***
На следующий день Эйгон решил реализовать одну из своих старых идей, посетивших его вскоре после того, как они с Деннисом покинули Благословенный Город Кузнеца. Тогда, следя вечером за пляской костра, принцу подумалось, что такому как он, рождённому от крови и пламени Старой Валирии, глупо уповать на силу андальских богов, чьи последователи в своё время были повержены его предками; напротив, стоило обратиться к тем культам, которые могли исповедовать в самом Фригольде. Ответ подсказало само пламя – вера во Владыку Света существовала задолго до Рока, и сама суть поклонения казалась более чем подходящей потомку валирийцев. Эйгон решил наведаться при случае в один из огненных храмов и пообщаться с красными жрецами в надежде услышать от них нечто более полезное для души и тела, чем росказни септона Рональда. В Браавосе осуществить задуманное не вышло – первым они с Деннисом посетили Крольчатник, а затем их «пригласили» к Морскому Владыке, подрядившему их на войну; в Лорате и вовсе не нашлось ни одного последователя Р’глора. Зато здесь, в Волантисе, находился крупнейший храм Владыки Света, самый известный и почитаемый к западу от Валирии; глупо было снова упускать столь перспективный вариант, поэтому Эйгон, в компании Мейериса и своего присяжного щита отправился в гости к красным жрецам. — Почему они возвели храм за пределами Чёрных Стен? — поинтересовался принц, когда их паланкин прошёл через Бронзовые ворота. — Владыке Света поклоняется по большей части чернь, — пожал плечами кузен. — Среди Старокровных он не очень популярен. — И кому тогда они молятся? — Кто кому. В этом они тоже подражают Старому Фригольду. — Чтят сразу сотню богов, но никого в особенности? — Ага. — А как же боги Старого Фригольда? Мейерис ответил не сразу: — О них не часто вспоминают и ещё реже говорят. — Как же? Разве это не одна из ниточек, связывающих Чёрные Стены и Валирию? — Это так, — проговорил кузен. — Поэтому они хранят тайны своего культа. К тому же, Старокровные переняли эту моду валирийцев – считают себя выше большинства богов. Эйгон невесело рассмеялся: — У тех хотя бы были драконы, чтобы так считать. А что есть у Старой Крови? Амбиции? Память? Ностальгия? Юноша пожал плечами: либо ему было всё равно, либо он и правда не понимал коренных обитателей Чёрных Стен. В конце концов, он сам, должно быть, родился за их пределами, а некоторые понятия прививаются с молоком матерей и кормилиц, с первыми товарищам детских лет; вполне могло статься, что несмотря на службу тёти Сейеры триархом её семью до сих пор не все считали за «своих». Видя, что ответа на свои вопросы он не дождётся, Эйгон решил переменить тему и поинтересовался: — А кому поклоняетесь вы? К его удивлению, кузен ответил сразу и не без улыбки. — Матушка и Визерра – Пантере, андальской Деве и Владыке Гармонии. — Противоречивый набор, — язвительно заметил Эйгон. — Логика не для женщин, — согласился Мейерис с ухмылкой юнца, успевшего познать суть вещей; Эйгон был не сильно его старше, но бравада кузена вызвала у него лёгкую улыбку. — Джейегор несколько раз ходил в храмы Селоша и Селлосо, но Владыка Гармонии нравится ему больше. — Почему же? — Потому что это весёлый великан с громадным членом в окружении девушек, — как маленькому объяснил кузен. — А ты? — Я? — Мейерис неожиданно растерялся. — Не знаю. — Не знаешь, стоит ли молиться? — удивился Эйгон. В Цитадели ему доводилось встречать тех, кто отрицал существование любых богов в принципе, и принц решил, что такие люди ничем не лучше фанатиков или сектантов. И те, и другие с пеной у рта приводили обоснования в поддержку своей веры: только первые верили в существование сверхестественного, а вторые – в его отсутствие. Сам принц не мог отнести себя однозначно ни к тем, ни к другим; очевидно, андальские боги ничуть не лучше Старых богов Севера, но ведь кто-то же помогает ему зажигать обсидиановые свечи? — Не знаю кому, — тихо признался кузен. — О, и в чём муки выбора? — Я читал послания красных жрецов и мне они показались интересными, — сбивчиво начал пояснять юноша. — Потом пару раз я ходил в их святилище в Чёрных Стенах, оно совсем маленькое, матушка ничего не знала… — Поэтому ты решил пойти со мной? — Д-да. — Что ж, — хмыкнул Эйгон. — Надеюсь, мы оба удовлетворим своё любопытство. Вскоре паланкин остановился, и тётушкины рабы распахнули плотные занавеси, обеспечивавшие защиту не только от холодного ветра с реки, но и от лишних глаз и ушей. Принц встал рядом с Деннисом, успевшим слезть со своего серого мерина, и теперь с открытым ртом взиравшим на громаду храма Влыдыки Света. — Он ведь больше Драконьего Логова! – изумился рыцарь. — Вместе со всей скалой! — Не преувеличивай, с холм Эйгона, не больше, — скептично прищурился принц; от одного только вида ступеней, ведущих к главному входу, освещённому двумя огромными кострами, у него заныла нога. Колонны, ступени, купола, башни точно вытесаны из одной колоссальной скалы, которая по размеру и правда ничем не уступала холму, на котором Завоеватель воздвиг свой трон; Эйгон подумал о том, сколько сил, времени и человеческих жизней потребовалось на сооружение такой громадины; в конце концов, это укладывалось в валирийских дух, которым ещё дышал Волантис – жизни рабов и слуг, не обременённых собственностью, значили меньше, чем кружево на платье Визерры. Стены святилища Р’глора были выкрашены в разные оттенки красного, оранжевого, желтого и золотого, переходящие один в другой, как облака на закате; стройные башни, устремленные в небо, походили на языки пламени и весь храм напоминал огромный костёр, горящий посреди многолюдного города. У верхних ступеней их встретил служка в жёлтых одеяниях. — Valar morghulis, — поприветствовал он их на высоком языке. — Valar dohaeris, — ответил за всех Мейерис, коснувшись ладонью сердца. — Двери Владыки Света всегда открыты жаждущим истины, — причетник либо не доучил язык своего бога, либо перешёл на него намеренно – вряд ли многие из простых горожан хорошо им владели, если даже Старокровные предпочитали общаться между собой на упрощённом волантийском. — Светоч Истины ожидает драконовластных эйксов. Не оборачиваясь на застывших в недоумении молодых людей, он мелкими шагами засеменил внутрь; кузены переглянулись и двинулись следом. Вопреки ожиданиям Эйгона, их провели не в общий молельный зал (видимо, красные жрецы решили не повторять септонов из Андалоса – храм Владыки уже превосходил по внешней красоте Септу Кузнеца), а в один из коридоров, пролегавших в стенах, который вывел их в небольшую залу, напрочь лишённую окон. У дальней от входа стены стоял простой каменный алтарь, лишённый каких-либо украшений, на котором горело ровное пламя священного костра. Перед алтарём на коленях стоял завёрнутый в тёмно-красный, почти чёрный саван мужчина, едва уловимо для уха бормотавший слова молитвы на высоком валирийском. Служка почтительно склонил голову и стал молчаливо дожидаться, когда старший закончит своё поклонение и обратит внимание на вошедших. Наконец, жрец протянул руки к пламени, как бы зачерпнул жар от него и омыл им лицо. Эйгон услышал, как восхищённо вздохнул Мейерис; видимо, кузен подумал, что служитель Света и правда поднёс огонь к лицу в собственных ладонях, но принц-то всё видел, то был просто символический жест, без какой-либо мистики или магии. — Приветствую драконовластных, — обернулся к ним жрец. — Мы ждали вашего прихода. — Неужели? — брякнул Эйгон. — Вам предсказало это ваше пламя? — Владыке Света не обязательно посылать нам видения, чтобы мы могли прозреть будущее, — заметил прислужник Р’глора. — Для этого достаточно владеть определённым уровнем логики, уметь слушать людей и делать выводы. Дракон вновь поселился в Чёрных Стенах, но пламя его ослабло. Так говорят. — Так говорят, — эхом повторил принц. Положительно, нет такой тайны, которую можно было бы утаить даже за двухсотфутовыми стенами. — Когда слабеет пламя, человек раздувает его, чтобы оно разгорелось вновь сильнее и ярче. Когда же пламя гаснет, человек берёт кресало и вновь зажигает его, ибо ночь темна и полна ужасов. — Пламя моего дракона не погасло, — возразил Эйнон. — Но оно ослабло, и драконовластный эйкс думает, что здесь он найдёт ответы. — А он их здесь найдёт? Вместо ответа красный жрец снова повернулся к своему неугасаемому алтарю и после паузы сказал: — Свет виднее всего ночью тёмной и безлунной. Владыка готов открыть истину любому, кто к ней готов. — Вы уходите от ответа, — заметил Эйгон, не обращая внимания на Мейериса, подавившегося возмущением от наглости кузена. Жрец с мягкой, отеческой улыбкой повернулся, сделал широкий жест рукой, подзывая гостей приблизиться к алтарю. — Вас могут не удовлетворить мои ответы, но я всего лишь раб Владыки Света, — сказал мужчина. — Вы принц пламени и Он может послать видение и вам. Названный принцем пламени хмыкнул; снова повестись на дешёвые уловки жрецов, чтобы потом ощущать себя дураком? Через это он уже проходил в Андалосе, потом в Лорате после того, как ранили Вермитора, и всё было без толку. Но всё же… Может быть, этот жрец и прав? Р’глорианская вера хотя бы по одному только духу ближе потомкам валирийцев, чем андальская Вера Семерых или Старые боги Первых Людей. В конце концов, мейстерское желание эксперимента взяло верх над мейстерским же скепсисом; принц сделал пару шагов вперёд. В тишине, нарушаемой лишь гулом пламени, трость из чардрева звонко стукнула по чёрным каменным плитам. Хотя священный огонь горел вполне естественным пламенем, горел он слишком ровно, Эйгон бы даже сказал неестественно ровно. Эйгон всё всматривался и всматривался в пламя, но ничего не происходило. Плясали огненные языки, возносились к потолку искры, потрескивали угли, но он ничего не видел, не слышал и не ощущал. Треск не складывался в слова, а огненные узоры не рождали видения. Камень был просто закопчённым камнем, огонь – огнём, а жрец – очередным шарлатаном. По прошествии какого-то времени, когда ничего так и не изменилось, принц насмешливо хмыкнул и поинтересовался: — Сколько лет вы провели в этой каморке, прежде чем увидели что-то в пламени? У меня, знаете ли, не так много времени, чтобы заниматься подобным – мой дракон болен, сами говорите. Красный жрец грустно улыбнулся и покачал головой. — Если драконовластный эйкс ничего не увидел, это не значит, что ничего нет. Это значит, что время ещё не пришло, но в урочный час Владыка Света… — Откроет мне истину? Извините, я не могу ждать. С этими словами Эйгон развернулся, обогнул замершего Мейериса и вышел прочь. Через пару шагов его обогнал жёлтый служка, снова засеменивший впереди и указывающий дорогу; практически тут же сзади послышался размеренный стук сапогов Денниса, а ещё через несколько мгновений его нагнал кузен. — Ты хоть понимаешь, с кем говорил?! — зашипел ему в ухо Мейерис. — Как ты мог?! Это же Светоч Истины, верховный жрец храма! — Точно так же я говорил с Первым Септоном в Городе Кузнеца. Он точно такой же, — отмахнулся Эйгон. — Нет, ты не понимаешь!.. — Нет, это ты не понимаешь! — принц крутанулся на левой ноге и в ярости уткнул палец в грудь кузена. Служка некстати закашлялся, не слишком деликатно обозначая неуместность каких-либо ссор. Эйгон чертыхнулся, выдохнул и, помахав перед лицом кузена указующим перстом, пошёл следом за причетником, с каждым шагом теряя силы. К тому моменту, как они вышли на улицу и спустились к дожидавшемуся их паланкину, голова его нещадно гудела, будто внутри неё били все три норвосских колокола разом, глаза слипались, а ноги и трость несли хозяина скорее по инерции. Стоило ему забраться на подушки, как он сам не заметил, как провалился в сон…***
…чтобы тут же проснуться. Вокруг Эйгона стояла стена огня, переливающаяся всеми цветами радуги. Пламя плясало, поднимаясь ниоткуда и уходя в никуда; оно было над головой (вернее, там, где полагалось быть голове, то есть сверху), оно было под ногами (вернее, там, где полагалось быть ногам, то есть снизу), оно было повсюду, везде и сразу, но при этом принц не чувствовал ни чудовищного жара, ни боли. А они должны были быть – об этом твердили септоны, прочившие грешникам огненные жерла Седьмого Пекла, к таким же выводам приходила мейстерская половина Эйгона. Справедливости ради, себя он тоже не ощущал. Он просто был посреди ревущего цветастого пламени и, казалось, пребывал в таком состоянии бесконечно долгое время, не испытывая никакого дискомфорта. Внезапно, в груди (вернее, там, где полагалось быть груди, то есть где-то пониже головы) что-то пробудилось, шевельнулось и потянулось куда-то, к чему-то или к кому-то. Оно не рвалось наружу, не пыталось разорвать Эйгона, а просто тянуло его куда-то. Принц попытался сделать шаг, но не смог, поскольку ног у него всё ещё не было. Принц попытался переместиться мыслью за чем-то, что его тянуло, но тоже ничего не изменилось. Казалось, его что-то звало, но он был заточён в своей жуткой огненной темнице. Переливающееся пламя, сперва показавшееся красивым, теперь стало пугать. Среди алого, оранжевого, жёлтого, бронзового, медного, зелёного, серебристого, Эйгон внезапно стал замечать тёмно-красные и даже зловеще-чёрные язычки. Не успел он как следует осознать цветовую палитру, как из ниоткуда раздался громоподобный голос: — Imāzīs īlo! Если бы Эйгон имел глаза, он бы их сейчас очумело выкатил. Ему показалось, что за всполахами пламени, между отдельными языками его промелькнуло нечто, какая-то тень, столь огромная, что невозможно было понять, что именно увидел принц. — Imāzīs īlo! – повторил неведомый голос, звучавший разом и на высоком языке, и на общем, и на пентошийском, и на летнийском, и на всех языках мира: живых, мёртвых и ещё не рождённых. – Īlon jumbi!***
— Мы ждём! Ну же, Эйгон! Принц судорожно вдохнул и резко сел на подушках. За приоткрытой занавесью паланкина стояли Деннис и нетерпеливо отбивающий тарабанящий пальцами по столбу носилок Мейерис; кузен, судя по всему, уже не злилися на «неподобающее» обращение с красным жрецом – младший сын Сейеры, как и подобало Таргариену, легко гневался, но и отходил он тоже быстро; к тому же, близко сойдясь с вестеросским родичем, он был готов прощать ему утреннюю сварливость, колкий язык и едкие замечания. — Я заснул? — удивлённо переспросил юноша. — Да, и весьма крепко. — Мы уже думали оставить вас здесь, у крыльца, мой принц, — вставил Деннис. — Пришлось бы до ночи стоять, — поморщился тот, выбираясь, наконец из паланкина. Чувствовать ноги, руки, да и всё тело целиком было странно, а в глазах всё мелькали всполохи разноцветного пламени; сон был слишком ярким, слишком живым, слишко нереальным, чтобы быть правдой – всё говорило о том, что он из тех-самых. Деннис, нахмурившись, заглянул в лицо своего сюзерена; наверняка по его заторможенной реакции рыцарь тоже догадался, что тому привиделось, но деликатно промолчал. Мейерис, так и не дождавшись кузена, успел зайти в дом и скрыться в его недрах; Эйгон, ковыляя следом по ступеням, чувствовал себя в сравнении с ним разбитым старикашкой. — Опять… оно? — тихо поинтересовался Деннис на общем, на котором они разговаривали только наедине; бывший слуга освоил волантийский довольно легко – высокий язык он понимал хорошо, но речь ему не давалась, а упрощённый диалект Нового Фригольда вполне соответствовал его способностям. — Да. Оно. — Что на этот раз? — Не знаю, — честно признался принц. — Я ни черта не понял. Пламя и голоса. — И всё? — А тебе хотелось большего? — резко бросил Эйгон, обозлившийся из-за внезапных расспросов. — Нет, мой принц. Что хорошо было в Деннисе, так это то, как хорошо он за двенадцать лет успел изучить своего сюзерена; вот и сейчас, стоило принцу проявить несдержанность, как рыцарь тут же отступился и с формальным почтительным поклоном скрылся с глаз; до вечера он найдёт себе какое-нибудь занятие, а пока на глаза Эйгону лучше не попадаться. Юноша вздохнул, унимая раздражение, и продолжил свой путь наверх. У отведённых ему покоев его ждал превосходный сюрприз: Визерра сидела на низком подоконнике, рассеяно водя пальцем по чёрным перемычкам пламенеющего витража. Девушка была как всегда прекрасна: алые отсветы падали на её золотистые волосы, делая их похожими на огненные языки, но это было совсем не то якобы священное пламя, что Эйгон видел сегодня в келье красного жреца, и уж точно оно не имело ничего общего с тем, что он видел во сне – это пламя было живым, тёплым и ласковым. При одном взгляде на кузину с Эйгона слетела вся усталость, оставшаяся после непростого дня. Визерра, заслышав стук его трости, обернулась с мягкой улыбкой. — Я столкнулась с Мейерисом и подумала, что успею тебя перехватить, — сказала она. — Можно было не торопиться, — усмехнулся принц, подходя ближе. — Как ваше паломничество? — Разочаровывающе. Много шума из ничего. — Всегда считала красных жрецов болтунами и пироманами, — качнула головой гела, поднимаясь с подоконника; теперь разноцветный свет плясал на её кипенно-белом платье, раскрашивая его там, куда мода не давала пришить драгоценные ленты с узорами. — Я должна перед тобой извиниться. — За что? — опешил Эйгон. — Из-за моего глупого желания тебя вчера отчитывал триарх. Ему не стоило говорить так с тобой, а мне не стоило просить тебя покататься на Вермиторе. Если он и правда ранен, то ему, должно быть, было тяжело нести разом двух человек… — Ерунда, — отмахнулся принц. — Мы летели на нём с Деннисом из самого Браавоса, а к седлу ведь ещё сумки крепились и долетели как-то до вас. К тому же, ты гораздо легче Денниса, да и Вермитору полезно размяться. — Всё равно… — Мне всё равно было приятно выполнить твоё желание. — Я, кстати, проспорила, — с лукавой улыбкой призналась Визерра. — Кому? — Себе самой. Когда мы шли к ипподрому, я поспорила, что мне не будет страшно, но когда Вермитор пополз к нам… — Этот засранец тебя испугал, — кивнул Эйгон. — Придётся провести с ним воспитательную беседу. — Я не ожидала, что ты предложишь мне полетать. Правда. Когда мы были маленькими, мама рассказывала нам про своих братьев и сестёр, парящих в небесах на драконах, и мне казалось, что на одном драконе может летать только один человек. Эйгон хотел было сказать, что это не так уж далеко от истины, но какое-то седьмое чувство заставило его прикусить язык и проглотить мейстерские пояснения. — А когда мы поднялись в небо, и я увидела Стены с высоты… Я никогда не видела ничего прекраснее! Весь город, как на ладони, а облака так близко! — Вот поэтому тебе и незачем извиняться, — с мягкой улыбкой ответил принц. — Даже если бы этот эйкс кричал, топал ногами и грозил Седьмым Пеклом, то оно бы того стоило. Даже если бы меня выставили вон из города… — Не надо, не говори так! — запротестовала Визерра, и Эйгон послушно умолк. Повисла пауза, и через пару мгновений кузен и кузина неловко рассмеялись. Всё основное уже было сказано, но уходить Эйгону не хотелось. — Если хочешь… — Послушай… Они заговорили почти одновременно и снова засмеялись. — Извини. — Нет, говори ты! Но Эйгон не стал ничего говорить, а вместо этого подался вперёд и поцеловал Визерру. Боясь взять по первости слишком многое, он хотел было уже отстраниться, но гела не только ответила на поцелуй, но и углубила его, по-собственнически притянув к себе принца. У Эйгона в голове стало пусто, а колотившееся где-то в горле сердце сделало кульбит и продолжило стучать оглушительно громко. Наконец, когда у обоих уже кончался воздух, они оторвались друг от друга, и Эйгон обеспокоенно бросил взгляд на лестницу – они стояли на самом виду. Заметив его беспокойство, Визерра тихо рассмеялась и повернула его лицо к себе. — Не бойся, это мой дом. — Не думаю, что твоя мать или братья будут рады, что я… — Что ты «что»? — усмехнулась она. — Испортил мою репутацию? Ты иногда такой андал, Эйгон. Братьям всё равно, мама в своё время сама позаботилась, чтобы я рассталась с девичеством не так… болезненно, как она. — Наших леди-матерей от такого бы удар хватил. — Если гела к моим годам ещё девица, то ей место в Мантарисе. — Потому что она страшная? — предположил Эйгон. — Ты иногда такой андал, — повторила Визерра. — Потому что с ней что-то не так. Физически. Но со мной всё в порядке. — В отличие от меня. — А разве нога тебе как-то мешает? — В этом смысле – нет, — сказал Эйгон и увлёк прекраснейшую из Старокровных гел в свои покои. По мирийским коврам покатилась трость, полетели кольца, браслеты, цепи и шпильки, следом с плеч девушки само по себе соскользнуло платье; не переставая целовать Визерру, принц кое-как избавился от своих туник, а из андазмов его уже вытряхнули. На несколько мгновений отлипнув друг от друга, они невольно оценили открывшееся. — Если не смотреть ниже колен, то в целом всё нормально, — попытался отшутиться Эйгон, неловко отступая назад. — Как хорошо, что меня не волнуют частности, — в тон ему ответила гела и снова утянула его в поцелуй. Всё было совсем не так, как в борделе лиссенийки Нерры. На Шёлковой улице любили страстно и быстро, потому что время стоило денег; в красно-чёрном доме за Чёрными Стенами любили страстно, но чувственно и уж точно никуда не торопились. Эйгон успел увериться, что умеет владеть ситуацией, но то, как ловко Визерра водила их обоих по самому краю удовольствия, растягивая негу, не могло не восхищать. Сперва она позволила взять себя так, как хотел Эйгон: тот хотел тут же и немедленно, поэтому они устроились сидя на подушках лицом к лицу, не отрываясь друг от друга; но едва он стал ускоряться, как гела повалила его на спину и оседлала, взяв весь процесс под контроль. Так, не отрывая взгляда, уперев руки в грудь друг другу, словно одновременно отталкивая и притягивая себя к другому, они и дошли до разрядки. Несколько позже, когда за окном уже стемнело, покрывая поцелуями внутреннюю сторону бёдер девушки, он не смог удержаться от комментария: — Скажи честно, мать сама тебя всему учила? Визерра хрипло рассмеялась, запрокинув голову: — У Старокровных не принято выдавать свою семью. — У нас тоже, — заметил принц и вернулся к тому, на чём остановился, заставив гелу захлебнуться стоном.***
События вечера не остались незамеченными на следующий день. За завтраком, поданным по обычаю к полудню, Сейера встретила племянника многозначительной улыбкой, Джейегор шутливо отсалютовал хрустальным кубком, а Мейерис слишком старался сделать вид, что не понимает, что случилось. Визерра вышла последней и, стоило ей переступить порог, как мать самым светским тоном, каким обычно справляются о погоде или новостях, поинтересовалась: — Ну, дочь моя? Хорош ли конь? — Про коня не скажу, но дракон – выше всех похвал, — спокойно ответила та и подарила Эйгону одну из своих очаровательных улыбок. Братья её поперхнулись вином: старший – от смеха, младший – от смущения. Вопреки иррациональным опасениям Эйгона, никаких упрёков или сцен не последовало, а напряжение после взаимной пикировки спало, и уже вскоре семья беседовала как ни в чём не бывало. Как-никак, они были Таргариенами и жили за Чёрными Стенами Волантиса – где как не здесь такое воспринимали бы без осуждения? После завтрака Джейегор утащил кузена в конюшни, хвастаться новыми лошадьми, которых он купил буквально пару дней назад, и Эйгон вскоре утонул в совершенно ненужных ему подробностях разведения эссосских пород, необходимости периодического примешивания к ним крови дотракийских скакунов, их отличиях от вестеросских мастей (исключительно положительных) и тонкостях их объездки. Стоило ему взять небольшую паузу, чтобы усмирить одного расшалившегося жеребца, как принц извернулся и малодушно сбежал. Теперь, однако, он понимал, каково приходилось остальным, когда он принимался рассуждать о драконах. В доме его перехватил Мейерис и утащил с собой в библиотеку, упросив рассказать ещё о Вестеросе и королевской родне. Особенно его удивлял орден мейстеров и Цитадель: факт того, что мужчины самого разного происхождения отказывались от прежней жизни и посвящали свои жизни науке и служению лордам и их подданным, а некая организация готовила, обучала, наставляла их и параллельно вела свою исследовательскую деятельность, не мог уложиться в голове парня. — Понимаешь, у нас совсем не так, — в который раз пояснял он. — Ну нравится тебе книжки читать – читай, нравится писать – пиши, хочешь учиться – учись, нанимай менторов или сам иди к ним в ученики. — Судя по всему, твоя мать решила сэкономить и пригласила меня за бесплатно, — ехидно заметил Эйгон. — Отсутствие единой системы накопления и распространения знаний – существенный недостаток. — Как и сосредоточение всех знаний в одном месте. Кто в здравом уме кладёт все драгоценности в один тайник? — В Вестеросе каждый замок имеет библиотеку. — Может быть. Но Цитадель-то у вас одна. Принц поморщился, признавая правоту кузена; сам он во время учёбы воспринимал это как должное, но сейчас правда резанула ему глаза. Учитывая, что Старомест стоит на берегу Закатного океана, а до границы с Дорном всего ничего – едва ли неделя пути, то удивительно, как князья из Солнечного Копья и их вассалы не устроили большой пожар; а ведь были ещё и железнорожденные, для которых нет и не было ничего святого, кроме грабежа и своего Утонувшего Бога. Однако Мейерис не дал ему додумать эту мысль до конца и снова завёл разговор о науках, что изучал Эйгон в Цитадели; рассказ об экзамене на звено из валирийской стали вызвал живейший его интерес, и принц, уступая огню жгучего, истинно юношеского любопытства в фиолетовых глазах кузена, поведал и о том, как зажигал валирийскую свечу. — У вас делают что-то похожее? — поинтересовался он. — Нет, я никогда о таком не слышал, — покачал головой Мейерис; впрочем, это не показатель, решил про себя Эйгон. Склонив голову к плечу, он немного подумал и с плутовской улыбкой предложил: — Хочешь покажу? — А ты можешь?! — Браавос заплатил мне не только деньгами. После этих слов Мейерис едва ли не за руку потащил старшего кузена в его комнаты, где Деннису было приказано извлечь из тайника трофей и занавесить окна. Валирийская свеча, переданная Морским Владыкой, была не чисто чёрной, как староместские, а тёмно-дымчатой со зловеще-красным отливом. Велев Деннису покараулить за дверью (лишнее внимание в таких вопросах всегда вредило), Эйгон отёр щепотью кончик свечи, а затем провёл пальцем по обсидиановым завиткам на ней; Мейерис наблюдал за его священнодействием почти не дыша, с трепетом и вниманием неофита, на глазах которого совершается чудо. Глухо прозвучало сакраментальное «drakarys», свеча подумала и затеплилась тем самым потусторонним, постепенно разгорающимся светом. — О боги, — потрясённо выдохнул кузен. — Они самые, — кивнул Эйгон. — В Цитадели многое написано о том, для чего валирийцы использовали такие свечи, но подтверждений или заслуживающих доверия доказательств мне добыть не удалось. Наверное, для этого нужно просто несколько горящих одновременно свечей, но ни в Вестеросе, ни в Эссосе я не встречал никого, кто мог бы за мной это повторить. — А можно… можно я попробую? — Думаю, вреда не будет, — немного подумав, решил принц. — Только разочарование. Сегодня точно не стоит. — Почему?! — попытался было запротестовать Мейерис. — Потому что свеча долго помнит свежую кровь. Сейчас она горит из-за меня, но зажжёт ли её твоя? Дядя Вейгон не смог, как ни старался. С большим трудом Эйгону удалось убедить кузена в необходимости отложить попытку испытать себя и свою кровь на несколько дней; ещё с большим трудом ему удалось взять с него слово молчать об этом; веры восторженному юнцу было мало, поэтому принц заставил того поклясться пламенем и кровью хранить тайну. Между тем, в гостевых комнатах уже начинали собираться гости очередного тётушкиного приёма, и Эйгон, спрятав своё сокровище, принялся готовиться к выходу. В этот раз ему стоило выглядеть большим Старокровным, чем самые знатные обитатели Чёрных Стен – раз план с храмом Владыки Света не выгорел, стоило обратиться к последнему возможному источнику всех странностей, даров и проклятий, что приключались с Эйгоном на протяжении уже многих лет. Что-то изнутри подсказывало ему, что он, наконец-то, на правильном пути и в конце его ждёт долгожданный ответ на все вопросы. Уже перед лестницей его догнала Визерра, как всегда похожая на чудесное видение из Старой Валирии. — Знаешь, это всё очень похоже на жизнь королевского двора, — сказал геле Эйгон, отступая с ней в небольшой альков и зарываясь в мягкие бело-золотые волосы. — Приёмы и пиры, политика и мода… — И андалы… — вздохнула Визерра, прислонившись к принцу. — Валирийская кровь у нас тоже есть. — Всего три семьи. — Зато... Но она не дала ему закончить, заткнув кузена поцелуем, и у Эйгона опять в голове стало пусто, а на сердце – легко. Стоило им отстраниться друг от друга, как он попытался было сказать: — Визерра, я… — Визерра, оторвись уже от него! — крикнул откуда-то с лестницы Джейегор. — Пришёл Вассар – маме нужно дополнительное обаяние! Гела под сдавленное чертыханье Эйгона закатила глаза и, торопливо чмокнув его в щёку, поспешила вниз. В следующий раз, решил принц и, вздохнув, отправился следом; очень хотелось отдавить триарху ногу или тростью плащ попортить, или как-то иначе выместить раздражение. Внизу уже вовсю шло веселье: рекой лились красные вина Волантиса, сладкие настойки с Апельсинового берега, тирошийское грушевое бренди и дорнийская кислятина. Музыканты бренчали свои не слишком затейливые мотивы, сливавшиеся с шумом разговоров в один почти монотонный гул. Эйгон успел обзавестись собственными знакомствами и теперь почтительно раскланивался с разными Старокровными, мысленно выбирая того, с кем можно было бы невзначай завести теологическую дискуссию. Эйкс Рейнерро? Нет, он, кажется, из немногих жителей Чёрных Стен, кто верит в Р’глора, это принц уже проходил. Гела Эйра? Нет, эта глупая курица ничего не знает, кроме своих драгоценных камушков и чуть менее драгоценных детишек. Эйкс Лейгон? Один из легкомысленных приятелей Джейегора; принц был не уверен, покидал ли он хоть раз Старый Город. Гела Мелейра? Уже лучше, достаточно стара, чтобы воспринимать такие вопросы серьёзно и при этом ещё в своём уме; к несчастью для Эйгона пожилая женщина уже пьяно смеялась над пошленькой шуткой триарха, так что тут момент был упущен. — Кого высматриваете, принц Эйгон? — раздалось над ухом. Принц обернулся и нос к носу столкнулся с Маталаром Ленталисом; это был лысоватый мужчина лет сорока или пятидесяти с пронзительными ярко-синими глазами; как и Сейера, он принадлежал к «слонам» и один год даже занимал пост бронзового триарха, пока тётушка носила серебряный жезл. Эйгон знал, что у него плантации фруктовых деревьев на Апельсиновом берегу, несколько мастерских в Волон-Терисе и большая кузня в западной части Волантиса – не слишком много активов на фоне других Старокровных, но заметно. Воспитанием и повадками эйкс Маталар чем-то напоминал вестеросского лорда, если бы тот лет семь проторчал в Цитадели, так что Эйгон находил его компанию весьма приятной. — Ищу тех, кто ещё не слишком пьян, — отшутился принц. — Их проще догнать, если понимаете, о чём я. — Понимаю, — кивнул эйкс. — Кажется, я из их числа. — Тогда за это стоит выпить. Они подцепили по кубку с волантийским вином и, огибая толпу, отступили к окну во внутренний сад. — Говорят, вы посетили храм Владыки Света, — как бы невзначай обмолвился Маталар. — Воистину не утаить лишь двух вещей: шила в мешке и новостей за Чёрными Стенами. — Это верно, шило, как правило, острое, а у нас слишком тесно для секретов. Это очередной тонкий намёк на то, что Старокровным известно больше, чем хотелось бы Эйгону? Например, про валирийскую свечу? У них наверняка есть свои, но допустят ли существование такой реликвии у вестеросца? Чтобы получить ответы на свои вопросы, Эйгону пришлось ответить на незаданный вопрос эйкса: — Да, посетил. — И что скажете? — С архитектурной точки зрения – весьма впечатляет. С религиозной – не очень. — Согласен, — кивнул Старокровный, отпивая из кубка. — Рглориане лишь немногим приятнее квохорских любителей Чёрного Козла. Очень странный культ – какая-то пародия на Валирию, но не слишком точная и не слишком почтительная. — А бывают почтительные пародии? — Ваша правда. Эйгон оглянулся – все гости были заняты сами собой, друг другом и предлагаемыми радушной хозяйкой развлечениями – и, вздохнув, ринулся в бой. — Скажите, эйкс Маталар, могу я задать вам вопрос? — Конечно, друг мой. — Он… очень личный. — В постели я предпочитаю женщин, если вы об этом, — с лёгкой улыбкой ответил Старокровный. — Нет, не об этом, — поморщился принц. — В каких богов вы верите? — Верю или поклоняюсь? — уточнил эйкс. — Это разные вещи. — Поклоняться можно чему и кому угодно, хоть лампе, хоть палке. Я имел ввиду именно веру. Ленталис, поджав губы, замолчал и отвёл взгляд; казалось, его внезапно очень сильно заинтересовал погружённый в полутьму сад за окном. Эйгон внимательно следил, как по породистому лицу эйкса пробежала тень смущения, сменившаяся недовольством, а следом за ними всё скрыла непроницаемая маска фальшивого участия и дружелюбия, на которую Эйгон успел насмотреться в Королевской Гавани. — Вы хороший человек, принц Эйгон, у вас острый ум, не менее острый язык, и я предчувствую ваши великие свершения, — Маталар заговорил тихо, вынуждая Эйгона приблизиться. — Вы мне чем-то напоминаете меня же в юности. Поэтому я отвечу на ваш очень нескромный и очень личный вопрос. Я верю в богов Старой Валирии. Как и очень многие из здесь присутствующих. Не все, но очень многие. — Я бы хотел… — Даже не думайте об этом, — отрезал эйкс. — Я не буду посвящать вас в это. И мой вам совет, принц: не заводите разговоров на эту тему ни с кем. — Но почему?! — Потому что Вестерос слишком далёк от Валирии. Наши боги не видят вас, так далеко ваши предки спрятались от Рока. Никому не дано вернуться. С этими словами мужчина залпом осушил кубок, со звоном поставил его на каменый подоконник и порывисто пошёл прочь, растворившись в толпе без прощаний. Эйгону с досады захотелось выть и бить посуду; религия для волантийцев оказалась гораздо более интимным вопросом, чем любовь. Эйгон подумал было для чистоты эксперимента пристать к кому-нибудь ещё из стариков, как вдруг из толпы выскользнула Визерра: — Не хмурься, это идёт только суровым старикам. Пойдём со мной, мама хочет объявить танцы. — О да, то, что мне нужно! Я же великий танцор! — проворчал принц, против воли начиная улыбаться, и всё-таки позволил взять себя под руку. — Не язви. Хочешь, я станцую для тебя? — С Джейегором? — Ракнолион не обязательно танцевать вдвоём. Так что? Не хочешь? — Хочу, — сдался Эйгон. В Вестеросе танцы были для самих танцующих, способом познакомиться и показать благосклонность; в Волантисе же танцевали не только сами для себя, но и для зрителей, причём не только рабы – сами Старокровные не видели ничего зазорного в том, чтобы получить удовольствие от музыки, ритма и собственных движений, и при этом доставить эстетическое наслаждение друзьям, знакомым и соседям. В одной из просторных зал уже собралась часть гостей – в основном младшее поколение Старокровных, ровесники Эйгона и его кузенов, да несколько старших, что не успели уйти или не захотели пропустить такое зрелище. Визерра, оставив принца, коротко переговорила с домашними музыкантами и вышла на середину комнаты. Эйгону показалось, что весь дом замер в ожидающей тишине. Дрогнули струны арфы, бряцнула цимбала, ладони раба шлёпнули по барабану – короткий проигрыш, а затем кузина сорвалась с места и пустилась по комнате, выделывая изящные па. Кружась сразу и по комнате, и вокруг себя, она прищёлкивала пальцами в такт, а длинное струящееся платье создавало впечатление, что Визерра не танцует, а плывёт по воздуху. Принц следил за ней, затаив дыхание от восхищения; несколько раз ему удалось поймать её взгляд, и он понял, что гела и правда танцует именно для него. Ни для матери, ни для братьев, ни для тощей жерди Вассара, возвышающегося в толпе как Высокая Башня над Староместом, а именно для него, Эйгона Таргариена. Принц знал, что ракнолион – парный танец, он уже не раз видел его за Чёрными Стенами; «танец любви», он же «танец страсти» в бесконечных кружениях отражал ухаживания мужчины за женщиной и ухаживания женщины за мужчиной. Бывало, его танцевали и в одиночку, но впервые его танцевали для самого Эйгона. Это будоражило, возбуждало и вдохновляло. Если бы не чёртова нога и чёртов Деймон… Музыка, постепенно набиравшая темп и громкость, достигла кульминации и внезапно умолкла; танец кончился, и зрители разразились аплодисментами. Визерра изящно поклонилась и подошла к Эйгону; нисколько не запыхавшись после своей пляски, она, не стесняясь никого, взяла принца под руку и заглянув в глаза, поинтересовалась: — Тебе понравилось? — Очень, — со всем возможным чувством ответил он. — Я бы продал душу за один танец с тобой. Только боги почему-то не спешат откликаться на зов, закончил принц про себя. Пока они ворковали друг с другом, вниманием гостей неожиданно завладел Джейегор, о чём-то громко поспоривший с Лейгоном. — …А я говорю, что не сможешь! — Смогу! Это лучшие кони на всей Ройне! — Ха! Уж точно не лучше моих! — О чём это они? — с недоумением поинтересовался Эйгон. Визерра равнодушно пожала плечами, стараясь незаметно проверить сохранность аметистовых шпилек в волосах, но успевший протиснуться на шум Мейерис с готовностью пояснил: — Они спорят из-за лошадей. — Из-за чего же ещё? — фыркнула его сестра. — Джейегора заботят только кони, мечи и шлюхи. Между тем дружеская ссора набирала обороты, и Эйгону показалось, что она вот-вот перерастёт в дружескую потасовку; драки на вестеросских пирах были для него делом привычным, но вот в Волантисе он ещё такого не встречал. Здесь решали разногласия гораздо проще: либо старались перещеголять друг друга остроумными оскорблениями, либо выставляли специально натренированных рабов на судебные поединки, но чаще всего мстили по-крупному. Редкий крупный скандал в Чёрных Стенах заканчивался без поножовщины за их пределами, когда клиенты Старокровных сводили счёты с клиентами других Старокровных. — Эйксы! — громким голосом окликнул спорщиков золотой триарх. К удивлению принца, кузен тут же сделал два шага назад и, тяжело сопя, уставился исподлобья на Вассара. Велика же сила его авторитета. — Эйксы, к чему омрачать вечер криками и мелочными ссорами? Разумеется, вопрос быстроты лошадей имеет первостепенное значение, но разрешить его громкими словами нельзя. Теперь триарх вышел в образовавшийся вокруг Джейегора и Лейгона круг и безраздельно завладел вниманием всех гостей. — Как всем вам известно, — продолжил он, обводя собравшихся рукой. — На следующей неделе мы отмечаем большой праздник – День основания нашего Города. Согласно древней традиции, которую уважали все триархи до нас, в этот знаменательный день устраиваются гонки на колесницах, а ипподромом служат сами Чёрные Стены. Никто не отступал от этого обычая, не отступим мы и в этот раз. Если противоречия между эйксами носят самый фундаментальный и неразрешимый характер, то я предлагаю им разрешить их посредством испытания их лошадей, чьи достоинства они превозносят. По толпе Старокровных пробежал одобрительный гул, молодежь воодушевлённо переглядывалась, старики со знанием дела важно кивали, а Вогарро Вассар стоял перед согражданами как Вхагар в окружении молодых драконов и купался в лучах своей славы миротворца. — Единственным условием, которое я бы хотел поставить перед благородными эйксами, будет требование личного участия. Пусть они сами правят своими колесницами и сами погоняют своих превосходных во всех отношениях лошадей. Боги и Чёрные Стены сами определят того, кто был сегодня прав. Принимают ли благородные эйксы моё предложение? Согласны ли с моей оговоркой? — Да! — с горячностью азартного человека выкрикнул Джейегор. — Согласен! — не отстал от него Лейгон. Комната снова наполнилась аплодисментами. — Он ведь победит? — уточнил у родичей Эйгон, ощущая какое-то смутное беспокойство на сердце. — Конечно, — нисколько не сомневаясь кивнул Мейерис, чья вера в старшего брата соперничала разве что с верой в красных жрецов. — Это же Джейегор, — согласилась Визерра, приобнимая принца.***
Гела Сейера Таргариен Сейера Таргариен не слишком любила скачки: помнится, в первый свой год в Волантисе ей всю ночь пришлось обслуживать победителя гонок по Чёрным Стенам – тот промотал в борделе её хозяина весь выигрыш, но комнаты бывшей принцессы насквозь пропахли людским и лошадиным потом, от которого не помогали избавиться ни ванны, ни благовония, ни душистые масла. Каждый год она украдкой морщилась от досады, вынужденная наблюдать эти глупые состязания, сначала из желания прибиться к Старокровным, затем, когда это удалось, чтобы соответствовать ожиданиям общества и избирателей, потом уже из привычки. Волантийские гонки и бои уступали в зрелищности вестеросским турнирам хотя бы потому, что стоящие люди, люди её круга, редко участвовали в них, выставляя вместо себя рабов или наёмных слуг; в Вестеросе состязались, чтобы показать себя, а в Волантисе – чтобы показать толщину своего кошелька. Когда Джейегор увлёкся лошадьми Сейера точно сказать не могла, но, должно быть, лет шесть назад. Она тогда в третий раз стала триархом и носила жезл из бронзы – в то время «слоны» пытались избежать очередной войны с Тремя Шлюхами, «тигры» готовились выпрыгнуть из-под ковра, бузила чернь, а магистры Селориса низложили волантийского наместника… Год выдался напряжённый, детей она видела едва ли раз в неделю; Визерра присматривала за домом, рабами и Мейерисом, а Джейегор, вместо того чтобы быть хозяином, пропадал в конюшнях и на ипподромах, пользуясь матушкиными привилегиями, и бил морды тем, кто осмелился назвать бронзового триарха лиссенийской шлюхой. Глупый мальчик не мог понять, что так правду не скрыть – в конце концов, она и правда была шлюхой в Лисе; однако Сейера смогла воспользоваться своим положением и своей историей, добиться желаемого благодаря и вопреки всем слухам и кривотолкам, но год триарха кончился, а Джейегор так и продолжил сбегать по утрам к своим приятелям, таким же богатеньким детишкам, мечам и колесницам. Стоя на балконе одной из башен своего красно-чёрного особняка и глядя, как на Чёрных Стенах заканчивают приготовления к празднично заезду-дуэли, Сейера Таргариен нервно теребила многочисленные браслеты на руках. Ей не нравилось, что Джейегор стал таким самоуверенным и горделивым. Ей не нравилось, что он умудрился поссориться даже с Лейгоном, с которым они были не разлей вода, да ещё и по такому дурацкому поводу как сраные лошади – ни дать ни взять, два дотракийца. Ей не нравилось, что это случилось у неё в доме на глазах у всех гостей. Но больше всего ей не нравилось, что всё это влез Вассар. Условия, предложенные золотым триархом, казались хорошими, достойными отпрысков благородных семейств, но развившееся за годы плетения кружева волантийской политики чутьё подсказывало бывшей принцессе и отставному триарху, что всё не так просто. Чего ради главе всей партии «слонов» влезать в мальчишеский спор? Показать свой авторитет? Заручиться уважением молодёжи? Но это смешно – почти никто из них не имеет недвижимости и не может голосовать, поддержки на выборах от них эйкс Вогарро не получит. Их родители? А есть ли им дело до своих детей? Мотивы триарха оставались неясны, исправить ситуацию не получалось, и это бесило Сейеру, которая ненавидела, когда её используют в тёмную. Она не марионетка, которую можно дёргать за ниточки. Она от крови дракона, она была триархом четыре года и снова может им стать, если пожелает, друзей у неё довольно. Но даже если она не изберётся сама, Вассару она отомстить сможет: три года – слишком большой срок для непрерывного сидения в золотом кресле, дорогому другу нужно отдохнуть. — Не нервничай, мама, всё будет хорошо, он справится, — мягко сказала Визерра, тронув мать за локоть. — Да, Джейегор хорошо управляется с колесницей! – горячо поддержал сестру Мейерис. Сейера не удержалась и притянула младшего сына к себе; тот ощутимо напрягся – всё-таки, он уже слишком взрослый для таких нежностей, но пусть терпит. — Не думаю, что в такой ситуации «хорошо управляться с колесницей» будет достаточно для победы, — со скепсисом заметил Эйгон. Племянник держался чуть в стороне, хотя и слепой Боаш бы увидел, как их с Визеррой тянуло друг к другу, но вестеросская куртуазность и нежелание бросать тень на объект своей любви, видимо, глубоко засели в нём. Видимо, при королевском дворе нравы изменились куда меньше, чем Сейера надеялась. Принц направил мирийское стекло на ипподром, рассматривая своего дракона; отставной триарх некстати подумала, что так никогда и не летала на драконе: отец отговаривался делами и не пускал к Вермитору, а племянник предпочёл покатать её дочь. Не то чтобы она его за это осуждала, но было немного обидно. Наблюдать за гонками по Чёрным Стенам можно было только с башен своих особняков, так что Старокровные высыпали на балконы и терассы, гудя как растревоженный улей. Многие уже были пьяны, кто-то успел свалиться с высоты и размозжить свою пьяную голову о брусчатку, кто-то, не стесняясь никого, прямо на балконе драл подвывающую девку – это считалось вульгарным даже по меркам Волантиса, но молодежи в последнее время нравилось выставлять себя варварами; хорошо, что до её детей это поветрие пока не добралось. Но вот протрубили горны, огромные медные тарелки гонгов громыхнули четырнадцать, а затем ещё три раза, и из недр Стен показались две колесницы – двухсотфутовое творение драконьих владык прошлого таило в себе скрытые подъёмные механизмы, работающие без серьёзных поломок вот уже два с лишним века. Каждая из колесниц была запряжена четвёркой чёртовых лошадей, из-за которых и разгорелся несчастный, глупый, мальчишешский спор. Каждая из колесниц была покрашена в однотонный цвет и в туники такого же цвета следовало одеться возничим: Джейегор выбрал себе чёрный, Лейгон – красный. — Чёрное на чёрном, красное на красном, — непонятно проговорил Эйгон. — Мы вообще увидим его на фоне Стен? — Стремительную чёрную точку на фоне голубого неба? Конечно, — кивнула Визерра. Сейера подобрала своё мирийское стекло и направила его на Джейегора; сын как раз вышел из внутренностей Стен и теперь деловито осматривал упряжь, крепления, колёса и боги знают какую ещё мелочь. Судя по всему, он не нервничал или хотя бы не показывал этого, и Сейера, чувствуя, как в груди растекается тепло, кивнула самой себе, отмечая, что нужно будет похвалить мальчишку за хладнокровие, это полезное качество. Снова взвыли трубы, и колесничие заняли места у поводьев, так и не взглянув друг на друга, и не пожав друг другу руки. В Вестеросе бы судьи предложили им примириться, но в Новом Фригольде таким не утруждались. Грянул гонг и колесницы сорвались с места. — Боги, лишь бы живой! — вырвалось у Сейеры. Ширина Чёрных Стен составляла двести футов да и экипажей было всего два, но сколько раз она видела, как и на более широких аренах ипподромов колесницы терпели крушение, а потом их возничих уносили переломанными и мёртвыми. Жуткая смерть, которой не всякому врагу пожелаешь. Чувствуя волнение матери, Мейерис всё же взял её за руку, и принцесса сжала её в ответ. Никто не проронил ни слова; замер и Старый Город, внимательно следящий за тем, как чёрная и красная точка неслись по периметру стен. Правила гонки предусматривали, что заезд займёт всего один круг; Вассар обговорил очень хитрые условия, по которым победу одерживал тот, кто первым достигнет точки старта, Золотых ворот, придя при этом первым ещё хотя бы к одним воротам. Гонка на выносливость сплелась в опасное сочетание с гонкой на скорость, чтобы победить, нужно было чётко представлять себе пределы способностей своих коней и быть абсолютно уверенным в надёжности снаряжения. У Джейегора всё должно было быть под контролем. Бронзовых ворот колесницы достигли практически одновременно, но судьи подняли вверх чёрный флаг – её сын всё-таки был первым! — Торопится, — напряжённо заметила Визерра. — Молчи! — шикнула на неё Сейера, следя за тем, как гонщики скрылись за углом дома. Кварталы дворцов и храмов, частокол башен перекрывали обзор и заставляли материнское сердце томиться в неведении. Оставалось только ждать. Но вот снова раздались крики азартных болельщиков. — Ну? Какой флаг? Кто впереди? — Сейера, наплевав на всё и всех, перегнулась через кованую ограду балкона, силясь увидеть Серебряные ворота. — Не видно, — бросил Мейерис. Однако радостные вопли и ликование в особняке Гонгарисов, взявших сторону Лейгона, настораживало. — Ну же, кто? — Проклятье! Красный! — выругалась Визерра. Действительно, сигнал вскоре продублировали на нескольких башнях, и у Сейеры упало сердце. Когда колесницы снова оказались в поле зрения, они убедились, что красная колесница и правда вырвалась на полкорпуса вперёд и умудряется сохранять отрыв. — Ничего, он ещё сможет отыграться, не всё потеряно! Стоило ей произнести эти слова, как сами боги – не иначе! – вложили их Джейегору в уши; чёрная колесница стала догонять соперника и вскоре опять поравнялась с ним, а несколько волнительных мгновений спустя стала обгонять. Затаив дыхание, Сейера следила как сыновьи кони вырвались вперёд на полкорпуса, потом на корпус, и вот уже сам экипаж катился на одной линии с конями Лейгона. Преимущество, однако, было небольшим и, судя по всему, непрочным, поскольку красная колесница всё время пыталась отыграть утерянные позиции. А дальше случилось страшное. Время будто бы потекло в три, в семь, в четырнадать раз медленее обычного. Через мирийское стекло, которое будто бы приросло к Сейере, она видела, как чёрная коляска рыскнула туда-сюда, закачалась, поочередно проезжая то на одном колесе, то на другом, но – к радости матери и её семьи – смогла устоять. А вот Лейгону повезло меньше. Его кони испугались, встали на дыбы и понесли в сторону, прямиком к внутреннему краю Стен, ничего не видя перед собой. Лейгон тянул до последнего тянул поводья на себя, но в последний момент решил покинуть обречённых лошадей и выпрыгнул из колесницы. Но, к ужасу зрителей, нога его запуталась в мотках упряжи, и экипаж утянул своего возничего за собой. Крик обречённого оборвался вместе с испуганным ржанием и звуком удара. Опешившая Сейера быстро собралась и перевела мирийское стекло на Джейегора – он как раз доехал до Золотых ворот и под взметнувшимся чёрным флагом выпрыгнул из колесницы; молодец, гонку в любом случае нужно было завершить. Облизнув пересохшие губы, она обернулась на свою семью: Мейерис, шокированный и напуганный, отчаянно старался не подавать виду, хотя сам был белее собственных волос; Визерра, прикрыв от ужаса рот руками, прижалась спиной к Эйгону; племянник сам не сводил своих ярко-зелёных глаз с Чёрных Стен, но развернул кузину и она спрятала лицо у него на груди. — Седьмое Пекло, — только и выдохнул принц. — Бери глубже. Четырнадцатое, не меньше, — отрезала Сейера и, подобрав юбки, вернулась в дом. — Никуда не выходить. Сидите тихо. Нужно как можно скорее добраться до Джейегора. Потом нужно было выразить соболезнования семье Лейгона – в том, что бедняга мёртв, отставной триарх не сомневалась; выжить при падении с двухсотфутовой высоты на брусчатку нельзя. Затем нужно было найти Вассара и плюнуть в его узкую рожу.***
Принц Эйгон Таргариен К вечеру от нервной и беспокоящейся за старшего сына тётушки Сейеры не осталось и следа. Всего через какой-то час после трагедии она прислала домой ничего не понимающего и шокированного произошедшим Джейегора, тут же залпом осушившего бутылку креплёного вина. По совету Денниса, Эйгон не оставлял кузена одного, старательно спаивая его сначала вином, а затем и тирошийским бренди; бедняга успел увидеть то, что осталось от его друга, представил, что это стало бы с ним и теперь не мог прийти в себя. Тётя периодически возвращалась в красно-чёрный дом, принимала в своих комнатах то одного эйкса, то ещё пару гел, то целую делегацию только для того, чтобы снова велеть доставать паланкин. Предчувствие в очередной раз не подвело Эйгона: главный праздник Нового Фригольда привёл к трагедии, и красные туники эйкса Лейгона стали красными вдвойне от его крови. Судя по обрывкам разговоров, подслушанных Деннисом, старшего кузена пытались обвинить в жульничестве и выставить убийцей бывшего друга. Чёрное на чёрном – чёрная туника, Чёрные Стены, чёрные вести, чёрная судьба. Красное на красном – красная туника, красные флаги, красная кровь на брусчатке, красные языки погребального костра. Почему он тогда сказал это на башне? На закате Сейера Таргариен, наконец, вернулась домой и велела рабам запереть за собой двери. Эйгон сидел вместе с кузенами и пытался вином скоротать время; вино спокойствия не дарило – в отличие от Визерры, успевшей задремавшей у принца на коленях; Джейегор успел напиться, немного протрезветь и снова напиться; Мейерис сидел рядом с братом и периодически менял перед ним бутылки, умудряясь между делом подливать вместо бренди и вина чистую воду. Вошедшая в комнату Сейера хмуро обвела всех взглядом, приложила ладони к глазам и, как и подобает перенервничавшей хозяйке борделя, смачно и продолжительно выругалась. Первенец её на эту тираду только присвистнул: — Я тоже рад тебя видеть, мама! — Молчи, придурок! — рявкнула она. — Ты не представляешь, от чего я тебя сейчас спасла! — От чего? — От казни, тупоголовый ты кретин! О боги, все мозги, которые могли бы в тебе быть, успели вытечь из меня с семенем твоего папочки! — Казнь? – сонно переспросила Визерра. – При чём тут казнь? — При том, милая моя дочь, что родня Лейгона требовала головы твоего старшего братца-идиота! — Зачем? — Этим малокровным ублюдкам показалось, видете ли, что это Джейегор убил их ненаглядного сыночка! Не спрашивайте меня как – я понятия не имею, как они своим дерьмом в голове до этого додумались! Часа не прошло, а его папаша уже требовал от Вассара арестовать Джейегора. — Но вам удалось отговорить триарха от поспешных шагов, — полуутвердительно сказал Эйгон. — Не спрашивай, какой ценой, — поморщилась тётушка. — Давно меня такими словами не крыли. Он всё-таки назначил немедленное следствие. — И что оно обнаружило? — Одна из джейегоровых лошадей потеряла подкову, и она охромела – поэтому-то и стала рыскать колесница. Эта подкова отлетела в грудь лошади Лейгона, та испугалась сама, испугала соседок, и они дружно понеслись на тот свет. Вместе с Лейгоном. — Херня какая-то, — подал голос Мейерис, потирая виски. Видимо, часть вина старшего брата перепала и младшему. — Да не то слово! Я большего бреда в жизни своей не слышала, а я, поверь, слушала разных болтунов. — И что теперь? — напряжённо поинтересовалась Визерра. Мать её подобрала одну из бутылок, щедро глотнула остатки, и обессиленно опустилась в первое же подвернувшееся кресло. — Обвинения выдвигать не будут, я договорилась. — Ну и хвала всем богам. — Это не всё, — вздохнула бывшая принцесса. — Джейегору стоит покинуть Волантис и Фригольд в целом. В том числе ради собственной безопасности. — Его изгоняют? – Эйгон уже утратил способность чему-то удивляться; на место удивления встало какое-то горькое ощущение того, что как раньше уже не будет. — Неофициально, но да, это изгнание. Об этом не будет объявлено на площадях, но возвращаться ему сюда не стоит – Вогарро тогда не гарантирует ему безопасность. Если родня Лейгона решит смыть кровь кровью, триархия не будет вмешиваться. В комнате стало тихо, только виновник обсуждения изредка всхрапывал. — Я поеду с ним, — решил младший кузен. Эйгон был готов услышать от тётушки резкое «это исключено!», но вместо этого прозвучало: — Да, пожалуй, так будет правильно. Этот безмозглый кусок идиота, твой брат, пропадёт, если ему слюни не утирать. А у тебя это неплохо получается. Все невесело рассмеялись. — Полагаю, моё пребывание здесь тоже становится слишком обременительным для вас, — с тяжёлым сердцем заявил принц. — Мне всегда нравилось, что ты такой умница, — почти с прежней нежностью заметила Сейера. — Я была бы признательна, если бы ты продолжил своё путешествие. Надеюсь, оно заведёт тебя куда-нибудь… на восток? — В Залив Работорговцев? Наводить ужас на наследников гарпии? — Необязательно. Возможно, тебе удасться пересечься там с парой знатных волантийцев, ищущих крупную партию рабов для своих предприятий… — К чему усложнять, мама? — спросила Визерра. — Если хочешь, чтобы Эйгон присмотрел за ними обоими, то так и скажи. — Хочу, — сдалась та. — Значит, присмотрю, — кивнул Эйгон. — Восток так восток.