***
Церемония провозглашения и присяги прошла почти буднично. В 1 день одиннадцатого месяца 107 года Визерис Таргариен, второй своего имени, с высоты Железного Трона объявил большим и малым лордам, успевшим приехать в Красный Замок, что в соответствии с обычаями и законами страны титул принца Драконьего Камня и престолонаследника возвращается его среднему брату, принцу Деймону Таргариену. По счастью, недовольным хватило ума не превращать формальность в фарс – все копья были уже сломаны в Чертоге Малого Совета и едва ли это что-либо изменило. Десница понимал это как никто другой, а потому признал поражение и демонстрировал хмурую покорность, давая всем понять, что он весьма обеспокоен, но совесть его чиста: он предупредил государя, а что тот к нему не прислушался – не его вина. В отличие от присяги, которую Эйгон запомнил с детстких лет, когда Старый Король объявил наследником его отца, королевства присягали по очереди. Сперва это сделали лорды Королевских Земель во главе с самим Колченогим Принцем, принцессой Рейнирой и мрачными Веларионами; за ними словно нехотя присягнул со своими людьми лорд Баратеон, а следом за ним с куда большей покорностью Тиреллы и Талли. Леди Джейн Аррен произнесла слова клятвы громко и чётко, но умудрилась ни разу не посмотреть на Деймона; Эйгон слышал, что она была довольно дружна с леди Ройс, а к покойной королеве Эймме испытывала сестринскую привязанность – не мудрено, что столь скоропалительное решение пришлось ей не по душе. Ланнистеры присягали с почти царственным достоинством, а Старки – строго и очень формально; на какое-то ничтожное мгновение принцу даже почудилось, что он видит короны Лорена Последнего и Торрхена Преклонившего Колено над головами их наследников. Стоило моргнуть, как наваждение пропало, но Эйгону почему-то стало неуютно. Без турнира и даже большого пира в честь нового-старого наследника к вящей радости лорда Лимана и расстройству лорда Масси решили обойтись – король объявил, что всё ещё скорбит по своим утратам и не может позволить себе веселиться даже в такой день. Однако отказать великим лордам и приближённым в частном ужине он не мог, и вечер прошёл в малых разговорах за большим столом. По иронии судьбы, Эйгону выпало сидеть как раз между лордом Таймондом Ланнистером и лордом Риконом Старком. С первым они неплохо поговорили про пентошийскую политику – Щиту Ланниспорта были интересны возможные связи принца, и тот пообещал написать пару писем знакомым магистрам. Между тем, Хранитель Севера, просидевший весь вечер хмурым, сказал традиционную здравницу в честь короля и его наследника, а вскоре после этого первым вышел из-за стола, сославшись на жару. Стоило гвардейцам закрыть за ним дверь, как лорд Таймонд проговорил достаточно громко, чтобы слышали все: — Он бы ещё в мамонтовую шкуру завернулся! Лорд Боремунд, успевший перебрать эля, расхохотался и заколотил кулаком по столу, из-за чего кубок Маттоса Тирелла подпрыгнул и облил своего владельца красным вином, но лорд Маттос уделил этому не больше внимания, чем назойливой мухе или дряной шутке Ланнистера – весь вечер Хранитель Юга, сидевший возле Визериса, рассказывал королю про трёх своих сыновей, надеясь сосватать одного из них за Рейниру, и такая мелочь как испорченный камзол не должна была помешать ему. Визерис слушал его с вежливой улыбкой, послушно кивал и поддакивал, но Эйгон был готов поручиться, что решать вопрос с помолвкой своей двенадцатилетней дочери его брат не торопился. Более ужин не омрачился ничем, и в своих покоях принц оказался далеко за полночь. Последующие дни потянулись однообразной вереницей, и как-то совершенно незаметно наступил новый, 108 год от Завоевания Эйгона. В Совете царили искусственные мир и согласие – противоречия между Деймоном и Отто никуда не делись, однако каждый из них ради спокойствия короля наступил на горло собственной песне и натянуто улыбался другому при встрече вместо того, чтобы осыпать противника насмешками, нелепыми обвинениями и ещё более нелепыми оскорблениями. Сам Визерис, казалось, не замечал фальши, и теперь делил своё время поровну между делами государственными, семейными и своими собственными; первые ограничивались заседаниями Малого Совета, разбором жалоб и вынесением решений по исключительным судебным спорам, вторые заключались в общении с братьями и Рейнирой, а третьи целиком и полностью состояли из постройки макета Града Валирийского. У Эйгона складывалось впечатление, что только с резцом в одной руке и куском камня в другой, Визерис обретает теперь истинное счастье. Сам принц вернулся к прежним обязанностям учителя для своей племянницы. Рунцитер, как бы плох он не был, определённый минимум всё же ей преподавал, но вот Меллоса после смерти Эйммы Рейнира не желала даже видеть, виня его в трагедии. Эйгон не спешил её в этом разубеждать или успокаивать, тем более что сам придерживался того же мнения, ограничившись лишь строгим напоминанием: — Ребячество простительно только ребёнку, riña, а ты уже не ребёнок. Эйгон с Рейнирой говорили на высоком валирийском, на пентошийском, волантийском, браавосийском и тирошийском, обсуждали историю Валирии, ройнарских городов-княжеств, андальских королевств Эссоса и Вестероса, географию Семи Королевств, спорили о поэзии и литературе, перемежая их историями из своего путешествия. Принц даже стал учить племянницу играть на арфе – до его мастерства ей, конечно, было далеко, но способности у неё определённо были. Несмотря на ворчание септ, всё ещё неусыпно следивших за воспитанием принцессы, Эйгон, переборов собственное отвращение к предмету, преподал ей несколько уроков арифметики; после обмена письмами с дядей Вейгоном и по его совету, он перепоручил эту сторону обучения мейстеру Эдвину, одному из помощников Меллоса, следившим за его счетами. Рейнира определённо знала, что какое-то время её рассматривали в качестве потенциальной наследницы престола – тут не нужно было быть красным жрецом и следить за пламенем, чтобы понять, кто приносил принцессе такие слухи. Как-то раз она спросила у него: — Отец правда мог сделать меня наследницей? — Он думал об этом, — после некоторых размышлений ответил Эйгон. — Но он этого не сделал. — Нет, не сделал. — Всё из-за того, что я не сын, верно? — с горечью, неуместной для двенадцатилетней, сказала Рейнира. — Всё из-за того, что я никогда не буду достаточно хороша для него. Эйгону не пришлось уточнять, кого именно она имела ввиду: престол или всё-таки отца. Вместо этого он как мог уверил племянницу, что всё не так уж и плохо, а когда понял, что не слишком в этом преуспел, предложил лучшее средство от хандры – полёты. К вечеру грусть и печаль как рукой сняло. Леди Алисента, сама святость и простота, была всё также неразлучна с Рейнирой; казалось, они вполне искренне ладили и дружили без оглядки на большую политику, в которую играл десница, и даже разница в возрасте в три года не особо этому мешала. После окончания королевского траура каждая из них стала получать предложения руки и сердца от лордов со всех Семи Королевств, но отцы девиц, словно сговорившись, отваживали всех: Визерис говорил, что не выдаст дочь замуж против её воли, да ещё и в таком возрасте, а Отто указывал, что роль первой дамы в свите принцессы пока не позволяет Алисенте связать себя узами брака. Как понимал Эйгон, каждый из них ждал «рыбу» пожирней. Убедившись, что благополучию семьи, а значит безопасности престола ничто не угрожает, Эйгон хотел было перебраться на Драконий Камень, но он забыл о простой истине, в которой успел убедиться на собственной шкуре уже несколько раз – боги любят смеяться, и ничто не веселит их больше, чем людские планы. Когда принц вошёл в покои короля, чтобы оповестить его о своём намерении, то обнаружил его с резцом в одной руке и очередной заготовкой в другой; то был мостик, который Визерис теперь прилаживал между двух изящных башенок, каждая не меньше фута высотой. Большой стол, способный вместить за собой несколько десятка два человек, почти полностью покрывал собой макет Града, кропотливо воссоздаваемый королём. Там, где не стояли миниатюрные строения, лежали куски камня с намеченными зарубками, инструменты, книги, свитки, чертежи, как старые, так и сделанные рукою Визериса. Брат не обратил на него внимания, полностью сосредоточившись на процессе, и Эйгон невольно замер посреди комнаты. Когда башни были соединены, их создатель осторожно выдохнул и отступил, чтобы оглядеть своё творение, Эйгон с улыбкой проговорил: — Стоило ли становиться королём, если тебе нравится играть с камешками? — Да иди ты, — почти обиделся король. — Государи должны иметь свои маленькие радости. Это самое безобидное из всех. К тому же, безопасное. — А как же риск порезаться? — В Красном Замке две дюжины мейстеров – думаю, они справятся. О том, что две дюжины мейстеров не смогли спасти его жену и сына, Эйгон напоминать не стал. Вместо этого он подошёл поближе к столу, на котором возвышалось творение Визериса. — Спасибо, ты мне очень помог — серьёзно сказал тот. — За что? – удивлённо поднял брови принц. — За чертежи и книги. Они мне очень помогли. Я тогда сказал в Харренхолле, что хочу построить Град Валирийский каким он был утром накануне Рока. В точности его повторить, разумеется, невозможно, но я приблизился к нему настолько, насколько это возможно. Без твоей помощи всего этого не было бы. — Ну, я же должен был тебя как-то отблагодарить, — сказал Эйгон. — Ты потакаешь моим увлечениям, я потакаю твоим. Все довольны. — Это похоже на Волантис? — полюбопытствовал Визерис. Принц окинул придирчивым взглядом всю композицию. Волантис? Разве что внутри Чёрных Стен. Но даже в этой миниатюре чувствовался размах, который и не снился городу-в-городе Старокровных. Если сопоставить масштабы, то самая высокая башня за Чёрными Стенами должна затеряться на фоне своих сестёр из столицы Старого Фригольда. Башни круглые или витые, неизменно с большим количеством балконов и мостов, соединяющих их друг с другом и образующих небесную сеть над городом, возвышались над Валирией, словно копья пехотинцев. Большие купола дворцов и храмов, почти ровные полукружья, державшиеся только на барабане стен, казались странно знакомыми, и Эйгон не сразу признал в них пращуров купола Драконьего Логова; в Волантисе таких не было. На столе прямоугольные коробки базилик в три, пять, девять нефов словно старались перещеголять друг друга; в Волантисе принц видел лишь пару трёхнефных, не более. Тогда они показались ему верхом красоты и совершенства, но при сравнении восторг от воспоминаний мерк, стоило представить то, что было поглощено Роком. Ипподромы, арены, театры – всё это было куда больше своих волантийских аналогов. Было здесь и то, чего теперь было не сыскать и за Чёрными Стенами – башни-насесты для драконов, к нижним уровням которых подходили подвесные мостики, и логова, ничуть не уступающие тому, что стояло на холме Рейнис. — Разве что немного, — наконец ответил Эйгон. — Твоя работа лучше. И гораздо подробнее. Визерис не поленился, и установил на широких улицах и больших площадях маленькие фонтаны, валирийских сфинксов и драконов (хотя эти вполне могли обозначать живых зверей), триумфальные арки, а также шпили обелисков и монументов. — Вот здесь, — Визерис указал на угол стола, который выглядел незаконченным. — Должен начинаться Черный Камень. — Ты хочешь построить и эту громадину? — изумился принц. Здесь было отчего ужаснуться. Чёрным Камнем именовали холм, на котором собирались граждане Валирии для управления государством. Формально, участвовать в этом могли все свободные держатели недвижимости, даже женщины, однако на деле реальную власть поделили между собой сорок Великих Домов Валирии, члены которых седлали драконов. Главы семейств или их представители собирались в Базилике Сорока Драконов, прекраснейшей и крупнейшей из всех, где ежегодно избирали Первого Архонта. Судя по планам Града и хроникам, ко Дню Рока название «Чёрный Камень» стали относить не только к самому холму, но и ко всему комплексу правительственных зданий, а они занимали несколько громадных кварталов. Если брат собирался выдерживать масштаб, то скоро все комнаты в его покоях придётся отвести под макет. — Знаешь, иногда мне кажется, что я вижу его, — неожиданно признался Визерис. — Я имею ввиду Град. Как будто я сам стою на балконе башни или терассе базилики. А потом я моргаю – и всё пропало, и есть только Королевская Гавань. Прямо хоть заново перестраивай! — Так и перестроил бы, в чём беда? Деньги же есть в казне, а если нет – лорд Лиман найдёт, он сможет. — Да не в деньгах дело, — поморщился Визерис, явно не раз размышлявший над этим. — Королевской Гавани едва сто лет исполнилось – и за это время её перестраивали уже дважды. Город, который мы видим, построил дед, это его наследие, точно так же, как и дороги. Я… не готов стереть его с лица земли. — Но ведь когда-то город всё равно перестраивать придётся. — Да. Но я предпочту, чтобы это сделал кто-то ещё. Кто-то, для кого имена Джейехериса Первого и Визериса Второго будут лишь именами далёких предков. Эйгону подумалось, что среди всех сыновей Весеннего Принца, Визерис самый сентиментальный. Он чтил память родителей, уважал наследие деда, передавшего ему корону и державу, и не желал идти против него, чтобы не перечеркнуть его правление, даже если это означало оставаться в его тени. Положим, в отношении городской архитектуры, это было не слишком обременительно для государства, но вот если дело коснётся вопроса куда более серьёзного? Что тогда? Принц отогнал от себя непрошеные тяжёлые мысли и притворно посетовал: — Из тебя вышел бы прекрасный архитектор. Такой талант пропал впустую… — Ещё не пропал! — коварно ухмыльнулся старший брат и выудил из кучи бумаг один из свежих чертежей. – Смотри! Эйгон развернул рулон; на бумаге был изображён обелиск – трёхгранная колонна, судя по подписям, сделанными рукой Визериса, не менее сотни футов в высоту, да ещё и с весьма внушительным постаментом. На вершине её должен был красоваться литой трёхголовый дракон. — Что это? — Монумент победе на Пламенном поле, — пояснил Визерис. — Этим не озаботились раньше, да и не до того было… Но я решил, что памятник поставить необходимо. Я уже написал лорду Тиреллу, он готов оплатить треть расходов, если Ланнистеры оплатят столько же. — Думаешь, лорд Таймонд согласится, чтобы его семье напоминали об этом унижении? – с сомнением в голосе протянул Эйгон. — О мудром выборе Лорена Ланнистера, — поправил его брат. Проект принцу, конечно, понравился. Он напоминал сразу один из тех шпилей, что возводил у себя на столе Визерис, и монумент на одной из волантийских площадей – там на постаменте валирийскими иероглифами было написано посвящение победителю первого кхаласара. То, что Тиреллы были готовы вложиться, не удивляло, в конце концов, этой победе они были обязаны своим титулом и своей властью; но вот согласятся ли поучаствовать в этом деле Ланнистеры?.. Однако их прервал требовательный стук в дверь. — Войдите, — разрешил король, и на пороге его покоев возник великий мейстер. — Ваша Милость, мой принц, — Меллос поприветствовал их сдержанным поклоном, дребезжа двумя дюжинами цепей, положенных ему по званию. — Государь, пришло донесение из Браавоса. Сир Бартимос направил его с самым быстрым из своих кораблей, капитан передаёт, что дело срочное. С этими словами пожилой мужчина протянул королю кожаный пакет; сломав сургуч печатей, Визерис извлёк из него стопку бумаг и махнул рукой приближённым, дозволяя им сесть. Великий мейстер и принц переглянулись и послушно опустились на подвернувшиеся стулья. Тем временем король читал письмо, иногда возвращался и перечитывал, потом снова возвращался, и чем дальше он заходил, тем больше мрачнело его лицо. Когда Визерис закончил, то с кислым выражением передал письмо Эйгону. — Читай, — раздражённо бросил он и зачем-то пояснил очевидное. — Это от Селтигара. Начало как будто бы не сулило ничего хорошего, но принц-полумейстер решил в очередной раз довериться первоисточнику. Известия посла были нерадостными: Морской Владыка Тихо Отерис скоропостижно скончался, подавившись за обедом персиковой косточкой, и теперь браавосийский патрициат готовился вцепиться друг другу в глотку за кресло главы города и всех его владений. Сир Бартимос предупреждал, что кто бы не занял его место, ему придётся проводить политику ещё более агрессивную, чтобы не показаться слабее предшественника – таковы запросы и черни, и банкиров, и торговцев. Согласно законам Браавоса, весьма строго регламентировавшим процедуру избрания нового правителя во избежание узурпации власти, выборы должны были пройти через неделю после погребения владыки предыдущего Владыки в открытом море. Сир Бартимос указывал, что о смерти Отериса объявили во всеуслышание лишь через сутки; ещё не меньше недели должен был занять путь из Браавоса в Королевскую Гавань; стало быть, когда они получили донесение, Вольный Город уже имел нового правителя или по крайней мере готовился его обрести. Повлиять на их итоги они не успевали, даже если бы в путь немедленно отправилась Мелеис, самая быстрая из осёдланных драконов. — Жалко старика Тихо, — заметил Эйгон. — Он, конечно, тот ещё засранец, но… у него было чему поучиться. — Дальше читай, — распорядился Визерис, нервно барабаня пальцами по подлокотнику соседнего кресла. Помимо краткой сводки о внутренних делах Вольного Города, Селтигар писал и о его делах внешних, и только дойдя до них Эйгон понял, что вызвало такую реакцию его старшего брата. Браавос не спешил выполнять полуофициальные договорённости с Железным Троном относительно судьбы Лората; в полном соответствии со старовалирийской военной мудростью, браавосийцы подчинили себе своего восточного соседа, установив там свои порядки. Под их контролем немногочисленные выжившие лоратские магистры избрали Островного Владыку, фактически ставшего вассалом не столько Владыки Морского, сколько Железного Банка. Селтигар писал, что на деле эмиссары Сиятельного Города практически напрямую управляют делами соседей, распоряжаясь как у себя дома. Местное простонародье не слишком этому противилось – новые власти расширили права черни, накормив их не только хлебом, но и зрелищами, и даже политикой, превратив в своих союзников. Местная знать, частью купленная, частью запуганная, из опасения лишиться своих оставшихся привилегий не стала этому противиться, хотя наверняка была этим не слишком довольна. Вскоре после этого, как раз, когда Эйгон и его спутники находились в Лисе, вспыхнул короткий конфликт с Норвосом, в результате которого тот окончательно утратил западный выход к Студёному морю. Теперь сир Бартимос опасался, что возросшие аппетиты браавосийских патрициев и банкиров будут подталкивать их и дальше расширять границы своей сферы влияния: в перспективе на востоке их ждал Морош, где укрылись беженцы с Лората, однако рыцарь-купец полагал более вероятным, что Браавос озаботится расширением границы на юг. Известие об этом грозило изменить баланс сил в Узком море, так что опасения и недовольство Визериса были небезосновательны. К югу от Браавосского побережья начинался Андалос с его Великим Септами и выродившимися «наследниками» Хугора – едва ли они станут серьёзным препятствием для городских ополченцев и нанятых на золото банкиров наёмников. Воевать за «истинных» андалов придётся пентошийским наёмникам, коль скоро князья Вольного Города претендовали на сюзеренитет над Бархатными холмами. Однако наёмников будет нанимать не только Каллио Карларис; Железный Банк может перебить его цену, и кто тогда будет стоять на стенах Пентоса? — Итак, — сказал Эйгон, откладывая бумаги на стол. — Я понимаю, что тебя обеспокоило. — Обеспокоило, — недовольно передразнил его Визерис. — Седьмое Пекло, надо было… — То, что надо было бы сделать не имеет абсолютно никакого значения сейчас, — прервал его принц. — Если тебя это успокоит: да, отчасти, это моя вина. Наше с Вермитором участие в Лоратской войне позволило Браавосу окрепнуть и расширить свою сферу влияния. Сделали бы они это без нас? Вероятно, но это заняло бы у них больше сил и времени. — Кто ещё знает об этом письме? — вместо ответа спросил у мейстера Визерис. — Лорду Корлису наверняка доложили о том, что корабль сира Бартимоса вошёл в гавань. Вероятно, ещё лорд Отто. Но письмо было в единственном экземпляре, и оно у вас в руках. — Соберите Малый Совет. Но прежде найдите Деймона – пусть прочитает письмо. С него станется обидеться, что ему ничего не сказали. Меллос почтительно поклонился и ушёл исполнять приказ. Визерис с усилием потёр лицо руками и выругался сквозь зубы. — Ну и стоило заключать сделку с Браавосом, если они не выполняют её условий? — спросил, наконец, он. — Какой смысл от их гарантий от аннексии Лората, если фактически они именно это и сделали? — Ты прекрасно понимаешь, почему они их не выполняют, — пожал плечами Эйгон. — Морского Владыку избирают граждане, а выборный правитель не несёт обязательства его предшественника, если они ему не нравятся. — Вот только Отерис, похоже, и не собирался сохранять Лорату независимость. — Бесчестное и вероломное поведение – отличительный признак эссосской политики. Если правитель не собирается передавать власть по наследству, то к чему заботиться о репутации и цене своего слова? — Ладно, — отмахнулся король. — Что толку сейчас гадать? Мы не можем допустить господства Браавоса в Узком море. Придётся подрезать им плавники. Война – значит война. — Селтигар не говорил о войне. По крайней мере с нами. Браавосийские капитаны видели Вермитора в деле и видели, чем его участие в войне обернулось для лоратцев, иббенийцев и норвосских еретиков. Они умеют считать и в состоянии умножить нанесённый ущерб на количество драконов, которыми мы обладаем. Браавос, каким бы воинственным он не стал теперь, не будет начинать войну, которую может проиграть. Банкиры не любят неоправданного риска и страшатся потерять вложенные деньги. Король на это лишь хмыкнул и отвернулся к своему макету. Рассеянно переставив несколько драконьих фигурок и подвинув прямоугольную коробку базилики, он проговорил: — Тебе лучше подготовиться к Совету. Правильно восприняв это как завуалированно высказанное пожелание брата остаться одному, Эйгон кивнул и последовал за Меллосом. Разумеется, Малый Совет браавосийские известия не обрадовали. Пока великий мейстер зачитывал письмо, лорд Отто гневно хмурил свои рыжие брови и жевал усы. Стоило Меллосу закончить, как десница взял слово и принялся разжёвывать донесение, расписывая его причины и возможные последствия. В числе первых, разумеется, прозвучала необдуманная и не согласованная с Красным Замком авантюра принца Эйгона с участием в Лоратской войне. Хайтауэр не оспаривал личной доблести принца, его качеств драконьего всадника, наконец, его мейстерских знаний, но подчёркивал, что именно помощь Браавосу, оказанная им, привела к росту амбиций Титана, угрожающим благополучию всего Узкого моря. — Любая война в Узком море расстроит торговлю, — говорил он. — Если Браавос победит, то установит монополию на море, как мы установили монополию на небе. — Не знал, что у дома Хайтауэров появились собственные драконы, — холодно заметил Деймон. — Я имел ввиду… — Мы прекрасно поняли, что лорд Отто как десница говорил от лица всех Семи Королевств, — оборвал нарождающуюся свару Визерис. — Вопрос в другом: что нам теперь с этим делать? Лорд Робин Масси поёрзал в кресле и выдал: — Пусть меня поправит мастер над кораблями, если я не прав, но корабли строят из дерева, а дерево имеет свойство гореть. В Четвёртую Дорнийскую король Джейехерис с сыновьями спалил весь флот князя Мориона. Сейчас дом Таргариенов и дом Веларионов располагают совокупно шестью драконами – это в два раза больше, чем имел Старый Король при мысе Гнева. — Я не пошлю Рейниру в бой, — отрезал Король Весенний. — Как будет угодно Вашей Милости, но с военной точки зрения мы всё равно имеем преимущество. — Война и правда не так страшна, лорд Робин, особенно с драконами, но дело не только в ней — покачал головой Лиман Бисбери. — Если браавосийцы подомнут под себя всю торговлю между Вестеросом и Эссосом, то будут в состоянии диктовать выгодные им цены, зная, что у наших купцов нет иных поставщиков и покупателей, кроме них. Поражение Пентоса обернётся тяжёлыми последствиями для всех. — Вы рано льёте слёзы, милорд, — фыркнул Эйгон. — Каллио Карларис не будет сидеть сложа руки и ждать, когда к нему в гавань заявится флот с пурпурными парусами. Неожиданно в игру вступил лорд Стронг. — Милорды, я боюсь показаться невежественным, — подобная оговорка казалась семижды ироничной, учитывая, что в юности мастер над законами провёл в Цитадели едва ли не больше лет, чем Эйгон. — Но разве Малый Совет Его Милости разучился заниматься политикой? Мы обсуждаем причины поражения – даже не нашего поражения, прошу заметить – на необъявленной войне, которой ещё может и не случиться. Браавосийцы вооружаются – и что мы делаем? Натягиваем погребальный саван до бровей и зовём Молчаливых Сестёр! Война и драконы – это замечательно, но почему бы не попытаться разрешить всё без них? Лорд Лиман, мы можем ссудить денег Пентосу? — Да, такая возможность имеется. — Лорд Корлис, ваши верфи могут построить им корабли? — Мы сможем приступить не раньше, чем через полгода, но да, это возможно, — кивнул Морской Змей. — Это прекрасно, лорд Лионель, — возразил Отто. — Но магистры Пентоса воспримут эти подачки как посягательство на свою власть. Они объявят Карлариса узурпатором, убьют его и мы потеряем союзного правителя. Эйгон был вынужден признать, что в словах Хайтауэра была своя правда. Каллио неоднократно упоминал, сколько усилий ему приходится прикладывать, чтобы отвести беспочвенные подозрения собратьев и иметь возможность спокойно заниматься реальными проблемами города, а не одним пустословием. — Они, разумеется, свергнут его, если узнают об этом, — сказал Деймон. — Если только мы и правда не предоставим Карларису денег, оружие, корабли и людей. Кого-то он купит золотом, кого-то сталью, кого-то страхом. — Вы понимаете, о чём говорите? Вы планируете переворот! — Отбросьте своё чистоплюйство, милорд. Почему Браавосу можно устанавливать свои порядки у соседей, а нам нельзя? — Это вполне разумно, — поддержал принца мастер над законами. — Из всех наших соседей только Дорн имеет наследственную форму правления, а это ограничивает наши дипломатические возможности. Если допустить закрепление власти в Пентосе за одной семьёй, а не за четырьмя десятками, это откроет нам новые возможности и позволит быть уверенными в поведении соседа. — Особенно, если мы с этой семьёй породнимся, — закончил Деймон и выразительно посмотрел на Визериса, намекая, что именно он-то и не против породниться. Тот в ответ лишь закатил глаза. Старший из братьев не оставлял надежд на то, что средний вернётся к леди Рее и та, наконец-то, родит наследника, но Деймон был упрям и вознамерился твёрдо довести дело до развода. За прошедшие месяцы он успел слетать в Старомест и заручиться предварительной поддержкой некоторых Праведных – если Совет Веры признает, что возможность развода принца Таргариена и леди Ройс не противоречит канонам, то верховному септону нечем будет прикрыться, если (хотя вернее уже – когда) король к нему обратится с соответствующей просьбой. Визерис пока не соглашался, но теперь скорее из желания сохранить лицо, нежели из чистого принципа; воистину, вода неизменно точила камень. — А что до Морского Владыки, то я могу нанести ему визит. Как думаешь, Эйгон, этот его Титан выдержит, если я посажу на него Караксеса? — Я рисковать не стал. — Значит, стоит попробовать. Заодно напомню браавосийцам, что соглашения должны соблюдаться. Между тем, Визерис успел обдумать слова советников и, пристукнув пальцами по мраморной столешнице, объявил: — Подождём, когда новый Морской Владыка проявит себя. Возможно, сир Бартимос напрасно беспокоился, и с новым правителем можно будет договориться. Подготовьте ему письма, Меллос, несколько вариантов: одно полюбезней, остальные пожестче. Можете намекнуть на судьбу иббенийского флота или кораблей князя Мориона. Не будем также забывать и о браавосийских знакомых сира Бартимоса – возможно, некоторое умиротворяющее влияние можно будет оказать и через них. Если же Владыка будет упрямиться – направим посольство. Деймон прилетит на Караксесе, а вы, лорд Стронг, прибудете морем. Если будете вести переговоры вместе, — король особенно выделил последнее слово и выразительно посмотрел на среднего брата; тот изобразил святую невинность. — Если будете вести переговоры вместе, сможете добиться от Владыки обязательств забыть про всё, что южнее Браавосийского берега. Что же до Пентоса, то нам нужно обдумать прозвучавшее предложение, оно слишком заманчиво, чтобы от него отказываться. Эйгон, ты знаешь Карларисов лучше всех нас, поэтому нам важно понимать, согласятся ли они вести эту игру и на каких условиях. Если на этом всё, то я не хочу вас задерживать, милорды. Заскрипели отодвигаемые кресла, но неожиданно голос подал Веларион. — Прошу прощения, мой государь, но есть ещё кое-что, заслуживающее вашего внимания и внимания Малого Совета. Визерис, сам успевший подняться, недовольно нахмурился, но опустился обратно на подушки; его примеру последовали все остальные. — Надеюсь, вы не хотите потребовать ещё одного дракона для своей семьи, лорд Корлис? — Нет, Ваша Милость. Мой вопрос тоже касается политики и Узкого моря, только его южной части. — Кажется, у нас сегодня морской день, — ухмыльнулся Деймон. — Тирош, Мир и Лис близки к тому, чтобы восстановить свой старый тройственный союз, — объявил Морской Змей, не обращая внимания на принцеву хохму. — Они не договорятся, — недоверчиво сказал Отто. — Им незачем объединяться. Стоило им победить Волантис и не прошло и полугода, как старая Триархия распалась. — Всё так, но в этот раз они готовы сплотиться, чтобы совместно захватить Ступени. — Но они же из-за них и поссорились, верно? — уточнил Деймон. Ступени, остатки Перебитой Руки Дорна, с самого Рока Валирии стали рассадником пиратства и разбоя; проход через воды архипелага всегда нёс в себе риск, и купцы с обоих берегов Узкого моря предпочитали объединяться в караваны и нанимать охрану, чтобы обезопасить свой товар. Когда через Ступени проходила «Полосатая слониха» с мантарисскими находками Эйгона, принц неотступно следовал за ней по небу, и драконий силуэт отгонял непрошенных гостей. Иногда пиратские гнёзда вычищали те, кому удавалось сосредоточить в регионе наибольшую силу, но этого хватало всего на пару-тройку лет. Но на Ступенях жили не только пираты; на некоторых островах обосновались потомки некоторых матросов княгини Нимерии, отставших от неё или потерпевших крушение, не достигнув берегов Дорна. Ныне они влачили жалкое существование нищих рыбаков, регулярно порабощаемые или пиратами, или «гостями» из Эссоса. Их более удачливые родственники периодически проявляли к этим землям интерес, но дальше одиночных вылазок дело у дорнийцев не заходило. — Пираты в последний год успели сильно насолить всем магистрам Триархии, да и нам тоже, — продолжал свой доклад мастер над кораблями. — Вести торговлю стало невозможно. — Насколько сильно нам это вредит? — уточнил Визерис. — Как же мы тогда ведём торговлю с Волантисом и Лисом? — удивился Бисбери. — Мы ведь исполняем свои обязательства? — Мне приходится выделять до двух десятков каракк на сопровождение караванов. Кроме того, с неба их сопровождает мой сын или моя жена. Иногда им приходится спускаться пониже и жечь самых отъявленных наглецов. — Вы не информировали нас об этом, — нахмурился Эйгон. Как и всякий советник, он не любил, когда кто-то другой вторгался в его зону ответственности – в данном случае, нарушал его прерогативы попечения драконов. — Как мастер над кораблями я имею право предпринимать все возможные средства для защиты морской торговли Семи Королевств, — возразил Корлис. — Кроме того, это драконы дома Веларион. — Как мастер над драконами я имею право знать, где находятся все оседланные драконы. Кроме того, драконы не носят гербов. — Моя семья не будет отчитываться перед вами о своих передвижениях! — Тишина! — хлопнул по столу Визерис, и Эйгон с неохотой подавил гнев, ещё более недовольно это сделал Веларион. — Уймите свою гордыню, оба! — Лорд Корлис, я правильно понимаю, что Триархия ставит перед собой цель эффективного контроля Ступеней? — Да, лорд Лиман. Они хотят изгнать пиратов и совместно осваивать острова. Их союз будет направлен также и против Волантиса – вероятно, они захотят отбросить Новый Фригольд от Рубежной реки ещё дальше к Апельсиновому берегу, а то и к самой Ройне. — Тогда нам это на руку, — объявил Деймон. — Причём особенно вам, лорд Корлис. Троешлюшие разберётся с пиратами и на Ступенях станет спокойно. Кораблям не будет ничто угрожать, вам не придётся их сопровождать, а моему брату не придётся нервничать из-за драконов. Все будут в выигрыше. — Кроме купцов, — напомнил десница. — Им придётся платить новые пошлины, которые будут довольно высокими, я в этом нисколько не сомневаюсь. Цена фрахта корабля из Староместа в Королевскую Гавань подскочит до небес! — Это, конечно, вызовет рост цен, — кивнул мастер над монетой. — Но едва ли он будет существенным. Пока купцы ждут каравана, пока он доплетётся до порта назначения – идёт время, а оно, как говорят купцы, стоит денег. Издержки из-за длинных сроков доставки почти столь же велики, как и величина возможной пошлины. Так что принц Деймон в общем-то прав. Победа Триархии пойдёт нам на пользу. — Я не хочу, чтобы у вас складывалось впечатление, лорд Корлис, что мне заплатили за эти слова на Шёлковой улице, — усмехнулся Деймон. — Но стоит признать любую силу, которая возьмётся очистить этот гадюшник. Спокойная и безопасная торговля нам всегда на руку, мы сможем обзавестись друзьями, получим противовес против Дорна на юге. А пошлины потом можно и снизить. Меллос и Масси выглядели донельзя удивлёнными такими глубокими политическими суждениями среднего из Таргариенов, зато Стронг, Бисбери и даже сир Гаррольд Вестерлинг одобрительно покивали. Лорд Корлис недоверчиво хмыкнул, показывая, что он принял аргументы к сведению, но его пресловутая веларионовская гордость не позволяет ему согласиться с ними открыто. Десница искал к чему придраться, но придраться было не к чему. — Что ж, если мы от этого ничего не теряем, а даже что-то выигрываем, то пусть Три Сестры сделают всю грязную работу за нас, — объявил Визерис, и встал из-за стола, обозначая, что с делами на этом покончено.***
Князь Каллио Карларис Князь Пентошийский Каллио Карларис устало потёр переносицу, откладывая в сторону бумаги. Было далеко за полночь, но у него ещё было полно дел – смена времён суток для правителя означает не более чем переход от одного способа ведения политики к другому. Сегодня ему пришлось побывать гостем на ответном пиру, что устраивали вестеросские послы в честь хозяев города, переговорить с сотней человек, а до этого были консультации с советниками, приём жалоб и обед с магистрами… Официально вестеросцы пришли с очередными торговыми соглашениями, выгодными, разумеется, обеим сторонам; на неофициальной прогулке принц Эйгон Таргариен, снова почтивший их своим визитом, сообщил Каллио о грозящей с севера опасности. Знал ли Каллио о ней? Конечно, знал. В таком гадюшнике, как дворцы магистров, дерьма не утаить: оно сразу заметно по тем бочкам благовоний, что опорожняются, дабы прикрыть дурной запах. Браавосийская партия в городе вела себя образцово почтительно по отношению к самому Каллио, к его семье, партнёрам и друзьям; они стали поддерживать его против тех, кому приплачивали мирийцы; не обошлось и без пары солидных подарков, которые в Эссосе никто не дарит просто так. Каллио Карларис уж точно не стал бы делать такие жесты вежливости, если бы не хотел перетянуть кого-то на свою сторону. Поведение «покупных титанов» само по себе подсказывало, что Железный Банк хочет видеть его на своей стороне, а в свете новостей о том, что новым Морским Владыкой стал один из бывших капитанов с пурпурными парусами, практически открыто говорило: или с Титаном, или против Титана; последнее без всяких сомнений означало смерть. Так что новости вестеросцев князь воспринял с обречённостью осуждённого на казнь, которому перед самой плахой повторно зачитывают приговор. Тогда Каллио сдержанно поблагодарил принца, и поспешил вернуться с ним на более открытое место, где их бы не заподозрили в частном разговоре. Внезапно раздался тихий стук, негромко скрипнула боковая дверь и доверенный раб зашептал на ухо донесение. — Проси, — велел князь. Раб исчез, а несколько мгновений спустя вместо него в комнате появился Таргариен. Один; значит, его рыцарь-тень остался за дверью. — В Пентосе есть поговорка, мой друг, — вместо приветствия сказал Каллио. — Если ты явился тут же, как только про тебя вспомнили, то богам угодно послать тебе долгую жизнь. — В Браавосе, кстати, считают иначе, — отозвался принц. — Так боги экономят твоё время, показывая, что тебе недолго осталось. А вы, стало быть, меня вспоминали? — Да. А что до времени, то едва ли можно проверить, кто был прав. — Я бы поспорил, но я здесь не за этим. — Значит, по делу, — обреченно вздохнул Карларис и махнул в сторону кресла. — Садитесь. Вестеросский валириец уселся, вытянув длинные ноги; о том, что одна нога у него короче другой напоминала лишь ненормально толстая подошва правого сапога да чардревная трость. Принц Эйгон, очевидно, чувствовал себя в абсолютной безопасности, потому что начал с невозмутимостью переплетать свою серебристую косу, попутно доставая из неё драгоценности: на колени к нему отправились шпильки, пряжки, цепочки, бусины, словом – всё, что придавало его облику старинной царственности, присущей архонту Старого Фригольда. — Мы не договорили в саду, — с тенью недовольства проговорил Эйгон. — Вы же знаете, друг мой, что за каждым моим вдохом следят. Нам и так позволили слишком многое. — Досадно. Как я понял, наша информация для вас не новость? Это хорошо, мы оба знаем, о чём говорим, и с кем имеем дело. От имени Его Милости короля Визериса Таргариена, второго своего имени, я сообщаю вам, что Семь Королевств не заинтересованы в том, чтобы границы Сиятельного Браавоса продвинулись дальше на юг, в том числе за счёт Пентоса. — Это радует, — проговорил Каллио, впрочем, не испытывая особой радости. — Железный Трон готов предоставить вам ссуду на оплату услуг наёмников. Кроме того, на стапелях Дрифтмарка будет заложено несколько каракк, которые в случае войны поднимут пентошийское знамя. Князь Пентоса грустно усмехнулся. — Друг мой, это совершенно бесполезно. Нет, напротив, это сулит мне смертельную опасность. Сам факт, что вы говорите мне это в частном порядке, без свидетелей-магистров может стоить жизни и мне, и вам… — Именно поэтому я и говорю это вам, Каллио, — возразил вестеросец. — Разве на князе не лежит обязанность по защите города? Если да, то какое дело магистрам до того, каким именно способом вы это делаете? — Такое. Они боятся узурпации. Я уже говорил вам, что меня разорвут на кусочки, если я захочу назвать себя королём, как ваш брат. — А вы пробовали? Какой дурацкий разговор, подумалось Каллио. Дурацкий и очень опасный. Пусть он у себя в кабинете, но если вдруг… Нет, это паранойя. — Пробовал что? — Назвать себя королём. Король Пентоса – звучит неплохо, а? Можно добавить ещё пару титулов, в том же духе: например, король Бархатных Холмов. — Погодите, погодите, — Каллио замахал руками, а затем перегнулся через стол и, понизив голос, спросил. — Вы серьёзно хотите, чтобы я… — Да. — И вы… — Да. Пока-ещё-князь шумно выдохнул, одновременно восхищённый и поражённый наглостью вестеросцев, и откинулся в своём кресле. Каллио бы соврал, если бы сказал, что ни разу не помышлял о таком; быть единоличным правителем, действовать без оглядки на остальных… сладкие мечты, которым он предавался примерно в юности, пока первая куртизанка города, утомившись, засыпала у него на груди. Когда умер отец и он сам стал магистром, его научили простому правилу: тот, кто задирает голову, легко её лишится; ты в безопасности, пока играешь как все магистры. Постепенно он научился выживать и даже преуспевать в политике, пробился на самый верх, но всегда следовал этому совету, который принимал как самоочевидную истину. Узурпация, переворот – это ненужный риск, ведь он только подставит всю свою родню, друзей, партнёров, клиентов; как князь он рисковал только самим собой, но замышляя против сорока магистров он подставлял под удар всех. Вот только… Карларис с большим удивлением для себя понял, что ни разу не представлял себе успешный исход этой интрижки; он даже не допускал мысли, что такое возможно. Но ведь Эйгон Таргариен не дурак, чтобы ввязываться в сомнительное предприятие без шансов на успех, да ещё и втравливать в это Семь Королевств своего брата. Если он разговаривает с ним об этом сейчас, значит, он как минимум допускает наличие шанса на победу. — А если я соглашусь? Что тогда? — Дальнейшее зависит от того, насколько сильно пентошийская чернь любит своих магистров, и насколько сильно магистры не любят друг друга, — Таргариен улыбнулся загадочно, в точности как валирийский сфинкс, что стоял в княжеском саду. — Магистры… Против меня будет вся браавосийская партия, это четырнадцать человек. — Мы знали только о двенадцати, — нахмурился принц. — Двое колеблются, но в случае конфликта поддержат «титанов». Есть ещё «мирийцы», но после вашего вестеросского пира их ряды резко поредели – их всего шестеро. Ещё двадцать считаются моими сторонниками. — Только считаются? — Я абсолютно уверен в преданности только трёх из них – это мои друзья: Дарио Дейнарис, Невио Нейерис и Геллио Гальтарис. Мы знаем друг друга с юности. Мы проворачивали такое, причём не только с деньгами, что один утянет за собой всех. Они со мной до самого Пекла, я уверен. Ещё в одиннадцати я уверен достаточно, чтобы не давать им чётких инструкций перед каждым голосованием. Остальные пятеро – всё равно, что стяги на ветру. — А народ? — Народу нет дела до того, что происходит в наших дворцах, пока для них ничего не меняется. Если всё сделать быстро, то они ничего не поймут. Черни плевать. — Черни плевать на магистров, но вы хотите стать королём. — Это вы хотите сделать меня королём, — поправил Каллио драконьего всадника. — Если бы вы не хотели, то мы бы с вами не разговаривали. Однако сейчас речь не о вас, а о вашей черни. Она восстаёт, когда их правитель – тиран. Ей плевать на правителя, если при нём ничего не меняется. Но стоит правителю сделать что-то для пользы простолюдинов, как их любовь становится щитом против злоумышленников. Освободите рабов, и они умрут за вас, а не за Браавос. Они ведь тоже хотят освободить рабов? Так украдите идею и подайте в удобном для себя виде. Сперва Карларис хотел было возмутиться, но слова праведного гнева рабовладельца застряли в глотке амбициозного политика. Он собирается разрушить систему власти в городе – разве имеет он право на чистоплюйство? Вестеросец прав, магистры будут в ярости, они попытаются выступить против него, попытаются всё отменить, но толпа будет на его стороне, её можно будет направить на дворцы «титанов». А что до неудобств с освободившимися рабами, то мало ли что можно придумать? В его распоряжении лучшие законники города, они состряпают всеобщую вольную так, что от статуса свободно останется одно только слово. — Ну а Браавос? Мир? Думаете, они останутся в стороне? — Разумеется, останутся. Мы уже пообещали мирийцам признать завоевания Триархии, а браавосийский Морской Владыка оказался на удивление сговорчивым человеком, — снова эта улыбка сфинкса! Было в ней что-то пугающее и притягательное одновременно. — Любой правитель становится сговорчивым, когда в небе над его городом кружат драконы. Князь Пентошийский прекрасно помнил, как впервые увидел Бронзового Гнева, облетающего Пентос по периметру городских стен. Каллио тогда следил за драконом, затаив дыхание, заворожённый могуществом и силой зверя, способного в единый миг уничтожить несколько кварталов. Если же в воздух поднимутся несколько таких тварей, то любое сопротивление бесполезно. — Стало быть, вы сделаете меня своим вассалом? — после некоторой паузы уточнил Карларис. — Это ни к чему, если вы будете нам верным другом. — И в чём же наша дружба будет выражаться? — Железный Трон удовлетворится торговыми преференциями. Какими именно – об этом вам лучше поговорить с человеком лорда Бисбери, я никогда не любил сложных вычислений. Каллио пригладил волосы на затылке; если повезёт, то скоро его нарождающуюся лысину прикроет корона. Подумать только – его корона! Но нет, не надо злить богов и радоваться раньше времени, лучше продумать и предусмотреть сейчас всё, что только можно. — Мой друг, не кажется ли вам, что дружба должна быть обоюдной? — поинтересовался он у принца. Эйгон с готовностью закивал: — Да, разумеется. Мы готовы дать обязательства. — Даже брачные? — В первую очередь их. Каллио быстро перебрал в голове имеющихся родственников. — У меня четверо сыновей, — объявил он. — Старшему, Кассио, сейчас шестнадцать. Вашей племяннице принцессе Рейнире тринадцать. — Почти четырнадцать, — поправил Таргариен. — Но это роли не играет. Мой брат слишком любит свою единственную дочь, чтобы выдавать её замуж за Узкое море. Буду откровенен с вами, мой друг, но Визерис жутко сентиментален. Он хочет, чтобы принцесса вышла замуж по любви, чтобы она сама нашла себе избранника. Я понимаю его как брат, но не как его советник, однако в некоторых вопросах король жутко принципиален. — Тогда я хотел бы видеть вас самого своим зятем. Моей младшей сестре Калле девятнадцать, она красива, любит музыку и всё ещё девица. — Я признателен вам за доверие, Каллио, я понимаю, что такой шаг многое значит для вас. Однако у меня есть более выгодное предложение. — Что может быть выгоднее брака принца и принцессы? — нахмурился Карларис. — Брак принцессы и будущего короля Семи Королевств, — улыбнулся Эйгон. — Вашу сестру возьмёт в жёны мой брат Деймон. Он принц Драконьего Камня, наследник Железного Трона и в свой срок станет королём, а ваша сестра – его королевой. Согласитесь, это куда более привлекательнее союза с хромоногим книжником. — Но ведь, насколько мне известно, принц Деймон женат. — Он получит развод. Вы ведь ничего не имеете против разведённого мужчины? — Нет. Мы в Пентосе относимся к этому проще. — Замечательно! — принц хлопнул в ладоши, а после перегнулся через стол и протянул Каллио руку. — Мы договорились? — Мы договорились, ещё когда стали это обсуждать, — вздохнул князь. Ладонь у принца была узкой и горячей, но рукопожатие вышло крепким. — Тогда зовите своих друзей и советников, а я позову своих. Нам многое нужно обсудить, а, как говорят в Эссосе, время стоит денег.***
«Дорогой дядя! Вы, конечно же, слышали, как Деннис бурчит на наш с вами счёт: мол-де, мы можем умереть от чего угодно, но только не от скромности. В который раз я имел возможность убедиться, что это правда: слышать, как тебя зовут Делателем Королей безусловно приятно. Наверняка до Цитадели уже дошли свежие новости с берегов Узкого моря (их в последнее время много); с вас станется их игнорировать, но коль скоро вы теперь сенешаль, я считаю своим долгом донести до вас хоть что-то, чтобы незнание не пошло никому во вред. Смерть предыдущего Морского Владыки Браавоса (я вам про него рассказывал) вызвала некоторое беспокойство в Малом Совете, которое, впрочем, быстро улеглось и в том немалая заслуга нашего мастера над законами. Воистину, обучение в Цитадели даёт свои плоды, и было бы прекрасно, чтобы все советники и чиновники короля хотя бы пару лет проучились у вас. Но вернусь к Браавосу. Мне очень хочется узнать, какое выражение было на лице его новоизбранного Владыки, когда он увидел в небе над городом сразу трёх драконов. Караксес, Мелеис и Морской Дым летали туда-сюда, пускали дым и немного огня, пугая добрых патрициев и почтенных куртизанок, а когда в гавань вошёл корабль с нашими парусами (на нём приплыл лорд Лионель) приземлились у самого дворца и стали ждать его хозяина. К его чести, он быстро выкатился на площадь и оказался на удивление разумным человеком: быстро понял, что от него хотят и даже согласился отправить своего сына заложником на Дрифтмарк. Деймон прилетел одновременно довольным и нет: он от души повеселился, но кажется немного разочарованным, что всё кончилось так быстро. Вторая новость несколько более масштабная. В Пентосе случилась небольшая гражданская война, поскольку местный князь Каллио Карларис нарушил два основополагающих закона города: он освободил рабов и объявил себя королём. Магистры были, мягко говоря, этому не рады. Сторонников браавосийской партии частью убили наёмники Карлариса, а частью растерзала толпа, прознавшая, что магистры хотят убить её освободителя. Да избавят вас боги, дядя, от лицезрения народного бунта. Это жуткое зрелище. Теперь в Пентосе властвует Его Милость Каллио из дома Карларисов, именуемый Освободителем, первый своего имени, король Пентоса, Андалоса и Бархатных Холмов, Защитник Великих Септ. Ряды магистров изрядно поредели, а те, кто остались, стали лордами на андальский манер. Я предлагал вернуть титул эйксов, но пентошийцы вспомнили, что их деревня стояла на берегу залива ещё задолго до прихода валирийцев и потому андальство им ближе. Из сорока знатных своё положение сохранили двадцать три (я же упоминал, что народный бунт вышел кровавым?), поэтому король Пентоса решил раздать титулы, земли и награды самым верным своим сторонникам. Любопытно, что в числе прочих титул леди получила кормилица бывшего князя; мне кажется, она сама до конца не поняла, что это такое и что от неё теперь требуется. Чернь порадовалась статусу свободных людей, побесилась, выместила злобу на тех, кто подвернулся под руку, и вернулась к прежним своим делам. Золотой Закон составлен очень хитро: много красивых слов, но очень мало существенных изменений. В конечном итоге так будет проще всем: и бывшим рабам, которые не умеют жить иначе, и их бывшим хозяевам, которые сохранят свою власть над людьми, разве что в несколько урезанном виде. Едва Карларис надел на себя корону (по-пентошийски вычурную – это широкий венец из жёлтого золота с семью зубцами-башнями, в каждой по семь алмазных окошек), как принялся устраивать свадьбы. Старшего сына он объявил наследником престола и женил на дочери одного из бывших магистров, чтобы привязать их семью к себе, трёх остальных обручил с дочерьми и племянницами своих друзей. Младшая же сестра самого короля, Калла Карларис, была обещана нашему Деймону – он таки дожал Визериса и тот, вняв политическим доводам, согласился развести его с Бронзовой Сукой. Подозреваю, отступные придётся платить не только Ройсам, но и леди Джейн Аррен, но это всё вам это не очень интересно, правда? Вольный Город Мир в ином случае не упустил бы шанса вмешаться в пентошийскую смуту, если бы не Ступени. Всё внимание Троешлюшия сейчас сосредоточено на этих чертовых островах – пираты, судя по всему, собираются дорого продать свои жизни и Триархия готовится воевать по-крупному. Лишь боги знают, что у них из этого выйдет, но беда в том, что воды там стали слишком опасны даже для караванов, что водил наш лорд Приливов. К сожалению, это незамедлило сказаться на цене арборского вина – за бочку Сухого Золота просят уже пять драконов. Такое чувство, что там внутри и правда жидкое золото. Хочу также заверить, что совет ваш в конечном счёте оказался весьма ценным: то, что Визерис не стал дурить и выдумывать с наследником Железного Трона, несомненно, пошло на руку нашей семье. У меня такое чувство, будто я вернулся в детство, когда братья были дружны (право, я такого давно не видел!), а я ещё скакал на двух ногах, а не на трёх. Лишний раз убеждаюсь, что за каждой зимой приходит весна – и так во всём в нашей жизни. Надеюсь, ваши обязанности сенешаля не мешают вам и дальше сидеть в ночи над книгами. Ваш племянник и не слишком последовательный ученик, Принц Эйгон Таргариен, именуемый Колченогим и Делателем Королей. Драконий Камень, 21 число пятого месяца 108 года от Завоевания, царствования же Визериса Второго в четвёртое».