ID работы: 13047501

confessions of a leper

Смешанная
NC-17
В процессе
30
автор
Размер:
планируется Макси, написано 513 страниц, 27 частей
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
30 Нравится 26 Отзывы 4 В сборник Скачать

Глава 19. Пандемониум.

Настройки текста

XIX

Месяц. Казалось, будто этот промежуток времени ничто по сравнению с иными, но те кто так думают, изрядно глупы. Всего за месяц люди ломают судьбы, выстраивают новые, начинают войны и умертвляют миллионы жизней и надежд. Всего за месяц преступный мир превратился в железную клетку, в которой коварствовал дикий зверь. Необузданный и неукротимый. Выхода не было, и все это знали, но противостоять подобному чудовищу никто бы не смог. Разграбленные, отчаянные, живые трупы засели в своих поместьях во страхе утерять последний десяток лет. Такова ли была их участь с самого начала? Ведь о ней сам прокаженный ещё годом ранее восклицал на всех углах. Лишь в судный месяц те опомнились. Сознали все свои грехи и восставали на коленях во имя своего дьявола. Поздно. Невыносимо. Насколько опустел целый мир лишь без одной мрачной тени. Но не все торопились впадать в отчаяние. Мурад Хан царствовал, тешил ненасытную натуру в компании двух женских лиц. Его целью было искоренить всё, что только напоминало о сводном брате. Он занял его покои, сменил в них всё под себя, выставил запрет на его имя для прислуги, проживал его жизнь. О, велика зависть! Один из числа пороков. На ней и выстроено греховное царство. Она подобна яду, что сочится в жилах. Человек сгнивает изнутри. Она стопорит, парализует взгляд на возжеланном. Она бессмысленна, бесцельна. Но хуже всего есть жизнь за её огненной пеленой. Будучи ослепленным Хан был не силах узреть клыков рядом с собой. На его шее поселилась змея. Рокантен последовала совету отца, создала новую властную фигуру и умело пользовалась той. Казалось, что дела каждого двигались ввысь, но были и те, кто решил отстраниться от этой истории. Роуман Рихтер долгое время пребывал в оковах, но всему приходит конец. Первые дни после случившегося тот ещё некоторое время пребывал подле Денбро: вступал в бесконечные конфликты, ухаживал, обеспечивал и всё зря. Былого не вернуть. С этой мыслью юноша покинул ветхий дом одной глубокой ночью и начал новую жизнь. Последовав примеру покойной сестры, Роуман устроился на работу в один из супермаркетов, снял маленькую квартиру и дела его впрямь пошли лучше, но мысли о прошлом того не покидали. День от о дня пред глазами мелькали многочисленные разговоры с младшим Урисом. Лишь тот был в силах разглядеть лучшее в этом прогнившем временем человеке и это поражало. Рихтер долгое время пытался понять погибшего, смотреть его глазами и лишь переступив через себя, свои мысли, он смог обрести грамм надежды, которая боле равнялась элементарной жалости. В конце сентября Роуман собрался с последними силами и направился к тому самому дому. Всё было как прежде: неухоженный газон, переполненный мусорный бак, стены покрытые трещинами и смеркший свет. Лишь одно отличие: в доме проживали другие. После тяжелого разговора с до жути опьянённой женщиной, шатен узнал, что Денбро покинул дом в сопровождении нескольких дорогих машин. Услышанное повергло того в ужас, но окончательным ударом стали слова о том, что ныне Уильям стал богат. В голове в этот же миг возникло самое страшное, кое заставило парня в миг сорваться с места и направиться в успевшее забыться поместье. И какого было удивление, когда подъехав к нему, Роуман узрел свет. Как в тумане юноша прошёл к дверям и постучал в них. Пара мгновений и двери поместья Урисов распахиваются, открыв вид на пробегающую из стороны в сторону прислугу и руководящего над ней Денбро. Взгляд зелёных глаз с ужасом оглядывал происходящее, пока ноги невольно повели того вперёд. Многое изменилось: цвет стен, расстановка мебели, потолки. Сие боле напоминало погоревшее поместье, нежели былой уголок большого семейства. Он переделывал всё под себя. Стирал историю лишая ту права на жизнь. — Роуман Рихтер, добро пожаловать! — издевательски выдав приветствие, Уильям надменным взором оглядывает знакомого, непонимание которого сменилось гневом. — Я так и знал, что ты ещё явишься ко мне…Как тебе мой новый дом? Никак не могу определиться с цветом…Бело-голубой или шампань? Второй кажется величественнее. — Что ты здесь делаешь?...Откуда у тебя вообще средства?! — не внимая повседневной беседе, Рихтер повышает тон в попытках вразумить Денбро. — Это незаконно… — А когда преступный мир был законен? — звонко рассмеявшись, Уильям опускает взор обратно в тетрадь с расцветками, проходя ближе к шатену. — Когда-то я зарекался, что ещё верну своё и вот…моё время настало. Слов не осталось. Прошёл всего месяц, а за это время за спиной Рихтера разрасталась весомая туча, что именовалась кошмаром. Водя потерянным взором по работе персонала, Роуман в какой-то момент ощущает, как теряет связь с реальностью. Со звоном в ушах тот пошатывается на месте, чем наконец привлекает внимание Билла. Одним жестом руки, Денбро приказывает мужчинам из группировки провести гостя в кабинет и сам следует первым. В помутнённом сознании, Роуман и не заметил, как оказался в кресле пред большим столом, как кабинет покидает прислуга и как Билл протягивает тому стакан воды. Никогда ранее тот не пребывал в подобном, лишь в день смерти семейства сознание также покинуло разум юноши. Два подобных друг другу шока. — Не стану тебя долго мучить, вижу у тебя много вопросов. — с тихой усмешкой, шатен усаживается на край стола и сложив руки на груди принялся следить за состоянием бывшего служащего. — С твоим уходом, мне казалось, что жизнь моя лишилась всех благ. Несколько дней я впрямь пребывал в трауре, скорбел и часто приезжал к этому поместью. В один день я повстречал…Мурада. — Мурад Хан?...Он соратник прокажённого? — Верно, только вот прокажённого больше нет. Как сбежал, так и не вернулся. Мурад полагает, что он не выдержал правды и покончил с собой. Что сказать…собаке собачья смерть. — потрескавшиеся бледные губы растягивают в коварной ухмылке. — Начался век Мурада…Век благородного и достойного своего места правителя. Этот парень не глуп…сразу стал расчищать всё то, что натворил демон. Поставил на место весь преступный мир, возвысил свою мафию…и вернул моё состояние. Не веруя словам шатена, Рихтер облокачивается на спинку кресла и крепче сжимает стакан в руках. Внимая каждому повествованию, юноша до боли искусывает нижнюю губу. Не могло всё так просто обернуться в сторону тьмы. — Отныне наши мафии в союзе. С моих сделок он получает шестьдесят процентов…Знаю, моя часть мала, но этого хватает на ремонт поместья и былую, достойную жизнь. Он восстановил мою репутацию, снабдил всем в чём я нуждался, даже даровал штат прислуги, которая опекает меня каждую секунду…И состояние Урисов он присвоил мне. — И ты считаешь, что тебе за это ничего не будет? Хан, который истребляет половину преступного мира, а тут он дарует тебе жизнь! — По началу было страшно, я правда опасался связи с ним…Но после понял, что терять мне нечего. У меня даже близкого человека рядом не осталось, Роуман. — ведя бровью вверх, Денбро заглядывает в озлобленные глаза напротив и продолжает насмехаться над тем. — Даже если Хан и решить оборвать мою жизнь, я приму это спокойно, а пока мне в радость являться лишней почвой для его дохода…Особенно живя здесь. — Пока я вижу лишь то, как ты просаживаешь чужие деньги. У тебя нет опыта в ведении подобных дел, о каком доходе ты говоришь, Билл?! — клонясь ближе к Уильяму, шатен в ужасе вскидывает бровями. — Услышь меня, ты уничтожаешь то, что Урисы выстраивали многие годы. — Всё приходит с опытом. Мурад помогает мне в этом, он часто присутствует со мной на сделках и основную часть берёт на себя. Время есть, я ещё возвышусь. — рыча в сторону знакомого, голубоглазый стиснув зубы проходит к шкафу и достаёт из него бутылку коньяка и бокал. — А чего ты собственно хотел? Чтобы всем этим завладел кто-то иной, а поместье отправили под снос? Это и были основные цели Мурада, но после разговора со мной он сменил решение. Я спас это место! — Каков герой… — Хватит! Всю жизнь я терпел подобное отношение к себе, проглатывал каждое оскорбление и в итоге утерял всё…Я сторонился их стороны, проклинал и взвывал от боли каждую ночь, а теперь я сам стану тем, от деяний которого вопят люди! Мир ещё услышит о Уильяме Денбро!…И я продолжу то, чего так желал мой отец. — своей речью шатену удается заставить замолчать Рихтера. Меж ними вновь повисает былое напряжение. — Я не хочу вести этой бессмысленной беседы…Но раз уж ты пришёл, я дам тебе шанс. Ты можешь вернуться на службу ко мне, я дарую тебе высокую должность рядом с собой. Сможешь заниматься союзами и сделками о которых ты так волнуешься…Не отвечай сейчас, хорошо подумай. Пройдя к столу, Уильям наконец наполняет сосуд алкоголем и тут же подносит тот к губам, совершая глоток. В последние дни подобное стало единственным болеутоляющем для давно позабытого разума. Рихтер же ушёл в себя. Он, как и Билл не желал продолжать подобного разговора. Образумить того, кто уверенно шёл по тропе безумца, было попросту невозможно, но спасти память и светлое слово об усопших… — Я согласен. Приступлю к работе завтра, а за ночь подготовь мне документацию и комнату. — сорвавшись с места, Рихтер с горохом возвращает стакан на стол и в ту же минуту покидает комнату. Боле он не выносил сего места. Уильям будто знал ответ. Лукаво улыбнувшись самому себе, Денбро вновь заполняет бокал и заливает в себя алкоголь. Он знал, что своими словами надавит на самое больное – на человечность Рихтера. Подобные уловки он успел перебрать от змеиного логова и уже умело влился в него. И пока кто-то обретал опору, Юсеф Стоун утерял всякое желание двигаться вперёд. Целыми днями мужчина находился под надзором медиков и лишь изредка навещал правящего сына. Великий всадник отдал тому бразды правления с концами, пока сам будто отходил в мир иной. Причина его недуга была ясна каждому. Он утерял свою любовь. Единственную, ради которой тот ступал по кровавой земле. Лишь от её прикосновений он оживал, питал силу во сладких устах и содрогал небеса лишь для того, чтобы целый мир возложить к ногам своей богини. Он был безумен от любви к белокурой и ныне без неё он погибал. Последнее на что хватало сил, были попытки обрести ту вновь. Стоун устилал дорогу к покоям женщины цветами, направлял к той самые ценные украшения, коих было боле не найти и каждый раз зазывал ту на совместные ужины. Каков ответ? Его не было. С момента, как Хан отдалил приемную матушку в самый первый и дальний корпус, женщина посмела оборвать всякую связь с собой. Полученные дары та в тот же миг высылала обратно, не желая даже краем взгляда оглядеть те. И лишь одной душе было дозволено входить в её покои - Майку. Юноша, как и старшая Стоун, оказался «изгнан» из «благородного рая». От того изо дня в день он проводил свои дни подле белокурой. — Мамочка…— осторожно приоткрыв дверь, Хартманн оглядывает малые покои и заметив женщину восседающую на софе с яркой улыбкой, юноша тут же проходит внутрь и движется к ней в объятия. — Здравствуйте! Как Вы? — Майк, солнце моё яркое. Ты вновь озарил мой день своим светом и разогнал холод. Лишь от того я по-прежнему жива. — встав с места, Махфируз принимает младшего и окутывает того в своих крепких объятиях, которые и стали единственным утешением для шатена. — Что же Вы такое говорите? Я лишь малая и прискорбная часть Вашей жизни…— выдав слабую улыбку, Майк помогает женщине присесть обратно и сам занимает место рядом с той. — Ты мой сын, моя родная душа…а ныне так вовсе единственный свет. Я всегда учила тебя тому, чтобы ты никогда не забывал о своей ценности. — кончиками пальцев обхватив подбородок Харманна, Махфируз слегка приподнимает тот с яркой улыбкой, кою передаёт и своему ребёнку. — Люди всегда будут доказывать тебе обратное, ставить себя выше…Не позволяй им этого, никогда. Свети так ярко, чтобы ослепить всё мрачное царство! И в один день добро обязательно возьмёт верх. — Что если сейчас мы живём во век зла?...Мамочка, простите меня за то, что я вновь огорчу Вас своей беседой, но отцу хуже с каждым днём. Если раньше он ещё контролировал Мурада, то сейчас вовсе отстранился от дел мафии. Сейчас царствуют змеи…Почему-то мне кажется, что лишь Вам по силам изменить ход событий. — видя то, насколько поникла белокурая, Майк быстро берёт её руки в свои, начиная трепетно оглаживать те. — Если бы Вы поговорили с отцом, то быть может он набрался бы сил и наконец придушил змея, пока тот не стал драконом огнедышащим. — Мой любимый сынок, у тебя безгранично доброе сердце, но порой оно может взыграть с тобой злые шутки. Так же как и со мной…Когда-то я также слепо верила в силу любви, но как оказалось, за её пеленой сокрыта ложь. — крепче взяв ладони младшего в свои, Стоун прижимает те к своей груди, ближе к сердцу и заглядывает в карие глаза. — Я люблю Юсефа…Каждой клеточкой. Но я бессильна…Он сломал мои крылья и ныне я приняла решение, кое никогда не вернёт былого. Развод. Мужчина обо всём знал. В тот день, когда он получил смертельное письмо, брюнет сорвался с цепей. Невзирая на колющую боль в сердцах тот преодолел путь сквозь корпуса и долго ломился в двери супруги с разрывающими душу мольбами. Своим криком тот собрал вокруг себя всю прислугу, коя впервые наблюдала за подобным. Женщина же сидела по другую сторону возле дверей и содрогаясь от каждого стука, не могла унять боли в груди. Они посвятили друг другу свои жизни. Все годы, что казались им последними. Эта любовь была настоящим эталоном к которому стремились миллионы, но кто знал, что когда-то подобное чудо обернётся самым коварным и чудовищным делом на свете. В тот день Юсеф Стоун впервые пал от приступа. Собранные в поместье врачи с трудом даровали тому глоток жизни, но как оказалось, сам брюнет боле в нём не нуждался. С того вечера он оказался замертво прикован в кровати и боле никто и краем глаза не мог узреть мужчины. Всего по паре рассказов стало известно, что облик его стал совсем плачевным: смолистые пряди внезапно стали обретать седину, мрачные глаза потускнели вслед и соделались вовсе серыми, бледно-розоватые уста навек смолкли, а синеватые конечности отказали в работе своему властителю. Лишь ОНА смогла убить его. Всего один поступок белокурой богини вырыл для всадника глубокую могилу, коя ждала того во свой мрак. И пока одни медленно хоронили былое, иные успели позабыть об одном глупце, что уже месяц не пересекал порога пандемониума. И имя тому глупцу было - Ричард Тозиер. Единственный кто боролся с реалями, рассекал время, пытался обернуть то вспять. Казалось, что поиски того длились вечность. Им был изучен каждый закоулок, каждая улица, каждая окраина Нью-Йорка, но ни следа. Город опустел с уходом шатена, от того одиночество поглощало брюнета как никогда ранее. Ранее он был лучшим шерифом, но ныне Ричард сам засомневался в своём звании, когда прямо из его объятий, подобно перу, ускользнул лишь один человек. В один из дней Тозиер решил совершить самое глупое — поехать трём забытым могилам. Во тьме ледяной ночи, сквозь бесчисленные заросли брюнет пробрался к мраморным камням и замер в ужасе от увиденного. Каждая из гробниц была убрана, отмыта и восстановлена, но лишь под безымянной оказалось возложено множество алых роз, что были собраны в маленький холм. Средь пышных бутонов виднелись конверты, записки и даже пара детских рисунков. Люди не верили, отчаяние губило рассудки хуже, чем нынешнее их положение. Присев рядом, Ричард взял в руки несколько записок и в каждой из них были мольбы о помощи от тех, кто ранее желал ему смерти. Общество переносило свой безутешный плач на бумагу в надежде, что прокаженный узрит сие, вернётся, спасёт. Средь всех писем брюнету удалось найти даже моления детей нескольких крупных группировок. Совсем юные наследники рассказывали о гибели своих близких и о том, как жестоко с ними обходится нынешний «правитель», имя которому было - зверь. Видя, что не он один не верует в гибель всадника, Ричард не смел пропускать едких глазу слёз. Не сегодня, не завтра, ни в этой жизни. Взяв с собой пару писем, Ричи покидает кладбище, как только видит вдалеке малое семейство со свечами и алыми розами в руках. Он решил отыскать их прокажённого любой ценой. Только вот сев в машину и отправившись в неизвестном отправлении, Тозиер понял, что это почти непосильно. Кладбище было последним местом в его списке. Крепче сжимая руль в руках, брюнет стиснув зубы вдавливает педаль газа в пол в попытках сдержать свои эмоции, его топило отчаяние. Лишь в этот момент он вспомнил о необузданном чувстве в груди, кое настигало его лишь рядом с Эдди. Будто тогда в него накрепко вшили нить, что вела прямиком к груди Каспбрака. Сам ли он повязал себя с ним, или всё это дело судьбы? Было неважно. Ясно одно: ныне нить та была на грани. От того в этот момент грудная клетка вспыхнула разъедающим пламенем. То спирало дыхание, не позволяло ощущать ничего кроме нарастающей боли. Брюнет в ярости ударом накладывает ладонь к больному месту, начав буквально раздирать то. Сизиф оправдал своё знание. Он пребывал в вечном мучении. Лишь звонок телефона по правую сторону от него, смог вернуть Ричи в реальность и заставить сбавить скорость автомобиля. Взгляд следом припадает к экрану.

«Майк»

— Слушаю… — Ричи, как ты? Как поиски? — голос в трубке почти не отличался от состояния брюнета. — Ты не звонишь просто так. — Да…Моя группа недавно связалась со мной и они нашли телефон Эдди. — Где?! Он сам там?! — резко свернув к обочине, Тозиер с трудом не уходит в занос и всё же останавливает автомобиль. — …В реке Вуд-Крик. — … — Ричи?

***

Миновала неделя. Траурная. Именно так прозвали ту обитатели поместья Стоун. Полученная Хартманном новость быстро разлетелась средь персонала и мимолетно дошла до главы. Состав прислуги ещё долго будет вспоминать тот хамский, отвратительный оскал, который выдавил Хан узнав обо всём. На удивление, торжествовал лишь он. Во трауре и мраке одной ночи пребывали две подруги, что впервые за минувшее время осилили разговор. Только вот количество тем было скудным. От того Стоун первая решается начать беседу с весьма провокационного вопроса. — Что же меж тобой и Мурадом? Ты часами пропадаешь в его кабинете…Я не успеваю тебя словить! — слабо улыбнувшись шатенке, Мари вальяжно облокачивается локтем о спинку софы и подмечает заметно сменившееся настроение девушки. — Хотя тут всё ясно…Он торжествует и хочет подбодрить тебя. — Меж мной и Ханом исключительно деловые отношения. Я с первого дня открыто заявила тебе, он - игрушка в моих руках. Я обвиваю его шею, диктую правила, а он исполняет мою волю. В ином я не нуждаюсь. — с тяжелым вздохом, Рокантен укладывает ладонь талию и ненадолго прикрывает глаза от колющей боли, что стала для той привычной. — А торжество…нет повода. Эта смерть является самой нелепой и ужасной для такого человека, как он. Недуг не покидал её. — Но ведь по нему заметно, что на тебя у него великие планы. Я бы от подобного не отказалась…Сие в разы лучше того же Каспбрака к которому ты из неоткуда обрела чувства. Я сама на некоторое время ощутила нечто невиданное к нему, жалость. Но после всего содеянного, он заслужил подобный финал. — рыкнув на саму себя от упоминания свободного брата, блондинка тянется к столу и берет в руки кусочек пахлавы, параллельно осматривая подругу недоверчивым взором. Не решаясь выдать истинных чувств, Мари находит как перевести тему. — Прошло больше месяца…Анна, наши медики опустили руки. Ты должна пойти в больницу. — Всё в порядке. — В порядке? Ты заметно поправилась, вечно лежишь в постели, а с едой дела вовсе хуже. Как можно либо не есть, либо вовсе просить кухню подать целый стол в ночи? Хотя…От этого становится понятнее куда подевалась та модельная фигура. — выдав тихую усмешку, Стоун не успевает продолжить своего язвительного порыва, как рука подруги в тот же миг воздает той неслабый удар, от чего сладость в тот же миг оказывается на полу. — Анна?! — Закрой свой рот! Как ты смеешь сидеть и язвить мне здесь? Забыла в чьих руках сила?! — повысив тон, шатенка встает с места, дабы возвыситься над ошарашенной белокурой. — Утерять фигуру не такая уж и проблема, я верну ту в два счёта. Но что с твоим отцом? День от о дня и он умрёт! Правит всем Мурад, а я, как ты правильно подметила, его любимица. Одно моё слово и он сравняет тебя с землёй!…Мне не удалось раскрыть глаз Эдварду на тебя. Показать, кто поистине заслуживает смерти, но с Мурадом будет легче. Стоун нечего сказать. Змея облачила истинный лик прямо здесь и сейчас. Того ей и следовало ожидать при вступлении на их сторону, но в моменте сие ощущалось куда больнее, чем в мыслях. И пока Рокантен стиснув зубы оглядывала ту животным взором, Мари нерешительно встаёт с места и покидает покои «подруги», коя сталась для той лишь врагом. Шатенка не остановила её, не извинилась ни за одно слово, не думала об этом. И когда двери за спиной с эхом заплопнулись, белокурая неожиданно для себя перевела взор на двери в былые покои Каспбрака. — Эдвард…аспид Эдвард. — поджав дрожащие губы, девушка прикрывает глаза и совершает рваный вздох. Бесцельно блуждая взглядом по пустоте, девушка презирает себя за подобное отчаяние, за то, что лишь в подобную минуту она обращается к нему, за то, что уже поздно как никогда ранее. Дух вины двигался прямиком за ней во мрак коридоров этой ночью, пока для кого-то та являлась лишь серединой дня. Сутки смешались воедино для Юсефа. Он не различал ни дня, ни ночи во мраке своей комнаты. «Он испускает дух» - так твердили о нём служащие и слова их быстро доходили до слуха бывшей супруги. Время близилось ко дню официального развода, но те так и не смогли узреть лика друг друга. От того рана груди кровоточила сильнее. В эту ночь Махфируз удается проглотить весомый ком обиды. Она вырывается из своих покоев лишь с одной свечой в руке и мчится на встречу, коя могла в любой миг стать последней. Медлить ни к чему. Преодолев расстояние, женщина без стука врывается в комнату супруга и застаёт того таким, каким не видывала никогда ранее. Живой труп с сероватой кожей, ало-синими ореолами вокруг прикрытых глаз и бледными, почти сливающимися с остальным губами. Он был недвижим. Лишь медленно перевёл взгляд на ужаснувшуюся в проходе супругу и еле заметно оттянул уголок губ вверх, приветствуя ту. Голубые глаза наполнились слезами, что в тот же миг стремительно стали падать по щекам вниз. Она была виной его гибели. — Моя Махфируз…— шепотом, едва ли слышно Стоун произносит это шепотом и будто притягивает женщину к себе. Оказавшись рядом белокурая осторожно усаживается на край кровати и закусывает нижнюю губу, руками старательно утирая слёзы. Меж ними повисает молчание. Впервые за долгие годы супруги не находят слов. Тишина заполняет собой комнату. Перекрывает дыхание, душит и одновременно с тем терзает разум. Махфируз ставит свечу на тумбу возле кровати и вовсе опускает голову. Последние события изрядно измотали хрупкую душу. — Мурад убил боле тысячи невинных душ…Я и Майк в ужасе боимся наступления нового дня, он часто бывает у меня и порой даже остаётся на ночь в попытке избежать кошмаров. Я навсегда запомню, как в один день он укрывал меня в своих объятиях пока я срывалась от бессилия, а ночью уже я прижимала сына к себе, пока тот боялся уснуть и боле не проснуться…— изливая супругу душу, женщина укрывает ладонями лицо и сгибается пополам в бессилии, пока тот хмуря брови с трудом принимал реальность. — Жизнь стала кошмаром, я не понимаю сплю ли я иль мой последний миг и впрямь стоит за дверями…Эдди…Наш Эдди погиб и ты оставишь меня. Я неимоверна зла на тебя. Всё это произошло по твоей вине! Ты создал каждого из нас и каждого сводишь в могилу…Но при этом я всё ещё люблю тебя и больше всего боюсь твоего ухода. Внезапно со стороны раздаётся тихий, хриплый смех от которого ледяной волной холод пробегает по спине белокурой. Резко выпрямившись, та застаёт Стоуна, что не скрывал своего неуместного смеха и уже переходил в положения сидя, несмотря на неутомимую дрожь в теле. — Да если я покину этот мир, то лишь после того, как отмолю твоё прощение. Иначе не стерпеть мне мук Ада, что уготовлены Всевышним…Моя вина велика и не имеет искупления, но я пожертвую собой, дарую свой последний вздох тебе в качестве дара за лишь один твой нежный взгляд. — трясущиеся, синеватые ладони с трудом дотягиваются к рукам возлюбленной и вбирают те в свои. — Я век буду молить лишь до одной тебя, ибо отрекаюсь от иных богов. Ни один из них не имеет той силы, коей обладаешь ты, моя любовь…Ты не обязана меня прощать окончательно, но я взываю к тебе, не разрывай наших уз во имя той любви, что царила меж нами долгие годы. Она - мой рай. Она единственное, что заставляет меня жить. — Как я могу простить тебя за то, что ты лишил меня семьи, Юсеф?…Как мне простить тебя за судьбы наших детей? — Никак…Это хуже любого прегрешения, я сознаю, моя любовь. Но я готов выстроить новое будущее в коем не встретишь ты беды, в коем слёзы не затмят сияния твоих лазурных глаз и коем ты будешь поистине счастлива. — поднося ладони супруги ближе, Юсеф шершавыми губами покрывает те трепетными поцелуями, сжимает крепче во страхе потерять. — Я сделаю для тебя всё…Я готов даже на мучительную смерть, жизнь моя, лишь бы ты позволила мне вновь вознестись к тебе в небеса. Распахнутым взором белокурая следит за действиями супруга и впервые за долгое время ощущает тепло, что даровал ей он. С каждым новым поцелуем он рушил выстроенные стены, сметал с неё оковы отречения и всё больше утягивал к себе, к самым низам Ада, где покоилась его душа. — А Эдвард…не погиб. Он сын Софьи, что столько раз играла с огнём, так и он, подобно фениксу, восстанет. Дай ночи обрести конец и он вернётся…— с трудом и опаской вымолвив последнее, Стоун поджимает губы, но узрев украдкую надежду во взгляде жены, через силу сменяет свой настрой. Он раскаивался пред ней. Искренне и от всего гнилого сердца. Но истина такова, что не всегда подобное деяние не покрывает притворства. Знала ли сие Махфируз? Безусловно. Только в этот раз, она совершила противоречие своей морали. Она даровала прощение чудовищу. Ночь минула не утаив сокровенного. Уже утром весть о примирении супружеской пары разлетелась по каждому углу поместья. Казалось, будто всё возвращается на круги своя. Только внезапный и необъяснимый гнев Хана портил всякую идиллию. — Они сошлись сегодня ночью…Махфируз не так проста, она как лиса крадётся к самому рассудку Стоуна. Учитывая то, что она всегда была на стороне Эдварда…может произойти, что угодно. — разливая коньяк в два сосуда, Мурад сквозь зубы изливал свою душу сидящему рядом Денбро. Будучи в союзе, те часто проводили время вместе и не всегда те встречи были деловыми. Алкоголь объединял. В нём те топили гнев и прочие обиды. — Ты же сказал, что тот погиб. Нашли его телефон…идиоту понятно, что и его труп скоро подплывёт к нашим ногам. — принимая стакан в руки, шатен чокается тем со старшим и вскинув бровями совершает первый глоток. — Ты подмял под себя весь преступный мир, ты авторитет, Мурад. Если же этот дьявол всё же и жив, то расправиться с ним тебе явно будет под силу. — А ты подумай иначе. Допустим, он подстроил свою смерть…затаился. — Затишье перед бурей? — Именно…Он всегда был таким. После самого сильного удара, после долгого пребывания во мраке он восставал с волной пламени. — усаживаясь напротив, русый слабо кивает в подтвержденье своих слов и отпивает спиртного. — Ты пытался взыграть на его чувствах, вогнал его в траур, а после он как по щелчку пальца зарубил всё поместье Урисов. Сейчас ситуация хуже…Он лишён власти, семьи, возлюбленной. Я изверг его со свету, стёр его имя…Так если он решиться возродиться, боюсь, что поднятое пламя испепелит всё. — Тогда надо начинать готовиться сейчас. Мой отец часто вбивал мне в голову одну явную вещь: действуй на опережение. — опираясь локтями о колени, Билл клонится ближе к другу, переходя на полушепот. — Направим наши силы на его поиски, оцепим каждый закоулок, усадим его в клетку…И если дьявол попытается свирепствовать, то тут же вскроем его глотку. С искрящим интересом в глазах Хан оглядывает Денбро. — И ты впрямь готов действовать? — Мурад, я слишком долго сидел на цепи. Ныне я собираюсь разрушить его жизнь…И наконец отблагодарить тебя за твою милость. — Такого Уильяма Денбро я и ждал. Переглядываясь меж собой, юноши обмениваются отвратительными ухмылками и вновь со звоном стекла, заливают в себя алкоголь. К вечеру весь Нью-Йорк был тайно оцеплен двумя группировками. Более пятисот человек в разгар бушующей грозы распространилось по указанным местам и поддерживало связь меж собой в поисках лишь одной персоны. Ливень заливал мрачные улицы, пока ветер сносил всё со своего пути. О происходящем в городе, Хартманн сразу сообщил Ричарду, который также оказался под прицелом мафии из подозрений Денбро на него. Затаившись в своей квартире, Тозиер не находил себе места. Только обретя надежду на лучшее, ему пришлось в тот же удушить ту страхом. Он был подобен белке, что оказалась закрыта в коробку. Метался из стороны в сторону, уповал о спасении. Стены давили на него, сужались с каждой секундой. Грудь вновь воспламенилась, сердце сгорало во ужасе за родственную душу. И сей кошмар прервал лишь телефонный звонок. Быстро пробежав к нему, Ричард в тот же миг хватает гаджет и замирает при виде незнакомого номера. Необъяснимо, но в этот миг его охватывает злость, кою породило лишь одно предположение. Не долго медлив, брюнет принимает звонок. — Ало. — грубым тоном начав разговор, Тозиер проходит к окну и оглядывая огни города подмечает, что по другую сторону, собеседник будто не решался заговорить. — Я слушаю… — Ричард…— полушёпот протягивает первую гласную, заставляя пробежать рой мурашек по оледеневшей коже брюнета. Он цепенеет. Не успевает смолвить и слова, как звонок обрывают, а после слух улавливает стук в дверь. Вздрагивая, Тозиер слабо мотая головой со всех ног несётся ко входу, проворачивает замок и распахивает преграду. Широко распахнутому взгляду предстаёт вымокший насквозь, продрогший, но до боли в рёбрах желанный образ. — Эдди…— это было последнее, что смолвил Ричард в ту ночь. Следом за этим, брюнет вновь срывается с места, кутает шатена в свои объятия и тут же утягивает в квартиру. Скрывает, как самое ценное, сокровенное, то, что не мог отдать никому. И то было правдой. Он утерял работу, друзей, всякий смысл и лишь Каспбрак даровал тот самый грамм надежды на лучшее. Тот, кого он ненавидел всей душой, презирал и всем сердцем желал его смерти. Именно этого человека ныне он скрыл от опасности, согрел, вернул к жизни.

***

Минула ещё одна неделя. И пока весь преступный мир был поднят на уши в поисках прокажённого. В стенах минималистичной квартиры Ричард Тозиер сокрыл Эдди. Заснуть им удалось лишь под утро и то, брюнет проснулся раньше Каспбрака. Он почти не шевелился, боялся совершить лишний вздох, чтобы не нарушить чуткого сна. Лишь карие глаза то и дело хаотично пробегали по аккуратным чертам лица. Ныне он казался иным, иль сам Ричард стал смотреть на него по-иному. Нет боле прокажённого для него. Тот стал вымышленным, неверным, забытым образом. Спустя пару часов шатен наконец приоткрыл стеклянные карие глаза. Оглядывал всё, что его окружало в надежде на то, что кошмар окончен. — Доброе утро…— лёжа напротив, брюнет с некой опаской оглядывал Каспбрака, но до сих пор не осмеливался на какие-либо движения. Эдвард наконец подмечает Тозиера рядом с собой. Тяжело вздыхая, тот устало приобнимает подушку и слегка прикрывает веки, опустив взгляд. — Прости…Ты единственный к кому я мог вернуться. Будто знал, что лишь ты примешь меня. — хрипло выдав свои мысли, Каспбрак вновь поднимает взгляд на собеседника. — И ты не ошибся…Я всё это время ждал тебя, искал. Был везде где только мог найти твой след… — Я видел тебя. Услышанное заметно ставит Тозиера в ступор. Придвинувшись ближе, брюнет слегка сводит брови к переносице и подмечает былую, едва уловимую в этот раз язвительность. — Ты был в поместье моих родителей. Несколько раз…Тебе удалось даже пробраться через заросли и войти внутрь, обыскивал второй и третий этаж. — Их же всего два… — Главная лестница ведёт на второй этаж…То, что кажется взгляду массивным фундаментом – это первый этаж. — Вот же чёрт…— тяжело вздыхая, Тозиер прикрывая глаза укладывает ладонь на свой лоб, пока шатен впервые за долгое время начинает тихо смеяться. — У Каспбраков всегда какие-то заморочки…Почему ты не вышел ко мне? Тут же переводя взгляд на юношу, Ричи изламывает брови в сожалении утраченного времени и подмечает тоже самое во взгляде Эдди. — Боялся…Или же был не готов. После того, как я привёл в чувства Денбро, во мне вновь взыграла вина, человечность. Я так долго рассуждал над этим, что впал в отчаяние. Я все прожитые годы желал проявлять свои истинные чувства, показывать настоящего себя, ту самую светлую сторону, но день от о дня мне внушали о веке зла. Внушали, что нет места человечности. — с трудом формируя мысли, Каспбрак выглядел хуже былых своих проявлений. — Я не мог предстать пред кем-либо в таком виде. — Но ведь я готов принять тебя таким. Настоящим. — сводя брови к переносице, брюнет в отчаянии поджимает губы. — Это и есть Эдвард Каспбрак которому я доверился…В которого я уверовал. Именно ради него утерял всё, чтобы быть рядом и помогать тому в свершениях. Его я и искал всё это время. — Доверился?...Помниться мне, как ты зарекнулся, что никогда в жизни не сможешь довериться мне, а ведь я…Я вверяю тебе свою душу. — слабо улыбнувшись, шатен замечает излишнюю серьёзность на лице Тозиера и сам невольно перенимает её. Брюнет вновь придвигается ближе и сохраняя зрительный контакт, переходит на полушепот. — Я вверяю тебе свою жизнь. Внезапно Каспбрак слегка приподнимается с места, в каком-то ступоре оглядывает брюнета с лёгкой улыбкой на губах. Именно этого момента, именно этих слов он ждал всё это время. Сейчас ему хотелось выпалить брюнету все свои чувства, сказать много того, что дополнило бы сей миг, но заместо этого, юноша лишь нерешительно проводит кончиками пальцев по руке Ричарда и слегка поджимает губы, дабы сдержать свои эмоции. Тозиер же задержал дыхание, пока сердце во страхе пропускало удары. Нечто тёплое, трепетное волной захлестнуло юношу в момент, когда он смог узреть забытую яркую улыбку на лице шатена. Ричи погружён, растворяется в ней и уже не в силах сдержать подобного жеста, пока сердце наконец оживает в бешенном ритме. — Я не хочу терять это мгновение…Не хочу его рушить. — мысли внезапно перерастают в слова, заставляя Тозиера утерять улыбку и вызвать хмурость на светлом лике собеседника. — А есть чем? В это утро Ричард с трудом принял решение выдать Каспбраку жестокую правду о людях, кои окружали того. Все события, все смены реалей, он рассказал ему о каждой детали, не умалчивая ничего. Он вновь узрел его слёзы, искренние и горькие. Это была обида, неверовании в происходящее. Они переживают весь этот кошмар вместе. Ричард вновь окутывает шатена в своих объятиях. Казалось, что таким жестом он изо всех сил пытался сокрыть Эдди от мечей летящих в его израненную временем спину, но боле тот разделял эту боль. Лишь по прошествии нескольких часов паре удалось справиться с эмоциями. Тозиер был единственным, кому было по силам вытянуть Эдварда изо мрака в который тот так отчаянно раз за разом сбегал поддаваясь потоку необузданных чувств, кои тот глушил годами. Брюнет изучил каждое и нашёл к ним подход. Он обуздал своего дьявола. По-прежнему восседая на кровати юноши смолки на некоторое время, дабы уложить в своих головах нынешнюю ситуацию. И пока Эдди старательно принимал реали, Ричи крепко держал того за руки не сводя обеспокоенного взора со сосредоточенного лика. Казалось, будто тот решал какую-то непосильную человеческому уму задачу и вот вот подберётся к ответу, хотя на самом деле шатен был так далёк. — Выходит…Что со мной остался лишь ты и Майк? — А как же Махфируз? — слегка вскинув бровями, Тозиер клонит голову чуть ближе к собеседнику и подмечает нечто забытое в его взгляде. — Она простила его…Того, кто умертвил её сестру, обрёк родную дочь на вечные муки…и разрушил жизни ещё двух детей. — прикусывая нижнюю губу, Эдди мечется взглядом в попытках осознать. — Я не в силах считать, что она со мной после такого…Его моления лживы. Вначале он взывал ко мне стоя на коленях, а спустя дни дарует Мураду власть. Юсеф и есть начало тирании. Начало нескончаемого вихря трагедий. Сам сознай, если бы он не натравил Антуана на моих родителей, то все бы были живы…Уильям бы вырос нормальным человеком, Маргарет обрела бы ещё своё заслуженное счастье, Антуан смог бы познать покой при поддержки моей мамы…Я не стал бы прокажённым. Вёл бы спокойную жизнь и не познал всех бед. Внимая каждому слову младшего, Ричи крепче сжимал его руки в своих и мысленно соглашался со всем сказанным. Эдвард был прав. Зачинщиком всего кошмара, единственным виновным был лишь Юсеф Стоун. — Так как ему можно было даровать прощенье?…Как Майк вообще додумался надоумить её на это?! — сводя брови к переносице Каспбрак уже было хотел сорваться с места, но брюнет удерживает того рядом с собой. — Эдди…Я понимаю, это тяжело для осознания. Сам переживал каждый миг и даже постепенно то даётся с трудом, но сейчас нужно обдумать всё как можно скорее. Мурад и Билл объявили охоту на тебя…И я буду не в силах утерять тебя вновь. — решительно выдав свои мысли, брюнет заглядывает в глаза напротив. — Я весь принадлежу тебе. Одно слово и я сделаю всё, что ты прикажешь. — Всё кажется абсурдом… — Так и есть. Происходящее даже хуже абсурда, но я знаю, что ты в силах одолеть это…Когда я вёл поиски, то побывал на кладбище. Весь преступный мир сделал из твоей могилы мемориал. Они каждый день приносят туда цветы, письма…даже дети взывают к тебе о помощи. Весь высший свет ждёт момента, когда ты избавишь их тирании. Того хотели бы и твои родители. — с рваным вздохом, Ричард слегка мотает головой. — Не думал, что скажу подобное пока ты в подобном состоянии, но…Эдди, надо действовать. Здесь и сейчас. Это будет последней точкой в данной истории и право поставить её стоит лишь за тобой. Ты не один. У тебя есть я, Майк и тысячи людей, которые верят в твою силу. Каспбрак с трудом принимает действительность и склоняет голову, будучи не в силах сопротивляться порыву эмоций. Каждое слово брюнета придавало тому забытую надежду, долю силы, но это лишь было семенем, кое прорастало в душе Эдварда. Стремительно, подкрепляясь нарастающей с каждым мгновением злобой и горечью от обиды. — Мы будем действовать в эту ночь, Ричард… Слова от которых по телу Тозиера пробегает рой мурашек. Голос Каспбрака был твёрд и решителен. Казалось, будто с ним говорит уже не он, а тот забытый, но не смеющий покидать мира прокажённый. В это мгновенье сердце Ричарда охватывает страх. Оно покорно замерло в ожидании приказов своего дьявола.

03:19

Поместье Стоун погрузилось во царствие морфия. Погашены свечи, натоплены покои, давно видящее сны семейство отпустило минувший день и давно наблюдало бесчисленные сны. Все, за исключением Хартманна. Преодолев множество коридоров, юноша пребывая в панике врывается в комнату властителя, заставляя того тут же очнуться от разразившегося грохота дверей. — Дела ужасны… — Майк, в чём дело?! — встав с постели, разъяренный и не сознающий происходящего Хан, оглядывает друга. — Господин Денбро звонил в ужасном состоянии. Не стал ничего объяснить, лишь попросил собраться тебя, Мари и Анну, дабы приехать по этому адресу. — протягивая клочок бумаги русому, Майк мимолетно считывает страх с лица друга и тяжело вздыхает. — Почему именно там? И к чему присутствие Анны и Мари?! — Он не объяснил. Попросил и скором приезде без созвонов для решения дела на месте. Абсурд, но деваться было некуда. — Быстро оповести Рокантен и Стоун, пусть не собираются долго, накинут что-то поверх и следуют к выходу. Подготовьте мою машину. — Будет сделано. — совершив слабый поклон, Майк по пути к выходу следит за сборами Мурада и только переступив порог, тут же направляется в комнаты девушек. Посеянную смуту в тот же миг схватывает и персонал. Забегав по корпусам те в непонимании пытались разведать обстановку пока троица уже через двадцать минут решительным шагом направлялась к выходу. Пара мгновений и те под тихие переговоры покидают дом в ночи, навстречу неизвестности. Стоя у окна первого корпуса, Хартманн с рваным выдохом достаёт телефон и отравляет Тозиеру краткое сообщение:

«Всё готово.» 03:43

За несколько часов до этого Эдварда Каспбрака не стало. Возродился аспид. Восстал из пепла прокажённый. По его велению Ричардом Тозиером был собран самый масштабный совет: разорённые, малые, средние и крупные группировки были собраны в стенах заброшенного поместья Каспбраков. С ужасом около двух с половиной тысяч людей в ужасе выслушивали выставленный приговор, внимали каждому переданному слову, получили всё необходимое и заручившись поддержкой истинного, единственного для них правителя, они вступили на его тропу. Майк Хартманн оказался единственным из проживающих в поместье, кто был осведомлён о плане действий. На нём возлагалась сохранность трёх жизней. И с этим он справился. Ровно в 03:50 утра к главным воротам поместья подступила колонна, путь те освещали себе сооружёнными собственноручно факелами. Смертоносный марш раздался по всей округе. Стоящие на страже у дверей два мужчины, в ужасе направили оружие на войско, но уже через мгновенье те оказались убиты, так и не успев предупредить людей внутри о надвигающейся буре. Хартманн хорошо сработал, линия раций их группировки и персонала была перебита. Шторм будет сносить всё постепенно. Таковым был план аспида. С воплями, тяжёлыми шагами, полыхающим пламенем и оружием люди ворвались во главные ворота, прошли чрез благородный сад и выломав двери первого корпуса, те вломились внутрь. Прислуга с криком ринулась бежать, пытаться сообщить по рациям до других корпусов, но в эту ночь никому не было пощады. Около двухсот человек оказались истерзаны первой половиной свиты, пролилась вторая кровь, обагрив собой белоснежный мрамор. В это же время другая часть свиты успела перейти на второй корпус. Людей душили, втыкали в спины ножи, вспарывали тонкие слои кожи, безжалостно уносились чужие жизни. Яростные крики, отчаянные вопли, молитвы разносились эхом в ледяных стенах и когда кровавый след протянулся до конца третьего корпуса, снизошёл ОН. Перед проходом в четвёртое здание, люди столпились в поклоне пред аспидом и его великим мучеником сизифом. Пара проходит гордо, оглядывает залитый кровью пол, разорванные тела. Люди тяжело дыша осмеливались бросить взгляды на проходящие образы. Он вновь укрыл лик маской, но боле та не вселяла былого ужаса, ныне она являлась символом величая, бесстрашия, силы. Они кланялись ему выдавая дань уважения за своё спасение. Пара всходит на внутренний балкон. Тот самый на котором когда-то прокажённый под властью Стоуна раскрыл свою личность, внушал страх, будоражил рассудки. Теперь люди вновь занимают пред ним былые места. — Перед тем как мы начнём…— проведя взглядом по скопу людей, Ричард полушёпотом заставляет шатена обратить внимание на себя. Встав друг напротив друга, Тозиер с тяжёлым вздохом укладывает руки на тяжёлую, ледяную, железную маску. Заглядывая прямиком в те самые горящие глаза, Ричи снимает ту белоснежного лика, облачает тот и передаёт предмет в руки юноши. — Это поступок не прокажённого…Это время Эдварда Каспбрака. Сына…людей, что были олицетворением правосудия. — приблизившись к лицу веснушчатого, Тозиер слабо кивает в сторону толпы. — Я горжусь тобой, Эдди. Каспбрак не верует, мечется взглядом, но крепче взяв маску в руки, кивает брюнету и проходит ближе к перилам. Весь контингент направляет взоры на своего демона, ожидают последнего приказа. — Обнажена велика ложь…Пролиты реки грешной крови, но не хватает нам одной. Никакой жалости! Никакого прощения! Ступайте твёрдо, за своё будущее! Сила моя с вами…Да растерзает же моё велико войско главаря! Возложите тело его прямиком к моим ногам и обретёт новое начало век мой…Пандемониум вознаградит вас! — ловя на себе рой горящих, преданных глаз, шатен вбирает в лёгкие побольше воздуха, выдерживает паузу, но после вытягивает маску вперёд и отпускает с рук. Железный предмет с гулом падает о хладный камень. Войско двинулось на поиски. В это время до покоев супружеской пары успевает добежать девушка из состава прислуги. Врываясь в покои без стука, та заставляет Стоунов с ужасом содрогнуться. Они давно услышали все доносящиеся вопли и звуки выстрелов от того мужчина, закрыв собой жену еле выстаивал на ногах. — Господин, беда! Прокажённый поднял мятеж, все три корпуса убиты! В четвёртом выступила группировка, но собран весь высший свет! Он выдал приказ на убийство Вас! — рыдая, русая буквально выкрикивает брюнету выставленный приговор, с уложенной на сердце рукой. — Где Мурад?! Майк?! Как это было допущено?! — также сорвавшись на крик, мужчина крепче обнимая супругу, пытается успокоить рыдающую от ужаса белокурую.

04:26

Машина подъезжает к назначенному месту. Это был одинокий обрыв о давно иссохшей реки. Троица покидает машину и принимается осматривать местность, но Денбро там не оказалось. Никого. Хан с раздражением достаёт телефон из заднего кармана и всё же набирает номер союзника, выжидая от того ответа, пока девушки, в страхе переглядывались меж собой. — Мурад? Что произошло? Почему ты звонишь в такой час? — …Денбро, у тебя новый приступ? Ты сам созвал меня, Анну и Мари на встречу! — Нет…Я ничего такого не планировал. Лишь в этот момент страшное подозрение кинжалом пронзает разум Хана. — Ловушка… — Срочно направляйтесь обратно, я выезжаю! Юноши обрывают звонок, и русый мчится обратно к авто, пока подруги со страхом наблюдают за тем. — Мурад, в чём дело?! Ты приволок нас сюда, а теперь куда твоя душа изволит?! — приобнимая дрожащую от холода Стоун, грубым тоном выдаёт Рокантен. — Нам устроили яму! Это прокажённый! Этих слов хватило, чтобы девушки без лишних обсуждений сели обратно в машину и троица на бешенной скорости направилась обратно в поместье с лишь одной мыслью на троих: «Лишь бы успеть.»

04: 30

— Господин Хан вместе с Госпожой Стоун и Рокантен покинули поместье за несколько минут до этого…Им поступил звонок от Уильяма Денбро и те вмиг сорвались с места. Господин Хартманн…Его после никто… Выстрел. Девушка замирает широко распахнутым, стеклянным взором на лицах Господ. Хватает рукой за пронзившее пулей место и слегка пошатываясь пятится назад, но тут же оказывается схвачена, после чего из темноты разносится хриплый вопль. Русую швыряют на порог комнаты с перерезанным горлом. Белокурая Госпожа вопит от вида убитой и жмётся крепче к супругу, что выставил остриё ножа на проход. — Они здесь! Все сюда! — крик доносится из коридора, после чего следует устрашающий марш свиты. Люди быстро заполняют комнату и окружают пару с омерзительными оскалами на лицах. — Да кто вы такие?! Как вы смеете нападать на меня и мою жену?! — вопя на войско, Стоун размахивает ножом, параллельно пряча супругу за своей спиной. — А кто ты такой, чтобы твой выродок посмел убить мою жену?! — внезапно из толпы вырывается пожилой мужчина. — Мой муж был убит на моих же глазах! — Пока ты сидел здесь, Хан убил моих детей, когда узнал, что грабить нас больше нечем! Из толпы один за другим доносились зверские подробности деяний преемника, кои ставили в ступор супругов. — А эта потаскуха посмела простить изверга! Взять её! — стоящий в первых рядах мужчина направляет свиту и сам движется навстречу паре. Толпа озверела. — Да как вы смеете?! Я Юсеф Стоун! Ваш правитель! — после крика, мужчина наносит размашистый удар ножом по лицу одного из нападающих. Это было его последней ошибкой. Под раздирающий вопль супруги, ослабшего от болезни властителя хватают под руки несколько человек, оттягивают в сторону, не позволяя приблизиться к жене. Стоун из последних сил пытается выбиться с мёртвой хватки, размахивает кулаками из которых выпадает его оружие, пытается стопорить противников ногами, кричит, но в какой-то момент оказывается парализован, когда на его глазах схваченной бесами супруге накидывают петлю на шею. — Махфируз! Убейте меня! Растерзайте, но не трогайте её! Я умоляю вас! — вопя на толпу, Стоун неожиданно для всех роняет крупные слёзы. Он вновь пытается выбиться из хватки слуг демона, но тому не позволяют. Наносят весомый удар по скуле, от которого в ушах разносится отвратительный звон вперемешку с хриплым криком жены. Удавку стягивали крепко, не щадя, пока схваченная белокурая во страхе последнего мига совершала жалкие попытки освободиться. Мгновенье и стан её ослабевает. Лазурные глаза заводятся вверх и та испускает невинный дух. Падает замертво, пока муж её вопит что есть силы и уже будто не пытается сопротивляться. Он погиб в тот момент вместе с ней. Сердце его разорвалось и наполнило кровью лёгкие. Мужчины отпускают тело женщины, и то припадает к хладному мрамору с гулким звуком. Убийцы перешагивают чрез некогда самое драгоценное, что имел Стоун и направляются к нему. — Махфируз…О, любовь моя, жизнь моя, услышь меня! Махфируз, забери мою жизнь! Вставай, моё сердце! — в горестном отчаянии Юсеф взывал до своей возлюбленной, не веря в миг её кончины. С ужасом в груди он наблюдал за леденеющим телом, за тускнеющими золотыми кудрями, бледнеющему, подобно бутону свежей розы, румянцу, за теряющими цвет стекленеющими глазами и не верил. Взывал до своего ангела, даже не понимая, что та боле не обласкает слух его тем нежным, родным голосом. Никого другого он был не в силах возлюбить так, как её. Он даровал ей все свои сокровища, свою веру, свои слёзы, свои мысли, свою жизнь. И всё это погибало вместе с ней. Сердце его отколачивало последние удары, кои разразились эхом, от которого заложило уши. Он не сводил блеклых серых глаз с любимой, проливал реки горьких слёз и не узрел, как в комнате столпилось больше людей. Каждый желал вознести по заслугам своему всаднику, своей болезни. Толпа переглядывается меж собой, после чего откладывает огнестрельное оружие и достаёт ножи, кинжалы. В каждом пробудилось зверьё, что жаждало долгих мук тирана. Они окружили его скопом. Бессильного, оцепеневшего от утраты. С громкими криками и рычаньем войско стало наносить удары. Остриё каждого беспощадно вскрывало морщинистую, тонкую кожу, проходило внутрь, задевая вены и органы. Лапы зверей хватали истерзанную плоть, перетягивали на себя, таскали в его же крови без сожаления, будто тот вовсе и не был человеком. Они издевались над его телом, как над прогнившим куском мяса в течении нескольких пятнадцати минут. Каждый смог нанести свой удар по хладной плоти, вспороть бледную кожу и раскромсать глубже уже имеющиеся раны. На нём не оставили ни одного живого места, а сам Стоун не издал и звука, ибо уже был убит горечью потери. Он погиб вместе с возлюбленной, и физическая смерть была тому не страшна. Когда растерзанье было завершено, толпа поднимает отяжелевшее, истекающее кровью тело и с тем самым страшащим слух маршем направляется к своему предводителю. Его звали Юсеф Стоун. Имя, нагоняющее страх и необъяснимую дрожь по всему телу. Имя, прославленное во многих уголках земли. Имя, что ещё надолго засядет в истории преступного мира, ведь именно он когда-то и заставил народ содрогнуться, ощутив приход одного из всадников апокалипсиса – болезни. Есть множество трактовок значения его имени, но одна из них определённо описывает его как личность в целом: «Великий бог». Никогда не ощутив на себе тепла родителей, он познал, что значит холод и чем холоднее ему было с годами, тем больше он остужал своё сердце. Он шёл назло тем, кто считал его слабым, шёл назло судьбе, дабы быть сильнее. Стоун достигал вершин в учениях, в борьбе и в глазах руководителей детского дома, а если и допускал оплошности, то не страшился никаких наказаний. Его не могли остановить ни многочисленные побои, ни нескончаемые голодовки, ни омут оскорблений в его адрес. Всё от того, что Юсеф сделал себе крылья из своей злости и неоспоримой обиды. Он подобно ястребу летел к желанной грани исполнения его заветных желаний. Весь высший свет без остановки скандировал имя властного руководителя. Они поражались его властной натуре, мрачному образу и силе, благодаря которой тому удавалось самому принимать участия в покушениях и давать сильный отпор противникам. Ни одна многочисленная группировка не могла одолеть этого мужчину, чья сила духа превосходила всё человечество вместе взятое. Юсефу удалось выбиться на лидирующую позицию, обрести власть, состояние и по итогу подчинить себе весь преступный мир. На нескольких континентах одновременно, люди вовсю судачили о всаднике апокалипсиса, что был прозван «болезнью» засчёт своей невероятно сильной и ни с чем несравнимой энергетике, а всё дело в садистском характере, что и сводил людей с рассудка. Он рвался утонуть в крови всех тех, кто не желал подчиняться его воле. В его венах кипело чистейшее безумие. Ядовито-бледные губы, вечно кривили рот в отвращении к миру. Он воплотил задуманное, стал господином тьмы, что одну за другой проводил души в мир мертвых. Стоун являлся одним из немногих, кто сознавал, что такое боль и смерть. Он проходил ту же тропу, что и всевышний. Отнимая жизни, заставляя людей отрекаться от здравого рассудка, порождая тревогу и психические расстройства, а в конечном итоге отнимая невинные жизни, Юсеф стал богоподобен. Воплотил значение его имени в реальность. Ныне изуродованное, не похожее на былой облик тело проносили в последний пусть по коридорам выстроенного им поместья. В нём он властвовал, любил, праздновал победы, претерпевал огорчения и в нём же погиб. Его возложили прямиком у ног того, кто и являлся его концом с самого начала. Эдвард проходит взглядом по нему и не верует, что это он. Отстраняет людей жестом руки, пока за его спиной к брюнету пробегает Хартманн, что закрыв рот рукой, еле сдерживал крик от увиденного. Эдди присаживается на колени пред своим отцом и берёт в свои руки истерзанную, ледяную ладонь старшего. — Это конец. Ты прожил достойную жизнь…претерпел всевозможные муки и всё же стал тем, кем хотел стать с самого начала. Иногда я желал быть похожим на тебя, иметь то же хладнокровие и силу, уметь так же как и ты бороться со своими эмоциями…— сдерживая порыв чувств внутри себя, Каспбрак прижимает окровавленную руку старшего к своей груди. — Я благодарен тебе за все годы твоих учений…И ныне даю клятву, что боле никто не сделает мне больно. Как и ты когда-то обернусь достойным всадником. Я буду ломать руки тянущиеся к моим близким, защищать их ценой своей жизни. Я обернусь аспидом, обжигающим пламенем и это был мой первый шаг к достойной жизни, к правосудию, к власти, к любви…Я клянусь, что обрету такую силу, кою не видел ещё ни один всадник апокалипсиса на этой земле. Выдав отцу последнюю клятву, шатен целует его руку, а после склоняется к той лбом. Выдаёт дань уважения не смотря назад, в прошлое. После он отдаёт приказ снести бездыханное тело ко всем остальным внизу, а сам встаёт на ноги и опираясь руками о перила ощущает, как пламя в душе его стихает. Следит взором за тем, как накрывают кровоточащие тела белыми тканями и как посреди них всех возложили Стоуна. Хартманн не выдерживает зрелища, убегает вглубь коридоров не в силах подавить своих чувств, пока Ричард лишь проходит ближе и укладывает ладонь на плечо своего дьявола. В кромешной тишине неожиданно раздаётся ужасающий женский крик. Вопль валькирии младой. Четвёрка вбегает в главный зал и застаёт средь укрытых тел истерзанного Стоуна. Мари первая подбегает к отцу, падает на колени и укладывается на вспоротую грудь лбом. Сжимая в руках некогда сильные плечи, девушка срывается на безутешный, режущий слух плач, пока позади к ней подсаживается окутанный страхом Хан. Юноша укладывает ладони на предплечья сестры, оттягивает ту, но белокурая с животным рыком вырывается и вновь припадает к отцу рыдая. — Папа! Папочка, прошу тебя, вставай! Не оставляй меня, прошу! Рокантен и Денбро остаются в стороне. Наблюдают за тем, что стало по окончанию мятежа и не веруют. Анна пошатываясь на месте, успевает схватиться за руку шатена, пока ноги той отказывают от охватившего тела ужаса. Денбро же крепче подхватывает девушку за талию и сам направляет свой взор ввысь, на балкон где над потерпевшими поражение возвышался сам дьявол со своим Сизифом. В тот день погибла одна тысяча тридцать два человека. Это был конец. Конец эпохи болезни. Конец тирании и начало правосудия.

***

С того момента всё сталось по-другому. Пока кровавое поместье возвращали к прежнему его виду новые составы прислуги, вернувшийся к своим обязанностям правитель самолично навещал мафии пострадавшие после краткой эпохи Хана. Из личного состояния, Каспбрак возмещал тем ущербы, помогал восстанавливать разрушения и облагораживал могилы испустивших дух. Преступный мир как никогда ранее был поражен добродетели их всадника и не раз восклицал, что с его восходом ожили души Софьи и Роберта. Его единственными близкими стались Ричард и Майк, кои оправившись от потери помогали тому в делах и следили за поместьем, где уже давно не появлялась поверженная троя. Те остановились на время у Денбро, будучи не в силах лицезреть того, кто стал гибелью их предводителя. Последняя Стоун была безутешна. Не покидая выделенной ей комнаты, девушка медленно погибала после похорон родных на которых та вовсе утратила желание жить. Близкая подруга старалась всячески помочь той, но итог оказался не утешителен. Сам Уильям на пару с Мурадом сохраняли траур со всеми и страшились зарекаться о будущем, пока в один день к ним не поступило письмо от Каспбрака с приглашением на беседу.

***

Вновь занимая свои былые покои, Эдвард восседая на софе водил взглядом по представшей пред ним троице. Никто не желал заглядывать в его глаза, отражение которых ножом по сердцу выцарапывало картины минувшего ранее мятежа. — Все мы понимаем, что ныне являемся друг другу врагами. От того разговор с вами будет короток…— начав беседу, шатен тяжело вздыхает и берёт в руки стопку документов, водя по той взглядом. — Я не желаю держать зла, от того, Мурад…Ты можешь вернуться ко службе. Жалование твоё остаётся прежним, по сути дела ты ничего не утеряешь. Только впредь будешь у меня на стороже. Растянув ядовитую ухмылку на губах, Эдди оглядывает готового вспылить русого и вновь опускает взгляд. — Мари…полученная тобой блага остаются, комнату также я отбирать не стану. Возрадуйся и если будет что-то нужно, то прошу возлюбить меня и обращаться в любую минуту. — Возлюбить?! Ты издеваешься сейчас над нами?!...Оставил меня в живых и отнял единственное ради чего я пребывала здесь! — сорвавшись на крик, блондинка проходит ближе к Каспбраку, пока тот, отложив бумаги, встаёт прямо пред ней. — Скажи…зачем ты оставил меня? Почему не отнял мою жизнь?! Зачем терзаешь душу ныне?! — Ты никогда не видела того и не увидишь, но я всегда был тебе предан. И даже после всего содеянного, я не смог поднять на тебя своей руки. Мы были двумя мотыльками, что витали вокруг огня. С самого начала у нас была одна судьба на двоих, только ты была настроена на вражду, пока я пытался тебя спасти. — поджав губы, Эдвард выдаёт той свою истину сквозь зубы и подметив накатывающие слёзы на глазах сестры, решается протянуть той свою руку, но девушка в тот же миг отдаляется от него. — Благодетель…Будь осторожен, ибо пламя то до сих пор не стихло. Не заметишь, как я в один день столкну тебя в него и также ужасно лишу жизни! — выплюнув скопленную желчь, Мари рвано выдыхает и укладывая руки к груди сбегает с покоев, пока за той следом направляется Хан. Пропасть лишь усилилась меж ними в тот момент. Казалось, будто Каспбрак совершил большую ошибку, чем все предыдущие вместе взятые. Смиренно приняв слова белокурой, шатен опускает взор и оборачивается к оставшейся с ним наедине Рокантен спиной. — Почему не бежишь за ними? Тебе моя воля известна. — Мне кажется…Что у нас ещё есть шанс и тебе придётся пересмотреть своё решение. — шатенка с тяжёлым вздохом проходит ближе, но Каспбрак стопорит ту жестом руки. — Ты проливала предо мной слёзы, а после связалась с Мурадом. Анна, твои змеиные трюки боле не властны надо мной…Ступай. — он был непоколебим, чем вызывал былой порыв горечи в груди бывшей возлюбленной. Девушка прожигающим взглядом оглядывает стан того и всё же решается противостоять. На этот раз она была вооружена. — Ты не знал…Но последние месяцы я ужасно себя ощущала. Казалось, что страдала от любви к тебе. — сложа руки на линии талии, девушка опускает на те взгляд и растягивает былую змеиную ухмылку на алых губах. — Только вот на днях я узнала, что судьба решила: наш союз не будет окончен никогда. — Думаешь, что после всего содеянного я приму тебя обратно?! С чего такие доводы?! — резко обернувшись к девушке, Эдвард сжимая кулаки за спиной оглядывает ту с порывающейся наружу злобой. Рокантен же выдаёт тихую усмешку и забирается одной рукой в карман своих брюк. Достав от туда малых размеров лист, девушка протягивает тот Каспбраку и горделиво приподнимает подбородок, пока тот принимает бумагу и припадает к той взглядом. — Уже два месяца…Я беременна. Именно это и являлось её недугом, который по итогу и стал причиной победы змеи. Каспбрак в страхе поднимает на ту распахнутый взгляд и сознаёт, что в этот раз он остаётся проигравшим, пред бывшей возлюбленной, которая ещё надолго останется подле него.
Примечания:
Отношение автора к критике
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.