Третья голова дракона

Принц Эйгон Таргариен — Мне надоело оставлять дракона чёрт знает где, — буркнул Эйгон и в раздражении стукнул тростью в днище лодки. — А чего бы вам хотелось? Посадить Вермитора на плечи Титана? — флегматично поинтересовался Деннис. — Да если бы и так! — Милорд, если где и нужно опасаться скорпионовых болтов, то именно в Браавосе. У них есть все основания не любить драконов и их всадников, а уж оружие-то они делать умеют. — Да знаю я это… — поморщился принц. — Вермитор обиделся, и я его понимаю. — Ну пусть обижается, — пожал плечами рыцарь. — Всё лучше, чем болт в бочину получить. Эйгон досадливо сплюнул за борт; Деннис не воспринимал драконью обиду серьёзно, он не чувствовал её, как чувствовал сам принц. Когда до Браавоса оставался всего лишь день пути, они сели на берегу, неподалёку от поселения рыбаков – слишком крупного для деревни, слишком мелкого для полноценного порта, – им пришлось спешиться и отправиться в Сиятельный Браавос как простым путникам. Эйгон постарался объяснить своему дракону необходимость соблюдения осторожности (кто знает, как отреагирует городская стража, завидев летающего ящера?), но Бронзовому Гневу всё равно показалось, что его бросают, как бросил его в последние свои годы предыдущий всадник. Вермитор рычал, ревел, сносил хвостом верхушки деревьев, втаптывал в землю кустарники и валуны – словом, выражал своё недовольство столь громко, что рыбаки очень странно смотрели на двух вышедших к ним путников. В том поселении им удалось найти дельца, регулярно отправляющего ладью в Браавос за солью и тканями, и за горсть пентошийских башен вперемешку с браавосийскими квадратными монетами из железа им удалось набиться ему в попутчики. Теперь ладья с ними на борту разрезала носом серые морские воды; в воздухе висел густой туман, в котором не было видно дальше пары десятков ярдов вперёд, однако шкипер правил уверенно, нисколько не смущаясь отвратной погодой. — Как он только видит, куда идти? — между делом выразил своё удивление Деннис. — Тут море от неба не отличишь. — Так вот люди и распускают слухи о том, что браавосийцы видят в тумане, — усмехнулся Эйгон, закутываясь в плащ. Скалистое Браавосийское побережье всегда было известно своей переменчивой стылой погодой и туманами, но осень делала морской ветер в семь раз холоднее, а молочную пелену за бортом в семь раз гуще. Браавос находился на той же широте, что и Персты в Долине Арренов и, судя по отзывам путешественников весьма походил на них природой и климатом. Эйгон чихнул и пообещал себе по возвращении в Вестерос не соваться севернее Харренхолла; в Королевской Гавани, конечно, не сильно теплее, но ужасную зимнюю слякоть можно пережить и в хорошо протопленной библиотеке. Но вот сквозь марево проступила неясная оранжевая точка, спустя некоторое время разделившаяся на две – то был знаменитый Титан Браавоса, одновременно страж Вольного Города и единственный маяк, что вёл к нему. Прошло не меньше часа, прежде чем ладья приблизилась к постепенно вырастающему из тумана колоссу, и всё это время принц задавался вопросом, почему же огонь, горящий в его глазницах, несмотря на отвратительную погоду видно так далеко? Туманы у Драконьего Камня и Дрифтмарка порой не уступают браавосийским, а пламя тамошних маяков быстро теряется из виду; таким образом Эйгон отсёк гипотезу о естественной природе огня. Предположение о том, что браавосийцам каким-то образом удалось зажечь драконье стекло, как он зажигал валирийские свечи, по здравому размышлению тоже было отметено – способность столь исключительная не могла достаться беглым рабам драконьих владык, это было бы несправедливо. К тому моменту, когда судно их подплыло к проходу в гавань, принц пришёл к выводу, что огонь поддерживают красные жрецы Владыки Света. Браавос славился своей веротерпимостью и вполне мог попросить общину почитателей Рглора об услуге. Пока Эйгон предавался размышлениям весьма научным, Деннис не отрывал взора от двухсотфутового Титана, нависающего над ними; правая рука его, обращённая ввысь, терялась в серой пелене, а левая покоилась на одном из гранитных уступов. Крашенные в зелёный пеньковые канаты, изображавшие волосы статуи, дохлыми змеями свисали до плеч. — Мне всегда было интересно, есть ли у него хер, — глубокомысленно изрёк присяжный щит, рассматривая бронзовую юбку-доспех, «защищавшую» Титана ниже пояса. Эйгон, едва не поперхнувшийся от такого пассажа, изумлённо уставился на спутника: — Тебе что, четырнадцать? — А что? Если они, — рыцарь кивнул в сторону Браавоса. — Не поленились свить ему косы, да ещё и покрасить их, то может они и яйца ему прилепили? Это была бы знатная шутка – заставлять каждого проплывать под огромной мотнёй! — Ты, гляжу, прямо грязишь её увидеть. — А вам разве не интересно? С мейстерской точки зрения. Эйгон демонстративно закатил глаза и отвернулся. Между тем ладья заплыла в фарватер прохода между ног Титана; принц заставил смотреть себя в пол или по сторонам, но не выдержал и всё же поднял взгляд. В проходе туман был уже реже и потому путники смогли отчётливо увидеть, что под доспехами не было ничего. — Евнух, — презрительно выплюнул Деннис и сплюнул за борт. Эйгон перевёл дух; после походов к Нерре он давно избавился от смущения, но слушать рассуждения своего присяжного щита о мужском достоинстве медного истукана ему не хотелось. Между тем они миновали проход и очутились в Браавосийской бухте; со всех сторон окружённая скалами, служившими городу естественными крепостными стенами, она была ограждена от морских туманов. Именно поэтому город более столетия оставался скрытым от пытливого взгляда валирийских архонтов и владык – даже драконы не могли видеть сквозь туман, а уж корабли вполне могли пройти мимо входа в бухту и даже её не заметить. Сразу за Титаном на каменном уступе стоял Арсенал, ощетинившийся в сторону моря катапультами, скорпионами, требушетами и, по слухам, даже огнемётами. За зубчатыми стенами его виднелись пики стражников. Когда ладья поравнялась с одной из башен крепости, Деннис кивнул на видневшийся на ней скорпион: — Вот поэтому и не следует являться сюда с драконом без приглашения. Купец высадил их в Пурпурной гавани, предназначенной только для браавосийцев, содрав с них ещё пять квадратных железных монет с головой Титана на обороте; ещё в пять раз больше пришлось сунуть офицеру, досматривавшему новоприбывшие суда, чтобы тот подольше препирался с хозяином ладьи на пустом месте, пока его пассажиры без лишних вопросов покидали корабль. После короткого спора на выходе из гавани Деннису пришлось выложить ещё полсотни монет в качестве входной пошлины и ещё десяток за «добрые услуги» улыбчивого таможенника. — Если здесь за всё приходится вот так платить, то нам придётся побираться по миру, — проворчал рыцарь, ступая по набережной одного из многочисленных каналов города. — Нужно было взять все деньги из вермиторовых сумок. Вокруг высились четырёхэтажные каменные дома с красными черепичными крышами, стоящих прямо в воде. На глазах у вестеросцев узкая лодка с вертлявым рулевым подплыла к каменному крыльцу, выходящему прямо к воде, и лодочник помог спуститься в неё богато разодетому мужчине; едва пассажир уселся, как рулевой, бойко орудуя длиннющим шестом вместо весла, вывел лодку на простор. — Не придётся, — отмахнулся Эйгон, осторожно ступая по скользкой от развеявшегося тумана мостовой; растянуться во весь рост и перемазаться в браавосийской грязи почему-то не хотелось. — У дяди есть тут знакомый звездочёт, которому он помогал с какими-то расчётами и просил засвидетельствовать своё почтение. Если затоскуешь по вестеросским нравам, то найдём какого-нибудь вестеросского купца. Не думаю, что агент Железного Трона откажет брату короля в крове, еде и маленькой ссуде на сопутствующие расходы. Не успел он окончить эту фразу, как из толпы выскочил невысокий, коренастый человечек с возмутительно рыжей топорщившейся бородкой и бросился им наперерез; огибая случайных прохожих, он едва не оторвал подол платья какой-то дамы, невольно поставил подножку какому-то гонцу и опрокинул тележку зеленщика. Наскоро пробормотав извинения, он едва ли не с облегчением бухнулся на колени перед принцем и его рыцарем и затараторил на общем языке: — Мой… ах… принц, какое… О боги… Какое счастье… Мы, ох… Так рады… — Могу поверить, — с готовностью откликнулся Эйгон. — Но скажите мне, добрый человек, как же я способствовал вашему счастью? — Мой принц, — человек, наконец, справился с дыханием. — Вы меня не знаете… — Не знаю, — ехидно перебил его принц, почему-то развеселившись, как Вермитор над Пентосом. — Я Уот из Чёрной Заводи, приказчик сира Уоррика Мандерли и сира Бартимоса Селтигара. — Как, сразу обоих? — Ну, — растерялся слуга двух господ. — Я прибыл сюда с сиром Уорриком, а потом к нам присоединился сир Бартимос, и теперь они ведут дела совместно, в том числе служат Его Милости королю, вашему брату… — Все сиры с той стороны Узкого моря служат моему брату, — подпустив важности в голос и приосанившись, поправил его Эйгон. Конечно, он умолчал о северянах, в большинстве своём сирами не являвшимися, а равно о дорнийцах, служащих князю Дорнийскому. От такой ремарки приказчик совсем растерялся, и Деннису пришлось поднять его с колен, потому что толпа, обтекавшая их с обеих сторон, начала уже недовольно зыркать и ворчать; принц, смилостивившись над Уотом из Чёрной Заводи, переспросил: — Так чего же хотят сир Уоррик и сир Бартимос? — Сиры хотят засвидетельствовать вам своё почтение и предложить своё гостеприимство. — Неужели? — Эйгон выразительно переглянулся с присяжным щитом. — Как удачно. Мы как раз хотели нанести визит кому-нибудь из наших купцов. — Наше представительство в полном вашем распоряжении, мой принц, — поспешил заверить его Уот. — Если желаете, мы можем немедленно… — Желаем. Уот пару раз моргнул, видимо, переживая то, что его перебили, но быстро пришёл в себя и взмахом руки, сопровождавшимся энергичным посвистом, подозвал лодочника и сунул ему несколько монет. Эйгон с сомнением воззрился на утлое судёнышко, покачивающееся на волнах канала, прикидывая, как в него можно забраться. Проблема решилась очень просто: Деннис взял его, как ребёнка, за подмышки и переставил на дно лодки, вскочив в неё следом. — Не переживайте, мой принц, гондолы созданы для браавосийских каналов, они не переворачиваются, — поспешил заверить его Уот. Лодочник оттолкнулся от набережной шестом, и гондола заскользила по волнам. Была середина дня и каналы были запружены гондолами, обычными лодками, баржами, плотами и даже связками бочек. Только оказавшись на воде, принц в полной мере осознал масштабы города, в котором, как ему показалось, царил жуткий беспорядок: каналы использовали вместо улиц, каналы использовали вместо рынка (какая-то женщина попыталась со своей лодки всучить вестероссцам корзину с фруктами), каналы использовали вместо бань, каналы использовали вместо домов. Стоял немыслимый гвалт, ветер доносил говоры, наречия и языки со всех концов известного мира, складывая из них жуткую какофонию, сравнимую разве что с портовыми кварталами Староместа и Королевской Гавани. От воды периодически несло нечистотами – видимо, море в этом районе загаживали быстрее, чем отлив уносил помои в море. Они вышли на простор Большого канала, проходящего через весь Браавос и делящего его на две практически равные части, и двинулись по нему в сторону материка. Это казалось невозможным, но здесь было едва ли не теснее, чем в малых каналах-улицах; Эйгон увидел несколько барок и галей, осторожно пробиравшихся через город и рой малых лодок. На ум пришло сравнение со сценой на Драконьем Камне, свидетелем которой он нечаянно незадолго до отъезда: как-то по утру он увидел, как из своей пещеры на солнце выползал Вермитор, а вокруг него суетился драконий молодняк, потомки Среброкрылой, Пламенной Мечты, Вхагар, а, быть может, и Мераксес. Судя по всему, драконьи яйца могли целыми десятилетиями ждать пробуждения, но что подталкивало дракончиков наконец вылупиться осталавалось для Эйгона загадкой. На Большом канале они миновали всего пару кварталов и вскоре свернули на ту же сторону, с которой вышли. — На стороне Пурпурной гавани находятся дворец Морского Владыки и Железный банк, — пояснил Уот. — Поэтому вести дела на этой стороне большая честь. — И большие траты, судя по всему, — заметил Деннис. — Не без этого, — тяжко вздохнул приказчик. — Мы в городе всего полдня, а ты уже успел в нём разочароваться, — пожурил рыцаря Эйгон. — Будешь его до конца жизни поминать? — Конечно. Денег собрали, а в ожиданиях обманули. — Браавос – нация купцов. Взять денег за просто так – это для них такое же естественное желание, как есть и срать. Между тем, они приблизились к причалу одного из особняков, выделявшихся среди своих бело-серых собратьев с красными крышами разве что стягом с трёхглавым драконом Таргариенов, свешивающееся с фронтона. Вид семейного знамени вызвал у Эйгона странное, щемящее чувство; это была не тоска по дому, хотя ему и хотелось повидаться с братьями, поговорить с дядей, рассказать небылиц племяннице; нет, нечто похожее испытал бы человек неожиданно встретивший на перекрёстке старого друга. Деннис помог принцу выбраться из гондолы, и они вступили в просторный холл особняка. Несмотря на браавосийскую архитектуру, изнутри дом был обставлен на вестеросский манер, хотя и не без местного колорита; стены были увешаны гобеленами с морскими сюжетами и королевскими гербами, окна были забраны сине-зелёным стеклом, а мраморный пол устилали ковры. Последнее показалось Эйгону полной безвкусицей – к чему прятать благородный камень под легко грязнящейся циновкой? В холле их встречали сир Уоррик Мандерли и сир Бартимос Селтигар. Сир Уоррик определённо был сыном своего рода: как и всякий взрослый представитель семьи хозяев Белой Гавани, он был награждён внушительным животом и семью подбородками, чтобы никто на Севере не усомнился в его принадлежности к андальской Вере. Было ему не меньше пятидесяти лет и наличие седины купец с рыцарским званием умело скрывал, бреясь налысо. Сир Уоррик смотрел исподлобья, выставив вперёд своё пузо, и, очевидно, подсчитывал, во что ему выйдет присутствие в доме принца королевской крови. Сир Бартимос на его фоне выглядел сущим мальчишкой, хотя и разменял уже третий десяток. Селтигары, хотя и могли похвастаться валирийским происхождением, не слишком ревностно относились к чистоте своей крови, и потому от предков Бартимосу достались разве что яркие голубые глаза да волосы, скорее соломенные, чем золотые. Он приходился племянником лорду Аурану и числился в его предполагаемых наследниках, поскольку леди Селтигар так и не родила своему супругу сына. В Браавосе же сир Бартимос мог быть занят накоплением капитала как денежного, так и политического; если он и правда выполняет поручение Визериса и справляется с этим хорошо, то сможет рассчитывать на хорошее место при дворе, если и когда Клешня перейдёт ему. — Добро пожаловать, принц Эйгон! — с поклоном поприветствовал высокого гостя Селтигар. — Надеюсь, ваше путешествие проходит благополучно? — За исключением мидий и варёных луковиц – вполне, — кивнул ему Эйгон. Брови сира недоумённо взметнулись вверх, но от расспросов он воздержался. — Рады приветствовать в нашем подворье, мой принц, — пробасил сир Уоррик, впрочем, без особой радости в голосе. — Здравствуйте, сир Уоррик. После извращённого валирийского общий язык звучит музыкой для ушей и льётся бальзамом на душу, — продолжал язвить принц, но, говоря про языки, он был честен: гортанная скороговорка браавосийцев его раздражала. Не дав сирам возможности отреагировать, он поспешил представить им Денниса. — Это мой присяжный щит, сир Деннис Грейхед с Драконьего Камня. Надеюсь, в моих покоях найдётся комната и для него. — Разумеется, мой принц, — поспешил заверить его Бартимос. — Слуги покажут вам покои, а если вы голодны, то по первому вашему слову подадут обед. Кухня тут пребывает в постоянной готовности. Намёк на аппетиты Мандерли не остался незамеченным, и Эйгон поспешил перевести тему, чтобы сгладить ситуацию. — Как вы узнали, что мы прибудем сегодня? — Мы этого не знали, — ответил сир Бартимос. — Мы ждали вас уже несколько дней, наши люди дневали и ночевали в Пурпурной и Мусорной гаванях и следили за небом. Мы допускали, что вы можете прилететь на Вермиторе. — К нашему обоюдному неудовольствию от этих планов пришлось отказаться, — досадливо поморщился принц и снова увёл разговор в сторону. — Знаете, сир Уоррик, в Цитадели я учился вместе с Марлоном Мандерли. Кем он вам приходится? Тостяк засопел и, почёсывая подбородки, принялся вспоминать. — Марлон – младший сын Вимана, а Виман мне кузен. Получается, двоюродный племянник? — Выходит, что так, — кивнул Эйгон. — Не знаете, где он теперь? Мы были товарищами, я бы хотел знать, куда слать воронов. — Не могу знать, мой принц, — шумно вздохнул купец. — Мы с Виманом редко пишем друг другу… — А Марлон ещё и младший сын. Мандерли были довольно многочисленным семейством и наверняка могли успеть перессориться между собой. Да и вопрос Эйгон задавал для проформы: сам он прекрасно знал, что Марлон, хотя и принёс обеты, предпочёл пока остаться в Староместе, в отличие от их общего приятеля Адриана – бастард Тарбекхолльский получил назначение в замок Дождливый Дом, что к югу от Тарта. Обернувшись к Селтигару, Эйгон снова перескочил на другую тему: — Давно ли вы в Браавосе, сир Бартимос? — Его Милость король послали меня своим представителем сюда три месяца назад. — Визерис всё ещё хочет построить здесь флот? Морской Змей не выполнил взятых на себя обещаний? — Его Милость считает, что необходимо иметь независимый от Веларионов флот и я полностью разделяю эту позицию, — что ж, не мудрено, что Визерис послал именно его. Селтигары всегда пытались оспорить господство Веларионов на морях, впрочем, не слишком удачно. Логично предположить, что Бартимос из кожи вон вылезет, чтобы ограничить рост влияния Морского Змея. — Если бы не разделяли, вас бы тут не было, — резонно заметил Эйгон. — И как идут переговоры? — Не слишком успешно, — не побоялся признать неудачи Бартимос, проглотив принцеву колкость. — Нам удалось согласовать цену, мы подписали договор, но Морской Владыка затягивает его исполнение. Я третью неделю не могу добиться от него внятного ответа о начале строительства. — Уверен, вы найдёте выход, — уверил посла принц. — Сиры, мы несколько утомились… Намёк сиры восприняли правильно и, уверив гостей в своём неизменном почтении и благоговении перед королевской фамилией, поспешили уйти с глаз долой. Слуги же, облачённые в чёрные ливреи – а сиры-купцы большие подхалимы, заметил про себя Эйгон, – провели принца и его присяжного щита в причитавшиеся им покои.

***

Вернуться к первоначальной цели путешествия было приятно и немного волнующе. Браавос не был одной из «дочерей» Старой Валирии, как Мир и Лис, не был и пасынком, как Пентос. Город, основанный беглыми рабами, не мог похвастать валирийскими руинами или уцелевшими традициями; напротив, на протяжении нескольких веков своего существования он последовательно впитывал в себя каждую культуру каждого народа, представителей которого заносило в его бухту, и в итоге Браавос не принадлежал ни одной из них. Тем не менее, у Эйгона было некое неосознанное до конца предчувствие, более похожее на предвкушение, а предчувствиям он привык доверять; вверив себя ведущей его судьбе, на третий день после водворения в вестеросском торговом доме он отправился на остров Богов. Его не интересовала Заморская Септа, подчинявшаяся Верховному Септону в Староместе и дающая утешение по большей части морякам и торговцам из Вестероса, нежели местным жителям; браавосийские андалы предпочитали ходить в Септу Титана – её септоны считали колосса на входе в городскую бухту воплощением Воина и по большей части поклонялись ему, а не другим аспектам Семерых. Не стоило ждать проку от храмов тирошийского Триоса с его тремя головами, лиссенийской Плачущей Госпожи и лиссенийской же Пантеры (при виде её святилища, до странного похожего на бордель Нерры, Эйгон невольно улыбнулся); храмы Аквана, Семоша и Селоссо, Великого Пастыря и Творца Узоров вряд ли хранили в себе тайны валирийской магии, хотя культы практически каждого из них появились во времена рассвета Фригольда. Больше всего надежд Эйгон связывал с храмом Владыки Света и Святым Убежищем. Последователи Рглора поклонялись пламени и молились на высоком валирийском – на взгляд принца это служило достаточным основанием, чтобы нанести им визит. Однако перед этим он, как истинный мейстер и историк, предпочёл наведаться в Убежище, именуемое среди браавосийского простонародья Крольчатником. Меньше всего это здание напоминало храм или святилище. Сложенное из старого кирпича, крошащимся от старости, оно поросло мхом и лишайником и выглядело неухоженным, забытым, как боги, которым оно служило последним убежищем. Законы Браавоса, провозглашавшие веротерпимость одной из основ общества, не позволяли непочтительно относится к любым богам, даже тем, чьих последователей уже не осталось. Лишившиеся собственных святилищ, жрецов и верующих, алтари, статуи и прочие религиозные предметы переносили в Крольчатник, где они пребывали в почётной, печальной отставке. Изредка какой-то редкий путешественник, не нашедший храма своего культа на острове, забредал сюда, чтобы стряхнуть пыль с божества, чьего имени уже не помнили горожане, помолиться и воздать ему должные почести, чтобы потом оставить его томиться в ожидании следующего паломника или предсказанного конца времён. Расчёт Эйгона был прост: не все рабы, бежавшие в Браавос от Фригольда, были родом из колоний; со временем валирийские владыки стали закабалять и своих менее знатных соплеменников. При некотором допущении можно было надеяться, что они остались верны если не своим хозяевам, то хотя бы своим богам; в Браавосе уже давно не слышали о собственной валирийской религии, так что единственным местом, где можно было откопать свидетельства о чудесах ушедших времён, оставался Крольчатник, больше склад, чем святое место. Они с Деннисом предпочли отказаться от услуг проводника в лице Уота из Чёрной Заводи – не хватало, чтобы кто-то распустил слухи о странных посещениях принца Таргариена. Под сводами Святого Убежища было мрачно, тихо и сухо; немногочисленные окна располагались под самым потолком и бросали узкие полоски света на покрытый каменными плитами пол; под ногами то тут, то там валялись обломки каких-то палочек, птичьи косточки, высохшие и сгнившие продукты – оставленные годы назад подношения. Вот под ногой Денниса что-то хрустнуло, и он приглушённо выругался – рыцарь раздавил птичий скелет. — Не святилище, а какой-то хлев! Тут вообще никто не убирает? — Не думаю, что это кому-нибудь нужно, — заметил Эйгон, рассматривая ближайший алтарь. — Насколько я понимаю, здесь редко кто бывает. — Его даже не охраняют? — Всё самое ценное уже присвоил себе город. К тому же среди местных бытует поверье, что красть у богов, даже мёртвых, опасно. Они остановились возле изящной, танцующей статуи, которую Эйгон сперва принял за фигуру мужчины; истукан обладал павлиньим хвостом футов десять в диаметре и сразу двойным набором половых органов: сразу и мужскими, и женскими. Узор на перьях, вероятно, раньше был выложен драгоценными камнями, но теперь его заменяло цветное стекло, кое-где разбитое. Мужчина как будто извивался под чужим взором, стараясь продемонстрировать себя, как настоящий павлин; улыбка его была полна сладострастия. — Какой-то похотливый божок, — прокомментировал Деннис, скептично рассматривая творение неведомого культа. — И ему, наверное, приносили в жертву птенцов. — И трахались ему напоказ. — Или прямо с ним. — Никогда не понимал обычай дикарей устраивать храмовые оргии, — признался рыцарь. — И то, и другое, конечно, хорошо, но вот так мешать... — Это в тебе андальская кровь говорит, — ехидно заметил Эйгон; присяжный щит в ответ лишь фыркнул. И они пошли дальше, вглубь. Они миновали святилище безглазого Боаша, низвергнутого бога лоратийцев; осушённую гранитную чашу, дно которой украшал звездный орнамент мозаики; странную конструкцию, весьма напоминавшую висилицу, со свисающими полуистлевшими петлями; статую женщины с осьминожьими щупальцами вместо ног и дюймовыми иглоподобными зубами во рту и ещё многих других. Чем дальше они шли, тем больше старыми и запущенными выглядели алтари, чем глубже спускались вниз, тем темнее становилось; Деннис подобрал чудом сохранившуюся у одной из статуй свечу и, пару минут помучавшись с кресалом, зажёг её. Они миновали несколько этажей и, наконец, очутились на самом нижнем уровне, выход на который ограждала ржавая решётка. Эйгон отступил в сторону и отвесил Деннису шутовской поклон, приглашая его поработать. Тот молча передал свечу и осмотрел внезапное препятствие; сделав шаг назад, он легко выбил решётку ногой. По Крольчатнику пронёсся жалобный скрежет, а затем грохот, показавшийся в тишине дома забытых богов оглушительным. Победоносно ухмыльнувшись, рыцарь вернул своему сюзерену столь же дурашливый поклон и пропустил его вперёд. На этом этаже святилищ не оказалось – лишь голые стены коридора, по которым местами проступали влажные потёки; видимо, они опустились значительно ниже уровня моря, и влага просачивалась сквозь камень. Влекомый тем самым предчувствием-предвкушением, Эйгон уверенно похромал дальше. Вскоре галерея завернула за угол, и принц замер, как вкопанный. Поворот скрывал за собой нишу в стене, в которой располагался ещё один алтарь. На большой плите красного гранита горельефом были вырезаны языки пламени, казавшиеся почти настоящими. Они накладывались друг на друга, перекрывали друг друга, переплетались, сливались, словом, выглядели как самый настоящий огонь. К плите был придвинут практически необработанный тёмный валун, в котором Эйгон не сразу опознал вулканический камень. В неровной поверхности его было сделано несколько углублений, с почти исчезнувшими следами воска и масла – здесь, вероятно, размещались светильники и лампады. Но самое интересное располагалось на его вершине. Сверху камень был как будто бы обрезан, настолько ровным и идеальным выглядела образовавшаяся полка. На ней в ряд стояли три небольших резных фигурки, каждая едва ли в два фута высотой. Первая слева изображала валирийского сфинкса; крылья мифического создания были раскрыты, а женское лицо исказила гримаса ярости. Отобрав у нагнавшего его Денниса свечу, Эйгон поднёс пламя поближе и различил, в раскрытой пасти маленькие, тускло поблёскивающие, острые зубы. — Это же… валирийская сталь!.. — потрясённо выдохнул принц, дивясь тонкой работе. Женщина-сфинкс попирала и рвала когтистыми ногами неведомое существо, в котором далеко не сразу была опознана гискарская гарпия. — Это… — прошептал Деннис. — Война? — неуверенно проговорил Эйгон. — Выглядит, по крайней мере, как аллегория на победу над Гискарской империей. В центре стояла мужская фигура, окружённая маслянисто поблёскивающими обсидиановыми языками пламени. В обеих руках мужчина с суровым лицом и длинными волосами, короной клубившимся вокруг головы, держал шарик, уменьшенную копию того, что причитался Эйгону как мастеру над драконами; и шарик, и волосы тоже были сделаны из драконьего стекла. Последней в ряду стояла женщина, чью левую половину лица закрывала маска-нашлёпка из той же валирийской стали. В левой руке она держала стальное копьё, направленное остриём вниз, а правую простирала вперёд в некоем подобии благословляющего жеста. — Поразительно, — наконец выдавил из себя принц, обретя в себе дар речи. — Я знал! Я знал, что это будет не зря! Что я тебе говорил? Предчувствие меня никогда не подводило! — Ещё бы понять, что это, — резонно заметил Деннис, но было заметно, что он тоже впечатлён находкой. — Интересно, мы можем это забрать? — А кто говорил, что красть у богов нельзя? — Не перевирай, — одёрнул рыцаря принц, беря в руки центральную статуэтку, оказавшуюся довольно тяжёлой. — Я сказал, что по мнению браавосийцев красть у богов опасно. Но мы же не браавосийцы, да? Нет, мы валирийцы, а это наши боги. — Мы даже не знаем их имён, — возразил Деннис, но всё же достал из-за пазухи мешок. Зачем он его брал изначально, если они не знали, что найдут здесь, Эйгон не представлял; у Денниса всегда было с собой всё самое необходимое, начиная от нескольких ножей, спрятанных за голенищем сапога, и кресала и заканчивая несколькими сухарями про запас, которые он регулярно сгрызал. — То что мы не знаем их имён – это не проблема, — отмахнулся принц, засовывая статуэтки в мешок с каким-то мелочным удовольствием собственника. — Я что-нибудь придумаю, прочитаю, сделаю… Напою их кровью, может, они пошлют мне сон. — Про Нерру? Эйгон остановился и посмотрел на Денниса в упор; было видно, что рыцарь старается храбриться. — Если хочешь, я лично тебя к ней отведу, как вернёмся в Королевскую Гавань. — Для этого нужно вернуться сначала, — проворчал присяжный щит, завязывая тесёмки. Внезапно рыцарь замер, затем, не говоря ни слова, отпихнул своего сюзерена в сторону-вниз, и Эйгон больно приложился головой о стену. В глазах потемнело, стало тяжело дышать, о него кто-то запнулся, что-то звякнуло, раздалась отборная ругань на смеси валирийского и андальского и, что было особенно страшно, звон клинков. Когда принц снова смог вздохнуть, то скорее почувствовал, чем увидел, как рядом идёт борьба; свеча не погасла, но откатилась в сторону за камень-алтарь и света стало ужасающе мало. Эйгон судорожно нашарил в паре футов от себя трость, притянул её к себе и вытащил из ножен Валирийскую Свечу, выставив её перед собой. Схватка закончилась также неожиданно, как и началась. Одна из фигур выронила меч, но резко ушла в бок от клинка противника и полоснула его каким-то ножом по шее. Раздался хрип, хлюпанье, и поверженный осел на пол. Фигура, тяжело дыша, повернулась к Эйгону и, шипя от боли, двинулась к нему. — Не подходи, — прошипел по-браавосийски принц. — Милорд, это я, — ответила фигура голосом Денниса на общем – браавосийского языка он так и не освоил. — Докажи! Фигура нагнулась и подобрала свечу. Лицо и правда принадлежало присяжному щиту, но Эйгон слышал о секте крадущих лица убийц и не слишком обнадёжился. — Сколько шагов в черепе Балериона? — спросил Эйгон. — Десять, — ничуть не сомневаясь, ответила фигура. Эйгон облегчённо выдохнул: строго говоря, ответ был неверный, но, когда в день смерти Балериона Эйгон заставил своего будущего рыцаря-слугу измерить длину черепа Чёрного Ужаса, тот насчитал именно десять шагов. Дать столь точный и быстрый ответ мог только человек, лично переживший волнение от нахождения с телом умершего дракона. — И какого Пекла это было? — сварливо поинтересовался у Денниса принц. — Кажется, нас пытались убить, — рыцарь ощупал лицо и поморщился, задев царапину на щеке. — Я ещё не говорил, что красть у богов плохая идея? — Мы уже заплатили за это кровью убийцы. Кстати, кто он? Кое-как принц поднялся на ноги и проковылял к трупу, не спеша убирать в ножны Свечу. Пинком перевернув его, Деннис осветил лицо, покушавщегося на их жизни. Это был ничем не примечательный мужчина средих лет, небритый, с грязной косматой головой. В Королевской Гавани тысячи таких обитали в Блошином Конце; несомненно, что и в нищих кварталах Браавоса такому отребью тоже нашлось место. При нём был короткий меч с обоюдострым лезвием, идеальный, чтобы порезать кого-то (например, одного неосторожного вестеросского принца) в узком пространстве, пара стилетов в рукаве и более ничего. — Подбери мешок, — приказал Эйгон. — Уходим отсюда, быстро. Свеча снова спряталась в деревянный футляр, и они поспешили на выход; Деннис с мечом в руках, несмотря на то что его неплохо приложили, перескакивал через три ступеньки, на каждом пролёте напряжённо дожидаясь, пока его догонит принц. У Эйгона кружилась голова, начинала ныть растревоженная нога, а от набранной скорости к горлу подступала тошнота, но он упорно ковылял вверх, хваля себя за каждую покорённую ступеньку. Лишь на первом этаже ему удалось отдышаться и перевести дух, так что на улицу принц вышел лишь слегка встревоженным и немного растерянным. Однако дневной запас неожиданностей у Браавоса ещё не исчерпался. Крыльцо было окружено полусотней солдат в сине-голубых мундирах; стоило вестеросам показаться на свет, как строй сразу занял позицию на изготовку, схватившись за эфесы мечей. — Предчувствие, говорите? — прошептал Деннис. — Что это значит? — громко спросил по-браавосийски Эйгон, проигнорировав неуместную сейчас подначку. Из-за рядов солдат вышел поджарый невысокий человек с аккуратной бородкой, носящий те же синие одежды, что и солдаты, отличаясь от них лишь лиловой перевязью через правое плечо. — Меня зовут Моредо Рейан, — как и все браавосийцы, он говорил хрипло; Эйгон полагал, что в особенностях местного говора виновата влажность и частые туманы. — Я – Первый Меч Браавоса. К вашим услугам, принц Эйгон. Сказав это, он чётко прищёлкнул каблуками и коротко поклонился, просто кивнув головой. — Чем мы заслужили такое… высокое внимание? — Эйгон принялся распинывать вяло трепыхающиеся мысли в голове. Они прибыли без дракона, о том, что они здесь знали лишь сиры-купцы и… проклятье, знала вся Пурпурная гавань, знали все, кто видел, как бестолочь Уот рухнул перед ним на колени. — Я прибыл как частное лицо. — Морской Владыка Браавоса свидетельствует вам своё почтение и просит почтить его визитом, — ответил Рейан. — Для этого хватило бы герольда, а не кучи солдат, — подметил очевидное принц. — Это вопрос безопасности, милорд принц. — Чьей безопасности? Нашей или Морского Владыки? Первый Меч предпочёл пропустить вопрос мимо ушей и сделал шаг в сторону, открывая проход сквозь строй. — Прошу, милорд принц, вас и вашего рыцаря ждёт гондола. — Чего он хочет? — прошипел Деннис, не понимавший не слова. — Чтобы мы пошли с ним к Морскому Владыке. — А в Пекло он пойти не хочет с такими предложениями? — Не думаю, что он согласится. Да и его ребята не поймут твоего совета. — Поедем вот так? — Придётся. Эйгон, морщясь от недовольства и боли, спустился с крыльца и, пройдя сквозь гвардейцев Морского Владыки, увидел, что поданая к причалу острова Богов гондола сильно отличалась от других своих товарок своей крытой надстройкой с небольшим зарешечённым окошечком. Принц выразительно переглянулся с Деннисом и, следуя пригласительному жесту Моредо Рейана, взошёл на борт.

***

Дворец Морского Владыки сумел поразить роскошью даже принца королевской крови, бывавшего в гостях у князя Пентошийского. В Вестеросе таких зданий обычно не строили – лорды жили в замках-крепостях, с ограниченными возможностями по их украшательству; даже Красный Замок был в первую очередь замком. Хозяин Браавоса же проживал в великолепном дворце, не имевшим никаких укреплений, с чудеснейшим садом, прекрасным даже поздней осенью, и богатейшим во всём белом свете зверинцем. Уже больше часа Эйгон и Деннис могли наслаждаться всеми удобствами внутреннего убранства одной из приёмных комнат дворца. Стены укрывал синий шёлк, с вышитыми на нём серебряными барашками морской пены; в беломраморном камине жарко горело пламя, диваны и кресла больше были мягче самых мягких перин в доме удовольствий. Из окон открывался чудесный вид на теряющий золотую, багряную, медную листву сад, площадью в десять харренхолльских богорощ, и чистые воды Браавосской бухты. Эйгон бы давно сдался и вздремнул среди бархатных подушек, дав отдых нестерпимо гудящей голове, но этому обстоятельству препятствовало присутствие четырёх гвардейцев, бдящих у двух дверей. Положение вестеросцев было далеко от положения почётных и желанных гостей. В гондоле Первый Меч Рейан с ними не разговаривал, сославшись на приказ Морского Владыки; окна, мелкие и убранные деревянной решёткой, были занавешены плотной тканью и не пропускали свет. Их высадили на крытом причале, являющегося частью самого дворца, настойчиво предложили оставить все лишние вещи, включая меч и запасные ножи Денниса, а также мешок с валирийскими статуэтками. Про секрет трости Эйгона они, вероятно, не знали, но воспользоваться преимуществом шанса не представилось: конвой из восьми человек под предводительством Моредо Рейана провёл их в одну из комнат, оставив дожидаться Морского Владыку. Разговаривать в присутствии надсмотрщиков «гости» не рискнули – те вполне могли знать общий – да и чужие взгляды, сверлящие спину, не способствовали обмену мнениями. Мысли устало копошились вялыми мухами; принц пытался заставить себя подумать, чем они заслужили такой тёплый приём или чем обязаны интересной встрече в Крольчатнике, но каждый раз возвращался к статуэткам, чьи образы казались ему смутно знакомыми, но вспомнить их он никак не мог. Но вот двери распахнулись, пропуская в зал Морского Владыку. Правитель Браавоса оказался чернокожим мужчиной, довольно упитанным, хотя и не достигшим размеров сира Уоррика, с окладистой белой бородой. Облачён он был в пурпурную просторную хламиду, чем-то напоминавшую любимые Эйгоновы гоуны, в разрезах которой виднелась синяя шёлковая рубаха; на шее его висели золотая и железная цепи, а также нитка крупного жемчуга; голову укрывал мягкий колпак нежного лавандового цвета. Мужчина не выглядел стариком, Эйгон скорее дал бы ему лет пятьдесят – самое то, чтобы дорваться до вершин власти. — Принц Эйгон, сир Деннис, — поприветствовал их Владыка. По-андальски он говорил довольно неплохо, почти без ацента. — Рад приветствовать вас в этом дворце. — Не могу разделить с вами эту радость, — Эйгон, смерив хозяина дома ледяным взглядом, не спешил вставать с места. — Нас доставили сюда против воли. Тайно. Отобрали наше имущество. Отказываются отвечать на наши вопросы. Я принц дома Таргариенов, чёрт возьми, и я требую ответа! — Прошу вас, успокойтесь, — Владыка поднял желтовато-розовые ладони в примиряющем жесте. Он щёлкнул пальцами и четвёрку стражников сменил сам Моредо Рейан. Его хозяин тем временем разместился в кресле напротив принца. — Боюсь, мы начали знакомство с неправильной ноты, — заметил правитель Браавоса. — Меня зовут Тихо Отерис. Последние восемь лет я служу Морским Владыкой Браавоса. — Очень приятно, — ядовито ответил Эйгон. — Вы задали несколько вопросов, и я чувствую себя обязанным на них ответить. — Уж будьте любезны. — Вы спрашивали, зачем вас доставили сюда. Я отвечаю: ради вашей безопасности. Уверяю вас, это одно из самых безопасных мест в Браавосе, надежнее дворца – только сокровищница Железного банка и оружейные комнаты Арсенала. — И в чём же заключается наша безопасность? От кого вы нас оберегаете? — Разве вам нужен другой ответ? — склонил голову на бок Отерис. — По-моему, тело безликого, что мы нашли в Крольчатнике, достаточно красноречиво свидетельствует об уровне угрозы вашей жизни. — Безликого? — переспросил принц. В голове не укладывалось, слухи, которые в Цитадели считали как минимум спорными, оказались правдой. — Да. Его останки обуглились менее чем за пару часов, а это первый признак того, что покойный был послушником Чёрно-Белого дома. Он взял чужое лицо, чтобы убить вас. — Убить меня? За что? — Только за то, что вы – Эйгон Таргариен, всадник Вермитора Бронзового Гнева, — просто сказал Владыка. — Если быть точнее, вас должны были убить, чтобы этого разговора не состоялось. Собственно, это подводит нас к основной причине нашей встречи… — Нет-нет-нет, подождите, — вмешался Деннис. — А что там с убийцей? — Вы его убили, — ответил ему Рейан и на всякий случай добавил. — Насмерть. — Он не воскреснет, не вернётся закончить начатое? — со скепсисом поинтересовался рыцарь; то, что они слышали о безликих в Староместе больше походило на сказки: убийцы, меняющие лица как иные меняют одежды, способные исполнить любой заказ, даже самый невозможный. Как оказалось, байки не всегда соответствовали действительности. — Вы преувеличиваете возможности безликих, — успокоил его Отерис. — Они смертны, как и все мы, и для этого не нужно каких-то магических средств. — Нам говорили, что безликие не совершают ошибок и не промахиваются, — заметил Эйгон. — Это так, они хороши в своём смертоносном деле, — признал Владыка. — Хороши, но не идеальны. Из двадцати четырёх сотен смертей лишь одна может не увенчаться успехом. Вам очень сильно, неимоверно, невероятно повезло. — Это значит, что они просто попытаются снова. Кто знает, может, это вы убийца? Или ваш Первый Меч? — Успокойтесь, не стоит так переживать, — легко рассмеялся Отерис. — Вы мыслите категориями наёмников, а они в первую очередь жрецы. Смерть с их точки зрения – дар, освобождающий от мирских страданий. Любой пришедший к ним с заказом на убийство проявляет милосердие к тому, кого хочет убить. Безликий, отрёкшийся от собственного «я», натягивает чужую личину – только не спрашивайте, как они их берут, этого никто не знает – и становится слепым орудием смерти. У него есть только одна попытка – личина в любом случае сожжёт его тело дотла. Если он преуспеет, то освободит «несчастного» от жизни, и освободится сам. Если не преуспеет и заказанное лицо не умрёт, то значит заказ не был угоден Многоликому богу смерти, которому они поклоняются. Значит, этому человеку ещё рано покидать юдоль скорби. Чёрно-Белый дом не возьмётся дважды за один и тот же заказ. Вам придётся пострадать ещё какое-то время вместе с нами, принц. — Не пойму, напиться то ли от радости, то ли от тоски, — проворчал Эйгон, усиленно массируя переносицу; голова упрямо сопротивлялась попытке вовлечь её в теологическую дискуссию об экзистенциальных проблемах. — Я бы повременил с алкоголем, — улыбнулся Морской Владыка. — Если у ваших недоброжелателей хватило денег на безликого, то у них хватит денег и на других наёмников. Количество рождает качество. Кто-то из них может и преуспеть. — Так почему меня хотят убить? Возникла небольшая заминка; браавосийцы быстро переглянулись между собой, и Эйгону почудилось, что в глазах Рейана промелькнуло что-то похожее на… вину? — Как бы не странно это прозвучало, принц, в этом виновны мы с вами вместе, — осторожно произнёс Отерис. Эйгон промолчал, ожидая продолжения. — Вам не стоило приезжать в Браавос. По крайней мере, в это время. — Почему? Морской Владыка запустил пятерню в бороду и замолчал, взвешивая дальнейшие шаги. Эйгон перевёл взгляд на Рейана, но Первый Меч хранил бесстрастное выражение лица. Рядом нетерпеливо сопел Деннис, и Эйгону стало совестно: его присяжный щит сражался с таким опасным противником, пострадал, а он, как его сюзерен, даже не позаботился о том, чтобы оказать ему достойную помощь. Наконец, Тихо Отерис что-то решил и, кивнув сам себе, начал: — Браавос на пороге войны. Возможно, вы слышали о лоратско-иббенийском союзе? — Да, в Пентосе о нём говорили. — Даже Пентос обеспокоен этим!.. Союз сложился не на пустом месте. Последние несколько лет наши отношения с Лоратом становились всё хуже и хуже. Они оспаривают нашу власть в Студёном море, выдавливают наших купцов из норвосских, квохорских и иббенийских портов, они даже высылают пиратов, чтобы перехватить нашу торговлю с Севером Вестероса! — Какая наглость, — посочувствовал принц. — Немыслимая наглость! Мы не могли этого стерпеть и предприняли… экспедицию против лоратских каперов. К сожалению, мы не властны над погодой, а северные шторма беспощадны… Буду честен с вами, принц, наш флот ополовинен. — Не думаю, что для вас это большая проблема, — заметил Эйгон. — Вы же легко построите сколько угодно галей и галеонов. — Всё так, — кивнул Владыка. — Но корабли нужны уже сейчас. Имеющихся сил хватило бы, чтобы блокировать Лорат и принудить их к соглашению, но эти тюленьи отродья заключили союз с иббенийцами. Вы видели их корабли? — Видел. Неприятное зрелище. — Самое неприятное в них то, что они большие, это настоящие плавучие крепости! Их палубы пробьёт разве что осадная катапульта, но её не втиснешь на корабль. Но и это лишь половина беды: Лорат сумел помирить Норвос с Иббеном. Эйгон насторожился: бывшая валирийская колония и государство волосатых людей давно оспаривали друг у друга разные куски побережья Студёного моря, периодически переходивших из рук в руки. Потребовалась бы немыслимое количество золота, чтобы просто заставить их сесть за стол переговоров. — Теперь вы имеете дело с тройственным союзом? — уточнил принц. — Нет, да спасут нас от него боги! — всплеснул руками Отерис. – Однако Норвос теперь не считает нас… добрыми соседями и разрешил Лорату собирать наёмников на своих землях. Кроме того, у нас есть доказательства того, что Норвос и Лорат оказали давление на некоторые религиозные общины Браавоса. Ученики «бородатых жнецов» провозгласили войну «неправедной» и запретили своим прихожанам участвовать в ней. Последователи Аквана Красного Быка, Творца Узоров и Триоса тоже против неё. Мы знаем, что наши недруги делают щедрые подарки красным жрецам и если служители Рглора отвернутся от нас… Мы не сможем вести войну, когда против неё настроено более половины города. — Это печально, — согласился с Владыкой Эйгон. — Но как это связано со мной? — По правде говоря, мы хотели просить вас о помощи, — признался правитель. — Меня?! — Вас. Вы владеете самым безупречным оружием на свете. Драконом. — Дракон не раб и не оружие, — машинально поправил его принц. — Но ваш великий тёзка с их помощью завоевал целый континент. Понимаете, принц Эйгон, слухи о вашем путешествии уже расползлись по Узкому морю. Вы погостили в Пентосе, затем вас видели летящим на север. На севере только мы да Лорат. Тот факт, что вы прибыли в Браавос лоратийцы истолковали, как уже принятое вами предложение, и поспешили вас устранить. — Какое предложение? — Эйгон устал и с трудом что-то понимал. — Стать нашей главной ударной силой в войне, — ответил вместо Владыки его Первый Меч. В зале воцарилась тишина. — Вы хотите нанять меня? — его хотят отправить на войну? Эйгон с трудом мог в это поверить. — Вместе с драконом, — уточнил Рейан. — Я не рыцарь. Я даже не воин. — Вы драконий всадник, а остальное неважно. Вермитор уже участвовал в войнах под седлом вашего покойного деда, так что это ему не в новинку. — Я не могу, — запротестовал Эйгон. — Я не имею права вмешиваться во внутренние дела иных государств без ведома и дозволения моего брата-короля. — Вы сами сказали, что прибыли сюда как частное лицо, — заметил Отерис, которому, видимо, доложили все подробности беседы у Крольчатника. — Я не могу участвовать в чужой войне без дозволения брата. Это совсем не моё, я не воин, я не умею сражаться… — Ложь, — голос Владыки был столь же мягок, сколь и непреклонен. – Ваш клинок свидетельствует против вас. Да, я знаю и про него. Моредо не зря служит моим Первым Мечом, у него глаз намётан. — То, что я ношу клинок в трости ничего не значит. Я всё ещё калека. — И снова ложь. — И кто же теперь свидетельствует против меня? — поднял бровь Эйгон. — Слухи, — ласково, как ребёнку, улыбнулся Отерис. — И мои уши. У меня, представьте себе, их куда больше двух. Вы, разумеется, не рыцарь, но вы кровь от крови дракона. В ваших руках валирийская сталь сама по себе становится грозным оружием, а вы определённо умеете с ней обращаться. Так что давайте будем честны, принц. Никакие боги не любят лжи. Кстати о богах… Он дважды хлопнул в ладоши; одна из дверей отворилась и двое слуг внесли увесистый сундук морёного дерева с массивной латунной пряжкой. Морской Владыка любовно провёл по древесине и прищёлкнул ногтем по металлу. — Конечно, его ноша заслуживает только валирийской стали, но кто после Рока изводит её на замки и ключи? — заметил он и откинул крышку. Как и ожидал Эйгон, в сундуке на тёмных бархатных подушках лежали три статуэтки, которые они забрали (нет, не украли) из Крольчатника. Отерис взял в руки ту, что изображала мужчину и принялся рассматривать, то вытягивая руки, то поднося каменную фигуру к самому носу; должно быть, до сего дня он и не знал об их существовании. — Тонкая работа, — признал он, постукивая пальцем по венцу из клубящихся волос; сейчас, при нормальном освещении Эйгон подумал, что они похожи на странное пламя или на облако, что висит над жерлом Драконьей Горы. — Так мелко обработать драконье стекло… Интересно, что он держит в руках? — Смерть. Эйгон сам не понял, как слово слетело с его языка; поначалу, он даже подумал, что это сказал кто-то другой, но Морской Владыка и его первый гвардеец смотрели на него с большим удивлением, что сомнения отпали. Ещё секунду назад принц и знать не знал ничего о статуэтке валирийского бога, но внезапно он вспомнил валирийского сфинкса в Андалосе и молитву, вырезанную на его пьедестале. В голове что-то щёлкнуло, и мозаика сложилась. — Это Балерион и он держит смерть, — повторил Эйгон уже уверенней. — В Старой Валирии Балериона просили принять смерть человека. — Зачем просить о том, что уже свершилось и чего нельзя избежать? — удивился Моредо. Эйгон лишь пожал плечами; на этот вопрос у него пока не было ответа. Однако интерес его к валирийской диковинке не остался незамеченным; Отерис искоса взглянул на принца, лукаво улыбнулся и протянул ему каменно-обсидианового Балериона. — Примите эти статуэтки, принц, знак извинений Сиятельного Браавоса перед Железным Престолом за прискорбный инцидент. — Разве это не противоречит веротерпимым законам Сиятельного Браавоса? — изогнул бровь Эйгон, беря в руки валирийское изваяние. — Святое Убежище и все алтари в нём – собственность города. Как Морской Владыка, я могу распоряжаться ею на благо народа и сейчас благо народа требует, чтобы эти священные фигуры были использованы для сохранения добрых отношений с Семью Королевствами. Сиятельный Браавос приносит дому Таргариенов официальные извинения. Отерис неглубоко поклонился и сделал приглашающий жест к сундуку. Эйгон хмыкнул; пожалуй, от подарка отказываться не стоило, ведь им отдавали добровольно то, что они украли. И о городской собственности Тихо упомянул отнюдь неспроста, то был весьма завуалированный намёк на возможные последствия кражи; вряд ли Владыка был так самонадеян, чтобы напрямую преследовать принца как вора, но отношения Семи Королевств с Вольным Городом наверняка бы испортились. Поэтому он кивнул, возвращая Балериона на место и закрывая сундук; недолго думая, Деннис подвинул его к себе поближе — Извинения приняты. Но я был бы куда более признателен вам, если бы вы вспомнили о договоре, который от имени моего брата подписал сир Бартимос Селтигар. — Дорогой принц, — Отерис прижал руки к груди, а выражение на лице его стало одновременно трогательно-виноватым и оскорблённым, как у леди, что наставила мужу рога, и теперь отрицает обвинения. — Браавос всегда исполняет принятые на себя обязательства, но сейчас, когда над нашей торговлей – да что там, над самим городом! – нависла угроза, мы обязаны обеспечить вначале собственную безопасность. Не кажется ли вам естественным, что любое государство прежде думает о собственных интересах? — Кажется, — согласно кивнул Эйгон. – Но мой брат хочет иметь гарантии того, что вы исполните обязательства. — Желание Его Милости короля Визериса вполне закономерно, однако, чего будут стоить наши обязательства, если мы проиграем войну? — Знаете, дорогой Владыка, — Эйгон вновь уселся в кресле и аккуратно закинул ногу за ногу, правую поверх левой. — У меня такое чувство, что вы хотите получить от Железного Трона взятку мною и моим драконом. — Взятку? – казалось, Морской Владыка искренне оскорблён, но принц не спешил обманываться. — Боги, какая взятка?! Я хотел просить у вас помощи! — Я вам отказал. — Вы не сказали «нет», — подловил его Тихо. — И вы меня не дослушали. Разумеется, мы не просим вас помочь бесплатно. Браавос возьмёт на себя содержание вас и могущественного Бронзового Гнева. Вы можете прилететь на нём прямо сюда, мои сады станут его логовом. Мы не требуем от вас личного, непосредственного участия в битвах: только сожжение лоратско-иббенийского флота и принуждение Лората к капитуляции. И то, и другое вопросы одного-двух дней, мы не задержим вас надолго. Наконец, мы готовы щедро заплатить как лично вам, так и вашему венценосному брату, да благословят его боги долгим правлением. Эйгон с трудом поборол улыбку, готовую расползтись на лице; ему против воли стало любопытно, во что его оценил Железный Банк. — Сколько? — Вот! — торжествующе воздел палец вверх Тихо Отерис. — Вы стали говорить как деловой человек! Миллион золотых драконов Железному Трону и столько же лично вам. Кроме того, мы готовы отдать вам четырнадцатую часть того, что будет получено с проигравших. — Четырнадцатую часть пепла, обугленных деревяшек и костей? — иронично уточнил принц. — Вы понимаете, как воюет дракон? С высоты не видно, какие здания можно сжечь, а какие нет. — Каменный Лабиринт – вот главная сокровищница Лората. Его не берёт даже драконий огонь, ваши предки уже пытались, так что использовать его в качестве хранилища весьма логично. — А ещё в нём логично спрятаться и больно жалить захватчиков. — Мы рассчитываем, что вы подавите сопротивление до того, как население успеет спрятаться в Лабиринте. — Ах, вон оно что, — хмыкнул Эйгон и сделал вид, что задумался. Видя, что он колеблется, Отерис решил бросить в битву за драконьего всадника «кавалерию». — До меня дошли слухи, принц, что в Пентосе вы искали валирийские свечи, но ничего не нашли… — У вас хорошие уши. — Секрет изготовления свечей их драконьего стекла канул в небытие вместе с Валирией, но, по счастью… В сокровищнице Браавоса есть три свечи. Их привёз из Элирии один наш бравый капитан, он не знал страха, только отвагу, задор и жажду приключений. — Да-да, у нас есть похожий. Он муж моей кузины. — Знаменитый Корлис Морской Змей, — кивнул Отерис. — Его имя знают отсюда до самого Асшая. Но валирийских свечей он не привёз, раз вы ими интересуетесь. Браавос может приложить к вашему миллиону драконов ещё и стеклянную свечу. — Всего одну? — Помилуйте, принц! Валирийские свечи столь же редки, как и драконы! Даже Железный Банк затрудняется определить их точную стоимость, так что считайте, что мы отдаём вам не один, а два миллиона, если не больше. Именно в этот момент Эйгон сдался сам себе; в конце концов, он отправился за Узкое море именно за этим, а если для того, чтобы получить свечу придётся воевать, то так тому и быть. Для порядка, однако, он пожевал губы, накрутил прядь серебристых волос на палец и напомнил: — Моему брату всё ещё нужен флот. — Арсенал и верфи примутся за строительство сразу же, как мы вернёмся к Титану с победой, — закивал Отерис. — Ваш заказ будет реализован даже раньше наших собственных. Так значит… Мы договорились? — Принц, его дракон и его рыцарь за два миллиона драконов, валирийскую свечу и седьмую часть от добычи. — Именно, — Морской Владыка умел держать лицо и никак не отреагировал на «неточную» долю. — Надеюсь, вы простите нас, если мы не станем заключать с вами письменного соглашения? В старые времена купцы верили друг другу на слово. С этими словами он протянул принцу руку, которую тот, для порядка подумав, пожал. Ладонь Владыки была тёплой, сухой и немного шершавой. — Договорились, — кивнул Эйгон.