***
Принц Эйгон Таргариен Ещё никогда Эйгон не был так удивлён тому, что старая максима, вдолбленная септоном в детстве о доброте к ближним как источнике собственного счастья, получила своё подтверждение. Оказалось, что делать подарки легко и приятно, а радости от них он испытал ничуть не меньше, чем одариваемые им. Визериса он обрадовал целым сундуком валирийских трактатов об архитектуре и планах валирийских городов, в том числе и самой Валирии. Пыльные свитки, чудом пережившие два века забвения и несколько недель морского путешествия, были для короля большей ценностью, чем миллион золотых драконов от Браавоса. Пока принц был в отъезде, его брат начал вырезать из белого известняка миниатюрные башни и дворцы, а теперь заимел практически полное и исчерпывающее руководство по воссозданию Града Валирийского. Пока Визерис предавался восторгам, как дитя, Эйгон невольно успел обменяться взглядами с Эйммой – та, разумеется, была рада за мужа, но в усталых глазах её, под которыми залегли тени от непростой беременности, была ещё и невысказанная надежда, что теперь не она одна будет скрашивать вечера короля. Самой королеве Эйгон преподнёс диадему-кокошник из валирийской стали с рубинами – дракон, расправляющий крылья, формировал венец над головой, а его голова, сверкая драгоценными камнями в глазах, свешивалась на лоб, напоминая «третий глаз». На взгляд принца подарок был просто роскошным, хотя и не слишком подходил Эймме – для неё он был слишком сложным и слишком валирийским. Было заметно, что королеве он пришёлся не слишком по вкусу, но всё же она поблагодарила кузена за доброту и внимание, и в этом она была очаровательно искренней. Рейнире, бросившейся ему на шею едва это стали позволять приличия, Эйгон подарил содержимое целой мастерской портного – в Лисе и Пентосе, куда они заглянули перед возвращением, он скупил самые лучшие ткани, самые изящные кружева и самые красивые бусины, которые бы пошли на новые платья для принцессы. Племянница порывалась было «отработать» подарки «Прощанием с Валирией», которую она почем-то читала с конца, но Эйгон прервал её после второго стиха, когда стало понятно, что останавливаться она не намерена. — У тебя ещё будет время, чтобы продемонстрировать мне свои успехи, riña, — сказал он, отправляя её к ожидающей подруге; возможно, Алисенте тоже перепадёт что-то из его подарков. Ему было не жалко. Но, определённо, самым ошеломлённым из всех одариваемых выглядел Деймон. Когда слуги сложили свою ношу перед ним, средний из братьев уставился на груду лежащего перед ним металла и задал самый тупой вопрос из всех: — Что это? — То, о чём ты подумал, — улыбнулся Эйгон. — Полный валирийский доспех. Очень поздний, разумеется, мастер определённо вдохновлялся андальскими рыцарскими латами, но всё же… — Проклятье, за него можно купить целое королевство! — не сдержал восклицания брат, вертя в руках тускло-серый наруч. — Если захочешь его продать, то на вырученные деньги сможешь скупить всех магистров какого-нибудь Вольного Города. Можно, конечно, поступить умнее и позволить им передраться за него. — Где ты его нашёл?! Такие вещи же на перечёт! — В Мантарисе, город уродцев недооценён. Мне-то доспех ни к чему – война мне не очень понравилась, а на турнирах мне не выступать, так что он твой. Я подумал, что он подойдёт к Тёмной Сестре. — Ты серьёзно? — в Деймоне отчётливо боролись желание овладеть творением древних мастеров и неверие. — Ты ведь его нашёл… Ты уверен? — Конечно, уверен, — терпеливо повторил Эйгон. — Он твой. Считай это благодарностью за Свечу – она мне несколько раз жизнь спасла. Вместо ответа брат сграбастал его в объятия. — Ты решил мне остальные кости доломать? — сдавленно прошипел Эйгон. Деймон рассмеялся, но отпустил его: — Это ты Харвина Стронга ещё не видел. Вот уж кто Костолом! Эссоские дары и вестеросские милости продолжали изливаться бурным потоком. Визерис снова доказал, что умеет быстро соображать: про Джейегора принц его не предупреждал, но заранее заставил кузена выучить назубок все фразы, которые он должен был сказать и которые он мог услышать. По счастью, всё прошло по самому лучшему сценарию: Джейегору дали рыцарство, фамилию (даже не самую плохую) и валирийский меч – для бастарда вполне неплохо. Всего из катакомб под мантарисским храмом кузен и присяжный щит подняли пять мечей: три полуторных и два двуручных, с волнистым, будто пламенеющим лезвием. Один из них достался сиру Джейегору; на клинке, который был больше Рейниры, безымянный мастер выгравировал имя меча – Поминовение; кузен, прочитав иероглифы невесело усмехнулся и объявил, что это как нельзя лучше подходит им обоим. Поминовение, конечно, было громоздким оружием, и к нему нужно было привыкнуть, но новопосвященный рыцарь не терял времени даром и стал пропадать на тренировочных дворах Красного Замка, где буквально за пару недель сумел предсказуемо подружиться с Деймоном и тем самым Харвином Костоломом. А к исходу первого месяца в Королевской Гавани Джейегор неловко поинтересовался у Эйгона, когда его сможет принять король. — Ты наш признанный кузен, — удивлённо поднял брови принц. — Тебе не обязательно посылать прошение через лорда-камергера. — Но не могу же я просто открыть дверь его покоев и спросить, не может ли Его Милость меня принять? — возразил тот. — У нас в Волантисе так не делается. — К матушке своей ты тоже посылал раба, чтобы поцеловать её на ночь? — Нет, но… — Это Вестерос, Джейегор. Тут всё иначе. — Именно поэтому, вестеросскую мать вашу, я не могу поговорить с ним уже неделю! – огрызнулся кузен. Эйгон вздохнул, закатил глаза и взяв Джейегора за рукав, как маленького, повёл по коридорам замка. Король обнаружился в Башне десницы, где вместе с лордом Отто и лордом Лиманом стоял над столом, заваленным бумагами. — …считаю, что можно расширить, — уверенно произнёс десница. — Денег на это хватит, конечно, — проговорил Бисбери. — Но что скажут Старки? Это ещё больше обогатит Мандерли – могут пойти разговоры, что они метят на место новых Хранителей Севера. — Старки были верны Железному Трону с самого Завоевания, — отмахнулся Визерис. — У нас нет причин гневаться на них, и они понимают, что их положению ничто не угрожает. — Верно, государь, но… Эйгон шкрябнул тростью об пол, обращая на себя внимание. — А, Эйгон! — поприветствовал его кивком король. — А мы как раз думаем, что делать с твоими победами. Отто предлагает расширить порт Белой Гавани, а то браавосийским купцам становится тесновато. — Селтигары будут не слишком рады счастью конкурентов, — заметил принц. — Но мы пришли по другому делу. — Вот как? — Да, Ваша Милость, — выступил вперёд Джейегор; справедливости ради, в присутствии короля и его советников вся робость и нерешительность оставили его и вестеросцы снова увидели волантийского эйкса. — Я прошу вашего разрешения вступить в Городскую стражу. — Уже? Разве тебе не нужно… больше времени, чтобы привыкнуть к нашей жизни? — удивлённо проговорил Визерис. — В любом случае, командует Золотыми плащами Деймон, так что решение принимать ему. — Он предложил мне это неделю назад, государь. — Что ж, если это его идея, то я ничего не имею против. Это хорошая служба, ничем не хуже прочих. — Благодарю, Ваша Милость. Лорд Отто нахмурился и Эйгон задумался, что было причиной его недовольства: то, что едва признанный родич короля получил не слишком уж и важное, но всё-таки назначение, или то, что это было идеей Деймона. Принц от души посмеялся, когда Деймон рассказал, как десница последовательно выдавливал его с должностей в Малом Совете, пока оба не вынуждены были удовольствоваться постом командующего столичной стражи. С точки зрения брата смешного в этом было мало, но новым местом он был хотя бы доволен: под его началом было три тысячи стражников, которых он одел, вооружил и натаскал до состояния вполне боеспособной маленькой армии. Когда Эйгон с кузеном уже развернулись было, чтобы уйти, Визерис с лёгкой отеческой усмешкой сказал: — Ах да, Джейегор, когда в следующий раз захочешь о чём-то поговорить, не обязательно обращаться ко мне через Эйгона. Ты наш кузен, пусть и имя у тебя другое – ты можешь говорить со мной свободно, как с братом, в любое время. И я хочу, милорды, чтобы вы тоже это запомнили, как и вы, сир Гаррольд. Довольны ли этим были члены Малого Совета или нет, но они послушно склонились перед королевской волей, и вернулись к тому, на чём их прервали. Ещё один меч, на сей раз полуторный, Эйгон за многолетнюю верность и беспорочную службу пожаловал своему присяжному щиту. Тот, разумеется, долго отпирался: — Помилуйте, мой принц, не у каждого лорда есть валирийский клинок! Даже у Ланнистеров нет, а они срут золотом! Даже у Веларионов, а они так-то тоже из Валирии! — И те, и другие свои мечи потеряли по собственной дурости и тупости, — тряхнул головой Эйгон, отметая все возражения. — А теперь ни золотое дерьмо, ни каравеллы, бороздящие просторы всех морей мира, не могут им их вернуть. — Но ведь мне не по чину! — продолжал сопротивление Деннис. — Я тебе сейчас этим мечом голову снесу и в глотку засуну, чтоб он точно твоим стал! После этой шуточной угрозы, в которой рыцарь после мантарисских событий, видимо, увидел не столь много от шутки, как бы того хотел Эйгон, меч получил символическое имя Щит и обрёл нового владельца. О Мантарисе они толком и не поговорили: Деннис всё никак не мог собраться и поднять этот вопрос, а Эйгон его не торопил, поскольку сам хотел во всём разобраться. И в первую очередь это касалось тех находок, что его кузен и его рыцарь подняли на белый свет из-под руин валирийского храма. Разумеется, что-то важное и не слишком таинственное Эйгон уже продемонстрировал двору: украшения (ставшие его собственными и те, что он подарил королеве и племяннице), валирийский доспех и несколько мечей, да некоторые свитки. Судя по тому, что он сам смутно вспоминал об увиденном лично, и тому, что рассказывал Деннис, подземелье храма было чем-то вроде его сокровищницы. Когда пришёл Рок и разрушил весь привычный мир, своды треснули и обвалились, погребя под собой вход, и страж в полном обмундировании остался на два века под землёй, пока не пришли Эйгон с Вермитором, и дракон не сдвинул лапой груду обломков. Остальное содержимое вынесенного подземелья принц как мог постарался спрятать – не из вульгарной алчности, а из опасений навредить себе и окружающим. Поэтому-то он и оставил «Полосатую слониху» в Драконьей Гавани и вернулся на остров, как только стали позволять приличия, чтобы в строгой тишине родового замка исследовать обретённое богатство, которому не было цены. Самой понятной для принца находкой оказались полдюжины стеклянных свечей: три чёрных, две тёмно-зелёных и одна дымчато-красная. Мейстерская его половина тут же предположила, что цвет их имеет какое-то особенное значение; уединившись с ними в покоях, Эйгон зажигал каждую из них по очереди, парами и тройками в разных сочетаниях, все вместе, включая даже ту, что он получил от Морского Владыки Браавоса, но какой-либо разницы он не почувствовал и не осознал. Тогда он вооружился бритвой Окхарта, острейшей из философских бритв-максим, и отсёк все свои усложнённые домыслы, как лишние. Изрезанные пальцы жгло – глубокие порезы затягивались на глазах, как тот «танцующий» иероглиф на груди, оставляя лишь розоватые полосы нежной, почти детской кожи. Эйгон пару раз намеренно провёл острым стеклянным фитилём по руке, чтобы посмотреть, как заживают раны; приятного было мало, но это обнадёживало. Принц хотел было испробовать новую способность с валирийской сталью, но Деннис, с неприкрытым страхом наблюдавший за ним до сих пор, перехватил его руку, потянувшуюся тростью, чтобы извлечь из чардревных ножен клинок. — Вы с ума сошли?! — Но ты же видел это! Вдруг… — Вдруг вы кровью истечёте? Что мне тогда сказать вашим братьям, вы подумали? — рявкнул на сюзерена рыцарь. — Боги милостивые, вы как ваш дядя – не знаете, с чем играете! — Знаю, — спокойно ответил Эйгон, вырываясь из хватки. — Милостивые боги как раз не дают мне истечь кровью. — И поэтому вы вздумали резать себя ради забавы?! — Это не забава… — Конечно, нет, вы просто с лицом душевнобольного тыкали в себя драконьим стеклом! — фыркнул Деннис. — Вам в голову не приходило, что всё это дано вам не просто так? Принц обиженно засопел; его присяжный щит как всегда оказался прав, даже не слишком понимая, о чём он говорит. Эйгон пробурчал что-то невразумительное, но в тот день эксперименты на этом закончились. Однако по утру он извлёк из привезённых вещей несколько круглых пластин из драконьего стекла. Что-то в его голове щёлкнуло, повернулось и мозаика сложилась. То, что было до сих пор отдельными фрагментами, неясными ощущениями, смутными воспоминаниями о чём-то очень важном, едва появляющемся на грани сознания и тут же ускользающем, сложилось в единое целое. — Бери всё и иди за мной, — резко скомандовал он Деннису и, кое-как запихав обсидиановое блюдо за пазуху, со всей возможной для него поспешностью ринулся в Ветрогон. Ветрогон, башня, напоминавшая кричащего дракона, была самой высокой в замке, а большинство её окон было обращено к Драконьей Горе. Как и везде, стены в ней покрывала искусная резьба, изображавшая самые различные сюжеты с драконами. Остановившись около одного из барельефов на лестнице – крылатого ящера, задравшего голову к потолку и расправляющего крылья – принц последовательно нажал на несколько чешуек на его брюхе; одна за другой, они утопали в стене и тут же вылезали обратно. Откуда взялась в его голове эта последовательность, Эйгон сказать не мог, как не мог сказать, почему пришёл именно к этой стене, мимо которой проходил столько раз в детстве. Но вот четырнадцатая чешуйка встала обратно на своё место, за стеной скрипнуло, повернулось, и весь барельеф слегка сдвинулся в сторону, открывая тёмную щель. Принц толкнул потайную дверь плечом, и та с лёгкостью поддалась. За ней оказался небольшой полутёмный коридор, выведший их с Деннисом в маленькую комнатку, ярда четыре на два, с единственным узким оконцем напротив входа, дававшем очень мало света. Подойдя к нему, Эйгон увидел лишь спину очередной горгульи – вот почему проём не замечали снаружи. — Нужно вставить стекло, — распорядился он. — Я сделаю сам, — догадался сказать Деннис. — Или позову брата. Он болтать не будет, я клянусь. — А он умеет работать со стеклом? — Он стеклодув. — А я думал, в вашей семье все кузнецы, — удивился Эйгон. — А я думал, в королевской семье все короли, — съязвил в ответ рыцарь. Фыркнув, Эйгон обернулся и снова оглядел абсолютно пустую комнату; в дальней от входа стены обнаружился пыльный альков с перекрывавшей его каменной полкой. Принц подошёл ближе и, недолго думая, рукавом камзола смахнул грязь и паутину; вышло не очень чисто, но звать служанку, чтобы та прибралась, не хотелось. Под пылью обнаружились едва заметные углубления в камне, и Эйгон, недолго думая, установил обсидиановое блюдо в выемку, прислонив его к стене. Отобрав у Денниса сундук, принц выудил из него другое блюдо поменьше и положил его плашмя перед первым, а уже на нём пристроил валирийскую свечу. — Закрой дверь, — приказал он, растирая стеклянный фитиль. По изгибам узоров побежали капли крови, собираясь на диске. Тихо щёлкнул потайной замок, раздались тихие шаги вернувшегося Денниса. В комнату залетел лёгкий ветерок, но он не поколебал затеплившегося неестественного пламени. — Gaomin tolvȳn hae jeme vestriat — произнёс принц, опускаясь на колени перед алтарём.***
В середине третьего месяца 107 года на Драконий Камень прилетел ворон с коротким письмом от Визериса: «Прекращай чахнуть над книгами и возвращайся. Если ты забыл (если вообще обращал внимание на такую мелочь), Эймма вот-вот родит, и я устраиваю турнир в честь своего сына». Прочитав записку, Эйгон фыркнул: — Какая самоуверенность! Мой брат раструбил о том, что ждёт сына на все Семь Королевств – вот будет потеха, если родится ещё одна дочь! — Существует много способов, позволяющих предположить пол ребёнка, — заметил мейстер Герардис, забирая письмо. — Все они, конечно же, строятся на косвенных признаках, ощущениях будущей матери, положении звёзд в день зачатия… — Иными словами, они абсолютно бесполезны. — Боюсь, что да, мой принц. Однако Великий Мейстер Меллос и наши братья в Красном Замке вполне им доверяют. — А я уж начал думать, что Меллос будет получше Рунцитера, — пробурчал принц. — Если позволите, мой принц… — мейстер воровато оглянулся и сделал шаг навстречу Эйгону. — На мой взгляд, звездочёт лучше глупца, мнящего себя умным. Принц рассмеялся: — Ваша правда. Жаль, что Конклав и присылает нам только таких. — Он может вообще никого не присылать, милорд. Корона всегда сама обращается к Цитадели с просьбой назначить нового Великого Мейстера. — И один из советников короля, который, к тому же, лечит его и всю королевскую семью, находится совершенно вне его контроля, — задумчиво проговорил Эйгон. Ни один из мейстеров не присягал лорду, в замке которого он служит – считалось, что они всегда исполняют свои обязанности добровольно и добросовестно, а отречение от мира, которое они дают при посвящении, позволяет им всегда ставить чужие интересы выше собственных. До Завоевания, во время многочисленных войн между андальскими королевствами, при захвате чужого замка мейстера даже старались не убивать без необходимости – лекарь и грамотный человек, способный написать и отправить письмо, нужен был и победителю. Ограничения и строгая регламентация жизни самого образованного сословия в Вестеросе, накладываемые Цитаделью, после путешествия по Эссосу стали казаться Эйгону как минимум странными. За Узким морем науки изучали во всех городах, а в Вестеросе существовало всего одно средоточие знаний, хотя и возникло оно века назад, когда континент разделяли десятки границ. И всё же школяры тогда, как и сейчас, со всех его концов стекались в Старомест в Просторе, чтобы выковать цепь. Почему именно этот город стал не только центром Веры, но и центром Науки? Принц размышлял над этим противоречием весь полёт до Королевской Гавани, но так и не смог найти разумного объяснения; в неразумное и нелогичное верить не хотелось, но эта тайна определённо могла подождать. В конце концов, можно было попробовать поговорить с дядей Вейгоном – его в любом случае следовало навестить. В столице Эйгон испытал острое чувство вторичности происходящего: слишком похоже всё было на Золотой юбилей правления короля Джейехериса. Та же толпа лордов, рыцарей и простолюдинов, съехавшаяся со всех семи королевств, те же флаги, трепещущие на ветру, та же суета на улицах, то же воодушевление и радость. Добавились, разве что, предвкушение чуда рождения наследника (в этом, казалось, никто не сомневался), да новые драконы над холмом Рейнис – пока Вермитор облетал город, компанию ему составили Сиракс, выглядевшая крохой на фоне Бронзового Гнева, и Морской Дым. Шуганув расшалившуюся мелюзгу суровым рыком, Вермитор приземлился в Драконьем Логове. На ступенях здания на почтительном удалении друг от друга стояли, смотря в небо, Морской Змей и Алисента Хайтауэр, очевидно, ожидая каждый своего драконьего всадника. Эйгон, соскользнув с драконьей спины, подковылял к лорду Приливов. — Вас оставили нянькой, лорд Корлис? — поинтересовался принц. — В некотором роде, — отозвался тот, не отрывая взгляда от резвящегося в небесах сына. — Рейнис катает Лейну, а Морской Дым ещё маловат, чтобы угнаться за Мелеис. — Вы не завидуете жене и сыну? — А я должен? — удивился адмирал, впервые посмотрев на Эйгона. — Ловить ветер крыльями не то же самое, что ловить ветер парусами. — Верно, это проще. Зато парусами ты ловишь ветер сам, а крыльями машет дракон. Эйгон криво усмехнулся и покачал головой; Корлис мыслил как настоящий моряк и не мог понять логики драконьего всадника. — Вы задержались, мой принц, — словно бы между делом заметил мастер над кораблями. — Король уже хотел снова поторопить вас. — Каюсь, септон, грешен, — по-шутовски повинился Эйгон. — Но Его Милость меня извинит – я выбирал драконье яйцо для его наследника. Как раз в этот момент пара драконоблюстителей в своих кожаных доспехах вынесли массивную жаровню с драгоценным грузом. Принц поднял крышку и продемонстрировал лорду кобальтово-синее яйцо с медными краями чешуек. — То, чего вы лишили мою дочь, — процедил сквозь зубы Морской Змей. — Не я принимал это решение, — пожал плечами Эйгон. — Я говорил о всём доме Таргариенов. — Коллективная вина – как утончённо. — Ваша семья дважды лишила мою жену причитавшегося ей по праву, а третий – отказ Лейне в праве оседлать дракона. Вы ожидали от меня других слов? — Я ничего от вас не ждал, — огрызнулся в ответ Эйгон, возвращая крышку на место и давая знак стражникам идти дальше, в Красный Замок. — Тогда к чему этот издевательский разговор? — К сожалению, приличия не позволяют игнорировать мужа кузины при личной встрече. — Ваш отец явно не потрудился научить вас манерам, — бросил адмирал, делая шаг назад. — Конечно, нет. Вместо этого он сдал меня в Цитадель, а дядя Вейгон сам не славится хорошими манерами. Принц уже сделал пару шагов следом за драконоблюстителями, как вдруг его вновь кольнуло что-то. Этот разговор показался ему до странного знакомым, как будто бы он уже участвовал в нём, но с другой стороны. Внезапно Эйгон вспомнил всю свою обиду на несправедливость деда, отказывавшего ему в праве оседлать дракона под надуманным предлогом его здоровья и безопасности. Леди Лейне не предлагали и таких утешений, как мнимая забота; первому ребёнку Рейнис Почти Королевы, всаднице яростной Мелеис, просто запрещали иметь дракона из опасений, что её родители поднимут мятеж. Эйгон прекрасно понимал ту бурю гнева и злости на взрослых с их доморощенными правилами и ограничениями, что должна бушевать в душе девушки. Ему было знакома тянущее чувство тоски по небу и по полёту, когда ты сам держишь поводья в руках, а не цепляешься за спину другого всадника. И, разумеется, было чувство пустоты и неполноценности: Таргариен без дракона – не Таргариен вовсе, даже если по глупым человеческим законам ему приходится носить другую фамилию. А уж какая, должно быть, была обида на Лейнора! Мальчишка младше сестры на два года, но ему-то позволили оседлать Морского Дыма – вот где настоящая несправедливость. Конечно, можно было ждать, пока освободится Мелеис и попытать счастья с ней, но ждать смерти родной матери… Нет, это было бы слишком жестоко. Леди Лейне в этом году должно было исполниться пятнадцать, и если верить рассказам придворных, нравом она пошла сразу и в мать, и в отца. Буйный, неуёмный характер Таргариенов сочетался с авантюризмом, безрассудностью и смелостью Веларионов – без сомнения, гремучее сочетание. Кое-кто из тех, кто в Харренхолле голосовал за Рейнис и до сих пор считались её друзьями, уже поговаривали, что на Дрифтмарке растёт новая принцесса Эйерея, намекая, что такой девице подстать только один дракон – Вхагар. А это было опасно. Вне зависимости от планов её родителей, нельзя было позволить Лейне украсть последнего дракона Завоевателей, такое преимущество нельзя будет не использовать. К тому же, Эйгон сам обещал Деймону разобраться с Вхагар. Сейчас Таргариены и Веларионы имели паритет по драконам, но, когда родится новый принц Драконьего Камня, баланс будет нарушен; определённо, расстановка сил сместится в пользу королевского дома, но мастер над кораблями был прав – это было бы очередным пренебрежением новым поколением Веларионов и не способствовало бы примирению. Таргариенам, так или иначе, придётся смириться с тем, что у них больше нет монополии на драконов; они лишились её, когда Рейнис вышла за мужчину из другого дома, а их новорожденный сын сам получил в подарок маленького дракончика. Если уж на то пошло, то леди Лейне положен дракон, и пусть она получит его на условиях короны. — Лорд Корлис? — окликнул принц адмирала; тот нехотя повернулся с раздражённой миной на лице. — Как мастер над драконами я даю вам слово, что, когда закончатся торжества, я подберу леди Лейне яйцо. — Взрослого дракона, — повысил ставки Морской Змей. — Тут я помочь не смогу, — усмехнулся принц. — Дракона нельзя «подобрать» для другого. Но я буду ждать её на Драконьем Камне: мы обойдём лежбища и гнездовья – вдруг ей кто приглянётся. Jemot kīvio ñuhe tepan ondoso perzys se ānogar. Веларион немного помедлил и кивнул, принимая обещание. В Пентосе бы они ударили по рукам, закрепляя сделку, а в Волантисе – составили письменный договор на высоком языке, поклявшись своей старой кровью исполнить его. В Вестеросе же два благородных человека верили друг другу на слово. Когда они спускались с холма, Деннис промолвил: — Его Милость будет недоволен. — Его Милость будет на Седьмом Небе от счастья, — отмахнулся Эйгон. — Когда Визерис счастлив, то сыплет милостями и подарками всем и каждому – согласится и на это. — А Малый Совет? — А Малому Совету нет до этого дела. Это наше валирийское дело, андалам его не понять. Рыцарь недовольно цокнул языком, неудовлетворённый таким ответом, но промолчал. Появление в Красном Замке мастера над драконами вместе с яйцом вызвал всеобщий ажиотаж; ожидаемо, самые бурные восторги высказал Визерис, расцеловавший брата и едва не расцеловавший яйцо. — Оно точно проклюнется? — раз за разом переспрашивал король. — Точно, — раз за разом убеждал его принц. — Оно горячее, живое и вполне здоровое. Стоит только положить его в колыбель к младенцу и через пару недель уже можно будет ждать дракончика. Считай это моим подарком первому племяннику. Подарок продемонстрировали Эймме, но едва ли оно вызвало у неё интерес. Пробурчав что-то про преждевременность драконов, королева завозилась в своём гнезде из подушек. Выглядела кузина неважно: от уголков глаз разбегались паутинки морщинок, хотя ей было всего двадцать восемь, слишком заметны стали яркие синяки под глазами, а круглый живот казался слишком большим и словно вытягивал все силы из остального тела, заметно истончившегося. Вокруг королевы вились полдюжины мейстеров во главе с Меллосом и столько же повитух, готовых в любой момент приступить к исполнению прямых своих обязанностей. Во время учёбы в Цитадели Эйгону, как и всем школярам, изучавшим медицину, пришлось неоднократно изучать процесс беременности, наблюдать роды и даже принимать их, так что кое-что в таких вещах принц понимал, и его знаний вполне хватало, чтобы поделиться сомнениями с Меллосом. — Разумеется, мой принц, — кивнул Великий Мейстер, отойдя с Эйгоном в коридор подальше от королевских ушей. — Ситуация не простая. Это последняя беременность королевы, и она сама это прекрасно понимает. Её организм ослаб от частых попыток произвести на свет наследника, а их безуспешность подорвала её дух. И всё же, несмотря на это, я смотрю в будущее с осторожным оптимизмом. — Вы так считаете? — приподнял брови Эйгон. — Да, мой принц. Мы следили за королевой Эйммой все эти месяцы и предприняли все возможные меры, чтобы эта беременность окончилась не так, как предыдущие. Конечно, всё в руках богов, но и мы не сидели сложа руки. Теперь нам остаётся только готовиться и ждать. Поэтому, сказал себе Эйгон, двор готовился к рыцарским турнирам и богатым пирам, а бедная женщина – к схватке за свою жизнь и жизнь ребёнка. Конечно же, он напомнил Меллосу про три своих серебряных звена и предложил помощь, и, конечно же, Меллос отказался, а принц не стал настаивать. Отчасти он был даже рад – роды всегда вызывали в нём непонятное беспокойство; отчасти причиной ему была невозможность контролировать процесс, отчасти – судьба его матери. В последний день перед торжествами заседание Малого Совета шло нервно: по мнению Визериса лорд Бисбери скупердяйничал, по мнению самого мастера над монетой лорд Робин Масси, новый камергер двора, подворовывал, по мнению лорда-десницы Золотые плащи во главе с Деймоном устроили резню разбойникам, ворам и насильникам в Блошином Конце, по мнению Морского Змея они упускали из виду внешнеполитические проблемы. Сир Гаррольд Вестерлинг как командующий гвардией своего мнения не имел, Великий Мейстер дремал, а Эйгон забавлялся, глядя на то, как приближённые переливают из пустого в порожнее. Наконец, явился грязный от пота и чужой крови Деймон, от которого потребовали ответа за бесчинства и самосуд. — Милорд десница хочет, чтобы гостей короля обворовали на турнире, а их женщин изнасиловали? — только и спросил принц. Разумеется, после этого король принял его сторону, пригрозив, однако, в случае повторения, ссылкой в Долину. На этом заседание закончилось, и все советники разошлись с видимым облегчением на лицах. Эйгон, по обыкновению, задержался вместе с Визерисом и сиром Гаррольдом (это почти что значило наедине). — Видишь, с чем мне приходится иметь дело? — невесело усмехнулся Визерис, залпом допивая оставшееся в кубке вино. — Склоки, свары, гонор, демонстрации силы… И ты бросил меня среди всего этого одного! На полтора года! Брат, разумеется, говорил это всё шутя, но укор его не был шуткой. — И я готов сделать это снова, — ответил Эйгон, салютуя ему своим бокалом. — О нет! Я запрещаю! И они оба рассмеялись. — Ты слышал, что Деймон участвует в турнире? — поинтересовался Визерис, немного помолчав. — Бессмысленная затея. Кто захочет выйти против королевского герба? — Ну, он добавил на щит обрамление золотой цепью, — заметил король, всегда внимательно относившийся к таким мелочам. — Поменял вооружение у дракона на золотое. — Да, великая разница, — фыркнул принц. — Ты сам-то свой герб не хочешь? — Зачем он мне? Я не выступаю на турнирах. — Ты взрослый принц королевского дома, а он растёт в числе… — Иными словами, трона мне не видать. — Я не это хотел сказать. — Не переживай, брат, — заверил его Эйгон. — Чем больше человек стоит в очереди между мной и этим железным седалищем, тем лучше. Колченогий король никому не нужен.***
Турниры никогда не привлекали Эйгона – сперва они напоминали ему о том, чего лишила его трагическая случайность, а потом на место уязвлённой гордости пришло непонимание – как люди могли всерьёз этому радоваться. Однако положение брата короля и мастера над драконами обязывали его снисходительно наблюдать за схватками из королевской ложи. День за днём он просиживал в кресле, потягивая дорнийское вино, искоса поглядывая на происходящее на арене, но по большей части развлекая себя чтением скупленного в Браавосе – стоило отдать сиру Бартимосу должное, книги и золото он доставил в полной сохранности. Соседи неодобрительно косились на него, но принцу было плевать. Единственными состязаниями, за которыми он наблюдал внимательно, были те, где участвовали Деймон и Джейегор. За первого волноваться было бессмысленно – Эйгон прекрасно знал, что лучшего мечника, чем владетель Тёмной Сестры в Семи Королевствах не сыскать – напротив, было интересно, сколько человек брат успеет отправить в лазарет, прежде чем устанет. Для кузена это был первый турнир, и вообще первая возможность заявить о себе и продемонстрировать свой новый герб. Визерис, любивший геральдику лишь немногим меньше архитектуры, лично нарисовал волантийскому кузену несколько вариантов. Джейегор остановил свой выбор на лазоревом щите, разделённом горизонтально золотой полосой на две неравные части. В нижней, большей, серебрились волны Ройны, а над ними тремя арками перекинулся Длинный мост Волантиса – Визерис, несомненно, при выборе фамилии кузену подразумевал именно его. В верхней, меньшей части, извивался золотой одноглавый дракон, обращённый к западу – как символ того, что дороги назад для Джейегора нет. Стоило, признать, на турнире кузен неплохо показал себя. В конных сшибках на копьях он вылетел третьим из своей семёрки, а в общей схватке на мечах продержался до самого конца, уложив на песчаную арену в числе прочих младшего брата лорда Тирелла, молодого и дерзкого лорда Рейна и старого лорда Боремунда Баратеона. В конце концов, сир Илилеон остался единственным рыцарем, устоявшим на ногах, и условно боеспособным – король присудил победу ему. Убедившись, что он не зря отдал Поминовение в руки Джейегора и не прогадал с выгодной ставкой на его победу, Эйгон удовлетворённо кивнул сам себе, и хотел было вернуться к хроникам о лоратской теократии в Век Крови, как вдруг в королевскую ложу прошмыгнул молодой мейстер – один из помощников Меллоса. Мейстер пробрался между лордами и, склонившись к лорду Отто, что-то горячо зашептал ему на ухо. Отрывать десницу в разгар праздника могли только по очень важному поводу, и роды королевы, начавшиеся ещё на рассвете, были одним из них – принц угадал причину ещё до того, как Хайтауэр тем же шёпотом передал её королю, до того, как Визерис, лишь слегка помедлив, поднялся со своего кресла и направился к выходу. Проходя мимо Эйгона, он задержался буквально на мгновение, чтобы сказать: — Побудь с Рейнирой. — Может быть, мне… — попытался возразить принц — Побудь с Рейнирой. Это приказ. Эйгон разочарованно откинулся на подушки и бросил взгляд на принцессу. Заворожённая зрелищем, она, по счастью, не заметила ухода отца, хотя и знала, что у матери уже отошли воды – хвала богам, внимание двенадцатилетних девочек легко переключить. Принц невольно встретился взглядом с сидящей рядом с подругой леди Алисентой; та тоже заметила и мейстера, и волнение старших, и потому лишь едва заметно кивнула Эйгону – мол, она всё поняла, она поможет. Время шло, рыцарь сходился с рыцарем, а вестей не было. Сир Гвейн Хайтауэр, сын десницы, выбил из седла сира Джейегора Илилеона, но сам проиграл Деймону. В ложу подали лёгкий обед, а вестей всё не было. Пресытившуюся публику развлекали шуты и лицедеи, жонглёры, шпагоглататели; на арену вывели небольшой зверинец, демонстрируя вестеросским лордам и леди обитателей джунглей Летних остров. Солнце уже клонилось к горизонту, а вестей всё не было. Уже под самый конец турнира, за плечом Эйгона вырос ещё один мейстер, постарше предыдущего. — Мой принц, король просит вас немедленно явиться в Красный Замок. Трость швыркнула по мирийскому ковру, укрывавшему дощатый настил ложи; по счастью, Алисента оказалась достаточно нервной, чтобы обернуться на звук; они снова кивнули друг другу, подтверждая договорённость, и Эйгон поспешно вышел прочь. Поднимаясь галопом по Крюку на вершину холма Завоевателя, принц думал о том, насколько всё может быть плохо. Положим, Визериса позвали, чтобы продемонстрировать ему новорожденного сына. Положим, всё прошло благополучно, но тогда чего ради вызывать его одного, да ещё тайно? Нет, определённо дело дрянь; вопрос лишь в том, насколько велики размеры этой дряни. Красный Замок не походил на растревоженный улей, каким он был с утра, когда двор выезжал на турнир, а королева готовилась рожать. Твердыня Мейегора была погружена в напряжённую, тревожную тишину; слуги тенями скользили вдоль стен, уступая дорогу принцу и следовавшим за ним присяжному щиту и мейстеру. Чем ближе они подходили к покоям королевы, тем громче доносились до них исполненные боли, жуткие вопли роженицы. — Ну? — только и сказал Эйгон, распахнув дверь. Взгляд его сперва упёрся в мейстеров, стоявших тесной кучкой вокруг Меллоса и Визериса, а затем невольно упал на кровать. Там, на мокрых от пота простынях, судорожно стискивая руки повитух, корчилась в муках королева Эймма. Лицо её покрывала испарина, мягкие серебристые волосы свалялись в один грязный колтун, кожа не то что побледнела, а стала почти прозрачной – под нею просвечивали синеватые нити сосудов и вен. Огромный живот её раздулся ещё больше, между ног на ночной рубашке расцвело ярко-алое кровавое пятно. — Эйгон, хвала богам! — Визерис выглядел лишь немногим лучше. Замученный, изведённый, бессильный Владыка Семи Королевств бросился к младшему брату, как к последней надежде. — Эймма… Они… — Дело очень плохо, мой принц, — мрачным шёпотом доложил Великий Мейстер. — Ребёнок слишком крупный и лежит неправильно. Он не может выйти самостоятельно. Мы испробовали всё, кроме последней меры. — Щипцы? — Не получится, — покачал головой один из помощников Меллоса. — Так мы оторвём ему конечности. — Остаётся только один выход. Мы объяснили всё Его Милости… Что бывают случаи, когда… отцу выпадает ужасный выбор: спасти одного или потерять двоих… — Они хотят… — как-то совершенно беспомощно проблеял король. — Резать, — закончил за него принц. — Да. — Мы объяснили Его Милости, что можно сделать, чтобы спасти ребёнка. — Но он попросил дождаться вас. Эйгон бросил взгляд на короля – тот смотрел на него, совершенно несчастный, беспомощный перед тем, над чем не имел власти, надеясь, что брат, отучившийся в Цитадели, придёт, скажет, что можно всех спасти, и спасёт. Принц, отодвинув всех, подошёл к постели королевы. Приступ закончился, и кузина провалилась в тяжёлый полусон. Глаза её то закатывались, то широко открывались, но не видели ничего сквозь пелену слёз. Эйгон осторожно коснулся выступающего живота; под влажной тканью рубашки кожа горела, но лоб и руки были ледяными; на его прикосновения Эймма лишь слабо застонала. Ребёнок не двигался. — Я не решу этот вопрос за тебя, Визерис, — проговорил принц. — Скажи хоть что-то!.. — Как давно начались роды? — вместо ответа поинтересовался Эйгон у повитух. — До рассвета ещё, милорд принц, — ответила одна, толстая и красная. — Сильно до рассвета, в час летучей мыши, — поддакнула другая, поправляя подушки за королевой. — То есть это длится весь день, — проговорил Эйгон, возвращаясь к мейстерам и королю. — Они оба очень слабы. Есть вероятность, что мы никого не спасём. — Риски очень велики, — согласно кивнул Меллос. — Я склонен полагать, что королеве помочь мы более не в силах. — Значит, остаётся только ждать? — убитым голосом проговорил Визерис. — Возможно, был шанс спасти ребёнка, но это решение нужно было принимать раньше. Сейчас уже слишком поздно. Всё в руках богов. Едва принц сказал это, как их перешёптывания перекрыл новый вопль Эйммы, самый сильный из всех и самый жуткий; мейстеры всей толпой бросились к постели, и Эйгон, подхватив Визериса под руку буквально силком вытащил его в коридор. Дверь за ними тут же захлопнулась, и король, как загнанный зверь, заметался вдоль стен; принц затолкал всё своё раздражение поглубже, и постарался не заступать ему дорогу. Помочь ни ему, ни Эймме он был не в силах. Через полчаса или через несколько часов крики перешли в один протяжный вой, резко оборвавшийся. Парой мгновений позже распахнулась дверь, и из покоев выбежала одна из повитух, прижимая к себе красный пищащий свёрток, а следом за нею выскользнули пара мейстеров. Один из них счёл нужным задержаться: — Это мальчик, Ваша Милость, поздравляю. Живой. Но вот королева… Боюсь, она отходит. Визерис издал сдавленный всхлип и, отпихнув мейстера, бросился к жене. Через несколько минут королева Эймма Аррен умерла. Солнце ещё не успело скрыться за Божьими вратами, как умер и новорожденный принц Бейлон, едва успевший получить имя.***
Эйгону безумно хотелось спать. Шёл чёртов час совы, а заседание Малого Совета всё никак не могло начаться; тот факт, что от этого страдал не он один утешал мало. Лорд Отто распорядился собрать советников, как только его оповестили о смерти королевы и маленького принца, но обсуждать что-либо без короля было невозможно. Визерис же так и не вышел из покоев Эйммы, пребывая подле обескровленного тела жены, даже когда за ней пришли Молчаливые Сёстры. Тяжёлую обязанность рассказать Рейнире о смерти матери взял на себя Эйгон. Девочка, разумеется, сперва не поверила, потом разрыдалась; простояв с ней в обнимку какое-то время, позволяя выплакаться в парадный чёрный камзол, принц осторожно передал её на попечение леди Алисенты – подруга принцессы сама потеряла мать, а потому знала нужные слова утешения. Принцу начало казаться, что всё это случилось год, два, три назад или даже век, а сам он целую вечность сидит за столом в компании клюющих носом лордов. Привести короля на встречу с его Малым Советом оказалось не так-то просто. Гвардейцев во главе с сиром Гаррольдом Визерис выгнал, лорда Лионеля Стронга не захотел и слушать. Лорд Отто и Эйгон после небольшого спора условились, что если не преуспеет десница, то придёт очередь королевского брата. Внутренне принц уже готовился к сложному разговору, выстраивал аргументы, придумывал оправдания, но, к его немалому удивлению, Визерис всё же появился на пороге Палаты Малого Совета. Лицо его посерело и вытянулось, как будто за несколько часов король успел похудеть. Шёл он нетвёрдой походкой человека, не видящего дороги из-за слёз в глазах. Король успел переодеться во всё чёрное – Эйгон невольно подумал, что цвета их дома на редкость практичны в этом отношении – и теперь полы его мантии, небрежно висевшей на локтях, а не на плечах, как положено, задевали стулья, стол, гвардейцев, а подол подметал мирийские ковры. Все встали, приветствуя государя; пока он садился на своё место во главе стола, десница объявил: — Мы собрались в тяжёлый и тёмный час, милорды. Её Милость королева Эймма и принц Бейлон Таргариен скончались. Позвольте заверить вас, Государь, что все члены вашего Малого Совета скорбят вместе с вами. Каждый пробормотал что-то утешительное, про верность, поддержку, необходимость мужаться и уповать на милость богов. — Однако даже в это трагичное время, — продолжил лорд Отто, после почтительного молчания в память о покойных. — Мы должны помнить о нашем долге – служении Семи Королевствам и их непрестанной защите. Теперь, в отсутствие очевидного наследника Железного Трона, держава оказалась под угрозой. За столом повисла неприятная тишина. Визерис потерянно молчал, а остальные члены Совета боялись взять слово. В отсутствие иных храбрецов, Эйгон откашлялся и сказал: — Полагаю, милорды, неизменным осталось то, что я всё ещё иду в самом конце очереди. Лорд Корлис фыркнул, но, стоит отдать ему должное, промолчал, а не стал с пеной у рта напоминать про попранные права своей жены. Это выглядело скорее забавным, нежели угрожающим, поскольку сама кузина Рейнис, похоже, сумела смириться с тем, что Железном Троне ни ей, ни кому-либо из её детей сидеть не придётся. — Моя жена и мой сын лежат в Твердыне Мейегора, завёрнутые в саван, — глухим голосом проговорил Визерис. — Их тела едва остыли, а вы уже собрались что-то решать. Так вы проявляете свою почтительность к королевской скорби? Стервятники… — Боюсь, Ваша Милость, это необходимо, — взял слово лорд Лионель. — Отсутствие очевидного наследника представляет угрозу для престолонаследия, едва ли не большую, чем в дни короля Джейехериса. — Предлагаете собрать новый Великий Совет? — уточнил Робин Масси. — Что ж, это можно будет сделать прямо здесь – большинство лордов уже в столице, а если вывести драконов в небо или на Драконий Камень, то можно использовать Логово для заседаний. — К чему это? — насмешливо спросил Морской Змей, демонстративно отхлёбывая вина. — Говоря откровенно, я не понимаю, почему у милорда десницы вообще возник такой вопрос. Обычаем и законом, закреплённым на Великом Совете в Харренхолле, установлен основной принцип передачи короны и престола. Принцем Драконьего Камня и наследником Железного Трона остаётся принц Деймон Таргариен. Великий Мейстер Меллос поморщился, как будто ему предложили на ужин гнилое мясо: — Будем честны, милорды. Принц Деймон – не самая лучшая кандидатура. — Помимо него есть только принц Эйгон, а он уже сказал своё слово. — Принц Деймон будет новым Мейегором! — оборвал адмирала лорд Отто. — Он жесток, алчен, амбициозен и властолюбив! Вспомните этот самосуд, что он учинил на днях. Неужели вы забыли об этой кровавой бойне? Представьте, что он сделает с Семью Королевствами, если они окажутся у него в руках! Несмотря на общую усталость от долгого дня, обернувшегося из триумфа богатства трагедией потерь, Эйгон не утерпел и хихикнул. — Вам смешно, мой принц? — строго спросил десница. — Да, милорд, смешно, — кивнул Эйгон, теперь уже не пряча усмешки. — Меня всегда удивляло, почему вы так агрессивно нападаете на нашего брата, обвиняя его во всех смертных грехах. — Потому что он их живое воплощение. — Я тут подумал: первая из жён Узурпатора была ведь из вашего дома и, как говорят, она искренне желала своего мужа. Не будь вы благочестивым вдовцом с целым выводком детей, я бы подумал, милорд Хайтауэр, что вы своими сравнениями с Мейегором пытаетесь соблазнить Деймона. Все шокированные взгляды сошлись на Эйгоне. Только лорд Приливов усмехнулся в свою короткую белую бородку. — Смейтесь, лорд Корлис, но помните – последними смеются боги, — с тенью прежней улыбки проговорил принц. Десница вдохнул, чтобы, очевидно, дать достойный ответ на остроту, но Визерис коротким жестом руки успел его заткнуть. — Что вы предлагаете, Отто? — Я позволю напомнить Вашей Милости, что у вас ещё есть дочь, принцесса Рейнира. — Иными словами, вы хотите, чтобы я сделал выбор между братом и дочерью? — уточнил король. — Боюсь, это необходимо, государь. — И вы все здесь считаете так же? Меллос посмотрел на Бисбери, Бисбери – на Стронга, Стронг – на Масси, а Масси – на Велариона. Морской Змей продолжил задумчиво крутить на подставке лазуритовый шар и хранить молчание. Говорить что-либо, как понимал Эйгон, лорду Дрифтмарка было невыгодно: поддерживать Деймона для него было сравнимо с окончательной капитуляцией перед решением Великого Совета, а Веларион был слишком горд для того, чтобы смириться с ним; поддерживать Рейниру для него было бессмысленно – она лишь ещё дальше отодвигала Рейнис и их детей от Железного Трона. Видя всеобщую пассивность, Визерис поинтересовался: — Где сейчас Деймон? — Вероятно, на Шёлковой улице, — сказал сир Гаррольд. — Обмывает свои победы. — Почему он не здесь? — Потому что Совет собирал твой десница, брат, а не ты. — Отто? — Командующий Городской стражей Королевской Гавани не имеет места в Малом Совете Вашей Милости, — бесстрастным тоном законника ответил Хайтауэр. — Понятно, — кивнул сам себе Визерис и обернулся к младшему из братьев. — Что скажешь, Эйгон? Время острот и шуток закончилось – настала пора аккуратно подбирать слова и точно взвешивать каждое из них. Племянница или родной брат? Эйгон вдруг с ужасом увидел пропасть, что разверзлась перед ними со смертью Эйммы и Бейлона; какое бы решение не принял Визерис, кого бы не назначил наследником – всё равно образуется партия обиженных и недовольных. Дядя Вейгон предупреждал об этом – боги, как давно это было! шесть лет и целую вечность назад! – и вот, они снова у той же черты, что и в Харренхолле. Эймон и Бейлон. Рейнис и Визерис. Рейнира и Деймон. — Ты знаешь моё мнение, брат мой, — вздохнув, ответил Эйгон. — Я желаю читать и переписывать книги, летать на Вермиторе и заботиться о драконах нашей семьи. Чем больше людей отделяет меня от трона, тем лучше для меня. — Очень осторожные слова, мой принц, — вмешался Отто. — Однако мы не услышали вашего мнения, а ведь королю нужно принять решение… — Я не стану выбирать между родным братом и родной дочерью! — рявкнул Визерис, вскакивая и роняя стул. — Боги, неужели в вас нет сердца?! Моя жена умерла! Мой сын умер! Сын, которого я ждал столько лет! Их тела даже не предали огню, а вы хотите, чтобы я что-то решал?! Едва договорив, он почти выбежал из Палаты, громко хлопнув дверью. Сир Гаррольд вздохнул и вышел следом за государем, а остальные советники остались молча переглядываться. — Мы все устали, милорды, а больше всех – наш государь, — заметил Корлис, поднимаясь со своего места и кладя свой адмиральский шар из лазурита обратно в чашу. — Сейчас выбирать бесполезно, а несколько часов никому не помогут. — Вы забываете о Золотых плащах, — напомнил лорд Бисбери, но всё-таки последовал примеру мастера над кораблями. — Эта маленькая армия… — Сейчас пьёт, кутит и трахает шлюх вместе со своим предводителем, — заметил Эйгон. — Не переживайте, милорды, переворота не будет, пока Деймон не протрезвеет. Дайте моему брату оплакать его потерю. Десница лишь поморщился: — Разумеется. Но решение всё равно придётся принять. — Да, лорд Отто. По счастью, принимать его будете не вы.