Когда выбор очевиден.

Как и утверждала Аглая, все внутренние камеры и те, под контролем которых находятся основной въезд и пространство перед центральным входом, оказались отключены — одно из основных и особенно строго соблюдаемое правило «Ночных мистерий». На высказанную Анциферовым с интонацией, напоминающей приказ, просьбу о включении внутренних камер хотя бы на минуту, Аглая ответила категорическим отказом. Именно это строгое правило и привлекало на мероприятие самых влиятельных и обеспеченных людей — своей возможностью наравне с использованием плотных масок сохранить не только инкогнито, но и уверенность в отсутствии документальной фиксации откровенности происходящего, не во всем и не всегда соответствующего статусу его участников. Направленные точно на задние ворота камеры — единственные работающие в этот день — ожидаемо ничего, кроме выехавшего несколько минут назад черного «гелика», не показали. Уже предполагая безрезультатность поисков, Анциферов тем не менее лично проверил все помещения особняка, не постеснялся даже нарушить уединение занятых в постижении сексуальных практик парочек и групп. Аглая во избежание возможных из-за такой бесцеремонности конфликтов вынуждена была его сопровождать. Секьюрити и Катерина свою информационную ценность утратили, и на них перестали обращать внимания. Охранница вернулась к исполнению своих обязанностей. А Катерина двинулась по направлению к эпицентру «разврата» с намерением принять в нем самое активное участие. Тоненькая фигурка, облаченная в костюм наложницы, выпорхнула из туалетной комнаты прямо перед девушкой и принялась озираться вокруг явно в поисках кого-то из знакомых. — Эй! — окликнула её Катя, — какого ты тут мечешься! Фигурка, вздрогнув, сначала замерла, потом медленно обернулась. Дымчатые глаза переполнял испуг, готовый в любой момент превратиться в потоки слез. — Почему ты сняла маску и шаришься здесь одна? Эд тебя не проинструктировал что ли?! Она попыталась что-то сказать, но в попытке сдержать слезы совладать с дрожащими губами ей не удалось, и она лишь как рыба открывала и закрывала рот, не издавая и звука. — Бог мой! — продолжала наседать на несчастную Катерина, — неужели у Эда нормальные девчонки закончились, раз на такое мероприятие он решился прислать подобное существо! От таких слов девушка совсем сконфузилась, сползла по стене на пол и, уткнувшись носом в острые колени, обхватила голову руками — «спряталась» как маленький ребенок. Катя достала из клатча телефон, намереваясь вызвать Пашу, но тут девушка обрела способность говорить, и Катя услышала имя своей тетушки. Она уселась рядом, пихнула девушку коленом в бок и продолжила цепляться к ней, но уже миролюбивее. — Маска где твоя? Аглая Львовна сказала «не надо», — пролепетала девушка, решив что ей больше ничего не угрожает и поднимая на Катю обволакивающий бархатной дымчатостью взгляд. — Так ты с ней сюда приехала? — Да, — в голосе девушки появилась уверенность, она подскочила с пола, — Аглая Львовна сказала, что увлекается фотографией и хочет, чтобы я некоторое время побыла её моделью в различных декорациях … — Ну разумеется, — прищурилась Катя, оценивая взглядом тонкую фигурку, — исключительно в качестве фотомодели. Так сказать, личной моделью Аглаи Львовны для её хобби… или в качестве её хобби. Теперь это у нас так называется… А тебе 18-то есть, «Мондель»? — Намеренно вставив лишнюю букву, усмехнулась Катя. — Мне 20! — с вызывающей обидой в голосе выпалила девчонка. — Ладно, ладно, — добродушно откликнулась Катя, — а здесь-то ты что делаешь? — Аглая Львовна сказала, чтобы я всё время была с ней рядом — привыкала к обстановке для последующей фотосессии. Ну чтоб снимки не выглядели слишком постановочными. И я была там — в большом зале. А потом… потом я вдруг увидела… одну … одного человека. А тетка-секьюрити прижалась ко мне своим огромным, как у мужика, телом, отодвинула меня и загородила мне весь обзор. Я ничего не видела из-за неё, а когда она отошла, в зале не оказалось ни Аглаи Львовны, ни того человека… И тетка эта мерзкая выпивку мне протягивает одной рукой, а другой лапать за задницу пытается. Я испугалась и пошла искать Аглаю Львовну. А тут… — А тут я, — весело подхватила Катя, но тут же нахмурилась, — эта секьюрити к тебе правда приставать начала или ты сочиняешь для оправдания?! — Да правда! Я юристом быть хотела — адвокатом — я никогда просто так человека не обвиню! — распалилась девушка. — Адвокатом? Коллега, значит. Ладно, верю. Сама не первый раз от эдовских девчонок про эту гориллу слышу. Значит, не слухи. Пошли-ка, я по башке этой бучихе настучу… щас, только Паше позвоню, с собой его возьмем для пущей убедительности. Тебя как зовут-то, хобби — мондель? — Пол… янская, Полянская Ольга. А вас? — А я Катя и можно на «ты» — я тебя на три года старше всего. Пока «гелик», мягко амортизируя, скакал по усеянной ямами проселочной дороге, мелкая дрожь ещё слегка поколачивала тело Виктории. Но как только автомобиль, преодолев последний ухаб, лихо вырвался на трассу, женщина ощутила казалось уже навсегда потерянное после аварии восторженное возбуждение от стремительной мощи навороченной иномарки. Она знала, что муж не успокоится, пока в её поисках не обшарит каждый уголок особняка, а это значит — времени добраться до дома раньше него у неё достаточно. Расслаблено опираясь на спинку мягкого кожаного сидения, она уверенно обхватила руками рулевое колесо. Пустынная в это время трасса не слепила ксеноном встречного потока, позволяя наслаждаться скоростью мчащегося автомобиля. Памятуя о пресловутых камерах, Виктория не поехала к университету, хотя от него путь до дома был значительно ближе, а оставила «гелик» на парковке у круглосуточного гипермаркета, откуда, разыграв перед сердобольной кассиршей душераздирающий спектакль, воспользовалась её мобильником и вызвала такси. И всё-таки она везучая! А как иначе можно было объяснить разбитую хулиганами камеру видеонаблюдения на подъезде, и отсутствие консьержки — на стекле её аквариума красовалась записка — «На больничном. Ключи от подвала в квартире номер 18». На столь счастливое стечение обстоятельств она обратила внимание ещё, когда первый раз заезжала домой. Да, ей сегодня везло, кроме основного, ради чего всё это затевалось — с Полиной она так и не поговорила. Отрешённость взгляда Лидовской, не понятно по какой причине устремлённого в кружку с кофе, оказалась обманчивой — она успела заметить то мимолетное движение губами, выдохнувшее направленным в Полину обращением «малышка». И сразу приняла меры. Количество пропущенных на экране её смартфона звонков от мужа и его сообщений во всех мессенджерах зашкаливало. В мозг настойчивым дятлом задолбился вопрос: «Как?! Как он мог узнать?!» С трудом ей удалось отогнать его до поиска ответа на более в данный момент значимый: «Как объяснить, почему она не отвечала?» И ничего кроме банального: «Стоял на беззвучке», выдумать не получалось. — Да похуй! — психанула она вслух, — в конце концов это самое логичное объяснение, — я не обязана среди ночи проверять телефон! При том, что завтра рабочий день! Разумеется, он не поверит ни единому её слову. Да и плевать. Что он может ей предъявить, не поймав на месте? Сброшенную с себя одежду секьюрити она решила дома не оставлять — затолкала в пакет и отнесла в мусорный контейнер. Невзирая на протесты жильцов окружающих многоэтажек по поводу громыхания опустошаемых контейнеров, мусоровозка продолжала приезжать в четыре утра — значит максимум через 15 минут костюм отправится на свалку. Хорошо, что она догадалась переодеться, когда заезжала домой оставить телефон — объяснить исчезновение вечернего платья и туфель было бы нереально. Телефон, выключив звук, она оставила на столе, на видном месте посреди гостиной бросила туфли и платье, нижнее бельё отправила в стиралку и улеглась в своей спальне. Не успела она завернуться в одеяло, как внизу в прихожей грохнула входная металлическая дверь, и послышались поднимающиеся по лестнице торопливые шаги. Она ждала, что сейчас с громким ударом ручки по стенке шкафа распахнётся дверь, щёлкнет выключатель, вспыхнет свет, он разбудит её резким окриком и начнёт требовать объяснений. И дверь действительно открылась, но почти бесшумно и совсем на небольшое расстояние, впустив в комнату лишь узкую полоску света. Сжавшись в комок под одеялом, она продолжала притворяться спящей. Он постоял у приоткрытой двери несколько секунд, вглядываясь в направлении её кровати, точнее в то, что на ней находилось. Потом свет исчез — значит дверь закрылась. Удаляющиеся шаги постепенно стихли. «Оставил разборки на утро?» — успел выдать объятый усталостью от напряженного дня мозг перед тем как окунуться в марево сна. Прежде чем спуститься утром в гостиную, через широкую арку переходящую в просторную, напичканную подобранной в одном цвете бытовой техникой, кухню, где они завтракали, Виктория, подобно адвокату перед судебными прениями, заготовила для мужа пламенную речь. Но соответствующих вопросов с его стороны не последовало. Он расположился на своем любимом месте — на высоком стуле напротив окна у барной стойки. Плотно облегающая отчетливую рельефность мышц смуглого торса майка, спортивные шаровары дорогущего бренда — даже после бессонной ночи и в домашней одежде он выглядел идеально. Чего нельзя было сказать о Виктории — двух часов сна после ночного побега явно недостаточно. «Да какой Люцифер! Сам дьявол в очередном образе! — мелькнуло в голове, рассыпав пирамиду пламенной речи на отдельные, не связанные кубики слов. Кивком головы он поприветствовал её и вернулся к просмотру новостной ленты. По посуде было видно, что завтрак свой он уже съел и теперь изучал череду последних мировых событий, неторопливо потягивая эспрессо из крошечной чашечки. Обычное утро обычного рабочего дня. Классический семейный завтрак. Ее телефон находился на прежнем месте — на большом кухонном столе, а вот одежды — платья и туфель, которые она ночью специально бросила на видном месте — не было. Виктория устроилась за столом, положила в креманку творог, туда же плеснула сливок. Взяла в одну руку ложку, в другую - разблокированный взглядом на экран телефон. Мельхиоровая чайная ложечка плюхнулась в креманку, обдав смесью творожных кусочков со сливочными каплями пространство вокруг посудины — ни одного пропущенного звонка от мужа, его ночные сообщения в мессенджерах тоже бесследно исчезли. — Что-то случилось? — отрывая взгляд от новостной ленты, муж с неподдельным удивлением вскинул брови. — Нннет, — пробормотала она, — задумалась просто. Спружинив босыми ступнями, он практически бесшумно переместил сухощавое тело от барной стойки к раковине, сполоснул за собой посуду и тем же ловким движением оказался за спинкой её стула. Бумажной салфеткой убрал со стола творожную жижу, провел ладонью по выбритому ежику волос, губами коснулся шеи. — Вика, ты выспалась — у тебя усталый вид? — заботливо поинтересовался он, — я был прав, что не позволил тебе остаться там дольше. Подобные мероприятия как правило заканчиваются под утро. А для того, чтобы приготовиться стать матерью нашего ребёнка, тебе необходим полноценный отдых. Но больше мы туда не пойдем — надеюсь, ты убедилась, что добропорядочным семьям там делать нечего. Она коротко кивнула, продолжая уныло ковыряться в креманке. — А вечером, — он положил руки ей на плечи, — мы идем в театр. На премьеру известного режиссера. Вот это действительно искусство, а не та чудовищная какофония измышлизмов от бездарностей, что мнят себя непризнанными гениями, которую ты вчера наблюдала в пандемониуме! Подводя итог, он положил на край стола банковскую карту: — Купи себе что-нибудь подходящее — не следует появляться на светском мероприятии в том, в чем тебя видели накануне… Пин код — день твоего рождения. Лимит не ограничен. С трудом дождавшись, когда дверь за мужем наконец закроется, Виктория подскочила со стула и примчавшись в свою комнату, распахнула шкаф — платье висело на пантографе, туфли были аккуратно уложены в свою коробку. А может ей все это приснилось? Или это причудливые игры её подвернутого сложнейшим операциям мозга? И не было никакого продолжения, и визит в Пандемониум завершился не ролью секьюрити в «Мистерии» и ночными гонками от собственного мужа, а возвращением домой после первой части перфоманса. «Не дай мне бог сойти с ума Нет, легче посох и сума», — пришли на ум известные Пушкинские строки и сразу невольно засосало под ложечкой. Неужели те последствия нескольких операций, о возможности которых, предупреждал её лечащий врач, всё-таки неизбежны? И сознание начинает запутываться в вязкой смеси реальных событий и их галлюцинаторных образов. Она схватила джинсы, с замирающем в тревожном предчувствии сердцем засунула в карман руку — сигналки от «гелика» не было. Ей сделалось совсем нехорошо.