***
Сир Джейегор Илилеон Возвращение кузена Эйгона изрядно всех оживило: от лордов до оруженосцев и простых солдат – все почувствовали близящийся конец войны, падение Тироша и исполнение всех свои мечтаний о славе и богатстве. Не были исключением и Золотые Плащи, чаявшие облачиться в плащи из настоящего золота или как минимум в расшитый золотой нитью шёлк. Сам Джейегор старался ни о чём таком не думать: у богов – андальских, валирийских или каких-то ещё, – всегда имелся свой план, который никто не в силах изменить. В Волантисе он надеялся со временем занять место матери в триархии Фригольда, но его изгнали. Он хотел остаться где-нибудь в Лисе, где можно было бы тихо спиться в каком-нибудь борделе, но вот он уже признанный кузен вестеросского короля и доверенное лицо сразу двух принцев. Кто знает, чем обернётся будущее? Харвину тоже было не до грядущих богатств. Вместе с ним дом Стронгов отправил на войну четырнадцать человек: двух его дядей, четырёх кузенов и семерых племянников. Восемь из них остались лежать на Ступенях, ещё трое погибли в морских боях, а сир Осмунд, опытный рыцарь и умелый командующий, погиб у самого Тирошийского острова: галея, на которой он плыл, налетела на риф и ушла на дно вместе со всем готовым к высадке десантом. Из всех Стронгов до стен Тироша дошли только сам Харвин и Роберт, младший из его кузенов. Но Стронги были не первым домом, к которому, по андальской присказке, постучался в дверь Неведомый. Сир Элстон Талли потерял двух своих братьев, а его единственный сын Элмо за штурм одной из крепостей получил рыцарские шпоры и арбалетный болт в плечо. Три племянника Морского Змея покоились на дне морском вместе со своими кораблями и людьми, как и кузен лорда Тарта. А ведь были ещё многочисленные лорды и рыцари из Королевских, Речных и Штормовых земель, прибившиеся к ним безземельные, но жутко гордые рыцари Запада – всех и не перечесть. Джейегор пытался найти для приятеля слова поддержки, но Семиконечной Звезды изгнанный волантиец не читал, и потому ограничился лишь сочувственным молчанием и дружеским похлопыванием по плечу. Деймон зашёл дальше. Помолчав на пару с кузеном, он тихо проговорил: — Это ничего не исправит, я знаю, но, когда всё закончится, твоя доля будет первой, после моей. У Джейегора внутри шевельнулось что-то алчно-ревнивое, но он безжалостно раздавил в себе этого червя: пусть он и был ближайшим родичем принца, но в отличие от Харвина он никого не потерял на этой войне. Вскоре после этого Золотых Плащей отправили на подмогу к осаждавшим одну из последних крепостей на пути к Тирошу. Окрестности её уже выжгли драконы, дорогу к городу перерезали, гарнизон методично пробовали на зуб штурмами, но пекловым наёмникам, видимо, платили удвоенное жалование за каждый день, проведённый в осаде, так что сдаваться они не собирались. По крайней мере, быстро. Они прибыли под стены крепости как раз накануне очередного приступа. Сама она мало отличалась от тех андальских замков, что Джейегор успел повидать в Вестеросе (справедливости ради, список был невелик), разве что не было донжона. Стены были футов в двадцать высотой, башни чуть выше и выдавались вперёд, ров то ли изначально поленились сделать глубоким, то ли вестеросцы успели его засыпать – и всё же крепость носила гордое имя Незыблемой Твердыни. Когда на утро начался штурм, Джейегор и Харвин повели в бой каждый свою роту. По воле богов именно в этот день таран наконец сумел пробить ворота, и Золотые Плащи ворвались внутрь. Стоило воздать тирошийским защитникам должное: бойцами они оказались превосходными и дрались зло, отчаянно, не щадя ни себя, ни тем более противника. В закипевшей ожесточённой схватке две роты разделились, и Джейегор был слишком занят собой и своими людьми, чтобы следить за остальной половиной отряда. В какой-то момент Поминовение разом лишило головы одного наёмника и наполовину рассекло грудь его соседа. Джейегору пришлось сбавить темп рубки и с проклятиями выдёргивать двуручный меч из павшего противника; к счастью, бившемуся рядом c ним Мэтту, младшему сыну булочника с Хлебной улицы, хватило ума прикрыть командующего. Небольшая заминка как раз дала возможность перевести дух и осмотреться. К несчастью, именно это позволило ему увидеть как погиб Харвин. Наследник Харренхолла с двумя дюжинами солдат бился на верхнем ярусе галереи крепостных стен против нескольких летнийцев, почти таких же широкоплечих, как и он сам, и уж точно выше его на полголовы. В тот самый момент, когда Джейегор поднял взгляд, Харвин обезоружил очередного чернокожего великана, но тот не растерялся, а схватил Стронга за плечи и каким-то совершенно дьявольским усилием швырнул его через низкий парапет вниз, во двор. Тело в доспехах со звоном упало, да так и осталось лежать. Джейегор издал то ли рёв, то ли стон и, распихивая всех, кто попадался ему на пути (кажется, он плашмя огрел Поминовением кого-то из своих), бросился к другу. Наплевав на битву и опасность остаться без головы, он рухнул на колени и стянул с Харвина шлем. Тот был жив, но, едва Джейегор открыл лицо, закашлялся, а на губах запузырилась кровавая пена. Бывший эйкс взвыл от отчаяния и злости. Всё повторялось. Снова он стоял на коленях, снова на земле лежал и расставался с жизнью его брат, хоть не по крови, но по оружию, а он, как всегда, ничего не мог сделать. Нет, боги решительно бессердечны, раз посылают ему такое раз за разом. Нет, сейчас было даже хуже: какое-то жуткое смешение двух смертей – Лейгона и Мейериса. А рядом не было ни Денниса, ни Эйгона, которые бы могли позаботиться о ранах, да и доспех – совсем не туника Мейериса. Нужно было выносить Харвина отсюда; Джейегор дёрнулся было сам подхватить его, но тут же едва не дал себе затрещину: хорошим же он будет командиром, если оставит людей в штурм! Нет, уйти сейчас – значит полностью обезглавить Плащей, а это почти гарантированное поражение, но и бросить друга здесь тоже нельзя. — Сейчас, друг, сейчас, — утешительно пробормотал Джейегор. — Сейчас, потерпи только. Мэтт! — Да, сир? — долговязый сын пекаря, оказывается, был рядом всё это время, снова прикрывая спину. Где-то на границе разума пронеслась мысль, что парня за такое можно и в рыцари посвятить. — Найди ещё кого-то и вынесите сира Харвина отсюда в лагерь, к мейстерам. Двадцать золотых драконов каждому, если донесёте живым! – рыцарство – это хорошо, но золото всегда заставляет людей бегать быстрее. Золотой Плащ закивал и наугад выхватил из схватки нескольких человек; коротко растолковав им задачу, он смело принял на себя общее руководство. Перетянув Харвина на один из щитов, солдаты не без труда его подняли и бойко потащили к проломленным воротам, прикрывая другими щитами и собой. Когда его унесли, Джейегор заметил на земле выступающий булыжник; двор крепости был плохо замощён, и этот булыжник больше других выступал из земли. Харвин упал на него? Или рядом? Но ведь кираса должна спасать и от таких ударов, да? Или, наоборот, падение с высоты в такой куче железа делает из человека отбивную? Сомнения и тревога охватили рыцаря. Ну почему он не мейстер?! В этот момент над ними мелькнула красная тень, а небо раскололось от знакомого клокочущего рёва Караксеса: видимо, Деймон обозревал с небес ход битвы. Нужно было отвлечь внимание защитников клятой крепости и воодушевить своих, показать, что ничего не потеряно и победа близка. Джейегор подобрал Поминовение, отсалютовал им снова пролетевшему над ними дракону и заорал, что было сил: — Пламя и кровь!***
Обидней всего было то, что Харвин не увидел, как пала крепость. Незыблемая Твердыня оказалось не такой уж незыблемой, и вскоре после полудня над каждой из её башен уже реяло драконье знамя. Наёмники честно отработали свой гонорар, но так и не сдались: когда бой утих, принимать капитуляцию было уже не от кого. Досталось и нападавшим, и самому Джейегору: его доспех был легче обычного из-за того, что ему приходилось орудовать Поминовением, и пара арбалетных болтов всё же сумела до него добраться. Едва крепость оказалась в их руках, из лагеря примчались несколько мейстеров, принявшихся врачевать прямо во внутреннем дворе, где ещё недавно звенели мечи и свистели стрелы. Когда подошла очередь Джейегора, он перво-наперво поинтересовался у «своего» лекаря: — Скажите, как сир Харвин Стронг? — Не знаю, сир, его лечил не я, — пробурчал в ответ мейстер и деловито предупредил. — Терпите, сир. Рыцарь зашипел драконом, когда из него вытащили наконечник болта. Ему повезло больше, чем Эйгону несколько месяцев назад – эти наёмники не пользовались ядом, и мейстер, очистив и перевязав раны, отпустил Джейегора, тут же принимаясь за следующего раненого. Волантиец собрался было сейчас же отправиться в лагерь, но вышло так, что лордов в крепости не было, а из рыцарей никого знатней бастарда драконьей крови и капитана Золотых Плащей не нашлось, и ему пришлось принять уже четырнадцать раз проклятую им Твердыню под своё командование. Лишь к вечеру, когда его люди проверили казармы и разместили в них раненых, перетрясли склады и неглубокие казематы и начали жечь за пределами стен покойников, Джейегору удалось вырваться в лагерь. За стенами парадоксальным образом сочетались два настроения: радость от победы и усталость от боя. У палаток уже разожгли костры, вокруг которых солдаты со смешками и начали вспоминать прошедший день, а в котелках уже варилось что-то аппетитное, заставившее Джейегора вспомнить, что вместо обеда у него был сухарь и пара глотков воды из фляжки – и те на бегу. Ноги сами вынесли его к палаткам Золотых Плащей – как двум капитанам, им с Харвином полагалась привилегия отдельных шатров, и тело, с каждым шагом всё больше напоминавшее о своей усталости, тонко намекало ему, что пришла пора отдохнуть. У бело-золотого шатра с гербами Стронгов скучали оруженосцы Деймона, Бракен и Блэквуд, судя по разговору, отчаянно сожалевшие, что не участвовали в этой битве. Как будто им своих мало. Завидев Джейегора, оба подорвались с земли и поспешили вытянуться перед королевским кузеном. — Принц Деймон внутри, сир, — Джеррел Бракен, как всегда, предупредителен, а Сэм Блэквуд строит из себя молчальника, пока его не спросят; вроде уже скоро шпоры получат, а все бодаются, как лхазарские бараны. Джейегор кивнул и, отодвинув полог, вступил в полумрак шатра. Внутри было двое: Деймон, устало скрючившийся на походном стуле и спрятавший лицо в ладонях, и высоколобый мейстер Лорен, равнодушно звенящий своими склянками и медицинским железом. Харвин обнаружился на собственной постели; с него сняли доспехи и одежду, прикрыв одеялом. — Как он, мейстер? — спросил Джейегор, почему-то перейдя на шёпот. — Кто «он»? — холодно уточнил тот; рыцарь уже имел с ним дело и знал, что Лорен – высокомерный говнюк, метящий едва ли не в верховные мейстеры, но в этот раз было не до его идиотского поведения. — Я о сире Харвине. — Сиру Харвину не нужен ни мейстер, ни даже септон, — всё тем же ледяным равнодушным тоном сообщил Лорен, продолжая складывать свои принадлежности в деревянный ящик. — Только Молчаливые Сёстры. — Что?.. — Умер ваш сир Харвин, вот что. Позвоночник сломан, лёгкое ребром пробито… Ещё и принесли обделавшегося, да суют: «нате, мейстер, лечите»! Пекло, я в жизни не видел столько дерьма в штанах взрослого мужика. Лорен хотел сказать что-то ещё, но в этот момент в его лицо впечатался кулак Деймона, вскочившего с такой скоростью, что стул отлетел в сторону. Мейстер не удержался на ногах, упал и заверещал неожиданно тонюсеньким голоском, но тут же заткнулся, стоило запеть Тёмной Сестре. Кончик лезвия меча замер в волоске от мейстерова кадыка. Лорен с весьма немелодичными звуками обгадился. По шатру немедленно расползся соответствующий запах, напомнивший Джейегору о худших переулках Блошиного Конца. — Надо же, а я думал все Ланнистеры срут золотом, — притворно удивился Деймон; было заметно, что ему потребовались определённые усилия, чтобы не дать волю кипящему гневу. — Хотя Эйгон говорил, что мейстеры отрекаются от фамилий, так что тут удивляться нечему. Пшёл вон. Дрожащей рукой размазав кровь по лицу, Лорен кое-как поднялся и, поддерживая мейстерскую робу, выскочил прочь, умудрившись запутаться по пути в пологе. Принц скривился и крикнул: — Сэм, откинь полог! А ты, Джеррел, вынеси ковёр. Гадёныш успел расплескать своё дерьмо. Пока оруженосцы торопливо исполняли поручения, кривясь от запаха и косясь на покойника, Джейегор подошёл к постели Харвина, ставшей его смертным одром. Судя по словам мейстера-засранца, друг успел помучаться, но смерть удивительным образом разгладила гримасу боли, и теперь его лицо, похожее на восковую маску, выражало только усталость. — Я опоздал самое больше на час, — глухо проговорил Деймон, когда их оставили наедине. — Я видел, как ты летал над нами. — Да, а потом улетел дальше, вернулся и вот… Проклятье, я ведь летел к нему с вестями. — Хорошими или дурными? — Его кузен погиб. Зарубили в схватке. — Возможно, оно и к лучшему, что ты не успел, — вздохнул Джейегор. — Не хотел бы я умирать с таким грузом. — Пожалуй, — они помолчали какое-то время, а потом Деймон добавил. — Надо написать лорду Лионелю. Пока тут сидел всё думал, что ему сказать, хотел попросить Эйгона – он с ним лучше знаком. — Когда погиб Мейерис, матери об этом сказал как раз он. Я тогда и двух слов связать не мог. — Нет, это трусость, — покачал головой кузен, и Джейегору хотелось думать, что он отвечает сам себе. — Надо писать самому. Но долю его я выплачу. — Конечно. Вряд ли Деймон нуждался в его одобрении, но промолчать было нельзя. Принц, между тем, перешёл к делам более приземлённым и тон его из приятельского тут же стал начальственным: — Я пришлю слуг за его вещами. Командование Золотыми Плащами теперь полностью на тебе. Если кого-то надо наградить или наказать – награждай и наказывай, моё разрешение у тебя есть. У вас три дня отдыха, а потом найдёшь меня и решим, что дальше. — Как прикажете, милорд десница.***
Принц Деймон Таргариен Видят боги, Деймон не хотел до этого доводить, но им не оставили выбора. Когда к середине одиннадцатого месяца они, наконец, овладели последними крепостями, прикрывавшими Вольный Город с суши и подступили к его внешним стенам, принц-десница рассчитывал, что армии у ворот и пары показательных пролётов над городом будет достаточно для его капитуляции, но магистры не спешили открывать двери. — Что ж, похоже нам придётся постучаться погромче, — сказал он тогда брату. Внешние стены Тироша, сложенные из известняковых блоков, возвышались на сорок футов, а выдававшиеся вперёд шестиугольные башни с узкими бойницами ещё на десять. Через каждые несколько ярдов на верхней галерее стен были расставлены скорпионы и требюшеты, уже постреливавшие в сторону осаждавших, а также приготовленные для отражения штурмов кучи камней и чаны со смолой. В отличие от Королевской Гавани, полностью окольцованной защитным рубежом, периметр обороны Тироша тянулся только от одного берега бухты до другого: видимо, архонты с магистрами считали, что с моря их прикроет флот, ныне потопленный усилиями драконов, Веларионов и Тартов. Главным укреплением гавани являлась краснокаменная Кровавая башня – одновременно и маяк, и резиденция убитого князя-адмирала Крагхаса Драхара. Каждые из пяти ворот в город, располагавшихся в квадратных башнях, утопленных в стене, защищались решётками и тяжёлыми деревянными створками, обитыми железом. На рассвете все четыре дракона поднялись в воздух и принялись методично жечь стены. Каждый из них сделал круг над городом, зайдя с внутренней стороны укреплений, и пока тирошийские стрелки торопливо пытались развернуть станки своих стреломётов-переростков, их уже настигло драконье пламя. Конечно, по ним успели выстрелить, и, судя по злому рёву Мелеис, кто-то даже умудрился попасть, но едва ли это помешало драконам. Деймон обернулся в седле и увидел, что Красная Королева, смело усевшись на одной из башен, увлечённо терзала защитников, а стрела, застрявшая в чешуе на груди, ничуть ей не мешала. Вскоре они добились того, что город оказался в кольце пламени: стена горела от края до края, а каждая башня стала костром. Смотря на то, как огненные языки взметаются ввысь с известняковых стен, которые почти стали его стенами, Деймон рассеянно подумал, что верхний ярус придётся разбирать, чтобы удалить оплавленные и изуродованные блоки, и перестраивать: Харренхолл в центре континента может позволить себе быть похожим на плачущие свечи, но здесь такими разрушениями непременно воспользуются. Однако горел только верхний ярус стен, их открытые галереи и башни, но все пять ворот ещё держались. Пока они с Караксесом носились сверху, поджигая всё, что ещё могло представлять угрозу, Эйгон усадил Вермитора перед одной из надвратных башен. Бронзовый Гнев, ощерившись и изогнув шею, выдохнул прямо в створ ворот струю яркого золотистого пламени. Примеру брата последовал и Деймон. Под жаром драконьего огня металл стекал лужицами на землю, дерево под ним обращалось в уголь и пепел; образовавшийся провал выглядел настоящими воротами в Седьмое Пекло или дорогой в жерло одного из Четырнадцати Огней. Когда оставшиеся ворота повторили судьбу первых двух, драконы снова поднялись в воздух, чтобы дать возможность спокойно прогореть тому, что могло гореть. Ночью Деймон не смог сомкнуть глаз, изводить себя ночными тренировками накануне боя не имело смысла; он решил было испробовать другой верный способ, но его прервал Эйгон. — Ты знаешь поучительную историю Монфрида и Дюррана Дюррандонов? — светским тоном осведомился брат с порога шатра. — Которого из Дюрранов? — уточнил Деймон. — Их ведь было даже больше, чем Гартов. Эйгон хмыкнул и, зайдя, наконец, внутрь, по-свойски устроился на одном из стульев. Подоткнув под спину подушку, он взял самый мейстерский свой тон: — Начать нужно с Монфрида Дюррандона, первого своего имени, он правил ещё до вторжения андалов. Монфрида прозвали Могучим за то, что сумел превзойти своего отца: при нём Штормовые короли распространили свою власть к северу от Черноводной, он сокрушил королевства Дарклинов и Мутонов, стал стричь пошлины с их портов, переженил их на своих дочерях – словом, стал хозяином этих земель. Когда он умер, престол унаследовал его единственный сын Дюрран, одиннадцатый своего имени. В отличие от Монфрида он был лентяй, транжира, не разбирался в людях, а если принимался за дела, то больше портил, чем делал полезное. Почувствовав слабость далёкого сюзерена, восстал Девичий Пруд, а за ним и Сумеречный Дол. Дюрран отправился с армией покарать непокорных вассалов. Черноводной он достиг вечером и велел разбить лагерь, чтобы переправиться на тот берег по утру. Всю ночь король пил, не иначе как от несправедливости, а когда встало солнце и его стали переправлять через реку, он свесился за борт, чтобы проблеваться, не устоял на ногах и упал в воду. — И его не спасли? — поинтересовался Деймон; всё же из брата вышел бы отличный мейстер, такого и слушать не скучно. — В Черноводной и без доспехов плавать тяжело, — пожал плечами тот и, воздев указательный палец к потолку, нравоучительно закончил. — А мораль сей истории такова: не стоит полководцу пить на войне. — Не больно-то и хотелось, — буркнул Деймон. Братья переглянулись и расхохотались. Отсмеявшись, Эйгон утёр проступившую слезу и проговорил: — Я вижу, что почти тебя убедил. — Не считается. — Тогда наливай и мне. Дорнийское вино зажурчало из кувшина в кубки. — За Тирош? — Да падут его стены. — Так тебе тоже не спится? — спросил десница, отставив полегчавший кубок. — Как всегда: думаю, — поморщился Эйгон. — Наверное, зря. Ты уже придумал, что напишешь Визерису, когда город падёт? — А что писать? Город сдастся если не завтра, то послезавтра. Мы почти победили. — Это не считается, — вернул остроту брат. — Но я о другом. Если ты преподнесёшь Визерису Тирош, его эссосские владения и Ступени в придачу, врагов у тебя не будет. — Кроме младенца-племянника, его шлюхи-матери и мерзавца-деда. Неужели ты правда веришь, valonqar, что теперь они просто так отдадут мне Железный Трон? Хайтауэры не упустят своего. Твоя теория наследования хороша, но Отто ведь тоже законник и найдёт способ её оспорить. Он ведь может это сделать? — Может, но… — Но это значит, что мне нужно что-то ему противопоставить, так пусть дела говорят громче законов. Даже когда я стал десницей, меня всё ещё обвиняют в том, что я буду жестоким тираном. Я хочу доказать, что буду справедливым королём, способным править мудро. — У тебя есть для этого Драконий Камень, — напомнил Эйгон, снова отпивая из кубка. Деймон хрипло рассмеялся: — Драконий Камень? Который у меня можно в любой момент отобрать? Мне нужна своя земля, valonqar, своё собственное королевство, которой меня никто не лишит. «Своё королевство, достаточно сильное, чтобы выстоять самому, чтобы ни от кого не зависеть», — прибавил он про себя. Эйгон смерил его долгим взглядом. В свете многочисленных свечей его зелёные глаза казались особенно яркими и проницательными. Деймону показалось, что брат может догадаться о том, на что он рассчитывает, но лицо его было невозмутимым. Поставив кубок на столик к кувшину, младший принц в раздумье подобрал конец широкого пояса, обмотанного вокруг туники, и принялся его методично складывать и разглаживать. Десница знал его достаточно хорошо, чтобы признать в этом неосознанном занятии глубокие раздумья. — Положим, ты объявишь эти земли своими по праву завоевания, — наконец сказал он. — У тебя есть сила и богатство, чтобы купить себе сторонников и харизма, чтобы их удержать. Но что ты будешь делать, когда Визерис потребует ответа? — То же, что и всегда: преклоню колени и признаю своим сюзереном. — Не думаю, что это сочетается с той степенью самостоятельности, которой ты так чаешь. Всё-таки догадался. Что ж, не только Деймон хорошо знал своего брата. — Я попрошу у него руки Рейниры. Он обещал нам обоим, что мы вступим в брак по собственному желанию. Я не попрошу иного приданного, кроме того, что уже будет моим. — А если он будет против? — То пусть попробует отобрать, — зло бросил Деймон, откидываясь на спинку. — Тебе не кажется, что всё это очень похоже на Мейегора? В груди расползались досада и раздражение. Как он и опасался, поддержки от Эйгона ждать не стоило. Мейстер-законник в нём знал, что построенная им линии защиты прав Деймона на престол ненадёжна, и теперь был готов сдать её без боя. Тем лучше, что он отказался от предложения взять Тирош себе, иначе сам Деймон остался бы без земли и без надёжного плеча в решающий момент. — Я понимаю, зачем ты к этому стремишься, — неожиданно спокойным тоном добавил брат. — Затем, чтобы получить своё. — Именно. Только нельзя сбить птицу в полёте, не выпустив стрелы. Нельзя получить всё: Тирош, Рейниру и Железный Трон в придачу. — Я попытаюсь, и, клянусь Балерионом, так и будет, — упрямо сказал Деймон и решил дать брату ещё один шанс. — Ты со мной? Эйгон, явно не ожидавший, что разговор примет такой оборот, недоумённо моргнул; конечно, смысл сказанного дошёл до него сразу, но то, что он не дал немедленного ответа, говорило громче всех его прежних слов. Всё ясно. Деймон невесело хмыкнул и, снова потянувшись за вином, почти равнодушно спросил: — Так сколько драконов мне ждать завтра в небе? — Столько же, сколько и сегодня, — ответил брат. — Я не дезертир, lekia.***
Вопреки опасениям многих, тирошийцы так и не решили нанести удар ночью через отверстые ворота. Возможно, им помешали пожары, а может собственная трусость и сменяющие друг друга драконы в небе. Кузина Рейнис выглядела смурной и невыспавшейся, когда уступала дозор Эйгону, но хотя бы она держала своё недовольство при себе; брат оседлал дракона без возражений и каких-либо сцен, как и обещал накануне, и в целом держался так, словно ничего не случилось. Когда солнце окончательно отделилось от горизонта, Деймон, облачённый в валирийский доспех, взмахнул Тёмной Сестрой. В тот же миг взвыли горны, забили барабаны, и его армия с Элстоном Талли во главе вошла в Тирош. Между внешней стеной и Чёрным Рубежом, за которым затворились, как отшельники в келье, магистры во главе с архонтом, было мили три по прямой. От каждой надвратной башни прямиком к единственному проходу через внутренние стены вели пять главных улиц города, широких настолько, что Вермитор мог бы свободно пройти по ним пешком. Как просто всё было у валирийцев – прямые дороги, а не кривые улицы с кособокими домами, как в Королевской Гавани или Староместе. И всё же эти три мили надо было преодолеть, взять город под полный контроль и всё это с минимальной поддержкой с воздуха: жечь жилые кварталы Деймону не хотелось. Драконы поднялись в воздух и, как оказалось, одного их вида было достаточно, чтобы остатки наёмного войска сдавались тем, кто шёл под драконьими знамёнами. Конечно, сверху было видно, что кое-где глупость или ненависть возобладали над страхом смерти, и вестеросцам пришлось вступить в бой, но и там сопротивление не длилось долго. Мелеис угнездилась на вершине Красной башни в порту, Вермитор воссел, как король на троне, на одной из надвратных башен, а Морской Дым обозревал всё с воздуха. Когда солнце добралось до зенита, каждая из пяти ключевых улиц были под их контролем, а на площади перед Чёрным Рубежом вознеслись пять чёрных стягов, на которых в кольцо закручивался красный трёхглавый дракон. Размеров её как раз хватало, чтобы посадить дракона. Караксес с задорным клёкотом примостился на каменных плитах, подняв крыльями тучу пыли и едва не сорвав знамёна – Кровавый Змей был в превосходном настроении, и Деймон счёл это добрым знаком. Уверенность дракона передалась и его всаднику, покинувшему седло с чувством, что сам Балерион на его стороне. Держа руку на эфесе Тёмной Сестры, Деймон вышел в первую линию рыцарей, встав чуть впереди. Кто-то из них стоял здесь уже с час, не меньше, а по ним и не думали стрелять! Джеррел и Сэм тут же просочились и замерли подле него двумя тенями; оба были взмыленные, маленько потрепанные, но вроде бы целые. С другой стороны тут же выросли Каргиллы в белых плащах. — Ну, что? — лениво поинтересовался принц. Как всегда первым ответил Бракен. — Нижний город наш, мой принц! Практически без потерь! — Последние очаги сопротивления сейчас подавляются, мой принц, — в Блэквуде было больше обстоятельности, да и картину он в целом видел чётче. — К несчастью, сир Элстон погиб. Приподнятое настроение тут же омрачилось. — Как? — Арбалетчик стрелял с балкона, а сир Элстон ехал с поднятым забралом. Вот и ещё одно доказательство коварства тирошийцев. Это гнездо придётся вычищать очень долго, прежде чем он сможет проехать по городу из конца в конец на лошади, а не на драконе. Элстона, конечно, жаль… Достойный был наследник у лорда Гровера, не чета своему отцу. — А Элмо? — Он здесь, мой принц. — Ко мне его. По счастью, Элмо пошёл в отца, а не в деда. За отцом и дядьями он последовал оруженосцем, а вернётся в Риверран именитым рыцарем, наследником великого лорда, к тому же баснословно богатым, особенно по меркам этакого-то захолустья. А ему ведь всего семнадцать! — Милорд принц, — а вот и он. — Сир Элмо, — Деймон вежливо кивнул – теперь требовалось проявить уважение и к мёртвым, и к их наследникам. — Я соболезную вашей утрате. Сир Элстон был настоящим образцом рыцарства и стал бы величайшим из лордов Речных земель. Я всегда прислушивался к его советам – он попусту слов не тратил, но от того растёт их цена. К несчастью, Неведомый стучится в каждую дверь… — Благодарю, мой принц, — вполне искренне ответил Талли; глаза у него покраснели, а вот лицом он был сер. На Визериса после смерти Эйммы тоже было невозможно смотреть. — Будьте рядом, сир Элмо. Я чувствую, что скоро всё решится. Тот лишь кивнул и отступил на пару шагов в сторону; Блэквуд оттёр его с едва уловимым удовольствием. Спесивый индюк, а не ворон! Едва они кончили говорить, как единственные ворота в Чёрном Рубеже начали отворяться; с грохотом работал механизм, разводящий огромные бронзовые створки, почти такие же большие, как в Драконьем Логове, и Деймон мельком подумал, что его, может быть, не чинили с самого Рока. Врата открыли ещё только узкую щель, а через неё уже поторопились пройти. На площадь нестройной толпой высыпали тирошийские магистры с архонтом во главе. Разодетые в бархат, шёлк, атлас и парчу, с волосами, раскрашенными так ярко и разноцветно, что люди походили на летнийских певчих птиц в лиссенийских борделях, они одним своим видом вызвали приступ тошноты и головокружения – так сильно рябило в глазах от их яркости. Расстояние в несколько сотен ярдов от надсадно скрипящих врат до Деймона тирошийцы преодолели с поразительной поспешностью. Наконец, приблизившись к нему, лысый мужчина средних лет с густыми синими усами и зелёной бородкой, по-видимому архонт, согнулся перед принцем ровно пополам, а следом за ним склонились и его спутники. — Вольный Город Тирош приветствует сиятельнейшего и могущественнейшего принца Деймона Таргариена! — возгласил, не разгибаясь, архонт. — Распрямитесь, милейший, — лениво бросил Деймон. — Я не имею привычки говорить с поясницей. Архонт моментально принял вертикальное положение, позволив всем видеть его покрасневшее лицо с угодливой улыбочкой. — Я – архонт Тироша Олло Тумитис. Я приношу вашей могущественнейшей светлости глубочайшие сожаления за те злодеяния и предательские бесчестья, что чинились моим предшественником вашей светлости, вашим благороднейшим братьям, славному королю Визерису Второму и принцу Эйгону, а также всем Семи Королевствам Вестероса. На те преступления… — А как давно вы заняли кресло вашего предшественника? — перебил его принц. — Сегодня утром, — не моргнув и глазом ответил тот. Что ж, этого и следовало ожидать. — Полагаю, вы представляете, чего я хочу? — Разумеется. Тирош капитулирует и готов уплатить вашей светлости любую контрибуцию в золоте, серебре, драгоценностях и рабах. Вот он, тот самый момент. — Меня не интересуют ваши условия, уважаемый Олло. Мы поступим следующим образом: сейчас я назову условия прекращения войны, а потом вы с ними согласитесь. — Как пожелает ваша светлость, — покорно склонился почти уже бывший архонт. — Первое. Вы сдаёте мне город со всем его жителями, богатствами и владениями на Ступенях и в Эссосе полностью, без изъятий, условий и оговорок. Второе. Архонтское правление, Совет магистров, а также рабство во всех тирошийских владениях упраздняются раз и навсегда. Третье. Вы присягнёте на верность мне, как своему непосредственному сюзерену и защитнику, и всем моим потомкам. Понятие оммажа вам знакомо? Тогда на колени, вы все. И пёстрое стадо послушно бухнулось на каменные плиты в уличную пыль.***
Принц Эйгон Таргариен Как и обещал Деймон к концу года всё было кончено. В Дорне пала власть Мартеллов, и теперь Оливар Айронвуд пытался отстоять своё право на королевский титул у других дорнийских лордов. Триархия, разгромленная на суше и на море, окончательно распалась. Волантийский Фригольд разбил остатки флота Рогаре и без особого труда захватил Лис со всеми его владениями на островах и материке. Мир тоже постигла незавидная участь: ослабленный разрушительным пожаром, учинённым Деймоном и Караксесом, он не смог противостоять волантийцам и был вынужден откупаться от них золотом и землями, полностью и на вечные времена отказавшись от Золотых Полей и обоих берегов реки Лорулу, а вдобавок платить неприлично большую контрибуцию Семи Королевствам. И, конечно, был Тирош, сдавшийся на милость Деймона. На протяжении этих полутора месяцев Эйгон вместе со старшим братом пытался привести город, ранее гордо звавшийся «Вольным» к повиновению. Склонившиеся перед братом магистры держали за пазухой кривой кинжал, причём отнюдь не метафоричный: стоило одному из магистров подняться с колен, как он попытался броситься на своего победителя с припрятанным клинком, но встретился только с Тёмной Сестрой. В течение следующих недель обоих принцев и их приближённых пытались убить самыми разными способами: зарезать, удавить, отравить, столкнуть с лестницы и даже устроить народный бунт, но всякий раз это заканчивалось печальными последствиями только для магистров – истинного источника всех злоумышлений. За полтора месяца от сорока семейств, правивших Тирошем на протяжении двухсот с лишним лет, минувших с Рока Валирии, осталось лишь пять, да и те выжили лишь потому, что сразу сделали ставку на Таргариенов и старательно оправдывали своё существование. В разборки в змеиной яме, сокрытой за Чёрным Рубежом, оказался втянут не только Деймон, но и его брат, весь клан Веларионов и многие приближённые. Расправляясь с теми, кто осмелился восстать против его прав завоевателя, Деймон не щадил никого: на плаху отправились главы семей и все мужчины старше четырнадцати, их жёнам и сыновьям до четырнадцати лет давали яд или морили голодом, а если они отказывались есть, то не кормили вовсе. После многочисленных споров помиловали только незамужних девушек и детей без разбора пола младше трёх лет. Бескомпромиссность брата неприятно удивила Эйгона: если он так вцепился в город, кучку островов и маленький клочок материка, то что же он готов сделать ради всех Семи Королевств? Ответ, который принц боялся озвучить даже сам себе, пугал опасными перспективами; единство семьи, залог безопасности драконов и всего Вестероса, трещало по швам. Однако, когда в середине двенадцатого месяца Деймон предложил ему принять участие в его коронации, Эйгон не решился ему отказать. Отказ бы только углубил пропасть между ними, возникшую после так неприятно кончившегося разговора накануне падения Тироша. Допустить этого было нельзя: теперь младший из принцев как никогда нуждался в сохранении братских связей. Разумеется, Деймон втянул его в это действо, равно как и всех остальных видных участников войны, чтобы замаскировать то, что по сути являлось изменой. Так он делал её соучастниками Эйгона, Джейегора, Корлиса, Рейнис, Элмо Талли, Тарта с Эстермонтом и других лордов и рыцарей, которые уже получали от него золото, драгоценности и даже завоёванные земли. — Лишь тебе я могу это доверить, — сказал тогда Деймон. — Прислуживать тебе? — невесело усмехнулся тот. — Увенчать меня короной. И объяснить всё Визерису. Участие в коронации Визериса семь лет назад, доставило Эйгону удовольствие и здорово потешило его самолюбие; коронация Деймона в Тироше не принесла ничего, кроме напряжения и новых тревог. Церемониал был прост. Победитель Триархии в неизменном валирийском доспехе вышел на площадь перед вратами в Чёрный Рубеж, где через несколько рук ему поднесли чёрную бархатную подушечку с короной. Деймон преклонил колено, как преклонял его при посвящении в рыцари, опираясь на Тёмную Сестру, и Эйгон возложил ему на голову венец – вставленные друг в друга обручи из валирийской стали, серебра и красного золота с крупным аметистом в перекрестье, точно такого же цвета, как и глаза его хозяина. После этого герольд провозгласил его королём, горожане присягнули в верности, а новоиспечённый сюзерен трижды облетел Тирош на Караксесе. На следующий день в Королевскую Гавань отправились первые корабли с теми, кто стал свитой нового короля. Вскоре улетел и Эйгон, которому снова предстояло стать посредником, и увязавшийся за ним Лейнор. Вернувшись в Красный Замок, принц честно и без утайки рассказал Визерису, что Деймон достиг величайшей победы со времён Завоевателей, но обрёл соответствующие запросы. — Он ждёт награды, достойной короля. Он сам себя считает королём Тироша, — предупреждал Эйгон старшего из братьев. — Ты же знаешь, он всегда был хвастлив и честолюбив, — отмахнулся Визерис. — Это не страшно. Но такая победа!.. — Его короновали, Визерис. Благодушная улыбка застыла на лице короля Семи Королевств. — Он не посмел бы посягнуть на Железный Трон пока я жив, — хвала богам, это понимали все трое сына Бейлона Храброго. — Он и не посмел. В Тироше не было королей, но теперь есть. — Будем считать это подарком горожан Тироша, — помолчав, решил Визерис. — Пускай себе красуется, посмотрим, как он будет себя вести. Если он прекратит строить из себя шута-самозванца, я его прощу. Малый Совет пришёл в неистовство. Ожидаемо больше всех был напуган Отто Хайтауэр, который с каким-то извращённым, злым удовольствием раз за разом напоминал своему августейшему зятю, что он-де его предупреждал о порочной натуре принца Деймона: теперь же в столицу летит Мейегор Второй, а их всех ждёт неминуемое предательство, братоубийство, узурпация и тирания. Наконец, слушать его надоело даже королю, и он приказал советникам молчать об этих новостях, но слухи, естественно, поползли, особенно когда в канун Святой Седмицы стали прибывать корабли со Ступеней. В День Отца Великий Чертог Красного Замка гудел, как растревоженный улей. Придворные, презрев наставления и предписания Веры в первый день Святой Седмицы, вместе с самим Визерисом Вторым и королевой Алисентой во главе в возбуждённом и тревожном нетерпении ожидали появления одного-единственного человека: Деймона Таргариена, вернувшегося, наконец, накануне ночью. Визерис восседал на вершине Железного Трона, очень криво пытаясь изобразить благодушную улыбку, а его двор томился в ожидании стоя. Королева Алисента, выбравшая тяжёлое платье красного бархата с широкими рукавов, теперь прятала в этих раструбах руки, которые наверняка всё так же теребила от нервов. Эйгон решил, что роды её, пожалуй, не испортили, к тому же, как отмечали мейстеры, всё разрешилось как нельзя лучше, и королева может родить королю ещё нескольких принцев и принцесс. К пущей злости Деймона. Одноимённого с ним племянника Эйгону тоже представили. Младенец оказался крепким, совсем не похожим на предыдущих сыновей Визериса, активно сосал грудь кормилицы и выглядел вполне довольным жизнью. Яйца в колыбель ему пока не клали, поскольку капитан Драконьей Стражи отказался брать на себя такую ответственность без дозволения мастера над драконами, а тому по возвращении было не до маленьких детей. К счастью, к такому большому скоплению народа мальчик ещё был непривычен, а потому остался в своих комнатах. Рейнира, с самой отцовской свадьбы не вылезавшая из чёрных платьев, стояла, держась под руку с Лейной Веларион, словно боясь упасть и явно изнывала от нетерпения. Хотя Эйгон просил невесту всего лишь «присмотреть» за племянницей, чтобы та не натворила глупостей, леди Лейна очень скоро стала лучшей подругой Рейниры: свято место пусто не бывает. Дело было даже не столько в том, что принцесса чувствовала себя одинокой – в других обстоятельствах девушки бы всё равно сблизились, уж слишком много общего у них было: дочери двух благороднейших домов, драконьи всадницы, кровь от крови Старой Валирии. Эйгона не оставляло впечатление, что они уже успели между собой сговориться и теперь замышляют что-то… Речь шла, разумеется, о банальных женских перешёптываниях, смешках и хихиканье, а не о измене трону, но едва ли принца это успокаивало. Напротив королевской семьи, справа от Железного Трона собрался неполный Малый Совет короля. Лорд Хайтауэр озабоченно хмурил кустистые рыжие брови и жевал рыжий ус, наверняка просчитывая возможные последствия от возвращения своего старого противника. Лорд Бисбери о чём-то переговаривался с великим мейстером, и тот мелко кивал в ответ. Хуже всех выглядел лорд Стронг: полное лицо его ныне осунулось, обвисли щёки и живот, да и сам он как-то сполз вниз и редко поднимал взгляд от пола. Гибель многочисленной родни пошатнёт кого угодно, но смерть Харвина буквально раздавила хозяина Харренхолла; при дворе активно обсуждали, что лорд Лионель со дня на день подаст в отставку, и делали ставки, кто займёт кресло мастера над законами. Пока лидировала кандидатура тестя короля. Но вот по толпе пробежала волна, все разом как-то подобрались и гомон умолк. Протрубили горнисты и вышедший вперёд герольд, собственный герольд Деймона с его гербом – драконом Таргариенов с золотым вооружением в обрамлении золотой цепи, – на ливрее, возгласил: — Его Милость Деймон из дома Таргариенов, первый своего имени, король Тироша, Ступеней и Узкого моря, принц Драконьего Камня, законный наследник Семи Королевств, всадник Караксеса Кровавого Змея! Стоило последнему отзвуку прокатиться по чертогу над головами придворных, как приветственные возгласы, готовые сорваться с губ у присутствующих, застряли у них в глотках. В гостеприимно распахнутые двери уверенным широким шагом вошёл названный король, в доспехе, с Тёмной Сестрой на поясе и короне. Следом за ним два знаменосца внесли его стяги и замерли при входе. Далее, отстав на почтительные несколько шагов, в Чертог вошла его отнюдь не маленькая свита: кузен Джейегор, оба бывших оруженосца, получивших рыцарство, Корлис Веларион с женой и тремя младшими братьями, Веймондом, Малентином и Рогаром, за которыми следовали многие другие рыцари, проявившие доблесть и заслужившие благосклонность своего нового покровителя. Брату пришлось шествовать к подножую Железного Трона в гробовой тишине, но его, похоже, ничуть это не смущало. Валирийская сталь звенела сочленениями лат, угрозой всему живому висела на поясе Тёмная Сестра, но красноречивей всех слов, намёков, тайных и явных угроз не говорила – кричала, – корона на его голове. Эйгон до последнего не думал, что Деймон на такое решится – предстать перед братом с венцом на голове. Но вот на его обрезанных серебряных вихрах красовалась корона, чем-то отдалённо напоминавшая корону Завоевателя, что не могло не казаться намёком. Деймон шёл по проходу среди молчащих лордов Семи Королевств, но смотрел он только на Визериса, глаза в глаза. Эйгон заметил, как вытянулось от удивления лицо у самого старшего из братьев, почувствовал, как Алисента Хайтауэр, явно представившая себе самое худшее, буквально оцепенела от шока и ужаса, как Лейна – благослови её, Мераксес! – удержала Рейниру, дёрнувшуюся было на встречу дяде. У самого подножия Железного Трона Деймон остановился и, коротко кивнув Визерису, сказал: — Здравствуй, брат мой. Ещё никогда в Великом Чертоге не было такой оглушающей тишины.