Правда, нам странно знакомую землю покинуть, все позабыть, к чему привыкнуть успели, не разгадывать по лепесткам и приметам, что случиться должно в человеческой жизни: не вспоминать о том, что к нам прикасались робкие руки, и даже имя, которым звались мы, сломать и забыть, как игрушку.
Райнер Мария Рильке. «Дуинские элегии».
***
Приземлившись в Нью-Йорке в два часа пополудни, первым делом Луи Томлинсон выбросил свою старую сим-карту и купил новую. Выходя из здания аэропорта, он не стал считать и чувствовать себя другим человеком. Он был все тем же, просто теперь его жизнь будет другой. Луи не ждал от Нью-Йорка феерии, признания или славы. Он хотел лишь покоя, которого так долго был лишен. Луи уже бывал в Нью-Йорке, когда ему было шесть, — в канун Рождества. Он запомнил город как одну длинную дорогу, шумную и праздничную, заполненную открытками и Санта-Клаусами. Перед его днем рождения мама отвела его в магазин игрушек, в котором он выбрал себе самую большую железную дорогу. Теперь она пылится в кладовке в Сакраменто, а Луи думал о том, что именно в те праздничные дни мама с папой сделали ему сестренку, пока он играл в детской комнате в отеле. Луи снял маленькую квартирку неподалеку от университета вместе с человеком по имени Патрик, которого он встретил в университетском кафетерии до начала занятий. За лето перед отъездом Луи успел накопить денег на первое время.***
Дни протекали медленно. Патрик почти не появлялся дома, а лекции шли своим чередом. За неделю в университете Луи очевидно вымотался, совершенно не привыкший к такому темпу работы. Единственное, что радовало его не на шутку, так это то, что он не проводил остаток дня после лекций в шумном кампусе общежития. Он мог прийти в тихую квартиру и поужинать в одиночестве, игнорируя легкую грусть от скуки и усталости: парень был счастлив. По ночам рассматривая свое отражение в зеркалах, которые он вымыл и избавил от оберточной бумаги, он смотрел на себя будто по привычке, а не чтобы убедиться в чем-то. Он думал о завтрашнем дне. В тот день он угрюмо шел по коридору, держа в руках предметы для работы. Лекция должна была начаться через пару минут, а его ужасно клонило в сон. Ночь, проведенная за просмотром романтических комедий, никогда не проходит даром. Никогда. Первым делом его внимание привлек звук — тонкий звук, прошедшийся по коридору кампуса, подобно пуле, то ли задевшей его, то ли нет. Взволнованный, он поднял взгляд и увидел впереди, среди прочих фигур, парня, несущегося вперед, сквозь толпу. Парень, совершенно неизвестный Луи; он что-то выкрикивал человеку позади себя, не желая останавливаться. Неожиданно процессия остановилась напротив Луи, заставляя и его невольно прирасти к месту, наблюдая странное зрелище: два парня непрерывно кричали друг на друга; первый был сконфужен, явно выглядя виноватым, а второй — зол и гремуч, грозясь своей позой и выражением глаз напасть и покалечить. С каждой минутой брови Луи поднимались все выше, и он думать забыл о лекции, на которую опаздывал, и о своей сонливости, которую как рукой сняло. — Я тебя ненавижу, Питер! Подумать только! Прямо перед ужином с нашими родителями! Проваливай! — Я ведь уже тысячу раз извинился! Почему ты не слушаешь? Я виноват! — Ты пиздец виноват! — А я что сказал? — Дай-ка подумать. Я слышу только: бла-бла-бла. — Потому что ты заносчивый и горделивый павлин! — Что ты сказал?.. Луи повезло, что его взгляд уклонился от двух парней в сторону, правее «павлина». Может быть, он искал отклика в чужом лице — отклика такого же ошеломления и поднимающегося откуда-то из глубин смеха. Между прочих остановившихся слушателей стоял один особенный, который, впрочем, не выражал ничего такого, чего бы Луи не мог не увидеть в любом другом лице. Наверное, дело в том, что парень ответил на его взгляд. Они встретились глазами и улыбнулись друг другу, и это все решило. Почти рефлекторно они отклонялись в сторону, встречаясь сбоку от зрелища. Луи скрестил руки на груди, пока парень с длинными угольными волосами держал их в карманах брюк. Небольшая прелюдия перед пощечинами прошла, и в молчаливом согласии парни направились подальше от представления. — Митч Роулэнд. — Луи Томлинсон, — представились они, на ходу пожимая друг другу руки. — Позавтракаем? — Уже полдень. — Да. Я знаю хорошее кафе неподалеку отсюда. Там подают фантастические завтраки. Дорога до кафе прошла в искреннем веселье. Оказалось, что Митч учится на факультете психологии, на четвертом курсе. Привольно обсуждая увиденную картину, они дошли до места назначения. — Доверься мне, это будет незабываемо, — уверенно и возбужденно сказал Митч, отдавая заказ официанту. — «Феерия вкусов», как ты сказал, — с улыбкой заметил Луи, удобно устраиваясь на диване. — Так и есть, так и есть, — пожал плечами Митч. — А ты знал, что мы ходим на общие пары? — Правда? — нахмурился Луи. — Я не видел тебя. — Это ознакомительные, общие лекции для нашего курса. А не видел ты меня потому, что ты никого не замечаешь. Несколько моих подруг положили на тебя глаз, а ты даже не заметил их взглядов. Не почувствовал исходящих от них феромонов, — поиграл бровями парень. — Я мало чем могу помочь твоим подругам, — заметил Луи. — А-а-а, — с ухмылкой протянул Митч, от которого так и веяло свежестью и свободой. — Понятно, — он вальяжно развалился на диване, закинув руку на спинку. — Не смею более тревожить. Все это слишком, знаешь… Желтое. — Желтое? — тупо переспросил Луи. — Да, так я иногда высказываю свои чувства, — снисходительно заметил Митч. — Желтое: до весны так далеко, а в воздухе полно этих ароматов. И эти парни… — Эти парни, — кивнул Луи. — Да, — согласился Митч, наблюдая за тем, как к ним приближается официант. Блюда были поставлены на стол. Луи, умирая с голоду с самого утра, мгновенно откусил от булочки. После первого куска он откинулся на диван и в удовольствии закатил глаза, на что Митч весело и довольно засмеялся: — Вкусно? — Феерия вкусов, — подтвердил Луи. — Это восхитительно. — «Когда я люблю, я грубый собственник». Так говорил Фрейд, — процитировал Митч, внимательно глядя на Луи. — Разве эта парочка в коридоре хоть чем-то отличается от того, что он сказал? Никогда не любил быть свидетелем подобных постельных сцен. — Верно, — ответил Луи, отвлекаясь от нюхания омлета, — это делает тебя причастным. Митч взял небольшую книгу, до сих пор лежащую на столе, — он шел с ней всю дорогу. — «Я влюблен? — Да: раз я жду». Другой — тот не ждет никогда. Подчас я хочу сыграть в того, кто не ждет; я пытаюсь чем-то заняться, опоздать; но в этой игре я всегда проигрываю — что бы ни делал, я всегда оказываюсь освободившимся точно в срок, а то и заранее. Именно в этом и состоит фатальная сущность влюбленного: я тот, кто ждет»*. Луи, все это время внимательно слушавший собеседника, вынырнул из оцепенения и выдохнул. — Вау. — А ты многословен, — добродушно смеялся Митч, находя что-то близкое своему сердцу в этом невинном восхищении. — Кажется, я получил мини-оргазм, — проговорил Луи, задумчиво глядя в стол и скрещивая руки на груди. — Но ты прошел мой обряд инициации, — довольно подытожил Митч. — А ты не прошел мой, — проговорил Луи, взяв себя в руки. — А каков твой обряд? — с любопытством подался вперед Митч. Несколькими часами позже — Луи! Господи!... Какого черта? Луи жестоко смеялся, сидя на диване. Титры к фильму шли уже третью минуту, а Митч все никак не мог успокоиться, каждый раз после бури слов заново начиная хныкать. — Ты молодец. Если бы ты не заплакал, я бы выкинул тебя из своей жизни. Митч бросил на Луи пронзительный взгляд, отчего Луи снова фыркнул, в следующий момент уходя от рук Митча, которые порывались схватить его. — Стой, нет! — кричал он, заливаясь смехом и убегая на кухню, за гарнитур. — Ты ведь согласился! — Я больше никогда, слушай, никогда не буду смотреть с тобой «Дневник памяти», — сказал Митч, пригрозив Луи пальцем. Их разделял кухонный гарнитур, да. Чему был немерено рад Луи. — Но это мой любимый фильм! — Тогда в следующий раз мы посмотрим мой любимый фильм, — отчего-то хитро улыбнулся Митч и после секундного молчания добавил. — «Разум и сердце». — Нет, — пораженно осел Луи, — Ты не посмеешь. — Я уже посмел, мой друг, — сверкал глазами из-под взъерошенной копны черных волос Митч. — Ты похож на фурию, — снова заливисто рассмеялся Луи, указывая на него пальцем, отчего Митч опять погнался за ним по гостиной. — Луи Томлинсон! — закричал он. — Ты от меня просто так не отвяжешься! И он был прав.***
Луи смотрел на отточенные черты лица Митча, гадая, есть ли у парня французские или шотландские корни. Удивительно, как быстро могут сблизиться два человека, которые не боятся довериться друг другу. Не потому, что их никогда не предавали, а потому, что они бесстрашны. Они сидели на лекции, Митч в одном ряду от Луи. Луи нагло рассматривал своего нового друга, на что тот совершенно не обращал внимания. Митч корпел над статьей, которую вот уже неделю не давал прочесть Луи. Из-за чего тот ужасно злится. Митч время от времени занимался написанием научных статей. — Митч, — прошептал он. Он не отзывался. — Митч! — уже шипел он, потянув того за ворот футболки. — Луи, я занят! — Если бы вдруг Spice Girls захотели воссоединиться, ты бы тут же обратил на это внимание, — резонно заметил Луи, скрещивая руки на груди и откидываясь обратно на место. — Ты не Spice Girls, — ответил он, не отрываясь от своих бумаг. — Я лучше, — драматично закончил Луи и до конца лекции не обмолвился с другом ни словом, который, в свою очередь, тихо посмеивался над Луи, замечая его мину. Они шли в сторону университетского кафетерия. Луи все еще дулся, а Митч всеми силами сдерживал улыбку, наблюдая за впервые обидевшимся на него другом. — Ты, оказывается, королева драмы, Луи. Мы знакомы неделю, а я заметил это только сейчас, — заполнял тишину по дороге Митч, — Знаешь, это очень плохая черта. Я слышал, что если много злиться, то ранняя импотенция тебе обеспечена. Меня, конечно, это волнует меньше, чем должно волновать тебя, но, вероятно, сильнее всего это должно волновать твоего будущего мужа. Я обеспокоен, — никак не прекращал он, — Ведь, когда у вас возникнут проблемы, первым делом ты придешь ко мне, а я не любитель слушать проблемы других. — Ты максимально прагматичен, — все-таки выдавил из себя Луи. — Да ладно тебе, Луи, я покажу тебе статью. Сегодня. Луи глянул на друга, но после минутного раздумья спросил: — Я или Spice Girls? — Ты, маленький манипулятор. — Я не маленький!***
Как бы охарактеризовать Луи? Это человек большого сердца. Из-за свободного стиля одежды под мешковатыми футболками сложно было разглядеть изящество, которое он источает в каждом повороте и жесте. Это было изящество человека, который не вписывается в обыденную картину дня. Луи настоящий романтик. Он хотел верить в магию, которая таится в лесах, и в любовь до гроба. И он верил. Луи был человеком, который не боится промокнуть под дождем. Помимо пререканий и веселых эпизодов отношения парней с самого начала были наполненными. И наполненными не только лишь юмором, а пониманием и взаимной симпатией. Они намеренно искали друг в друге слабые места, но, когда находили, не использовали их для того, чтобы осмеять. В какой-то степени это был эталон дружбы для многих. Но что для Луи, для того Луи, два года тому назад, значило встретить друга? Это значило не меньше, чем побег из дома. Иногда людям, привыкшим к одиночеству, невероятно везет встретить человека, такого же как и они, но абсолютно иного по духу. В конечном итоге, можно сказать, что в сущности своей Луи был добр. Он был одним из самых добрых людей, которых человеку может посчастливиться встретить. Даже пройдя через годы, полные темноты и одиночества, он мог видеть свет там, где зачастую его не видели другие.***
Вот уже на протяжение недели Луи с Митчем собирались у первого, чаще всего забираясь на кровать и читая друг другу что-то стоящее; то, что могли найти в учебниках и в книгах, которые носил с собой Митч. В этот вечер шел дождь. Луи немного простудился, поэтому Митч заварил ему чай и принес большой плед из дома, в котором сейчас и возился лохматый парень с покрасневшим носом. — Луи, тебе нужно отдохнуть, — как мантру повторял Митч, лежа на спине и перечитывая какой-то материал. — Если ты не будешь отдыхать, твоя простуда затянется. — Я отдыхаю, — устало проговорил парень, утыкаясь головой в домашнюю работу. — Просто плохо соображаю. — Ты слишком сильно волнуешься, — сказал Митч, поворачивая голову к другу. — Если у тебя возникнут какие-то проблемы, я помогу тебе. Не обязательно делать все самому. Луи выдохнул, исподлобья посматривая на друга. — Хорошо, — тихо пробормотал он. — Хорошо, — согласился довольный Митч, полностью удовлетворенный, поворачиваясь обратно к бумагам, которые держал над головой. Луи откинулся назад, ненадолго оставляя работу в стороне. — Знаешь, на кого мы похожи? — потусторонне проговорил он, заставляя Митча снова обернуться к нему в любопытстве. — На кого? — На парочку лесбиянок. — Почему?.. — заливисто рассмеялся Митч, откидывая голову назад. Его смех расплылся по всей комнате, задевая собой размякшего Луи, отчего тот не сдержал улыбки. — Это просто факт, — пожал он плечами, стараясь на рассмеяться следом за хохочущим другом. — Что ж, это похоже на правду, — наконец выдохнул Митч, утыкаясь взглядом в стену. От его смеха осталось лишь привидение, которое Луи прекрасно видел. Но привидение это не было злым. Парень чувствовал, что это тот момент, который он не забудет. Будто бы происходит нечто важное, а он не замечает. Он лишь знал, неизвестно, как и откуда, что воздух в комнате наэлектризован, как, по слухам, бывает, когда поблизости находится судьба. Но Луи не верил в судьбу. Несмотря на свою чувственность, он хотел думать, что будущее зависит от него, а не от звезд. — Луи, — вдруг робко проговорил Митч, хмурясь и продолжая смотреть в одну точку. Его профиль выразительно освещался лампой, стоявшей в стороне от них. Обращенная к Луи сторона была покрыта тенью, но он видел робость в глазах парня и его ровную линию губ, которая становится таковой, когда он хочет сказать что-то важное или боится. — Да? — тихо ответил он. — Я рад, что мы встретились, — проговорил Митч, встречаясь взглядом с голубыми глазами. — Я правда рад.***
— Лу-у-и, — умоляюще прозвучал голос Митча, сидевшего за своим лэптопом. Уже с час он сидел за работой, забравшись в кресло с ногами. Его ноги были босыми, на голове очаровательный пучок, а на лице очки. Он сочетал свою кошачью сущность со спортивными штанами. Луи стоял неподалеку, с тарелкой в руках; он поедал виноград, представляя себя древним греком, глядя в окно. Дернувшись на голос Митча, он развернулся и подошел к креслу сзади. — У меня тут проблема с абзацем в статье, посмотри, — говорил Митч, пока Луи подходил ближе. Перегнувшись через спинку кресла, Луи вгляделся в текст на мониторе, чуть сдвинув брови. — Он соответствует течению текста и теме, но все же выглядит неправильно. — Можно разобрать предложения на слова, так пустоты между словами будут выделяться, и картина станет чуть яснее, — проговорил Луи, не отрывая взгляда от текста. — Будет понятно, что тебе не нравится и что можно изменить. Хорошее упражнение, — подытожил он, бросая виноградину в рот и подмигивая другу. Отправившись обратно, он плюхнулся на диван, продолжая смотреть в окно. — Здорово. Неплохая идея, — потусторонне проговорил Митч и о чем-то задумался. — Спасибо, — он на мгновение обернулся к другу, сдвигая брови. Через минуту работа возобновилась.***
«Я — «комок раздражительной субстанции». У меня нет кожи (разве что для ласки)».
Ролан Бард, «Фрагменты любовной речи».
Вечер субботы. Луи пришел лишь недавно, занятый работой, а Митч весь день бил баклуши, из-за чего теперь походил на лужу. — Сегодня звонил мой друг, — лениво сообщил Митч, распластавшись на диване своей залы в странно изогнутой позе. — Он приглашает нас на выступление в тот бар, о котором я тебе рассказывал. — А кто будет выступать? — осведомился парень, восседая за роялем и перебирая ноты. — Один сольный исполнитель, пианист, — с улыбкой выделил Митч, на что и Луи ответил широкой улыбкой, — и пара групп. Это звучит хорошо. — Согласен, — кивнул Луи, снова возвращаясь взглядом к клавишам, — но ты же знаешь, у меня завал: мистер Тернер сказал написать три доклада к следующей субботе, к тому же, мне нужно искать работу. — Работу? — чуть оживился Митч, не подавая виду. — Не знаю, какую именно, — пожал плечами Луи. — Что-нибудь, что помогло бы мне платить аренду. — Ты можешь бросить это занятие и расслабиться. На один вечер, — подался вперед Митч на своем месте, опираясь локтями на колени. — Ладно, — выдохнул он после недолгого молчания, разворачиваясь к другу, довольно ухмыляющемуся, — но не спускай с меня глаз, я не хочу забыть свое имя сегодня. — Обещаю, — сказал он, доверительно наклоняя голову, а в следующее мгновение вскакивая с места, будто только этого он и ждал весь день, — Вставай. Нас ждет веселье и огненный город мечты! Дорога до бара не заняла много времени. Митч надел свой любимый коричневый костюм, а Луи надел ветровку с неоновыми вставками и длинные (насколько это позволял его рост) брюки, низко посаженные на бедрах. — Я скучаю по диско, — тоскливо пробормотал Луи, подперев голову рукой. Они ехали в полупустом вагоне метро; Луи тосковал по диско, а Митч отсчитывал станции до нужной им. — Ты даже не был рожден во времена диско, — скучающе заметил Митч. — И что? — в ответ возмутился Луи, гордо выпрямляясь, — Это не мешает мне скучать по диско. Это было золотое время! Бар находился на не очень оживленной улице. Он представлял из себя тип очень спокойного интерьера, с максимально изоляционным материалом для хорошего акустического звука; все было покрыто настоящим деревом, причем деревом профессиональной отделки. Умиротворенность атмосферы поддерживалась приглушенностью света, причем света живого: во время выступлений, руководители заведения зажигали свечи, ставя их у стен в отдалении от зала. Но прежде всего, эта реальность настроения поддерживалась правилом заведения, которое гласило, что техника здесь не приветствуются. Особенно, по субботам, когда приходят музыканты. Как ни странно, у бара появились свои почитатели. Проходя мимо круглых столиков, Луи улыбался, наблюдая за тем, как люди разговаривают друг с другом, не отвлекаясь на трель звонка или сообщения. Так продолжалось весь вечер. Парни заняли свои места. Зайдя в помещение, они сразу же заметили, что людей пришло много. Все столики были заняты; некоторые зрители расположились у стен, им принесли стулья — они попивали вино из бокалов и беседовали друг с другом. Каждому нашлось место, даже несмотря на то, что его буквально не оставалось. Митч снял пиджак, вешая его на стул, и они оба уселись за стол, прежде развернув оба стула к сцене, которая находилась против них, в нескольких рядах столов. — А здесь много народу, — озвучил очевидно Луи, пока они устраивались удобнее и отдавали заказ официантке. — Да, здесь так часто бывает, — кивнул Митч, расслабляясь в знакомой себе обстановке. Прежде чем Митч отлучился, Луи заметил небольшую группу людей у барной стойки, которая стояла неподалеку, справа от них. Люди стояли в полутьме; в ту сторону не падал свет от свечей. Но Луи мог различить контуры и некоторые лица, которые подходили ближе к освещенному свечами залу. — Я сейчас, Лу, только поздороваюсь с друзьями, — наклонился к Луи Митч, и ретировался к людям у бара. Луи весело улыбнулся, наблюдая за уходящим другом: тот не пожелал убирать свой пучок, и представлял из себя, по меньшей мере, наизабавнейшее и наимилейшее зрелище. В это время, на освещенную множеством свечей сцену, покоящихся у окна, взошел глашатай и стал говорить: — Дорогие гости, мы очень рады вас видеть. Надеюсь, все нашли места и выпивку в этом прибежище для уличных, и не совсем, музыкантов. Вас ждет незабываемый вечер. По окончанию своей мини-речи, оратор кивнул и ушел со сцены под гул только оживляющихся аплодисментов. Луи сидел в середине гостей. Он посмотрел по сторонам, мимолетно оглядывая людей за столиками. Официантка принесла напитки, и Луи отпил со своего лимонада. Странно поглядев на стакан Митча и на толпу у барной стойки, Луи отхлебнул из коктейля друга и морщась сглотнул. Митч обещал заказать что-нибудь безалкогольное, но, кажется, намеренно ошибся. В стакане был лимонад с ромом. Все еще морщась, Луи откинулся на стуле, вытирая губы тыльной стороной ладони. Тусклый свет уличных фонарей проникал через окно, падая на все вокруг. Луи с легкостью различал в потемках друга, замечая длинную фигуру с пучком на голове. Сложно спутать. Сделав еще пару глотков, Луи почувствовал, что воздух становится немного мягче; расфокусированным взглядом он наслаждался этим светом и воздухом. Но через мгновение чувство исчезло, и Луи улыбнулся сам себе, замечая в теле странный зной и потребность в чем-то ему еще неизвестном. Под приятный гул голосов, Луи забыл о проблемах, о редком одиночестве, отступающим теперь, при мимолетной мысли о друге, и когда он был с ним. Он лишь дышал, улавливая в воздухе запах парфюма и спирта. Ничто не смущало его. Его фигура легко распласталась на стуле, пока он осознавал чувство свободы внутри себя, которое никогда не позволял себе чувствовать, будучи в Сакраменто. Теперь он не в Сакраменто. Несмотря на это, что-то не давало ему покоя. Он выдохнул, ощущая в пальцах легкое покалывание. Тревога стала расти в его теле, пока он не перевел взгляд на рояль, стоявший на сцене в ожидании. Вот, что искало его взгляда. Внезапно ему вспомнилась мелодия, которую когда-то играла Лотти, когда была помладше и только училась играть, проводя за этим часы напролет. Луи слушал ее, сидя на втором этаже своей комнаты; его не раздражала неумелая игра сестры. Луи нравилось слушать. Но особенно ему нравилась одна мелодия. Словно эхо из прошлого, она донеслась до него, заполняя слух. Она была предзнаменованием, и он подумал: «Что сейчас делает Лотти?». Ни разу со времени приезда, за эти три недели, он не думал о том, что он согласился оставить в прошлом. Он не думал, потому что старался не думать, избегал любой мысли или напоминания. Может быть, потому, что было в оставленном что-то, что он до сих пор любил. Иногда нам становится точно известно, что мы будем любить до конца своих жизней, а что нет. От таких воспоминаний не избавиться. Остается только хранить их, даже несмотря на то, что каждый раз, когда они будут всплывать — рана непременно будет кровоточить. Луи грустно улыбнулся, слыша стихающую мелодию. Чувствуя легкую дрожь в руках, он задумчиво вглядывался в стол, прежде чем еще раз перевести взгляд к Митчу. Митч разговаривал с парнем. Луи заметил кудри, выделяющиеся в его силуэте. Даже в свете фонарей и свеч, Луи плохо удавалось разглядеть его лицо. Лишь силуэт выделялся в воздухе волнующей таинственностью, и смутной близостью. — Рад сообщить, что мы начинаем, — по залу разнесся уже знакомый голос, на что отвлекся Луи и не заметил, как Митч плюхнулся рядом. Оборачиваясь к другу, Луи хмуро взглянул на него, на секунду переводя взгляд в сторону барной стойки, у которой только что стоял парень. Но он не нашел его. — С кем ты только что разговаривал? — тихо спросил Луи, явно сбитый с толку потоком неожиданных эмоций, — Там, у бара. — С хорошим другом, — ответил Митч, отпивая со своего коктейля и, закинув ногу на ногу, рассматривая сцену, будто зная, что сейчас произойдет, — Кажется, сейчас выступает он. Это замечательно, только послушай. На сцену вышел парень, обрамленный мягким светом свечей, оттенком напоминая белый снег, покрытый медом. Скулы, будто выточенные ножом, и, яркие, даже в полутьме зала, глаза, смотрели на всех одновременно. Луи плохо видел его черты, либо от легкого опьянения, либо от пресыщения чувствами. Но было что-то правильное в том, что он видел. На самом деле, он думал, что никогда не видел ничего более правильного: контур его лица был ровен и лишен признаков реальности, но Луи было все равно, даже если это было его личным видением. По залу пронесся приятный хриплый голос: — Привет, я ваш пианист на сегодня, — в зале раздалось улюлюканье, на что парень улыбнулся. Луи не смог не разглядеть улыбки. Парень сел за рояль, будто сдувая пальцами пыль с клавиш. Окидывая людей взглядом, он заметил мужчину в первом ряду столиков, — Сэр, прекрасная рубашка, — он указывает пальцем, — Я бы украл ее у вас, если бы мог, — в зале раздался смех, — С кем вы сегодня? С невестой. Сколько вы вместе? Пять лет? Долгий срок. Вы прекрасная пара, спасибо, что пришли. Хорошей свадьбы. В зале раздались аплодисменты, и парень уже окончательно обратился к инструменту, ровно выдыхая и прикрывая глаза.Iday — Snow Walts
Его пальцы заиграли на клавишах, мгновенно создавая нечто, напоминающее калейдоскоп. Луи откинулся назад, закрывая глаза. У музыки есть две стороны. Одна — позволяет быть в себе, иная жизнь, созданная автором вместе со слушателем: это транс. А другая — это сторона фона, оставленного звучать в свободе, не задевая ничего, кроме слуха. Митч находился по вторую сторону, в отличии от Луи. Что-то смущало его в Луи, и он насторожился, откладывая прослушивание музыки на потом. Он смотрел на Луи, и видел, как его ресницы подрагивают. Его лицо было открытым и робким, уязвимым, словно у ребенка. Митч, оставшийся совершенно один, отстраненный от общего наслаждения, все же чувствовал, как мелодия проходит сквозь него; отчего-то он понимал, что сейчас происходит нечто, что ему было пока недозволенно знать. Возможно, это было предвосхищение от теплых цветов и приятной атмосферы, от друга, который чувственно выставил шею, слегка откидывая голову назад, и все еще не открывая глаз. А может быть, это было рождение чего-то. Например, истории. А в голове Луи, мелодия из настоящего и мелодия из прошлого, слились вместе. Все смешалось; этот год, этот вечер, и ребенок за фортепиано. Ему показалось, что сейчас Лотти взберется по лестнице и заговорит с ним, а он ответит что-нибудь в своем духе, отчего девочка рассмеется. — Тебе понравилось, Лу? — Да, милая. Ты делаешь большие успехи. — Я буду хорошей пианисткой? — Самой лучшей пианисткой на свете! Иди, я поцелую тебя. Ложись спать. Не забудь помолиться. — А ты помолишься за меня? — Конечно. Конечно, да. Когда музыка стихла, люди постепенно, или не совсем, вышли из оцепенения. Луи еле заметно дернулся, открывая глаза. Он подался вперед, удивленно смаргивая слезы, и попытался скрыть это от Митча, бегая глазами по залу. Люди аплодировали, а пианист благодарно поклонился, и, больше ничего не сказав, ушел со сцены, уступая ее другим. Но Митч все видел, почти все это время хмуро наблюдая за другом. На сцену стали выходить другие люди, но после этого выступления, для Луи все звучало отдаленным шумом. А Митч молчал, позволяя себе оставить друга наедине с самим собой, понимая необходимость оставаться с ним физически. На краюшке сознания Луи чувствовал благодарность за это, но все остальное представляло из себя вихрь лиц, воспоминаний и голосов. Шагая в полной тишине к метро, парни думали о своем, все же прислушиваясь к редким звукам. Луи думал лишь: «В самом ли деле я уехал, сбежал, или я до сих пор там, в этом доме?». Почти с самого начала вечера они практически не обмолвились ни словом. Митч шел рядом, озабоченный и заботливый, украдкой поглядывая на задумчивое лицо друга. Прежде, чем дойти до спуска в метро, они прошли через церковь, и чем ближе они были, тем сильнее слышалось песнопение. Луи замедлился, а потом и вовсе остановился, глядя в землю и прислушиваясь. Пел детский хор. Он представил, как люди встают, с улыбкой слушая хор, держа в руках псалмы. Луи поднял голову, окидывая взглядом высокое здание церкви. На его лицо падал свет, проходящий сквозь витражи, очерчивая его лицо, пристальное и слегка нахмуренное. В его голубых глазах читалось снисхождение. Это было снисхождение падшего ангела, увидевшего то, к чему он больше не принадлежит, но до сих пор чувствует трепет. А еще он чувствует, что знает правду. И он широко и мягко улыбнулся. Митч, стоявший неподалеку, с опущенными в карманы рукавами, понимающе уткнулся взглядом в землю, опустив голову. Через мгновение он посмотрел на друга, и, увидев это лицо, в его губах стала читаться лёгкая, совершенно незаметная для чужих глаз, улыбка. — Пошли. Я заварю тебе чашечку чая.