мой государь, — вступил в бой лорд Корлис. — Моя супруга, принцесса Рейнис, дочь вашего старшего сына. В 92 году вы предпочли ей принца Бейлона, но теперь, когда его, к нашему прискорбию, не стало, приоритет наследования вновь перешёл к ней. Она единственная дочь вашего первого наследника. — И она женщина, — подчеркнул очевидное Селтигар. Заняв должность, ранее принадлежавшую самому Корлису, Меймион старался всем доказать, что Селтигары не худшие мореходы, чем Веларионы, и, естественно, во всём противоречил предшественнику. — В ней больше мужества, чем в некоторых рыцарях и лордах, — Веларион метнул гневный взгляд на «крабьего лорда». — Она всадница Мелеис, она путешествовала с его милостью по Простору и Штормовым землям. Проклятье, она боролась со мной против пиратов в Узком море! Какие ещё вам нужны доказательства в том, что она способна править? В конце концов, она Таргариен по крови, как же ваша доктрина особенности валирийской крови? К валирийцам андальские законы неприменимы! — Сядьте, лорд Корлис, — велел Джейхейрис, и Морскому Змею только и осталось, что повиноваться прорезавшейся в его голосе стали. — У нас есть и другие внуки, не менее способные и отважные. — Когда у лорда умирает сын, — откашлявшись, начал Рунцитер, — то наследниками лорда становятся его внуки от этого сына, и лишь затем наследование переходит к другим сыновьям лорда. Эйгон едва не фыркнул. Великий мейстер сказал это только ради того, чтобы сказать; его слова можно было интерпретировать как угодно, и Корлис, похоже, принял их как поддержку своей позиции. Кажется, Конклав ошибся и прислал бестолкового мейстера в Красный замок, Элисару он не чета. — Да, — заметил Хайтауэр. — Но это правило говорит о внуках лорда и ничего о его внучках. Деймон с показной усталостью потёр переносицу и проронил: — Пожалуйста, давайте прекратим заниматься ерундой. Визерис — старший сын нашего отца и после его смерти унаследовал всё его имущество. — Кроме Вхагар, — проронил Вейгон. Эйгон не понял, что скрывалось за этой ремаркой: простая констатация факта или характерная лёгкая издёвка? — Драконы — не имущество, — фыркнул Деймон. — И всё же дракона у принца Визериса нет, в отличие от принцессы Рейнис, — не удержался от ремарки Морской Змей. — Визерис был всадником Балериона, — ринулся на защиту брата Деймон. — Разве то, что его признал дракон Завоевателя не подтверждает его права на Железный Трон? С этими словами принц выжидающе посмотрел на короля, словно ожидая от него поддержки, но Джейхейрис лишь запустил пятерню в бороду и принялся рассеяно её расчёсывать. Не дождавшись подтверждения своих слов, Деймон снова бросился в атаку: — Если Визерис получил деньги отца, лошадей отца, корабли отца, меч отца, земли отца, то почему он не может получить его титул и все права на трон? Чем они отличаются от всего остального? Чем он отличается от обычного внука того лорда, у которого умер сын? Он старший среди твоих внуков, дед, и… — Довольно! — рявкнул король. Не дед. Кажется, за все годы, проведённые при дворе, Деймон так и не научился различать маски, которые носит Джейхейрис; тогда почему Эйгон, даже после четырёхлетнего отсутствия, видит их так отчётливо? Король, тем временем, продолжил: — Милорд десница, какой совет вы мне можете дать? — Я советую вам назначить наследника, государь. Чем скорее, тем лучше, — без колебаний и каких-либо компромиссов ответил Вейгон. — Вам надлежит руководствоваться не родственными чувствами, а исключительно благополучием Семи Королевств. — Я не могу, — простонал Джейхейрис, пряча лицо в руках, и Эйгону показалось, что он вот-вот заплачет. По полу загремела ещё одна маска и, когда она упала, принц увидел старого, усталого, глубоко несчастного и очень одинокого человека, пережившего всех своих родных и друзей. Внуки были от него далеки, и теперь стаей падальщиков суетились у подножия его высокого трона, только и дожидаясь, когда он издаст последний свой вздох, чтобы можно было вцепиться в него и друг в друга. Боги благословили Джейхейриса долгими годами правления, и ими же они его прокляли. Вряд ли это заметил лорд Корлис — наверняка он увидел только слабость, которой можно воспользоваться; вряд ли это заметил Деймон — судя по лицу, ему было неловко и немного стыдно, что его дед (а он считал, что перед ним сидит его дед) ведёт себя так неподобающе. Что увидел дядя Вейгон, оставалось только гадать — с невозмутимым выражением он добавил уже мягче: — Мой государь, это ваш долг. Джейхейрис, наконец, опустил руки, и оказалось, что под ними скрывалось измождённое лицо старика, который уже не бежит от Неведомого, но готов сам распахнуть ему дверь. — Все вон, — зло бросил он, но не успели ещё скрипнуть стулья, как король передумал: — Нет, постойте. Эйгон. Наконец-то он обратил внимание на сидящего напротив внука. Тот замешкался, не зная, встать ему или остаться сидеть, но в итоге лишь склонил голову. — Ваша милость, — голос у принца предательски дрогнул. — Как твоё обучение в Цитадели? — светским тоном поинтересовался король. — Мы видим, ты уже выковал себе несколько звеньев. Сколько их? — Пять, мой государь. — Пять звеньев за пять лет… — За четыре года, ваша милость, — осмелился поправить его Эйгон. — Пять звеньев за четыре года, из них два — за историю. — Вот как?.. Я тоже люблю историю. О чём ты читал в последний раз? В последний раз Эйгон читал о праве наследования у Первых людей, но, очевидно, это не то, что сейчас интересовало Джейхейриса, и потому он сказал то, чего от него ожидали: — О Валирийском Фригольде, о его завоеваниях. И о драконах. — О драконах… — эхом повторил Джейхейрис. Приняв это за знак продолжать, Эйгон пояснил: — Я читал валирийские свитки о природе драконов и обнаружил, что септон Барт заблуждался, когда говорил, что у них нет пола. Древние выделяли… — Вот как? И что сказали мейстеры? — поспешно перебил его король, едва авторитет Барта был поставлен под сомнение. — Мейстеры сказали, что гипотеза не лишена смысла, но… — Вот как? Стало быть, они согласны с тобой? — Не все и не полностью. Мне нужны доказательства, я писал вашей милости с просьбой разрешить мне выехать на Драконий Камень. Кроме того, я хотел бы изучить дракона лично, в натуре, а для этого мне нужно оседлать одного из них. — Нет, — не моргнув и глазом, отрезал король, и Эйгон услышал звон от бьющихся надежд. В Палате снова повисла напряжённая тишина. — Мой государь, — Эйгон с большим усилием протолкнул образовавшийся в горле комок. — Я урождённый Таргариен. Таргариенами были оба моих родителя, и их родители тоже были чистокровными драконьими всадниками. В моих жилах нет иной крови, кроме валирийской, и эта кровь даёт мне право на… — Право даём мы, — голос короля был холоден, и в нём сквозила сталь. — И мы отказываем тебе в этом праве. Для твоего же блага, для твоей же безопасности. Драконы не терпят слабости, а ты… нездоров. Пауза, которую Джейхейрис сделал, пытаясь хоть как-то сгладить углы, не укрылась ни от кого. Эйгон снова, впервые за очень долгое время почувствовал у самого основания языка вяжущую горечь копящегося там яда; он сам не заметил, как губы сложились в ехидную улыбку и произнесли: — А вы, ваша милость, давно ли вы навещали Вермитора? Нам в Старомест сообщали, что вам тоже нездоровится. Лиловые глаза короля гневно сверкнули, а мелко подрагивающие руки сжались в кулаки. Если бы Мейгор Узурпатор дожил до старости, то, несомненно, бросал бы именно такие убийственные взгляды. — Я запрещаю тебе приближаться к Драконьему Камню, слышишь? И к Драконьему Логову! — прошипел он сквозь зубы. — Ты не получишь дракона! Ты меня понял?! — Я понял вас, ваша милость, — потупил взгляд Эйгон, чувствуя мрачное удовлетворение от того, что ему удалось уколоть старика. — Тогда выметайся отсюда. Вы все выметайтесь! Идите вон, я устал от вас! Должным образом засвидетельствовав разгневанному королю своё почтение, Малый совет послушно вышел вон.

***

Отцовские покои в Твердыне Мейгора за прошедшие годы ни капли не изменились. Спальню отца теперь занимали Визерис с Эйммой, а подросшая Рейнира расположилась в соседней комнате, где раньше жил сам Визерис. Проходя мимо двери, Эйгон вздрогнул от удивления, когда услышал за ней девчачье хихиканье и ласковый женский голос — Эймма, судя по всему, была хорошей матерью. Деймон и Эйгон свои покои сохранили. В комнате младшего принца всё осталось в точности так, как было четыре года назад, в день отъезда. Даже пыли не было. У Эйгона сложилось острое, неправильное чувство, будто он только минуту назад переступил порог комнаты, что-то забыл, вернулся и всё осталось на своих местах. Старые его книги на полках, лютня на стуле, где сидел Ролланд из Фелвуда, арфа из красного дерева с резным навершием в виде трёхглавого дракона в углу. Всё осталось прежним, вот только как прежде ничего уже не было. Бабушка с отцом мертвы, дед состарился, а сам он из обиженного на весь свет юнца превратился в юношу, у которого впереди могли быть только книги, свитки и карты, а не балы и турниры. Что ещё больше поразило Эйгона — он почти не заметил, как прошли эти четыре года; для него они были заполнены учёбой, экзаменами, балагурством с немногочисленными товарищами, периодическими болями в перетруженной ноге и пролетели так быстро, что он и обернуться не успел. От этого становилось грустно. — Я приказал подготовить всё к твоему возвращению, — раздался от двери голос Визериса. Обернувшись, Эйгон слабо улыбнулся. — Так вот почему на моей постели нет крысиного дерьма… — Извини, не знал, что твои вкусы так сильно изменились, — в том же тоне ответил тот, и братья тихонько рассмеялись. — Я получил твоё письмо. Ну, то, в котором ты просил прислать старые книги. Деймон обшарил библиотеку Драконьего Камня и всё, что нашёл, отложил там. Я поискал здесь, и, в общем… Всё, что хоть как-то касается драконов, лежит там. Он указал на стол у окна, заваленный свитками и стопками книг. Раньше он стоял в изножье кровати; Эйгон как сейчас увидел фигуру Элисара в серой хламиде с цепями на плечах, гремящую склянками с лекарствами и что-то недовольно бормочущую. — Король запретил мне приближаться к Драконьему Камню и Драконьему Логову, — рассеянно пожаловался Эйгон, всё ещё погружённый в воспоминания о первых днях после своего увечья. — Что? Почему? — удивился Визерис. — Разве вы не должны были говорить о… — О наследнике Железного Трона, да. Деймон тебя защищал, Корлис возражал. Дядя Вейгон пытался заставить деда принять решение, но пока всё выглядит так, будто это напрасная трата времени. — Дед совершенно разбит после смерти отца, — Визерис попытался защитить короля, впрочем, уверенности в его голосе было маловато. — Он стоял у погребального костра один, не позволил нам с Деймоном быть рядом. Эйгон прохромал к креслу и со вздохом опустился в него. То, что он собирался спросить, требовало твёрдой опоры, а он уже научился не доверять собственным ногам. — Как… как умер отец? Я имею в виду… как это случилось? Визерис тяжело вздохнул и стал похож не на дракона, а на расстроенного пса. — Мы отправились на охоту за Черноводную — лесники видели королевского оленя, альбиноса к тому же. Мы уже вышли на след, но отец внезапно вскрикнул так громко, что птиц вспугнул, он едва с лошади не упал. Мы тут же вернулись назад. Рунцитер сбил жар, дал макового молока, но… всё было напрасно. Дед был рядом с ним едва ли не круглые сутки. Боли были просто адские, он кричал ещё страшнее, чем ты тогда. Естественно, подумал Эйгон, сам он тогда не умирал. — Он был в сознании? — Почти нет. Маковое молоко… — Да, погружало его в сон. Что ж, может быть, это и к лучшему. Он ничего не говорил? — Ничего связного, — поморщился Визерис. — Что-то бормотал про мать, но когда Рунцитер пустил нас к нему, он тут же снова провалился в сон. — А умер он?.. — На пятый день, так же, во сне. — Что сказал Рунцитер? — задал профессиональный вопрос Эйгон и тут же пожалел об этом. Было видно, что учинённый им допрос неприятен брату, и тот едва ли не выдавливает из себя каждое новое слово. — Рунцитер сказал, что… что это был разрыв… — брат отчётливо боролся с неприятными воспоминаниями. — Разрыв внутренностей. Интересно. Разрыв внутренностей брюшной полости. Сам по себе он произойти не мог. Яд? Эйгон знал яды, способные вызвать внутреннее кровотечение, яды, способные заставить человека буквально выблевать желудок и высрать кишки, но ядов, способных порвать их, Цитадель не знала. Да и кому мог помешать принц Драконьего Камня и десница? Ответ очевиден — Рейнис и Корлису. Но лорд Приливов и Дрифтмарка не был отравителем. Путешественник, первооткрыватель, воин, купец, но не отравитель. Говорят, что яд — оружие женщин, но Рейнис была под стать мужу и скорее вышла бы против дяди с мечом в руке, чем с ядом в чаше. Кто-то ещё? Но отца все любили, а кто не любил — тот уважал и боялся. Нет, отравителя не было. Значит, причина естественная, а если так, то развилась она не в один день. Отец наверняка замечал хоть какое-то лёгкое недомогание, что могло указывать на проблему, но предпочитал игнорировать такую малость, пока она не стало бедой драконьих размеров и не убила его. Но всё же, что это было? Опухоль? Язвы? Надо расспросить Рунцитера. Углубившись в свои полумейстерские мысли, Эйгон почти совсем забыл про Визериса, а ведь он так и остался стоять перед ним. Наконец, брат не выдержал и неловко кашлянул. — Прости, — Эйгон виновато улыбнулся. — Я устроил тебе такой допрос… — Да уж, королевские дознаватели обзавидуются, — вернул улыбку Визерис. — Пошли ужинать, брат мой из Цитадели. Мы не ели вместе целую бездну времени, я соскучился! — А как же Эймма? Брат заулыбался ещё шире и гордо расправил плечи: — Мы снова ждём ребёнка. — О, — выказал должное удивление Эйгон. — Поздравляю. — Да, так что я велел ей беречь себя и остаться у нас. — Скажи прямо: «Я устал от неё и хочу отдохнуть», — раздался от двери насмешливый голос. Деймон, с распущенными волосами и распахнутым на груди камзолом, подпирал собой косяк и выразительно смотрел на старшего брата. — Понимаешь, Эйгон, я никак не могу взять в толк, как он может проводить с ней столько времени? Я от своей Бронзовой суки готов сбежать уже через день. — Поэтому на каждый день в Рунном Камне у тебя приходится семь в Красном замке, — поддел его Визерис. Видимо, перепалка уже давно превратилась для них в пустую формальность — так бранятся только супруги через пару десятков лет брака и братья, знающие друг друга с рождения. — Nyke hen ñuho Brāedāzmo Bratsiot ēlio ono gō dāerēdoks, — проворчал Деймон, чем заработал осуждающий взгляд от старшего брата. — Muñāzma gaomiles daor raqiles, — сказал он. — Zyri jeldas ao naejot sagon biare. — Drīvose, ziry qringōntas, — развёл руками Деймон и, вернувшись к общему языку, махнул рукой. — Пойдёмте уже, я голоден как дракон! Эйгон, слегка поморщившись, встал и последовал за братьями. Столовая, в которой они ели с отцом все первые четырнадцать лет его жизни, тоже изменилась очень мало. В отблесках многочисленных витых свечей принц увидел, что однотонные чёрные портьеры сменились насыщенно-красными с узором в виде продолговатых драконьих чешуек. Эйгон не смог сдержать улыбки, поняв, что своей формой они скорее напоминают перья птицы, чем шкуру дракона; определённо, у Эйммы было своё понятие о вкусе, и она точно помнила, что половина её крови — это кровь первых андальских Королей Горы и Долины. Эйгон предпочёл проглотить готовый сорваться с языка комментарий — Визерис, похоже, счастлив, и ради этого стоит помолчать. Принцы расселись по тем же местам, за которыми они сидели в детстве, оставив место отца во главе стола незанятым. Слуги поспешно ставили на стол изысканные яства, настоящие произведения искусства дворцовой кухни: утиное филе, фаршированное орехами, с припущенными в дорнийском вине грушами, зажаренного целиком молочного поросёнка с восхитительно крупным яблоком во рту, целую горку перепелов на золотом подносе, отварного лосося в целую руку величиной в окружении крабьих ножек и клешней, тарелки и корзинки с фигурно нарезанными экзотическими фруктами из Эссоса и Соториоса. Да, всё то же самое (если не больше) можно было найти и в Староместе, но дядя Вейгон считал такие изыски пустой тратой денег; не потому, что он был скуп и как истинный архимейстер экономики и счёта был готов удавиться за лишний медный грош, вовсе нет — он искренне не понимал, зачем тратить больше, чем необходимо. Во время обучения Эйгон, конечно, не голодал, и Деннис всегда приносил с рынков самое лучшее и свежее, но от таких изысков принц успел отвыкнуть. Заметив некоторое замешательство на его лице, Деймон не упустил возможности его уколоть: — Что, глаза разбегаются? — Да, — не стал скрывать Эйгон, но в долгу не остался. — Наверное, такое лицо видят шлюхи на Шёлковой улице, когда ты возвращаешься из Долины. — О, тут ты прав! — развеселился Деймон. — Но раз уж мы заговорили про шлюх, брат мой… Скажи, каковы бордели в Староместе? — Понятия не имею, — пожал плечами Эйгон. — У меня, знаешь ли, не было времени ходить по девкам: то учёба, то меня похитить пытались и в тот же бордель продать… Лицо Визериса, сидевшего с видом примерного семьянина в компании развратников, вытянулось от удивления. — Что? Почему я об этом не знаю? Когда это было? Как… куда смотрел твой Деннис?! — Давно, — просто ответил Эйгон. — А Деннис меня вообще-то спас. Кажется, за спасение жизни принца полагается рыцарство? Или сразу лордство? — Ну, белый плащ ему гарантирован, — заметил всё ещё шокированный Визерис. — Жаль, — притворно вздохнул младший из принцев. — Я рассчитывал выторговать ему замок и герб. Придётся ещё пару раз рискнуть собой. — Не вздумай! Когда я стану королём… — Если станешь королём, — горько заметил Деймон. — Дед может взять сторону Рейнис и Корлиса. В конце концов, в детстве он всегда её баловал. — Когда я стану королём, — упрямо повторил Визерис, — я сделаю твоего Денниса рыцарем и предложу белый плащ. Его верность заслуживает высшей награды. — Ага, особенно после того, как я расквасил ему нос. Теперь уже оба брата смотрели на него с нескрываемым удивлением, и Эйгону волей-неволей пришлось пересказать ту скверную историю с Грегом и здоровяком Хью полностью. Принцы и смеялись, и ругались, а в конце Деймон, утирая выступившие от смеха слёзы, сказал: — Отдай мне этот набалдашник. — Зачем он тебе? Положишь в оружейную как памятник отважной атаке Колченогого принца на городского воришку? — усмехнулся Эйгон, кромсая утиное филе. — Закажу тебе новую трость, — с хитрой улыбкой ответил Деймон. — Спасибо за заботу. Знаешь, брат мой из Долины, ты стал бы прекрасным отцом. — Не с этой овцой, — скривился тот. — Хотя нет, сравнение с овцой порочит несчастное животное. Возникла неловкая пауза. Эйгону стало немного совестно, что он опять потревожил уязвлённую браком гордость брата; Визерис же осуждающе склонил голову — ему, очевидно, была неприятна эта тема едва ли не больше, чем самому Деймону. — Мы забыли про отца, — спохватился старший из принцев, меняя тему. Он наполнил свой кубок и поднял его, блеснув рубином на чаше. — Его память. — Его память, — хором повторили братья, отсалютовав его пустующему месту. Пригубив вино, все трое склонили головы. — Кстати, тебе ведь полагается доля из наследства, — вспомнил Визерис. Эйгон неопределённо хмыкнул: — Не то чтобы у меня была крайняя нужда в деньгах. Цитадель предоставляет дяде бумагу, чернила и перья бесплатно, выплачивает архимейстерово жалованье, при его-то запросах, запросто позволяет прожить на него нам троим. Конечно, без всей этой роскоши, но весьма достойно. — Вообще-то, — Визерис почему-то с виноватым видом потёр подбородок с бледно-золотой щетиной, — отец доплачивал дяде Вейгону, чтобы вы ни в чём не нуждались. — Значит, оставьте нам ту же сумму, — Эйгон пожал плечами. — Нам этого вполне хватает. Деймон на эти слова лишь рассмеялся: — Прости меня, Эйгон, но некоторые мещане одеваются богаче, чем ты. Это унижение для всех нас, будто бы мы не можем обеспечить принцу достойный его статусу уровень жизни! Ты на воробушка похож, а не на дракона! — Хромой воробушек, — протянул Эйгон. — Очаровательно. Братья посмотрели друг на друга и, не выдержав, прыснули со смеху. — А ведь я скучал по твоим словечкам, — отдышавшись, выдал Визерис. — Без них жизнь при дворе потеряла свою остроту. — Да уж, с таким языком тебе никакая тёща не страшна, — посмеиваясь, уверил Деймон. — Но нам всё же придётся потратить твои деньги, брат. — Придётся? — Да, причём дважды. Во-первых, — средний принц принялся загибать пальцы, — мы пошьём тебе достойный гардероб. Седьмое Пекло, в Долине деревенские септоны носят облачение богаче, чем твой камзолишко, а они беднее, чем наши крысы. — Несложно быть беднее крыс в Красном замке — они ведь пируют в королевских закромах, — вставил Эйгон, чем заставил Визериса, успевшего захмелеть, совершенно не по-королевски поперхнуться вином. — Так вот, — продолжил Деймон, заговорщически ухмыляясь. — Во-первых, мы вызовем лучших портных. Во-вторых, наведаемся в сокровищницу и подберём тебе пару перстней. — Ты что, собрался меня женить? — Нет же, я собрался сходить с тобой в бордель! Эйгон удивлённо поднял брови; признаться, брату удалось его удивить. — То, что ты там до сих пор не был я воспринимаю как свою личную и самую страшную ошибку! — В доказательство своего раскаяния Деймон прижал руки к сердцу, чем добавил комичности ситуации. — Она страшнее и непростительнее, чем тот несчастный случай на лестнице. Поверь, брат мой, после такого тебе точно не захочется быть мейстером. Визерис выразительно покашлял, показывая, что даже несмотря на вино, не может одобрить похождений брата. — Я сделаю вид, что ничего не слышал. — Будь так любезен, брат мой, — благодарно кивнул Деймон и, подмигнув Эйгону, ловко перевёл тему на придворные сплетни. На утро, после визита портных, снявших с принца новые мерки, Эйгон в сопровождении Деймона и Денниса одолел довольно утомительный спуск по крутой лестнице, чтобы попасть в недра Красного замка, где Мейгор Жестокий устроил свои печально известные темницы, где резвилась, а позже была казнена одна из его жён, Тианна из Башни, и свою сокровищницу. Посреди высокой палаты, высеченной в толще холма, в окружении сундуков с золотом, серебром и иными драгоценностями короны, стоял на постаменте чёрный череп Мераксес, драконицы королевы Рейнис, младшей сестры-супруги Завоевателя. Узурпатор, поместивший его сюда, словно в насмешку над тёткой, оставил в глазнице дракона убивший и зверя, и всадницу полутораметровый болт, выпущенный из дорнийского скорпиона. — Идём, — решительно махнул рукой Деймон и увлёк брата в глубины зала. — Она меньше Вхагар, — заметил очевидную разницу Эйгон. — Конечно, меньше, — кивнул брат. — Вхагар продолжала расти и после гибели Мераксес. Интересно, она была бы сейчас такого же размера? — Вероятно. Между тем они подошли к расположенному возле стены столу, где пара слуг в одних набедренных повязках, едва прикрывающих срам, уже расставляла многочисленные шкатулки, футляры и небольшие сундучки, все как на подбор, из дорогих пород дерева. Эйгон заметил несколько футляров из белой древесины чардрев и подумал, что любой северянин за них с готовностью бы вышел с голыми руками против Вхагар. Было здесь и красное дерево из Соториоса, были и филигранные шкатулки из серебряной проволоки из Вольных городов Эссоса, сами по себе бывшие виртуозными произведениями искусства, были и литые из чистого золота ящички, какие делают в заливе Работорговцев. Деймон по очереди начал открывать каждый из них. — Бабушка привела меня сюда перед тем, как женить меня на этой тупой овце, — между делом заметил он. — Сказала, что я могу выбирать всё, что угодно для себя и своей жены. Как удачно, что выбрал я тогда какую-то сущую безделицу. Да и её теперь жалко. — Ты всё-таки хочешь меня женить, — заметил Эйгон с лёгкой улыбкой. — И не думаю, — отрезал брат. — Тогда зачем… — Потому что мы пропустили четыре дня твоих именин, и нам нет прощения. А ещё потому, что всем плевать на эти безделушки, а их кто-то должен носить, — тут по прежде беззаботному лицу принца пробежала тень печали, и лёгкая улыбка его померкла. Он коснулся крышки одного из чардревных футляров, узкого и длинного. На тёмном бархате лежала серебряная цепочка с тонкими звеньями и затейливо огранённым изумрудом. Камень, не больше виноградины, словно заворожил Деймона. — Я помню это, — внезапно глухим голосом произнёс он. — Это носила мама. Так странно… Лицо не помню, а эту нитку… Визерис называл это «Третьим глазом дракона» и пугал меня им. Эйгон мать совсем не знал и не любил, когда о ней вспоминали братья и отец: принц знал, что Алисса Таргариен умерла вскоре после того, как дала жизнь третьему сыну, то есть ему, Эйгону, и в детстве боялся, что его обвинят в смерти матери. Совершенно детский, иррациональный страх, вроде боязни темноты или грамкинов и снарков под кроватью, казалось, с годами совсем отступил прочь; однако зёрнышко его, оказывается, всегда пряталось где-то внутри, в самой глубине сердца. Маленькое, обжигающе-ледяное, оно как песчинка в раковине покрылось перламутром, но никуда не делось; и сейчас этот защитный слой треснул, и Эйгону стало настолько не по себе, что он едва заставил себя остаться на месте, а не сбежать наверх, на свет, к солнцу и теплу. Неожиданно Деймон усмехнулся, схватил украшение и поднёс к голове Эйгона. — Знаешь, а его ведь некому носить, кроме тебя, — усмехнулся он. — Зелёных глаз ни у кого из нас нет, кроме тебя. Возьми. — Зачем? — опешил Эйгон. — Оно же мамино, — пожал плечами Деймон. — Можно подумать, у тебя много от неё осталось. — Оно же женское! — Я отрежу язык тому, кто посмеет об этом сказать. Ты принц. Можешь брать отсюда всё, что хочешь. — Дурость какая… — пробормотал Эйгон, но всё-таки позволил брату закрепить её у себя на затылке. В катакомбах Красного замка братья пробыли целый час, уже просто так осматривая семейные реликвии, подношения лордов и подарки заморских послов. Едва не рухнувшая на них из темноты диадема принца Летних островов, состоящая из тонких палочек и полуистлевших перьев, обильно покрытых паутиной, сперва напугала братьев до икоты, а после заставила смеяться до слёз и рези в животе. Когда же принцы вылезли на свет божий и коридорами замка добирались в свои покои, то на Большой лестнице наткнулись на дядю Вейгона, за которым хвостом семенил лорд-казначей Бисбери и несколько его помощников. При виде племянников архимейстер замер как вкопанный, и полным недоумения взглядом окинул Эйгона, красовавшегося не только подвеской и отцовскими перстнями, но и серебряным гребнем, который Деймон зачем-то воткнул ему прямо в волосы. — Кто бы мог подумать, — насмешливо произнёс «почти десница», поджимая губы. — Я четыре года жил под одной крышей с сорокой, которая тащит всё, что блестит. Эйгон скосил глаза и увидел, что невольных зрителей стало гораздо больше: на галереях и пролётах лестницы, затаив дыханье, застыли придворные, их жёны, рыцари и слуги. Принц решил, что не может их разочаровать. — Нет, дядя, — с улыбкой ответил он. — Ты четыре года жил под одной крышей с драконом, дорвавшемся теперь до собственной сокровищницы! — Я читал, что Урракса убили как раз из-за его сокровищ, — заметил Вейгон. — Намереваешься тащить всё это в Старомест? — Вообще-то я думал взять в Старомест сокровище побольше… Я о драконе, разумеется, — принц решил выдать свою версию того, почему Таргариен семнадцати лет всё ещё ни разу не поднимался в небо. — Но потом подумал, что лорду Хайтауэру от него будет одно разорение. Пришлось ограничиться малым. — Пойду вознесу хвалу богам за это, — фыркнул архимейстер и продолжил свой путь. — Лихо ты его, — присвистнул Деймон, когда свита мастера над монетой прошествовала мимо. — А с ним только так и можно разговаривать, — ухмыльнулся развеселившийся Эйгон. — Ну, где там твои портные? Или мне придётся идти в бордель в воробьиных одеждах школяра?

***

Вечером Шёлковая улица встречала принцев ярким светом фонарей и факелов; казалось, рассадник блуда и порока, где девственность продавали с торгов, как тюки овечьей шерсти с Севера в портовой бирже, сверкал ярче, чем Красный замок, окутанный унылым покрывалом болезненной скорби короля. За четыре года в Староместе Эйгону доводилось проходить улицами, где занимались схожим ремеслом, но кричащая роскошь столичных борделей могла заткнуть за пояс самые богатые перинные дома старейшего города континента. Деймон и Эйгон ехали верхом в сопровождении нескольких стражников. Принц-полумейстер полагал, что брат обставляет свои визиты тайно, но тот нисколько не скрывался: напротив, он открыто демонстрировал своё лицо. Едва по улице пронёсся слух, что едут принцы, на крыльце каждого дома терпимости возникала его хозяйка, умудрявшаяся быть разодетой в пух и прах, и при этом иметь на себе не слишком много одежды. Каждая из них тепло приветствовала Деймона, приседая в откровенном реверансе, и томным голосом приглашала принца почтить своим визитом именно их заведение. — Ты что, успел побывать в каждом? — невольно подивился Эйгон. Ответом ему была не слишком скромная, торжествующая улыбка брата. — Каждый из этих домов как минимум неплох, — заметил он, когда они самым парадным шагом миновали примерно половину улицы. — Но для родного брата нужно только самое лучшее. — Странная у тебя забота, — усмехнулся Эйгон, скрывая за колкостью внезапно охватившую его нервозность. Вскоре они остановились около богато украшенного резьбой беломраморного особняка с несколькими террасами, напоминавшего ступенчатую пирамиду. Растительный орнамент густо увивал портал двери и почти неуловимо для глаза переходил в резьбу на деревянной двери. Деймон сделал знак остановиться и сам слез с лошади; Эйгон, немного помешкав, аккуратно выполз из седла, вспоминая советы Денниса. Верный слуга, хотя и следовал за молодым хозяином, благоразумно помощь не предлагал. Двери борделя распахнулись и на пороге возникла удивительно красивая женщина истинно валирийской внешности: высокая, стройная, с распущенными льняными волосами до пояса она стояла на ступенях в тонком красном платье, не обращая внимания на ночную прохладу, с видом королевы. Эйгон подумал, что ей может быть и двадцать, и сорок лет — в староместских трактирах школяры рассказывали друг другу, что в борделях, которые держат выходцы из Вольных городов, про возраст можно забыть. — Благородный принц Деймон, — почтительно склонилась она, мелодично растягивая гласные в подражание высокому валирийскому. — Для нас большая честь снова приветствовать вас. Мы скорбим о вашей утрате вместе со всей Королевской Гаванью. Надеюсь, ваши боги смогли даровать вам утешение в тяжёлые дни? — Сегодня меня интересует утешение, которое могут мне даровать боги вольного Лиса, — усмехнулся Деймон. — Нерра, этой ночью вы снова затмили собой луну и звёзды своей неземной красотой. — Принц льстит мне таким комплементом, — улыбнулась названная Неррой и обратила внимание на Эйгона. — Я вижу, вы пришли не один. — Имею удовольствие представить вам своего брата Эйгона, — Деймон хлопнул брата по плечу, и тот впервые с того дня, как Семь Королевств присягнули принцу Бейлону как наследнику Железного Трона почувствовал себя неловко из-за своего увечья. — Он только что вернулся из Цитадели, и я решил познакомить его с прекрасным миром за пределами душных и пыльных библиотек. Эйгону хотелось что-то сказать, чтобы не стоять безмолвным истуканом, но, как назло, всё его остроумие и вся его язвительность куда-то пропали; в итоге он едва сумел улыбнуться — получилось жалко, смущённо и заискивающе. Но затмившая луну Нерра не захотела придавать этому значения и лишь глубже склонилась в поклоне, едва не вывалив из разреза платья свои груди. — Для нас большая честь приветствовать двух принцев дома Дракона, прошу вас, проходите. Публичный дом изнутри был ещё более роскошным, чем снаружи. За дверью оказался небольшой коридор, упиравшийся в атриум на все четыре этажа дома с пышной беломраморной лестницей, перила которой поддерживали дельфины, сирены и русалки. Там, где стены не покрывали драпировки из тканей, столь дорогих, что любая леди Великого Дома отдала бы за них все деньги своего отца или мужа, висели картины, на которых женщины и мужчины ласкали и ублажали себя и друг друга тысячью и семью возможными способами. В просторный атриум выходили дверные проёмы комнат поменьше; дверей они не имели, но некоторые были занавешены тяжёлыми бархатными портьерами, почти скрывавшим стоны и крики наслаждения. — Вознося молитву Пантере сегодня на рассвете, я увидела в воскуренном дыму высокородных гостей, — сообщила высокородным Нерра, ведя их куда-то вглубь особняка. — Поэтому я приказала никому не занимать комнаты, которыми обычно пользуется принц Деймон. — Ваша Пантера прозорлива, — заметил тот. — Могу я предложить принцам совершить омовение? — спросила хозяйка борделя, приоткрывая занавесь за одной из арок. — Разумеется, — Деймон с готовностью нырнул ей под руку и Эйгон, оставшийся с лисенийкой наедине, вздрогнул, встретившись с ней взглядом. В тёмно-синих глазах её плясал огонь многочисленных светильников, а на дне их плескалось любопытство. — Вы ещё не были в таких домах как наш, не так ли, мой принц? — с вежливой улыбкой осведомилась она. — Н-не был, — кое-как совладав с голосом, ответил Эйгон. — Но в Цитадели мне попадались некоторые лисенийские трактаты… Это развеселило хозяйку, и она мелодично рассмеялась. — Разумеется, старые толстые учёные любят тешить себя нашими разрисованными книгами — в них соединяется зов их плоти и их страсть к пыльным томам. Уверяю вас, мой принц, это не идёт ни в какое сравнение с тем, что вас ждёт за этой занавесью. Нерра сделала приглашающий жест рукой и Эйгон вошёл в богато украшенную купальню. В центре белой комнаты с полуколоннами из красного гранита находилась квадратная купальня с несколькими ступенями. Пол её украшала затейливая мозаика, а над поверхностью воды вился еле заметный пар. — Не бойся, — подбодрил брата Деймон, уже успевший избавиться от одежды и влезть в бассейн. — Воду здесь подогревают, не замерзнешь. Его насмешливо-покровительственный тон сумел расшевелить Эйгона, который с тех пор, как переступил порог страдал от нерешительности и смущения. — Спасибо, брат мой, — язвительно ответил он, отстёгивая драконоголовую серебряную брошь, крепившую алый плащ к правому плечу. — Однако твоей милостью я лишён возможности танцевать, но не видеть. — О, так наш дракончик наконец осмелел, — хохотнул брат, видимо, добивавшийся именно такой реакции. Он отхлебнул вина, поднесённого служанкой, завернутой в полупрозрачное платье. — Раз уж ты вспомнил про возможности и ограничения… Прекрасная Нерра, как вы наверняка заметили, но так тактично проигнорировали, мой младший брат имеет некоторые… — Особые потребности, — с готовностью пришла ему на помощь лисенийка. — Разумеется, мы можем предоставить благородному принцу Эйгону всю возможную заботу и весь необходимый уход. Если желаете, мой принц, я позову служанок и вам помогут раздеться и… — Я в состоянии снять с себя одежду, — огрызнулся тот, стягивая с себя тунику. Неуклюжая попытка Нерры проявить ту самую заботу лишь рассердила принца. Бухнувшись в подвернувшееся слишком глубокое кресло, он принялся снимать сапоги, но первым же резким движением разбередил старую рану, и нога не замедлила мстительно послать вспышку боли. Зашипев сквозь зубы, Эйгон кое-как избавился от сапога и хотел было запустить им в угол, но вовремя вспомнил, что это будет жутким ребячеством. — Эйгон, брат мой, это бордель, — напомнил Деймон, лениво потягивая вино и в ожидании посматривая на мелькающих в дверях служанок. — Стесняться наготы тут так же грешно, как прийти голым в септу. Да, согласился про себя Эйгон, тебе нечего стесняться, если обе ноги у тебя одинаковой длины. Он уже давно перестал обращать внимание на собственное увечье, но ведь обычно он был обут, а каблук немного компенсировал разницу; без всего его видели только мейстеры да Деннис, помогавший одеваться и принимать ванны. Ни мейстеров, ни Денниса тут не было. Избавившись от всего, Эйгон остро ощутил полезность каблука: правая его сторона сразу резко завалилась вбок, а нога начала мелко подёргиваться и приплясывать — не столько от перенапряжения, сколько от нервов. Расстояние до несчастной купальни внезапно увеличилось вдвое и принц, неловко ковыляя и сгорая со стыда, прошлёпал к ней, чтобы встретить новое препятствие в виде бортика. Невысокий, едва с ладонь в высоту, для Эйгона он стал так же неприступен, как Стена для одичалых. Размышляя над тем, как его пересечь, Эйгон едва не вскрикнул от неожиданности, когда к нему протянулась шоколадно-чёрная рука. Возникший словно из ниоткуда чернокожий летниец с невозмутимым видом и не сказав ни слова предложил ему свою помощь. Злобно зыркнув на него, но не получив никакой реакции, Эйгон опёрся на руку, такую твёрдую, что она казалась высеченной из камня, и всё же погрузился в блаженно-тёплые воды бассейна. Летниец исчез так же бесшумно, как и появился. Деймон, потянувшись за очередным кубком, одарил брата ослепительной улыбкой: мол, что я говорил, тут умеют услужить. Эйгон, стараясь не смотреть на едва одетых служанок, принял свою чашу. Дядя Вейгон считал лиссенийские вина пустой тратой денег из-за их излишней сладости, но это вино обрадовало его своей сдержанностью и каким-то цветочным послевкусием. — У нас лучшие лисенийские вина, — похвасталась Нерра, как оказалось, никуда не ушедшая. — За пределами самого Лиса, разумеется. — Значит, свозите к нам отходы, которые стыдно пить самим? — попробовал съязвить Эйгон; вино ожидаемо придало ему смелости. Деймон расхохотался в голос, а хозяйка заведения вежливо засмеялась, но, судя по всему, оценила двусмысленность своих слов. Деймон завязал с Неррой ничего не значащий разговор о последних слухах Шёлковой улицы, со смехом восприняв новость о разорении её соседей из Пентоса. Эйгон не вслушивался, посвятив себя вину, поднесённым фруктам и расслабляюще-горячей воде. — Не спи, братец, рано, — внезапно он почувствовал тычок в бок. Оказывается, он успел задремать в своём углу бассейна, и развеселившийся Деймон несильно пнул его под водой ногой. Поняв, что пора переходить к делу, Нерра деловито осведомилась: — Принц Деймон будет как в прошлый раз? Брат притворно задумался и, почесав подбородок, изрёк: — Да, пожалуй. Дария, если я правильно помню? — Дорея, мой принц, — с улыбкой поправила Нерра, глядя как Деймон выбирается из купальни. Эйгон внезапно задумался, не спал ли брат и с ней. — Да, Дорея. Хорошая девочка. — Не думаю, что это слово к ней применимо, — лениво заметил Эйгон. — По крайней мере теперь. Деймон с усмешкой подал ему руку, помогая выбраться из бассейна. Тут же их окружили несколько девушек (которые наверняка уже не были девушками, снова напомнил себе Эйгон), принявшиеся обтирать их мягкими полотенцами, от которых приятно пахло лавандой. Брат уже вовсю пользовался их вниманием, а Эйгон всё ещё боролся со смущением и с интересом разглядывал потолок, пока не заметил, что ранее абстрактная роспись на нём складывается во вполне конкретные фигуры. — Не переживай, — бросил Деймон, увлекаемый помощницами в соседнюю комнату. — Тут своё дело знают. — Нисколько не сомневаюсь, — буркнул Эйгон, оставшись наедине с Неррой. Хозяйка борделя лукаво улыбнулась. — Признаюсь, мой принц, сперва я была в замешательстве. У меня много девочек, хороших и умелых, но я несколько растерялась, выбирая, кому доверить такого особого клиента, как вы. — Уверен, к вам ходят богатые калеки. — Да, — согласилась она. — Но не каждый из них от крови дракона. А я всё же лиссенийка. Несмотря на то, что было в прошлом, мы чтим валирийскую кровь. Эйгон невольно сделал шаг назад и, споткнувшись о ножку невесть как оказавшейся за спиной кушетки, рухнул на подушки. — Ну и кого же вы решили мне подсунуть? — спросил он, уже догадываясь, какой услышит ответ. Нерра щелкнула застёжкой броши и в два широких шага, на ходу выскользнув из платья, оказалась подле Эйгона. Забравшись на него, Нерра обхватила его лицо ладонями, оказавшимися мягкими и шелковистыми, и, притянув к себе, прильнула к его губам. Поцелуй был почти целомудренным, но и он выбил из Эйгона не только дух, но и готовый сорваться защитный сарказм. — Ao rhakitē, dārilaros-maestus? — прошептала Нерра ему в губы. — Issa, — выдохнул Эйгон.

***

С Шёлковой улицы уезжали братья уже в час соловья, когда небо на востоке уже розовело, а птицы потихоньку просыпались и начинали свой привычный утренний концерт. — Обычно… — начал было Деймон, но прервался на зевок. — Обычно я остаюсь досыпать. Так гораздо удобней, чем тащиться через весь город в замок, к тому же, после всего этого так не хочется лезть в седло и куда-то ехать… Но я обещал Визерису, что верну тебя до завтрака, так что пришлось поторопиться. — Угу, — кивнул засыпающий прямо в седле Эйгон. Несмотря на насыщенную ночку, брату, очевидно, хотелось поговорить, и вскоре он снова подал голос, не дав Эйгону провалиться в дремоту. — Мне сказали, ты держался молодцом, — похвалил он. — Не подвёл семью. — Визерис бы с тобой поспорил, — пробормотал Эйгон. — Визерис — зануда, — отмахнулся Деймон. — К тому же он проклят счастливым браком. В глубине души, я знаю, ему тоже хочется загулять, но он так любит свою Эймму… — А ты, стало быть, этого проклятия избежал, — поддел брата Эйгон. — Да, — пожал плечами тот. Какое-то время они ехали молча, но когда они свернули со Старой улицы на улицу Сестёр, в Эйгоне неожиданно проснулся счетовод, подселённый туда в своё время дядей Вейгоном. — Сколько ты заплатил? — поинтересовался он у брата. Платили всё-таки его деньгами. — Не знаю, — пожал плечами тот. — Кажется, пять. — Пять чего? — Золотых драконов, разумеется. — Пять золотых драконов?! — В таких местах не принято считать деньги, брат мой, — с самым учёным видом пояснил Деймон. — Если ты приходишь в такое заведение, как у Нерры, то это значит, что ты можешь позволить себе провести у неё и ночь, и две, не спрашивая о цене. Туда приходят за удовольствием, и его там получают. Впрочем, ты теперь сам это знаешь. — Я слышал, перед тем как принести обеты, кандидаты платят первоклассной шлюхе оленя за ночь, — растерянно проговорил Эйгон. — Так то в Староместе, а тут Королевская Гавань! Тут даже у шлюх ценник королевский, — сказал Деймон и сам посмеялся своей остроте, но внезапно стал серьёзен. Он остановил своего коня, взял гнедую кобылу Эйгона под уздцы и, заглянув тому в глаза, тихо проговорил: — Я хочу, чтобы ты кое-что понял, Эйгон. Не вздумай себе вообразить, что эти женщины любят тебя. Они шлюхи. Дорогие, красивые, но всё-таки шлюхи. Они любят не тебя, а твой кошелёк и твой статус. Ты думаешь, почему дом Нерры так богат? Это потому, что я захаживаю туда с тех пор, как был в твоём возрасте. Лорды и торгаши со всех Королевских земель, оказываясь в столице, имея возможность, стремятся попасть в бордель, куда ходит принц. Потом в своих замках и лавках они будут бахвалиться тем, что трахали тех же шлюх, что и принц Таргариен, а то и наплетут семь сундуков лжи, что ты сам пригласил их присоединиться. Нерра сделала на этом деньги и продолжает их зарабатывать на мне, а теперь на тебе. Она за следующую неделю получит в десять раз больше, чем от меня за сегодняшнюю ночь, потому что все эти лордики и купчики понесутся в лиссенийский бордель на Шёлковой улице, чтобы получить королевский приём за королевскую сумму. Они любят деньги, брат мой, и мы их платим, чтобы получить удовольствие. Запомни это, и не приведи тебя боги влюбиться. Остаток пути они проделали по прямой, как стрела, и широкой, как просека улице Хлебников; Эйгон, после прочитанной братом морали переставший клевать носом, развлекал его забавными случаями из своей школярской жизни. Когда они подъехали к воротам в Красный замок, те только-только подняли. Стражники почтительно вытянулись перед принцами, а Деймон милостиво им кивнул; как успел заметить Эйгон, брат вообще старался быть ближе к страже, постоянно перебрасываясь с ними прибаутками и бородатыми шутками. В Восточном дворе у принца иссякло второе дыхание и, когда пришло время вылезать из седла, он едва не вывалился из него, упав прямо в руки подоспевшего Денниса. — Хорошая ночка, да, мой принц? — усмехнулся тот, подставляя плечо. — О да, — мечтательно пробормотал тот. — Знаешь, мне следовало чаще отпускать тебя в Староместе погулять. — Рад, что вы это поняли, мой принц. — А я бы мог тебе компанию составить… — Чтобы ваш отец снял мне голову с плеч за то, что я водил принца в перинный дом? Нет, милорд, благодарю покорно! Эйгон в ответ глупо хихикнул и позволил отвести себя в постель. Следующие несколько дней прошли для него в праздности: днём он отсыпался, после обеда зарывался в найденные Визерисом свитки и сам делал записи, а ночью он вместе с Деймоном уезжал к Нерре, откуда они возвращались только под утро. С Вейгоном парень изредка пересекался в библиотеке, дед со смертью сына-наследника вовсе перестал выходить из своих покоев куда-либо кроме заседаний Малого совета. Иногда принц играл своей племяннице затейливые смешные песенки, которые не то приснились ему, не то придумались сами по себе; особенно шестилетняя Рейнира любила песенку «про золотых дракончиков», сочинённую как будто про её Сиракс, и заставляла дядю повторять её снова и снова, пока смущённая Эймма едва ли не за руку оттаскивала от него дочь. Эйгону очень хотелось посмотреть на молодую драконицу, вылупившуюся из яйца племянницы, пока та ещё была в колыбели, но её вместе с сородичами держали на холме Рейнис, куда король запретил ему ходить. — Не переживай, дядя, — утешала принца Рейнира. — Я скоро оседлаю Сиракс и посажу её на Внутренний двор, и ты сможешь на неё посмотреть. Она правда очень красивая! У неё такие гребни и рога… — Ñuhys zaldrīzes gevie issa, — щелкнул говорунью по носу Эйгон. — Когда ты начнёшь говорить со мной по-валирийски, а? — Aderī, — виновато улыбнулась она и послушно повторила фразу на языке предков. Занятый весь день и ночь напролёт, Эйгон абстрагировался от проблем придворной жизни и почти успел позабыть причины, по которым он вновь вернулся в столицу. Однако придворная жизнь и её главная проблема в виде разразившегося династического кризиса, поставившего все Семь Королевств на грань войны, вскоре напомнила о себе. В тот день он по заведённой привычке лёг на рассвете, но уже через три часа был жестоко разбужен Деннисом. — Иди в Пекло, — пробормотал Эйгон, не желая вылезать из сладких объятий сна. — Мой принц, это срочно, — настаивал вредный слуга. — Мне плевать. Nyke ēdrure. — Мой принц, вас хочет видеть король. — И на него тоже плевать, пусть даст дракона сначала. Ответа не последовало и Эйгон уже понадеялся, что Деннис пошёл передавать его слова деду, как вдруг на него вылился целый ушат воды. Подскочив в сырой постели, он ошалело уставился на виновато поглядывавшего слугу. — Опять в морду захотел? Сейчас получишь! — драконом прошипел принц. — Простите, мой принц, но вас правда вызывает король. Он собирает Малый совет и требует присутствия всей семьи. — Тогда какого дьявола ты вылил на меня ведро воды?! — Иначе вы бы не встали, — пожал плечами Деннис. Эйгон вынужден с ним согласиться. Между тем слуга сунул ему в руки чашку с горячим чаем и пододвинул тарелку с хлебом, сыром и кровяной колбасой. — Поешьте, мой принц, только быстро, а я пока высушу волосы. Пока слуга с помощью полудюжины полотенец пытался привести внешний вид принца в порядок, Эйгон чашками пил чай. Едва ли от него меньше хотелось спать, но существование пробудившегося принца стало чуточку более приемлемым. Наконец, Деннис собрал длинные волосы в подобие пучка, скрепив его серебряной спицей с рубином, помог одеться и Эйгон, размахивая красными откидными рукавами чёрного кафтана, со всей возможной для него скоростью поспешил в Палату Малого совета. На выходе из покоев принца Бейлона его перехватил возмутительно свежий и собранный Деймон. Подхватив брата под руку, он потянул его в сторону неприметного алькова. — Сюда, срежем. Не успел Эйгон возмутиться, как брат нажал на какой-то камень; раздался тихий скрежет и кусок стены подался назад и отъехал в сторону, открывая тёмный провал. Деймон уверенно ринулся внутрь, увлекая за собой Эйгона. Стоило им сделать несколько шагов по коридору, как каменная дверь встала на место и наступила полная темнота. Брата, однако, это нисколько не смутило, и он уверенно пошёл по узкому коридору. — Держи меня за руку, — раздался его голос. — Не отпускай, иначе останешься здесь. Только тогда Эйгон понял, что «здесь» — это значит в знаменитых потайных ходах Мейгора Жестокого. Именно король-узурпатор воздвиг свою Твердыню, пронизанную лабиринтом переходов, секретных комнат и убежищ, зачастую, никак не связанных между собой; чтобы никто из строителей не выболтал его тайну врагам, которых у Мейгора было предостаточно, король приказал казнить всех и каждого, кто участвовал в строительстве. Замок стал Красным не только из-за цвета камня, но и из-за крови. Братья свернули раз, другой, третий, спустились по крутой лестнице, по которой Деймону пришлось нести младшего принца, затем снова начали петлять, чтобы в итоге наткнуться на тупик. Не успел Эйгон запаниковать, что они заблудились, как Деймон снова что-то нажал и появилась узкая щель. Протиснувшись в неё, принцы оказались в двух шагах от двери Палаты, где заседал Малый совет. В самой зале были заняты почти все места за длинным столом — Визериса с Рейнис в этот раз решили не выставлять за дверь. Эйгон, кланяясь королю, подумал, что это что-то значит, но его невыспавшаяся и злая голова решительно не могла понять, что именно. Получив молчаливое дозволение Джейхейриса сесть, Эйгон с удовольствием вытянул под столом ноги. Наконец, последним зашёл дядя Вейгон, звякая своим золотым посохом по каменным плитам и с кислой миной сел по правую руку от короля. — Наш Малый совет, — проскрипел владыка Семи Королевств. — С тех пор, как Неведомый унёс жизнь нашего милого сына и наследника принца Бейлона, даже самый погожий летний день для нас подобен зимней буре. «Да-да, — раздражённо подумал Эйгон, вспоминая королевское письмо в Старомест, — неизбывная печаль в сердце». — Мы оказались поставлены перед тяжелейшим выбором: кому следует наследовать нам на Железном Троне Семи Королевств? — Джейхейрис мастерски выдержал паузу. — Мы просили совета у вас, но не получили удовлетворительного ответа, а только мелочные склоки и споры между нашими внуками, которые глубоко ранят наше сердце. Мы обратились за советом к мудрейшим из мужей, но они сказали нам, что не вправе советовать нам в таких вопросах. Мы обратились к законам и традициям нашего дома и наших королевств, но они оказались весьма противоречивы. Наконец, мы обратились к богам с горячей молитвой наставить нас на путь истинный и даровать ответ, но и они остались глухи к нашей просьбе. «Помилуйте, Семеро, — раздражённо вздохнул Эйгон, — несчастный старик; разве сидение на троне с венцом на голове не должно предусматривать принятие трудных ответственных решений? Чего же бояться того, что уже единожды было сделано? Почему бы не вызвать всех в Великий Чертог к подножию трона и снова поставить всех на колени перед своим избранным наследником?» Король между тем продолжал: — Это сподвигло нас спросить мнение единственной нашей родной крови, — очевидно, тут он имел в виду дядю Вейгона. — Будучи умнее всех здесь собравшихся вместе взятых, он предложил единственно возможный способ, позволяющий нам избежать войны. И мы согласились с его мнением. Джейхейрис обвёл внимательным взглядом ввалившихся лиловых глаз всех собравшихся. — Вопрос наследования нашего престола и всех Семи Королевств представляет собой предмет слишком важный, чтобы мы могли решить его в одиночку или в узком кругу десятка советников. Поэтому мы призовём всех лордов нашей державы собраться вместе в Харренхолле, где принцесса Рейнис и принц Визерис изложат свои претензии. Лорды королевств изберут наследника, а мы, как Защитник Государства, утвердим их выбор и обеспечим его исполнение. Мы так решили, быть по сему.