XXII
Час поздний. Светило дня давным ушло с закатом, окутывая леденеющую землю тьмой. Скорбью воздыхало всё вокруг шатена, что очнулся в сырых листьях и грязи. Его глазам предстал мрачный лес. Оголённые деревья напоминали искажённые силуэты, что изламывались от боли. Морозный ветер кинжалами вонзался во тёплую кожу Каспбрака и прокрадывался до костей сквозь тонкую ткань рубашки. Печальный край, в котором отчаянно завывал ветер, что вздымал хрупкую листву с земли и беспощадно избивал всякого путника своим порывом. Сквозь дикий вой стал слышен стук сердца, что в бешеном темпе колотилось в груди от страха и мрака вокруг. Восстав на ноги, Эдди резко поражает головная боль, но та была не столь важна. Он и представить себе не мог, как ему удалось оказаться, казалось в самой чаще. Укладывая ладонь ко лбу, шатен тихо выстанывает от боли и интуитивно движется вперёд. Ступая по размытой в грязь земле, Каспбрак оглядывается по сторонам и невзначай начинает подмечать мелькающие сквозь ветви мрачные силуэты. Одни будто шествовали вслед за ним, другие же сбегали в ином направлении. — Кто здесь? — окликнув те, шатен с трудом всматривается сквозь тьму и видит, как образы сбегают от того с концом. Лес теней, да душ неуспокоенных. Но кто его владыка? Складывалось ощущение будто он странствовал сквозь колючие ветви вечность. С недавнего момента холод стал одерживать победу над истощённым телом, заставив то дрожать от холода. И лишь дойдя до высшей степени отчаянья, шатен вздымает к небу взор. А там луна, почти что золотая, печально вслед за ним идёт. Своим блеклым светом та вселяла в страшащееся сердце надежду и плывя по небу сталась вести того в самую глубь, остерегая. — Смерть в руках и ад в груди. Огонь в глазах, да в жилах яд…Эдвард. — томный, грубый голос эхом разрождается средь пустоты, заставляя Каспбрака оторвать взор от неба. Юсеф Стоун. Он выглядел как прежде: высокий стан, величественная осанка, тёмные волосы и умертвляющий душу взгляд, рот извечность кривящийся от отвращения и поза, коя сразу показывала главенствующего в беседе. На мгновенье Эдди вновь ощущает себя тем самым ребёнком, что смотрел на старшего во страхе и никак не мог предугадать следующего шага. Следом в голове проскакивает мысль: «Умер ли я». Но сие также быстро исчезает, как и появилось, от следующих слов родителя. — Уж ты ли тот, в ком все ищут защиты? Кто одолел двух сильнейших всадников столетия? И от чего ты ныне предо мной колеблешься слабея? — закладывая руки за спиной, брюнет слегка вздымает подборок кверху, о, горделивая натура. — Меня терзает вовсе не страх пред Вашей личностью…Лишь замысел нашей встречи. — повторяя действия старшего, Эдди глушит истинные чувства, кои бурей сносили былые мысли. Порыв, неистовый и детский движил им. Всё тело охватывало пламенем желания наброситься на родителя с крепкими объятиями. Он скучал, но никому сие не показывал, скрывал запретную слабость пред погубленной своими руками жизнью. — Предупрежденье и не боле. Начни страшиться своих снов, ведь каждый из них подобие ступени. Сейчас ты на второй. — идеально вычищенные лакированные туфли без зазрения ступают по грязи, топтают иней и ведут ближе к Каспбраку. — Говорят, что темноту невозможно искоренить. Единственное, что возможно сделать – заполнить светом ту и ты сам содеял это, разжёг пламя в душе. Да вот уследить за ним стал не способен. Оно поработило всех ближайших, сковало и заставляет идти тех за тобой…Настал тот миг, когда пламя обернётся против тебя. Сожжённые дотла души не простят тех прегрешений, кои совершены были тобой. В моменте речи Стоуна со всех сторон стали слышны рыдания и крики. Тени заполонили пространство собой и начали медленно наступать на шатена, который вмиг утерял былую уверенность и настрой. Мечась взглядом по сторонам, Каспбрак поджимает губы и обращает ладони в кулаки. С каждым шагом образов, Юсеф повышал свой тон и сам стремился ближе, питая силу от страха младшего. — Исторгнутые караю твоей, забиты страшным приговором и слепо верящие во триумф. Ты взял с меня пример, содеял сам себе врагов и ныне терпишь пораженье. Чуждаться реальности не выйдет, придётся речь мою внимать и следовать тёмной морали. — окружив юношу, владыка своей обитель сокрывает шатена собой, прижимая как можно крепче к себе, пока тени подобно животным накидываются на тех. Неупокоенные души с оглушительными воплями цепляются когтями за плечи, спину и руки Стоуна. Пытаются отстранить того, добраться до его творения, но мужчина оказался сильнее, пока младший с ужасом прижимался к отцовскому стану. Лишь на долю секунды тому удаётся выглянуть из-за сильного плеча и узреть в толпе страдальцев море, их лики были искажены трагичной гримасой и испачканы в крови. — Избрав эту дорогу, ты во всецело вверился мне. Когда не сходишь ты с неё, да следуешь терзающей душу правда, она ведёт тебя к преддверью славы. — склоняясь к уху Каспбрака, Юсеф крепче сжимает юношу в объятьях и продолжает проповедь свою. — Истина жестока: сильных никогда не полюбят, да всё сие от того, что управлять ими невозможно. Так и я, если бы не были сокращены мои годы, то твоим другом стался я. В теченье долгих лет не похищала бы смерть меня, но ты содеялся ей другом и предал меня. Судить тебя мне стати нет, я благодарен. Благодарен за то, что стал ты мне уроком. В кой-то миг тон старшего сменяется. Он начал с трудом трактовать мысль свою и часто всхлипывать от подступивших не вовремя слёз. Его время ограничено, а обитель изначально была непригодна для подобных разговоров. Сама судьба мешала им сплотиться хоть на миг. Эдди понимает это. Предаётся откровенью и не смеет перебивать, лишь руки расправляет, да укрывает того собой в ответ. Теперь когтистые лапы наносят удары и по нему, но те никогда не сравняться с иной болью, что с ранних лет засела в сердце. — Ныне век терпеть мне пораженья во схватке с душами, кои загубил я деяниями своими. Они же, как и ты – огонь, что взваливается с неба. Но не терзай себя ты этой думой. Я как и прежде выстою, снесу все эти беды, а ты иди, мой аспид, и я последую с тобой той тенью грозной, кой страшился ты когда-то. — Я слабею, желаю остаться с Вами! С каждым новым днём я страшусь открыть глаза, ибо и не ведаю, какие испытания придутся доле моей. — неожиданно для себя, та скопленная Эдди правда вырывается наружу. — Не гневайся ты на свою судьбу. Не ты виновен в выборе её. Никто не властен во избрании основы. Но ты назначен ею к славной доле, достойно прожил те года и завершишь свой век велико. Пускай они, как псы, пожрут друг друга. Слепы те все к твоим заслугам, с враждою вспыхнули, до без причины. Всё это злой и глубоко порочный род. Приди к смирению, тогда то обретёшь покой. Но ныне запасись вселенной злобой с мудростью, что я то даровал. Сожми покрепче кулаки. Настало время для последней битвы.***
Вот уже который час в покоях шатена, при тусклом свете затлевающих свечей, томились в ожидании две стороны. Никто из собранных врачей не вынес чёткого вердикта, но прозвучавшая вскользь сокрытая истина об отравлении сразу закралась в сердца каждого. Одни опасались за раскрытие деяний, другие же восприняли ту тяжёлым грузом на сердце. Стоя по обе стороны от кровати стаи лишь изредка метали озлобленные взоры друг на друга. Рокантен выстаивала горделиво, как и всегда, даже не взирая на подозрения медиков о скорейшем конце шатена, пока смятённый Мурад не мог выбрать одно из нескольких чувств, что бушевали в нём: злорадство иль опасение. Мари на этот раз была слегка отстранена от выбранных союзников. Впервые та бросала краткие взгляды на Каспбрака с ужасом и словно не желала верить происходящему, пока в голове прочно засел вердикт: «Если не обнаружить корень проблемы, то в один из мигов потери сознания он может и не открыть глаз.» Эти же слова громом средь ясного неба разразились в головах Хартманна и Тозиера, что держались по иную часть от противников и старались вовсе не обращать на тех внимания, дабы не поднимать излишнего шума, хотя присутствие тройки уже давно стало бы весомым поводом для зачина очередной склоки. Но только не в этот раз. В покое пребывал лишь Эдди, что возлегал посреди и неведовал о том кошмаре, кой ему придётся застать очнувшись от иного. Симптомы не собирались оканчиваться на бессоннице, потери сознания и ломоты вперемешку со слабостью. Отрава значительно поразила того изнутри, вызвав крупные бардовые пятна по всей бледной коже. Зрелище не из приятных. Изумрудные глаза Анны оглядывали поражённое лицо с отвращением, и долго не задерживало на том взгляд. — Вы можете не дожидаться того о чём вымаливаете. Направляйтесь по своим делам. — проводя взором по троице, Майк складывает руки на груди и сразу славливает на себя внимание Мурада. — Майк, сама любезность, мы сами решим, когда нам уйти. Эдвард нам не посторонний человек, мы все тревожимся за его состояние. — заместо юноши решается ответить Рокантен. — Страшное дело…не дай бог это окажется заразно. — А тебе то, что беспокоиться? У змей есть чудная особенность – частенько менять шкуру. Одну замарали, да следом сбросили на новую. — вступая в перепалку, Ричард натягивает едкую улыбку, но взора не поднимает. — Жаль, что для жаб такового не предусмотрено…Они бедолаги долго не силах отмыться от грязи, в которую ступили сами. — вскидывая бровями, шатенка выдаёт тихую усмешку и отстраняет свой взор от противника. Склок не избежать, пока обе стороны пребывают вместе. И неизвестно во что та могла перерасти, если бы не внезапный шум со стороны кровати. Присутствующие мигом обращают взор на пробудившегося от кошмара шатена, что только приоткрыв глаза ощутил неимоверную сухость в горле, коя отразилась гулким кашлем. Первым реагирует Хартманн, что в тот же миг рвётся к стоящему на тумбе графину и переливая из него воду в стакан, протягивает тот другу. И в момент, пока Каспбрака возвращали к чувствам, Тозиер краем глаза успевает подметить, как сильно сменяется былой величественный настрой Рокантен и Хана. Сдержав поганую усмешку, брюнет собирается увести взор, но следом оживившаяся Стоун создала множество иных вопросов в голове. — Всё в порядке? — помогая другу перейти в положение сидя, Майк с беспокойством оглядывает того, но не получает никакой ответной реакции. — Который час?...И к чему здесь всё это стадо? — с трудом привыкая к свету, Эдди делает ещё пару глотков и вовсе переводит взор только на Ричи, кой казалось стал общаться с тем одним взглядом, указывая на «приближённых» к тому. — Пол первого ночи…Знал бы ты, как мы переживали за тебя. К чему же был весь этот спектакль? Тебе бы отлежаться да прийти в норму. — умело скрыв разочарование, Рокантен нерешительно присаживается на край кровати, но по-прежнему сохраняет дистанцию. — Ты не напрягайся и ни о чём не думай. Всё-таки осложнения уже на лицо. Указав взором на язвы, девушка куда боле вводит Каспбрака в смятение. Отдав стакан обратно Майку, Эдди слегка сбрасывает одеяло и подмечает картину в полном объёме. Бордово-алые пятна, с коих местами отслаивалась кожа, до боли напоминали ему об одной ситуации, что когда-то обитала у того на слуху. В сей же миг подняв взгляд на Стоун, шатен слабо мотая головой выдаёт ломанную ухмылку, чем повергает «сестру» в ужас. Блондинка, плавно пятясь назад, с трудом сохраняла покой на лице, но дрожащие уголки губ выдавали ту. — Конечно…Не беспокойся, скоро это пройдёт. — переводя пустой взор в сторону зеленоглазой, Эдди сохраняет ухмылку. — Направься лучше к Сандеру…проверь как его самочувствие. И вы все оставьте меня с Ричардом и Майком. Кивая в сторону Мурада и Мари, Каспбрак уводи взгляд на двери и пока присутствующие в замешательстве переглядывались меж собой. Каждый подметил неладное в атмосфере, что была посеяна шатеном, но возражать сталось бы странно. От того первым комнату покидает Мурад, вслед за ним Мари, что с трудом отвела насторожённый взор от Эдди, но всё же быстрым шагом сбежала со своего места. — Да будет так…— сверкнув обозлёнными изумрудными очами в сторону блондинки, Анна рвано выдыхает и оглядывая веснушчатого напоследок, в отвращении поджимает губы и следом весьма нерешительно, словно опасаясь, оставляет невесомый поцелуй на его макушке. Рокантен покидает покои также быстро, под прожигающие взгляды от пары друзей и как только двери захлопываются, Эдди пошатываясь встаёт с места и проходит к зеркалу. — Где сейчас Роуман? — пристально осматривая каждое из пятен, тот будто и не слышал ответных вопросов от друзей. — Скорее всего вновь занят разгрузкой белья, иль помогает прислуге Сандера…В чём собственно дело? Ты разве не слышал, что тебе стоит отлежаться? Мы не знаем что это такое и вдруг оно… — Майк…— поток волнения Хартманна приостанавливает Тозиер, не сводящий взгляда с Каспбрака. — Говори сразу, что не так. После станем подключать посредников. — …Избавляется от меня кто-то из них. Те сказки, что они рассказывают Рихтеру – враньё. — сорвавшись с места, шатен хватает со стула рубашку и тут же накидывает на себя. — Юсеф приходил не зря… И пока Эдди выдаёт нервную усмешку, Майк с ужасом затаив дыхание уводит взор на не менее шокированного Ричи. — Кто приходил? — нерешительно вымолвив крутящийся на языке вопрос, Хартманн ведёт брови к переносице, словно убеждая себя в том, что он ослышался. — Когда-то после отравления меня от Мари он рассказывал мне о молодых годах Махфируз. Тогда…после покушения на Стоуна, она прознала о том, что всё было устроено моей матерью. Не смирилась с обидой и в день свадьбы решила покончить с той. — застегнув все пуговицы, Каспбрак натягивает её рукава вплоть до пальцев в попытках скрыть уродство со своих глаз. — Намешала неизвестной отравы взятой у Юсефа…Мама выжила, да вот на утро вся покрылась подобной по описанию гнилью. — Получается, что Мари… — Или все трое!...Кабы не четверо. Кто знает в каком пьянстве можно пойти на такое? — повышая тон, Эдди с тяжёлым вздохом принимается расхаживать из стороны в сторону, невзирая на остаточное головокружение. — Либо они прознали о служении Роумана и теперь кроют его и нас вуалью…Либо он не всецело во их доверии. Это надо прознать и затянуть им на шеях верёвки, да потуже, чтобы прознать всё. — Если ты сам понимаешь, что все симптомы схожи, то почему нельзя действовать сейчас? — уже не стараясь сдержать себя, Ричи вслед за Эдди сменяет настрой. — Потому что для обвинения нужны все доказательства на руках!...Тоже мне шериф. — абстрагировав внимание от обомлевшего Тозиера на Майка, шатен проходит к тому ближе. — Передай Роуману моё поручение, пускай постарается втереться к ним в доверие, выведает всё, что только сможет. — Ты уверен, что он не играет по сей миг по правилам этой четвёрки? — тяжело вздыхая, Хартманн поджимает губы. — Не обожжёмся – не узнаем. Даже если он с ними заодно, то они уже будут осведомлены, что мы вступили во оборону. — слабо кивая, Каспбрак заглядывает в понимающие того глаза напротив. — Ступайте, я должен подумать обо всём. Хартманн с беспокойством оглядывает друга в последний раз и наблюдая за тем, как тот отстраняется вновь к зеркалу, переводит взор на Ричи, что явно не собирался оставлять шатена. С пониманием относясь к этому, Майк лишь кратко кивает брюнету и покидает комнату. Тозиер же проходя ближе со спины Каспбрака, оглядывает лик того чрез отражение в зеркале и тяжело вздыхает, укладывая ладони на его предплечья. Только Эдди подобного не оценивает. Делает слабый шаг вперёд, да глаза прикрывает. В голове вновь бардак из происходящего и сон, как назло, ввёл того в большее негодование. Вымолвленные им слова были верны, он утерял желание открывать глаза по утрам, видеть отвратные ему лица, терпеть поражения и опасаться каждого своего шага. Он разорвал связь с «прокажённым», но какой ценой? «Прокажённый» - это не просто образ. «Прокажённый» был отдельной личностью. Пока тот жил, по венам протекало бессмертие, да мудрость всадников великих. И не боялся он гоненья, совести гнетущей день ото дня. Если бы не эта человечность, то не было б учтивости к порочным в нём и все преграды Каспбрак миновал. — Мне кажется, что не на том я пути. Эта излишняя доброта меня то и погубит. — оборачиваясь к брюнету, Эдди не поднимает взора. — Ещё один удар…И мне придётся распрощаться с собой вновь. — О чём ты? — Эта эпоха далеко не Эдварда…Она принадлежит Дьяволу. Тому кто не стал бы терпеть подобного унижения, да слушаться морали сердца. От роду то во мне убили, а возрождать его проку нет. — обращая взор исподлобья на Ричи, юноша хмурит брови. — И раз по предсказанию полягут люди…То будут это жертвы Прокажённого. Ведя брови к переносице, Тозиер движется ближе и собирается возразить, но шатен жестом руки останавливает того в шаге от себя и продолжает: — Я готов утерять кого угодно, но не позволю оставить своего сына одного. Они хотят играть со смертью, так я дождусь сигнала и обрушу целый мир на их головы. — Снова собираешься заглушить в себе всё имеющееся? Так ты ступаешь на дорогу Стоуна. — делая шаг назад, Ричи увеличивает дистанцию меж ними. — Надо противостоять, я не отрицаю, но всё должно быть по совести. — Ты позабыл, на кой стороне находишься? Это преступный мир, а наши противники – куклы Рокантен да Денбро, что давным-давно пересёк все грани. Если я ещё хоть на день закрою глаза и не подмечу совершаемого абсурда, то так и умру, пока они станут торжествовать своей натуре. — выдав былую отвратную ухмылку, Каспбрак складывает руки за спиной и приближается к Тозиеру вплотную, заглядывая в глаза со всей скопившейся злобой. — Уповаю…пускай же ты испытаешь нечто подобное, разрушительное, что заставит тебя встать на моё место. — Твои взывания не сбудутся, ибо я чист и подобные наказания мне выдавать не за что. — прорычав сие сквозь зубы, брюнет вмиг получает в ответ знакомый, ядовитый смех. — Это реальность, Ричард. Здесь не работают законы сказок и всем таким добрым героям суждено претерпевать пораженья, пока те на научаться отстаивать себя…Порой даже самыми мерзкими методами. — выказывая мнение грубым тоном, Каспбрак и не замечает, как с каждой секундой их отношения возвращаются на начальный уровень. — Уважать и любить в этой жизни нужно лишь семью, а всё остальное временно и не заслуживает чести порабощения тебя за твои слабости. Иди, люби весь белый свет и жди на них вселенской кары! Только когда приползёшь сюда с ножом в груди, я спасать не стану. — Посмотрим…Только вот кажется пути наши с этого момента расходятся. — И пусть…Рокантен также когда-то мне противоречила, а ныне утеряв её, в моей жизни ничто не изменилось. — выражая полное равнодушие к словам брюнета, Каспбрак оборачивается к тому спиной и остаётся слушать, как Ричард быстро покидает его комнату с громким хлопком дверьми, что и стал явной точкой в данном вопросе. Пророчество Рокантен нежданно решилось сбыться во самый не подходящий для того миг. Тозиер всего за миг стал не нужен, повторив её судьбу. Прокажённый же никогда не был предназначен для чувств. От того, приняв уход брюнета, Каспбрак умело сметает всё живое, что тянуло его к нему и смотря на себя чрез зеркало, впервые зрит нечто схожее с его творцом – Юсефом.***
В ледяных коридорах поместья, в коих всегда царила строжайшая тишина, ныне раздавались тихие шаги. Оповестив прислугу о желанном визите Рихтера, Майк не спеша движился в комнату, обдумывая происходящее. С каждым прожитым вновь днём в груди юноши нарастал страх, кой не преследовал его так сильно, даже в годы правления Стоуна и то было оправдано. То время было беззаботным, можно было закрыть глаза на все царящие кошмары, ведь впереди тебя всегда стоял величественный образ родителя. Ныне на каждого возлегла задача - самим стать хозяевами своей судьбы. Самим отдавать приказы, принимать решения и строить путь. Казалось все смирились с подобным исходом и даже вычли из того выгоду, но никак не Майк, коему никак не угождали подобные реали. Раз за разом проходя мимо бывших покоев родителей, тот убеждался, что покой в этих стенах недосягаем. И было то правдой. Внезапно впереди пути начинают слышаться знакомые голоса, что переговаривались меж собой на повышенных тонах. Хартманн в смятении оглядывается по сторонам и украдкой доходит до одного из поворотов, прячась за ним и прислушиваясь к разговору, ведь интуиция подсказывала тому, что сие неспроста. — Закрой свой рот! Я ничего не желаю слышать от тебя. Научи дурака молиться, так он голову об камень разобьёт. — стараясь не переходить на крик, Рокантен будучи в явной ярости отчитывала Стоун. — Раз уж пошла со мной на подобное, то грех этот возлёг не только на мне, но в первую очередь и на тебе, Мари. Не строй теперь из себя саму святость, выражая лицемерное беспокойство. Не ты ли тогда проклинала его?! — А ныне я иного мнения! Сама не осознаёшь, что происходит?! Если его не станет, то кому перейдут наши судьбы? Мураду, который день ото дня да выкинет нас от сюда за шкирку и будет упиваться здесь с Денбро? — впервые набравшись сил противостоять напарнице, блондинка встаёт к той вплотную, но одержать победы в сей битве ей было не суждено. — Меня то он от себя не отпустит, а вот ты и впрямь вылетишь от сюда в мгновение! Ответь на мой вопрос сама себе: кому ты нужна здесь кроме меня?! — усмехаясь в лицо Мари, шатенка горделиво возвышается над той, да улыбку змеиную растягивает на губах, видя обречённость девушки. — Знай своё место! Эпоха твоего папочки прошла и твой пьедестал обвалился вместе с ней. Если не станешь следовать моим указам, не удивляйся как в один из дней узришь того пред собой не открывая глаз после сна. Мари ломается вновь. Смолкает и Майк, с трудом сдерживая гнев на Рокантен, рвётся с места в обход. Так или иначе, но один из козырей уже покоился на его руках. Осталось добыть самое главное доказательство и не без помощи Рихтера, кой ныне пребывал в комнате Хана, выдавая тому очередной липовый отчёт. — Вы и сами всё слышали…неизвестная болезнь иль отравление, что боле правдоподобно в моих глазах. — наблюдая за русым, что в тревоге расхаживал по комнате, Роуман словно считывал Хартманна чрез расстояние и пытался докопаться до истины. — Прошу, ответьте честно, Вы стоите за всем этим? Если мы не разберёмся с подобным на раннем этапе, то потом может стать хуже. — Я повторил уже множество раз, что это не я! Я понятия не имею, что происходит с ним, кара это или дело рук кого иного…А если и так, то кого?! — повышая голос, Мурад ополчается на Рихтера, что отличался от того чрезмерным спокойствием. — Говорили ли Вы с госпожой Рокантен или Стоун? У двоих дам имеется ряд причин докучать Каспбраку. К тому же о состоянии Мари здесь каждому известно. День ото дня пребывая в таком трауре её голова не могла не выдать чего дурного. — Не думаю…Мари додумалась лишь себя прикончить и то не вышло, а здесь всё идёт словно по чёткому плану. — рвано выдыхая, Мурад движется к стеллажу и достаёт из того бутылку рома. Справляться с подобными приступами тревоги становилось как никогда невозможно. Лишь проверенный метод верного друга помогал ему в минуты пребывания в кошмаре. Наполняя бокал алкоголем, русый и не задумывался о том, что все его деяния перерастали в самую, что ни на есть зависимость. Стоило тому совершить пару больших глотков и все излишние мысли отходили на задний план. — Что если Вас обводят вокруг пальца?...Не поймите меня неверно, но сие выглядит так словно Вас отстранили из игры на скамейку запасных. — сложа руки на груди, Рихтер прищуривает взор видя как Хан усаживаясь на софу достаёт из своего кармана маленькую бархатную коробочку, кою с тревогой тот прокручивал в руке. — Не могли…Ты даже и не догадываешься насколько сильно сплочён наш союз. Я и Рокантен его верхушка! Она ничего не утаила бы от меня. — выдав последнее с малой уверенностью, Хан поджимает губы. — Понимаю Вас…Когда-то Вам пришлось предать всех и всё во имя Рокантен, но сколько прошло с того мига? Наблюдая за вами со стороны, могу уверенно сказать, что доверять этой женщине опасно. Двери комнаты распахиваются почти в тоже мгновение. Пройдя внутрь, Анна свирепо оглядывает Рихтера, что совершал пред той лживый поклон, и слегка вскидывает бровями. — Как там тебя звать…Роуман? — сложив руки на уровне талии в замок, девушка вздымает подбородок выше и напоказ кривится в лице. — Верно… — Плохо справляешься со своей работой, Роуман. Ты здесь без дела болтаешь, а прислуга обыскивается тебя. Она слышала их переговоры, но упрекать того раньше времени было б не к месту. Бросая взор на поникшего Хана, Рокантен закатывает глаза и жестом руки приказывает Рихтеру удалиться. Юноша ещё пару мгновений прожигает шатенку своим взглядом, но по итогу выполняет указ, оставляя пару наедине. — А теперь будь честна и убери свою змеиную натуру. — выбравшись из омута своих мыслей, Хан допивает оставшееся в бокале и с грохотом ставит тот на стол. — Всё происходящее походит на вуаль, которой ты укрыла меня от всего того, что делаешь втайне…Чего ты добиваешься? И нужен ли я тебе? Ибо если всё это твоих рук дело, то для меня нет места в твоей жизни. Встав с места, русый нарушает расстояние меж ним и Рокантен, что быстро сменилась в лице после сказанных ей слов. — Как только ты мог прийти к такой мысли? Я как и все пребываю в неведении насчёт случившегося. — изобразив смятение, девушка укладывает хладные ладони на щёки возлюбленного и заглядывает в его глаза. — Ты же знаешь, что ради тебя я отказался от всего…Не желал, но принял яд из твоих уст и пристрастился к тому настолько, что ныне кажется не выживу если не приму ещё дозы. Они говорят, что я зависим от алкоголя, но всё это ложь. Истинная моя зависимость – ты. — тяжело дыша, Хан обвивает руки вокруг талии шатенки и прижимает ту крепче к себе. — Я никогда так сильно не любил, но ты стала моим единственным исключением…И знай, что ты как ранее можешь на меня положиться. Ради тебя я сделаю всё…Убью их всех своими руками и возложу к твоим ногам их трупы. Твердя последнее с особой злобой, Мурад и не подмечает ужаса сокрывшегося в изумрудных глазах. Она готова была услышать от того всё, что угодно, но никак не подобные речи на кои та не могла ответить взаимно. Поджимая губы, Рокантен ведёт ладонью к затылку и притягивает юношу к своему плечу. Оставляет в неведении тех эмоций, что возникали на её лице. Она хотела бы списать всё на очередной приступ опьянения, да только вот не выйдет. Все месяцы Хан прилагал все усилия, в попытках добиться окаменелого сердца и Анна яро тому противостояла, хоть иногда и давала слабину, но лишь в те моменты, когда Мурад был ей НУЖЕН во имя исполнения желаемого. Её сердце уже давно пребывало в оковах человека, с коим той было не суждено существовать. Он же был обречён сам того не сознавая. Также как и Роуман был обречён на совместное негодование в паре с Майком. Долгое время перебирая возможные варианты произошедшего, все сводилось лишь к одному: — Анна и Мари…Никто иной. Мурада те оставили в стороне, а у Денбро мозгов не хватило бы провернуть подобное. — тяжело вздыхая, Рихтер облокачивается на спинку дивана и уводит взор в пустоту. — Осталось вывести их признанием…Или иметь на руках улику, с которой бы можно было выносить приговор. — поджимая губы, Майк повторяет за новым другом и внезапно ощущает нечто странное, что болью отдавало в сердце. — Если Мари взялась за старое…Я с трудом переживу это. — Рокантен подбивает её и Мурада. Она является корнем зла. — Значит нужно вырвать его. Придушить змею. — Если у тебя есть идеи, то высказывай. — Для начала я разберусь с последствиями…И начну с Мари. Если посторонней змее удалось завоевать её авторитет, то брату будет подобраться легче. — Ты собираешься действовать один? Быть может мы разделимся?…Я могу поговорить с Ханом. — переводя взгляд на шатена, Рихтер слегка вскидывает бровями. — Не стоит…Я хочу быть полезен своим близким, помогать им, как когда-то они помогали мне. — переглядываясь с другом, Майк натягивает слабую улыбку. — Поэтому данное дело полностью поляжет на меня. И когда всё раскроется, я приду к Эдди и Ричи уже со всеми основаниями на уничтожение предателей. Он никогда не говорил о подобном, но почти всегда ощущал себя лишним в компании своих друзей. Майк не обладал той самой искрой и жаждой мести. Он с трудом справлялся на выполнении важных заданий и обладал особым уровнем сострадания, кой не был изведан иным. Ему никогда не хотелось проживать подобную жизнь, ибо она сталась ему чужда. Рождённый в безграничной любви, окутанный всем теплом мира и зацелованный самими нежными губами родителей. Только вот лишний во мраке, реках крови и власти. Майк понимал, что ничто не затушит того огонька внутри, кой когда-то был подарен родными родителями и сохранён самим Стоуном. Юсеф, как и Махфируз, прознал о подобной особенности юноши, от того мужчина никогда не принуждал того выполнять грязной работы, а наоборот, поощрял всё то, что исходило от души парня. Погибший всем сердцем любил его картины, закупал нужное для их написания и каждые пол года устраивал выставки работ Хартманна во всех коридорах поместья. Парочка из них по сей день висят в кабинете и покоях Стоуна, что не могло не теплить сердца Майка. Только Юсефа больше нет в его жизни. Никто иной не оградит его от ужасов бытия, в кое тот был когда-то заброшен. От того Майк основательно для себя решил, что ему пора брать на себя часть ответственности и помогать близким, как бы помогал тем погибший отец.2 июня 2024 17:29
Несколько дней Хартманн расхаживал в своих раздумьях и не решался совершать и шага навстречу задуманному. И только измученный вид Каспбрака, коего не отпускала болезнь, заставил того решиться на самый важный для того разговор. Он стоял пред дверьми знакомой комнаты около пары минут, то и дело поднося руку и тут же отдёргивая ту обратно. Они почти никогда не были близки с Мари. Или то время было настолько мимолётным, что уже успело позабыться Майком? Точного ответа тот дать не мог, но начинать что-то забытое, старое, всегда было тяжёлым шагом. С рваным выдохом, Хартманн наконец стучится в двери и почти сразу получает краткое: «Войдите». На этот раз юноша не медлит, сознаёт, что бежать было некуда. Открыв дверь, тот проходит внутрь и застаёт блондинку сидящей за трюмо. Та подмешает шатена и испытывая приятное удивление, вскидывает бровями. — Майк? — оглядывая растерянного парня, Стоун откладывает кисти для макияжа и встаёт с места, направляясь ближе к тому. — Наверное, я не вовремя? — Что ты? Вовсе нет…Уже который месяц я пребываю здесь во скуке. Видеть тебя здесь…для меня большая радость. — выдав слабую улыбку, Стоун, оказавшись рядом, осторожно берёт брата за руки и заглядывает прямиком тому в глаза. Последние дни сказались на той. Поговаривают, что всё нами имеющееся кажется обыденным, весьма заслуженным ровно до того момента, пока мы не утеряем то. Скорее всего именно это высказывание могло в точности отобразить происходящее в мыслях Мари. Сожаление о содеянном настигло её в миг, когда пред глазами проносили почти бездыханное тело Каспбрака, что с каждой минутой всё боле одолевало ядом. Лишь тогда она поняла, что дороже их у неё никого и не было. Только лишь упущенное время мешало Стоун снять оковы змеиной владыки и наконец прийти к раскаянию. — Тогда, я готов стать твоим сегодняшним утешением. — лицо Майка вмиг озаряет той самой, яркой детской улыбкой и всё волнение, что поражало двоих, исчезло. Мари тихо смеётся и не упуская рук юноши, ведёт того диванам, дабы не застаиваться на одном месте. Присаживаясь, пара долго переглядывается меж собой безо всяких слов. Оглядывая друг друга, пред ними воссоздавались совершенно иные, их детские образы: те самые сверкающие глаза, изогнутые в бесконечном смехе брови, румяные, пухлые щёки и самые яркие на свете улыбки, кои боле никогда не расцветут, как и ранее. — Сколько же лет прошло…А мы почти никогда не оставались вот так наедине. — не скрывая лёгкой грусти, Мари поджимает губы и виновато опускает взор. — Зато я помню наши общие прогулки и то, как я учил тебя рисовать, сам того правда ещё не умея. — тихо смеясь, Майк кажется понимает всю детскую нелепость того времени и блондинка вмиг подхватывает его настрой. — Боле всего мне запомнились твои вечно растрёпанные волосы. Каждое утро мама укладывала их, а буквально через несколько минут ты прибегал со взрывом на голове! — Да я и сейчас не особо слежу за этим…Моей бунтарской натуры не отбить. — Бунтарской? Майк…Ты всегда был самым лучшим из нас. Ни одного замечания, наказа. — А как же испачканные красками комнаты и вечно разбросанные игрушки? Вновь заливаясь смехом, Стоун слегка клонит голову вбок и впадает в новую волну размышлений, коя заметно сказывается на её выражении лица. — И что же мы имеем сейчас, Майк? — риторический вопрос, кой сразу сметает былые воспоминания. — Это меня и тревожит. Что стало сейчас? В миг когда мы все утеряли покровителя, когда должны сплотиться. Меж нами разразилась большая пропасть. — видя, как сильно поникла девушка, Майк подвигается ближе и берёт ту за руку. — Быть может, к сожалению, но мы все однажды стали близкими. Мы не должны держаться порознь, иначе не избежать падения. — Как можно изменить что либо, когда бездна уже у моих ног? — заглядывая в глаза напротив, Стоун с грузом на сердце тяжело вздыхает. — Я слишком долго вышагивала по тёмному пути…Совершала миллионы ошибок и даже когда предо мной представал шанс, я отвергала. Она не желала прятать своих чувств в это мгновенье, но вопрос «Что с ними делать?», терзал её изнутри. Опустив глаза, Мари не обращает внимания на пролившееся по её щекам слёзы. Закусывает на мгновение губу, а после продолжает: — Я желаю обернуть время вспять, увидеть вас всех вместе…Рядом со мной. Да только судьба распоряжается иначе и следуя ей, я век станусь на стороне врага. — Нет…Всё вовсе не так! — внезапно спохватившись, Хартманн и сам пугается подобного напора, но быстро вбирает дрожащую руку сестры в свою, перебирает тревогу на себя. — Судьба наша только в этих руках. Если чего-то сильно возжелать, то и конец света не помешает тебе пробраться к цели…Главное совершить вовремя остановку, обдумать всё и принять верное решение. В покоях воцарила тишина, кою лишь изредка нарушало тяжёлое дыхание и всхлипы блондинки. Недосказанность терзала грудь, комом перекрывало дыхание. Былые краски сгущаются в тот же миг, как Мари решается заговорить: — Я совершила самое страшное, предалась идеям совсем не того человека и сознала это лишь в последний миг. Ты не желаешь слышать правды. — Желаю. Лишь узнав её я смогу тебе помочь. Стоун мечется взглядом по рукам юноши, решает, кою сторону принять, но не успевает смолвить и слова, как в распахнутые вмиг двери проходит виновница всех бед. Рокантен прожигающим взором оглядывает пару, от чего Мари в ту же секунду упускает руки Майка и отстраняется от того, что вызывает едкую усмешку со стороны шатенки. Подобно воплощению вселенского зла и холода, та вытягивала душу из блондинки лишь одним своим изумрудным взором. Змея умело пользовалась мнимым венцом славы на своей голове и сеяла смуту одним только появлением. Заполонившую комнату тишину кромсал стук кроваво-алых каблуков, пока Анна с горделивой осанкой движилась ближе к собеседникам. Она видела, как вспыхнул Хартманн. Знала, что помешала его планам, но лишь довольствовалась сем, растягивая на облачённых в красную помаду губах змеиную ухмылку. Всем своим видом та показывала, что не отступит от своего и Майку ничего не оставалось, как смириться с пораженьем. Метнув последний взор на обомлевшую Стоун, Хартманн подрывается с места и покидает отравленное помещение, предварительно задев шатенку плечом. Только было ли Анне до этого дело? Уж явно не сейчас. Захлопнув за собой двери, шатен рвётся вперёд, даже не сознавая как сие состояние на него не похоже. Впервые кому-то удалось вывести юношу на подобные нечеловеческие чувства, кои подобно яду пожирали каждую клеточку изнутри. Не зря происходящего вокруг, Хартманн отголосками прокручивал в голове все части собранной им картины и сознавал, что не достаёт ему всего одной детали. Но как заполучить ту? Ответ попадает в поле зрения почти сразу: комната Рокантен. Уж если честностью не обрести триумфа, то время переходить во самый эпицентр грязи. Оглядываясь по сторонам, юноша не застаёт ни единой души и тайком проскальзывает в мрачную комнату. Вокруг царила странная атмосфера, что лишь при одном взгляде вызывала отврат: до ужаса едкий запах парфюма вперемешку с лаком для волос, хаотично расставленная косметика, что покрывала собой всю столешницу трюмо, огромное множество алых оттенков во шторах, коврах и даже постельном белье, кой попросту прожигал взгляд. Находиться в подобной обстановке было не то чтобы непривычно, а попросту невыносимо от всех дурманящих запахов и ярких цветов. Но Майк перебарывает себя, собирается с мыслью и оглядывая комнату принимает решение обыскать каждый угол. Действуя мыслью об ограниченном времени, шатен сразу припадает к шкафам и тумбочкам. Отворяя дверцы одну за другой, парень осматривает каждый карман, сумку, уголок. Он не пытался сохранять того порядка, кой сотворила Рокантен. Нечто внутри подсказывало ему, что сие его последний шанс и все совершённые риски окажутся ненапрасны. Прошло около пятнадцати минут. В центр помещения летело всё: одежда, бельё, обувь, бумаги, но самого главного не оказалось. Выругиваясь себе под нос, Хартманн стиснув зубы обходит комнату по кругу и в отчаянии тихо взвывает. В воссозданном вокруг хаосе не было никаких улик. Выходит, что преступление ныне возлегло на него самого? Так не могло быть. Майк не верил. Тяжело дыша, шатен продолжает пристально оглядывать комнату, пока рука тянется к заднему карману джинс. Ему нужна была помощь и даже если не в поиске, то так точно в сокрытии произошедшего. Хватаясь за край телефона, юноша достаёт и почти сразу выранивает тот на пол. Его нервозности было не скрыть, и та медленно начинала играть с тем злые шутки. Вздрагивая от внезапного грохота, Майк тихо шипит и мотая головой осматривает пол, подмечая край смартфона под кроватью. Быстро припадая к полу, юноша тянется к тому рукой, но натыкается на острый угол чего-то иного. Замерев на мгновение, Хартманн ведёт брови к переносице и цепляется за неопознанный предмет, доставая в первую очередь его. Взяв в свои руки средних размеров шкатулку, парень с опаской оглядывает ту какое-то время, но после решительно ставит ту на кровать и распахивает. Пред широко распахнутым взором наконец предстаёт желанная картина: немереное количество хрустальных колб, что возлегали на алой бархатной обивке и смиренно ожидали своего часа. Майк точно знал, что это такое, ибо подобные сосуды ему доводилось видеть в кабинете отца, что частил с применением отравы к своим врагам. — Нашёл…Я победил. Победил! — внезапное ликование боле напоминало в Хартманне ребёнка, но то было оправдано, зная, что это первое из его личных свершений во имя друзей. Захлопнув шкатулку, юноша подбирает телефон и дрожащими от необъяснимого волнения руками, решает оповестить друзей:«Прошу, соберитесь в комнате Эдди! Я буду через пять минут, у меня есть кое-что важное для вас.» 18:19
Эдди «Я и Роуман ожидаем.» 18:19 Ричи «Принял. Скоро буду.» Получив ответы, Майк забывает обо всём и вернув телефон в карман, крепче сжимает коробку в руках. Он растворяется в хаосе из своих чувств. Лишь бешеный ритм сердца возвращал того к реальности, где тот впервые доказал всем, а в первую очередь себе, что его возможности безграничны. В какой-то момент парню надоедает ликовать одному и томиться в предвкушении реакций друзей до такой степени, что его ладони запотевают, а гул поднятый несчастным органом в груди, начинает отдаваться пульсом в ушах. Мотнув головой, шатен с ярой улыбкой прижимает коробку крепче к себе и встав на ноги рвётся к триумфу. Только вот буквально за два шага тот успевает столкнуться с новой проблемой. Резко подняв взор, Майк застаёт пред собой строгий лик Хана, что открыто выражал к тому массу грядущих вопросов. — Что ты здесь забыл?! Как посмел ворваться в комнату Рокантен?! — хватая младшего за ворот свитера, русый не сдерживает себя в гневе, трепет того, как дворового щенка, но почти сразу получает отпор. Отталкивая брата от себя, шатен совершает шаг назад и уже не показывает былого страха пред фигурой напротив, а лишь усмехается в лицо тому и горделиво ведёт подборок ввысь. — Мне не нужны особые привилегии для того, чтобы врываться в комнату той, кто совершила смертоносное деяние. — вскинув бровями, юноша отворяет крышку шкатулки и даёт старшему узреть улику. — Скорее взгляни! Руки, что ты расцеловывал день ото дня уже давно пропитаны отравой!...Твоя Анна самая настоящая убийца! Повышая тон, Майк с усладой наблюдает за тем, как быстро сменяется в лице брат. Мурад пробегал глазами по всем сосудам и не сознавал, что происходило с ним в этот момент. Воздуха в лёгких становилось критически мало, но осмелиться совершить новый глоток он был не в силах. Тело отказывало велениям хозяина, обмякло. Хан раскалывался на части от осознания совершённого над ним предательства, от чего ему становилось невыносимо жутко. В голове разрождается буря. Излишнее количество чувств болью начали отдавать в висках. Он не знал как осознать каждое из них, пока из этого потока его не вырывают заключительные фразы оппонента: — И когда я представлю это Эдди, будь уверен, он тут же отдаст поручение группе убить Рокантен! Мурад резко поднимает взгляд на того, вздрагивает от хлопка закрывшейся крышки и замерев взором на отвратительной, широкой улыбке Майка, приходит обратно к реальности, пока что-то неверное в груди его искрами опаляющими замыкает. Хартманн не медлит. Тихо рычит в сторону врага и движется к дверям. Он не желал слушать оскорблений, пустых мечт об ином исходе. Ныне его миг, где тот впервые превзошёл того на кого ровнялся всю сознательную часть жизни. Отворив двери шатен ступает в коридор и совсем не ожидает как в ту же секунду того сильной хваткой затянут обратно. Шкатулка сразу летит к полу с последующим следом оглушительным грохотом. Мурад рукой закрывает тому рот, прижимает спиной к себе неистовой, животной хваткой, да так, что Майк в один миг начинает ощущать с какой силой колотиться сердце старшего. Оно обезумело, желало вырваться, сбежать из груди в коей всё стало заполнено страхом. Хана накрывает той же волной. Он боле не слышал приглушённых выкриков, не ощущал попыток Майка вырваться. Он твёрдо решил. Дрощай рукой достав из заднего кармана складной нож, юноша опускает свои веки и вбирая в лёгкие как можно больше воздуха, приставляет остриё к шее брата. Мгновение. Хартманн впивается ногтями в его руку, взвывает отчаянно, пока тонкая кожа расходится по двум сторонам от размашистого удара и теряет контроль. Следом шатен ощущает, как поток крови заливает его свитер, что стал омерзительно прилипать к холодеющей от ужаса коже. Картина пред глазами тускнеет с каждой секундой. Мурад оборачивает того к себе, сжимает слабеющее тело руками и заглядывает в глаза. Те самые, что вечность искрили разными красками и вверяли ему смысл жить. Ныне в тех поселился ужас. Они стекленели за считанные секунды, чем отрезвляли рассудок старшего. — Брат…— хрипло выдаёт Майк и выжимая из себя последние силы, хватается за его плечо. Казалось, будто шатен сейчас вымолвит что-то ещё, выскажет всё в преддверии последнего своего мига, но рот его наполняется кровью. Крепче сжимая плечо старшего, Хартманн начинает попытки откашляться, но лишь больше захлёбывается в той. Не ослабляя хватки, русый поддаётся внезапно накрывшей того панике. Спускается на колени и укладывает младшего головой на них. Только и слова тому сказать не осмеливается. Лишь в ужасе наблюдает за тем, как жизнь потоком исходила из него, пока карие, по-прежнему детские глаза в страхе заострили всё внимание на лице близкого. Не верил. Никак не верил подобному предательству. Бледнеющей рукой тянется к брату, но не успевает. Майк погибает в руках предателя, что когда-то являлся для него целым миром. Хан цепенеет, когда рука младшего припадает к полу, а сверкающие глаза стекленеют за секунды. Лишь тогда русый сознаёт: он мёртв. Резко оттолкнув от себя бездыханное тело, Мурад хватает с пола нож и ту самую шкатулку. Встав с места, тот последний раз опускает взор на умертвлённого брата и срывается с места, едва ощутив необъяснимый призыв тошноты. Только покинуть комнату тому было недостаточно. Во время пути пред глазами как назло мелькали картины из отрывков былых моментов с братом и его последний миг. Очи в отчаянии заливали всё то слезами, но деяние навеки останется пред ним словно страшный кошмар, кой забыть невозможно. Мурад и не замечает, как добирается до единственного места где могла пребывать возлюбленная. Ногой распахивает двери и проходит внутрь, шокируя своим обликом девушек. С плеч и до ног залитый братской кровью, Хан поднимает взор на напарниц, слышит сдавленный выкрик блондинки и видит, с каким страхом Анна переводит внимание на шкатулку, а вслед произносит то, что кинжалом поразит двоих: — Я…Я убил Майка.***
Вот уже двадцать минут троица восседала в кромешной тишине. В воздухе витало напряжение, что породили разлученные своими же мнениями. Расставшиеся в молчании. Рихтер прекрасно сознавал, что сие не к добру, но вмешиваться в дела господ не решался, от того парень смиренно терпел давящее на него со всех сторон чувство и ожидал Майка, как своё единственное спасение. И его молитвы были услышаны, только далеко не в нужном ключе. За дверьми начинает нарастать топот. Троица в страхе переглядывается меж собой, и почти одновременно встав с мест, устремляет взор на двери, кои в ту же секунду распахиваются. — Господин!…Господин Хартманн! — две девушки из состава прислуги с искажёнными от ужаса лицами оглядывают старших и не сдерживая плача, указывают руками вглубь коридоров. Каспбрак хватается за сердце, что казалось раньше положенного дало первую трещину. — Веди! — криком отдав приказ, шатен рвётся с места и с трудом поспевает за девушками, пока за ним без лишний раздумий спохватились Роуман и Ричи. Пусть в этот момент был словно вечность. Эдди ещё не догадывался, что ожидает того на месте, но уже твёрдо знал: это станет его чертой. Пара секунд и прислуга останавливается у дверей покоев Рокантен. Две девушки переглядываются меж собой и затаившимся в груди страхом, нерешительно отворяют двери, позволив троице узреть окровавленное тело друга, что лежало средь кучи вещей в неестественной позе, лицом вниз. — Майк! — Каспбрак первым срывается на оглушительный вопль, мчится к брату и падает пред тем на колени. И пока шатен с истошными криками поднимал бездушное тело и перекладывал то на спину, Тозиер слабеет. Пошатываясь на месте тот глаз не отводит от трагедии, ведёт рукой в пустоте стараясь ухватиться хоть за что-то и тут же его подхватывает Рихтер. С трудом удерживая напарника, тот мечется взглядом, но не сознаёт, не принимает увиденного им. Рёв Каспбрака раздавался в каждом уголке поместья. Сердце его разрывалось, захлебывалось в крови, повторяя участь брата. Он не желал принимать исхода, но покоящийся на руках Хартманн, заставляли того полыхать в адском пламени. Погибать вместе с близким. Девушки из состава прислуги проходят к тому, осторожно берут под руки и пытаются оттащить от покойного, но тому не бывать. Эдди с животным рыком рвётся из хватки, отбивается, как может, а Майка не отпускает. Смотрит в стеклянные глаза и мысленно возносит мольбы. В отчаянном вопле он жмёт хладное тело крепче, как можно ближе к себе, искусывает до крови губы и дрожит. Впервые он настолько сильно боялся деяний смерти. Впервые та стала ему врагом. В покои врывается Мари. Видит описанное своими глазами и цепенеет от ужаса. Её разрывает от желания закричать, сорвать голос воплем залитым болью, но она сопротивляется. Бежит к Эдди и падает перед ним на колени, сразу же хватаясь за его плечи в попытках оттянуть того от погибшего. Сквозь больные удары и нечеловеческие крики, Стоун всё же удаётся сделать это. Она заглядывает в глаза напротив, что смотрели на неё в неистовом страхе и отражали всю обезоруженность юноши в сие мгновенье, и Мари тянет того к своей груди, вжимает в себя, ограждая младшего от накрывшего сердца ужаса. Без слов. Они были лишними в траурный миг. Каспбрак начинает плакать сильнее прежнего, хватается за блондинку и вопит не ведая, что их может ждать дальше, ибо вся жизнь для него заключалась в семье и утрата кого-либо из близких, равнялась для того концу. — Вы видели кого-нибудь?! Кто последний пребывал здесь?! — Роуман оказывается первым, кто приходит в себя. — Господин Хан…Весь в крови он направился в комнату Госпожи Стоун. — прислуга дрожит от ужаса, бегает глазами по сторонам, но выдаёт увиденное моментально, без лишних раздумий. И в этот же миг Тозиер усиливает свою хватку. Крепче сжимает плечо Рихтера и поднимает озлобленный взор в сторону коридора. Страх сразу покидает того и на смену приходит злоба. Брюнет срывается с места, не слышит выкриков и последующего топота Роумана. Он мчался со всех ног, всецело предавшись разразившемуся в груди пламени.***
— Как ты только мог пойти на подобное?! Разве в твою отравленную голову не пришла мысль о дальнейших последствиях?! — не сдерживая гнева, Рокантен возвышается над стоящим пред ней на коленях Ханом. — Я же всё это ради тебя…Я весь для тебя, Анна. Не мог позволить случиться чему-то с тобой! — хватаясь кровавыми руками за подол шёлкового платья, Мурад взвывает от боли и тут же получает отречение. Девушка шипя вырывает край платья и отстраняется от того на шаг. — Не смей! Не смей зарекаться, что всё это во имя меня! Не успевает Анна продолжить речи, как в это же мгновенье в двери покоев начинают ломиться. Замирая на месте, шатенка в нахлынувшем шоке приоткрывает пухлые губы и оставляет взор на дверях, что дрожали под силой того, кто их вырывал. Она успела запереть те, но ныне зеленоглазой казалось, будто то было напрасной затеей. По ту сторону пребывал Тозиер, что с нервной усмешкой оглядывал позолоченные ручки и вновь с новой силой дёргал за те. — Открывай, трусливая псина! Покажись же мне! — ломясь в двери, брюнет не взирал на обеспокоенные приговоры Рихтера позади, а лишь больше разжигал пламя внутри себя, начав колотить по деревянной поверхности разбивая тонкую кожу рук. — Тебе не спрятаться! Только попадёшь на мои глаза, так я в тот же миг разорву тебя в клочья своими же руками! Хана оглушает. Вопль за дверью смешивается с его личной мыслью и тот прижимает ладони к ушам, трясётся от страха, да сгибается пополам от разрывающей того на части боли. Ричард рычит сквозь льющиеся градом по щекам слезы и усиливает удары с новым, заключительным выкриком: — Братоубийца!