Когда выбор очевиден.

Аглая медленно листала каталог, подолгу всматриваясь в каждую фотографию. Она давно сотрудничала с этим агентством, и девушки у них всегда были достойнейшие — с безупречными фигурами и картинными лицами — вершина лакшери. Но ей не хотелось, чтобы избранница несла на себе печать гламурной красотки, только что прошедшей кастинг моделей. Аглае нужна была другая — та, которая не отличалась бы от приезжей студентки рядового Московского ВУЗа. И потому она не высматривала определённый типаж, а ждала, когда ёкнет. Женщина дошла до завершающего снимка, вернулась в начало, потом пролистала с середины и с сожалением отложила каталог: снова взгляд ни за кого не зацепился. Снова всё не то. Аглая вышла из кабинета, поблагодарила администратора и направилась к выходу. Одна из офисных дверей, мимо которой она проходила, оказалась распахнута настежь. Грубые окрики не стесняющихся в выражениях персон мужского пола заставили женщину задержаться. Аглая заглянула внутрь. Просторная, залитая студийным светом комната. И обнажённая девушка в центре под прицелом профессионально расставленных ламп. Совсем юная — ещё нет и двадцати. А может выглядит так из-за своей прозрачной эльфийской внешности: светло-русые прямые волосы до плеч, дымчатые глаза — невероятно нежная и тонкая. Они пытались заставить её позировать. Но у неё никак не получалось — стесняясь своей наготы перед двумя молодыми мужчинами, она вела себя очень скованно. — Подними руки! — по очереди рявкали они на неё. А она, вздрагивая после каждого окрика, резко вскидывала руки ивовыми прутиками, отчего полушария грудок подскакивали вверх, и девушка тут же опускала руки — накрывала грудь одной из них, а вторую укладывала на лобок, неосознанно принимая позу Венеры с известного полотна Боттичелли. Из смежной комнаты вышел ещё один мужчина - чуть старше и без камеры — видимо организатор и прикрикнул на неё, заставляя убрать руки. Она не смогла. — Чёртовы идиоты! — подумала Аглая, — видно же, что малышка никогда не раздевалась перед кучей мужиков — она тупо стесняется! Аглая вошла в студию. Организатор подскочил к ней. Она что-то шепнула ему. Тот кивнул и двинулся к выходу, по пути жестом забирая с собой фотографов. Аглая выхватила у одного из них камеру, захлопнула дверь и приблизилась к девушке. — Тебе неприятно, но они профессионалы. Это их работа. Не воспринимай их как мужчин… Осторожно, чтобы не повредить мейкап, едва коснувшись подушечками пальцев её лица, Аглая убрала слезинки, пробившиеся из-под полуопущенных ресниц. — А сейчас давай я поснимаю тебя. Не надо принимать никаких специальных поз — просто двигайся как тебе удобно. Аглая накинула на девушку свой палантин из натурального шелка с авторской акварельной росписью в фиолетовых тонах так, чтобы он прикрыл её тело от груди и почти до середины бедер и, заскользила вокруг, разрушая тишину студии щелчками цифровой камеры. Спустя несколько минут девушка осмелела и принялась позировать. Когда она совсем перестала стесняться, Аглая включила вентилятор, направила поток создаваемого им воздуха на девушку и незаметным движением дернула палантин, который, подхваченный исходящими от вентилятора воздушными массами, покинул хрупкую фигурку и устремился к хозяйке. А Аглая откинула его в сторону и продолжала снимать обнаженную девушку ещё несколько минут. Дополняя сухое потрескивание камеры, комплименты, которыми Аглая щедро и совершенно искренне осыпала девушку, настолько воодушевили и придали уверенности ее движениям, что последние снимки вышли откровенно эротичными. — Можешь одеваться, — женщина отложила камеру на стоящий посреди студии низкий журнальный столик и крикнула в направлении двери: — Мы закончили! Появившийся в то же мгновение, словно он все время съемки провел под дверью, мужчина с внешностью и повадками метросексуала отправил девушку к администратору, а сам любопытным взглядом прилип к экрану просмотра изображений. — Аглая Львовна! Вы волшебница! Сделали за двадцать минут то, что эти два долбоеба полдня не могли! — восхищался мужчина, листая снимки. — Я хочу, чтобы она была у меня в четверг, — Аглая пропустила мимо ушей открытый похалимаж. — Но Аглая Львовна, — вкрадчиво произнёс мужчина, меняя тон, — девушка совсем неопытна. С ней надо поработать и… — Я ХОЧУ! — перебила она, — и готова заплатить. И не надо с ней «работать», — к последнему слову Аглая жестом добавила кавычки. — Как скажете, Аглая Львовна! — не стал спорить мужчина, — но в случае форс-мажора — вы понимаете, о чём я — агентство снимает с себя всякую ответственность. — Эд, дорогой, — Аглая скривилась, — мы же не первый год сотрудничаем — я знаю правила. — Да! — добавила она, покидая офис, — и фото ее не вноси в каталог. Мужчина вернулся в студию. — Серж, девчонка где? — обратился он к обеспечивавшему организацию съемки помощнику, переносившему снимки на компьютер. — Отдыхает. С Алёнкой твоей кофе пьёт. — В четверг отправь её в Пандемониум. А Лидовской выстави дополнительный счёт. И можешь не стесняться — завысить раза в три по сравнению с обычными расценками, сколько совесть позволит. — Лидовской? Она всегда сама всё проверяет! И торгуется за каждую копейку! — Возможно, когда это касается бизнеса. Но девчонка — не тот случай. — Ты думаешь, она хочет её для себя? — А ты не заметил, как она на неё смотрела?! — Но я слышал — у неё жена заграницей… — Вот именно — заграницей! И по слухам — между ними давно уже только бизнес. — А Лидовская как всегда шикарна! Я бы от такой женщины не отказался! — мечтательно выдал Серж, — а может слухи всё это — и нет у неё никакой жены да и не лесбиянка она?! — Не надейся. Здесь без вариантов — Лидовская как и мы с тобой любит баб. И девчонка эта её серьезно завела. Поэтому забудь о её внешности и своей совести и направь ей на почту соответствующий счёт. — Ты снова начала курить… Ирина ткнула носком лофера банку из-под растворимого кофе, наполненную коричневой жижей, в которой плавали разбухшие окурки. — Ребенка теперь уж точно не будет, так нахрена заботиться о здоровье?! Наоборот: чем быстрее покину этот мир, тем лучше. Возможно ТАМ, — Алиса дернула подбородком вверх, — что-то все же есть, и мы скоро снова воссоединимся. Она наклонилась, нажимая руками на края вазы с огромным букетом тигровых лилий, посильнее вдавливая её для устойчивости в рыхлый могильный холмик. — Шикарные цветы… Ирина коснулась пальцами ярких лепестков, — но зря ты их принесла сюда — как только мы выйдем за ворота, их тут же уволокут — та самая парочка с алкогольным флером, что пристально наблюдает за нами от самой машины. Утащат и распродадут рядом с кладбищем по веточке. Надо было лучше отнести на кафедру и поставить рядом с её портретом… тем, что ты написала на её последний день рождения. — Она обожала лилии. Все об этом знали — и преподы и студенты — и дарили их ей охапками на каждый праздник. Я же всегда не переносила эти цветы, и запрещала ей приносить их домой. Так пускай хоть сейчас, хотя бы ненадолго, но они побудут с ней… Алиса сломала одну из головок, сжала её и с размаху ударила кулаком по металлическим прутьям могильной оградки, даже не поморщившись от пронзившей тело боли. — Это я виновата, Ира! Я убила её! — выкрикнула она с таким отчаянием, что наблюдавшая за ними парочка, суетливо перекрестившись покинула свой пост. — Перестань терзать себя, Лисик. Это был несчастный случай. — Нет, Ира! Нет! Это я! Только я виновата! Она ведь всегда уступала мне. И всегда следовала за мной. А я? Я же знала, что она боится глубины, боится волн, но не только не остановила её, а бравируя своей физической формой, рванула вперед — к этому чертовому острову, оторвалась от неё настолько, что когда она испугалась неожиданно севшей на воду перед её лицом чайки, не успела доплыть и помочь ей! Её бывший муж — тогда на поминках, когда он орал, что это я убила её… Он был прав. Сто, тысячу, миллион раз прав. Это я убила её! Алиса закрыла глаза и снова поднесла сжатую в кулак руку к оградке, наконечники прутьев скользнули по руке вспарывая тонкую кожу. Ирина комком выхватила из пачки несколько влажных салфеток, накрыла ими мгновенно наполнившуюся кровью рану, зажимая по-прежнему сомкнутые в кулак пальцы сестры между своими ладонями. — Ты не виновата. Это был её выбор. Она понимала, что ты любишь другого человека. И боясь тебя потерять, повсюду следовала за тобой. Оплачивала все твои увлечения, давая на кафедре самую низкую нагрузку, внушила мысль о необходимости завести ребенка — стремилась удержать всеми силами. И расплатилась слишком дорого — ценой собственной жизни… Да, это больно принять. Но ты не должна себя винить, вдалбливая в мозг пьяный бред её бывшего, много лет назад уже сломавшего судьбу вам обеим. Твоя жизнь — она только твоя. Переверни эту страницу. Уезжай отсюда. Ты должна быть там, где твоё сердце. — Там, где моё сердце? Ты издеваешься, Ира?! Она же сделала свой выбор — и этим выбором оказалась не я! Алиса дернула руку, салфетки бордовым комом отлетели в один из цветков, тут же жалобно повиснувший на заломленном стебле. Ваза не устояла и медленно опустилась на землю, раскинув на могильном холмике длинные стебли тигровых лилий. Алиса, не обернувшись, закурила на ходу сигарету и зашагала прочь по аллее с такой скоростью, что Ирине удалось догнать сестру только у центральных ворот. — Алиса! Этим выбором была ты! — …Её ввели в искусственную кому. Дочку сразу забрал отец. Его семья очень быстро установила отцовство, как будто они тщательно готовились и ждали подходящего момента. Они хотели её ещё и родительских прав лишить — такое в суде несли! Её помощницу, Юлию — директрису и меня пытались притянуть свидетелями ваших отношений. Мол, она «погрязла в пороке», ребёнком перестала заниматься. Ради содомской связи, «попирающей все моральные устои», и ребенка бросила, и серьёзное судебное заседание сорвала, помчавшись в аэропорт за любовницей. Я приходила в больницу каждый день, как на работу. Но кто я такая? Я ведь не родственница, и меня не пускали к ней. Врачи говорили, если в течение месяца не сделать операцию, начнутся необратимые изменения мозга. Но никто не брался. Случай очень сложный. Машина несколько раз перевернулась, а она не была пристёгнута… Я не смогла тебе сообщить — боялась, что если она… то ты не сможешь пережить… А потом появился он. По официальной версии — председатель комиссии по расследованию этого случая. Едва увидев его, я вспомнила как она ответила мне, характеризуя его: «я бы не сопротивлялась» и тогда поняла его смысл и подумала: «я бы тоже не сопротивлялась». Если он чего-то захочет, он это возьмёт. Вырвет из самых цепких лап, даже у смерти. Часы посещений в больнице давно закончились, но меня не выгоняли, привыкли, что я каждый день ждала новостей о её состоянии. А когда в больнице появился он, охрана не посмела остановить его. С той же уверенностью люцифера он миновал пост дежурной медсестры, по пути накинул протянутый лечащим врачом халат, кивком головы вызвал из кабинета главврача, и они втроем проследовали в палату реанимации. Врачи ушли спустя полчаса, он остался. Несколько раз за ночь он вызывал дежурного врача — проверить показатели. Я пыталась поговорить с ним, но тщетно. Рано утром прилетел спецборт, и он увез её в Москву. Через месяц примерно мне пришло сообщение с незнакомого номера: «Операция прошла. Прогноз благоприятный». И всё. Я потом пыталась позвонить и на её номер и по этому незнакомому. Но они оба оказались вне зоны доступа. Я искала её по соцсетям, но все прежние её страницы были удалены… Тогда я решила тебе всё рассказать. И позвонила, но с твоего телефона ответила Ангелина. Не дожидаясь моей просьбы позвать тебя, она с упоением начала рассказывать, что вы решили завести ребёнка, ты прошла обследование и готовишься к ЭКО… И я подумала, что у вас всё наладилось. И у тебя наконец то будет семья, о которой ты всегда мечтала. На последних словах Ирина сжалась. Зная характер сестры, она приготовилась к потоку гневных упрёков и обвинений, но Алиса, прикрыв глаза, устало откинулась на спинку водительского сидения и выдавила нехотя лишённые всякой интонации слова: — Ир… Мне ведь тридцатник почти. А у тебя уже свой ребёнок… Но ты по-прежнему всё пытаешься решить за меня… Даже сейчас. Признайся, ты выдала мне эту информацию, чтобы отвлечь меня. Надеешься, что я сию же минуту кинусь в Москву на её поиски, легко вычеркнув полтора года своей жизни, и по щелчку пальцев перестану винить себя в гибели человека, который любил меня по-настоящему, не пытаясь ни менять, ни требовать взамен ничего сверхъестественного. Ведь именно этого ты от меня ждешь… — Да, жду! — не стала отрицать Ирина очевидных для них обеих вещей, — да, пытаюсь решить! Хочу, чтобы ты думала о себе, а не загоняла себя в безысходность чувством вины перед человеком, которому уже всё равно! — Всё равно, — повторила Алиса и тем же бесцветным тоном добавила, — а той, к кому ты меня так настойчиво отправляешь не всё равно? Допустим, ты не смогла найти её новые контакты. Но ведь твои-то не изменились. Равно как и мои. Вряд ли её держат под домашним арестом без средств связи. Значит она могла дать о себе знать. Но не сделала этого. Гонка в аэропорт? Да просто очередная блажь! Посмотреть как меня будет разрывать из-за неё. Позёрский акт, призванный эффектно завершить очередной её эротический вояж. И не менее эффектно она бы потом всё разрулила — махнула бы мне платочком на прощание, сочинила бы что-нибудь для своего бывшего и на работе — она это умеет и ей бы в очередной раз простили её «маленькие слабости». Но так получилось, что машина в этот раз подвела… Нет, Ир. Тот выбор — он был не в мою пользу. — Лисик, милая, — Ирина не сдавалась, — в тебе говорит обида, но… — Ира, хватит! — напускная отрешенность сменилась откровенным раздражением, которое Алиса больше не смогла сдержать, — плевать на меня — подумаешь, одна из жертв эротических вояжей! Плевать на тебя, подумаешь, уговорила расстаться с мужем и рожать, пообещав быть рядом и контролировать твое состояние! Но ребёнок! — У неё отобрали ребенка — подло, в момент, когда она между жизнью и смертью находилась и защитить себя не могла! — Перестань отыгрывать роль наивной дурочки, систр, это не твое амплуа! Ты всегда прекрасно разбиралась в людях. Отобрали ребенка! У судьи отобрали ребёнка её же коллеги! По заявлению рядового пристава! Да ещё и при наличии такого покровителя — если уж не одного из первых, так точно не последнего человека в их системе! Абсурд! — Алиса! Ты была далеко и не видела, ЧТО там происходило! Показательная порка по команде сверху на фоне всеобщей гомофобной истерии! Алиса не ответила, полезла в бардачок за очередной сигаретой, но пачка оказалась пуста, и девушка, раздраженно хлопнув дверцей, направилась к маячившим на перекуре рядом со столетней сосной копателям могил. После её возвращения салон Ауди, обитый кожей цвета слоновой кости, наполнился едким дымом дешевого курева. — Да, я была далеко. И я не видела. Но я слышала. Слышала заданный мне ребёнком вопрос — почему мама меня бросила? Я разговаривала с Яськой накануне нашего с Ангелиной отъезда в это проклятое путешествие. Она позвонила мне, плакала, сказала, что слышала, как папа по телефону общался с мамой, просил её приехать, встретиться всем вместе и всё обсудить, но она отказалась… Алиса слишком глубоко затянулась и от непривычной крепости чужих сигарет на её глазах выступили слёзы: — Статусность. И всё, что из этого следует. Только это её всегда по-настоящему интересовало. И он её этим обеспечил. — Пусть так, — Ирина предпочла согласиться, понимая, что никакие аргументы сейчас не в силах пробить созданную и не один день укрепляемую сестрой броню эмоционального отчуждения. — Но и оставаться в этом городе у тебя нет никакого смысла. На кафедре тебя терпели только из-за Ангелины. Дарственных и завещания на имущество тоже нет — значит, и из квартиры тебя выставят на днях, и машину заберут. — Я и не собираюсь здесь оставаться. Поеду в Питер. Квартира моя никуда не делась — соседке деньги за её присмотр регулярно отправляю. Да и с моей специальностью проблем с работой не будет, — откликнулась Алиса с облегчением. — Лисик, а может тебе вернуться домой? С Юлией я договорюсь — её позвали в областной Минобр, мне предложили возглавить школу. Поэтому в нашей школе ты работать не сможешь, но место в городе тебе найдут. И жить есть где — загородный дом полностью в твоём распоряжении. — Дом? — с нескрываемым удивлением Алиса воззрилась на сестру. — Олег вернулся. Сейчас мы живем втроем — я, он и Янка, — ответила Ирина на застывшее в её глазах недоумение. — Но как? Когда? Почему ты ничего не говорила? — тут же засыпала Алиса сестру вопросами. — Это долгая история. И мы обязательно поговорим об этом, когда будет подходящее время. А сейчас скажу только одно: предложение вернуться домой — его идея. Так я бронирую два билета на вечерний рейс, — Ирина открыла страничку авиакомпании. — Ир, нет, — Алиса покачала головой, — домой ты вернешься одна. Потому что, если я поеду с тобой, я снова превращусь в ребенка, которого опекают и за которого всё решают. Я поеду в Питер. Я взрослая девочка. Ты права: моя жизнь — она только моя. А у тебя на ближайшие лет восемнадцать есть кого опекать и о ком заботиться…