В собранье песен, верных юной страсти,
Щемящий отзвук вздохов не угас С тех пор, как я ошибся в первый раз, Не ведая своей грядущей части. У тщетных грез и тщетных мук во власти, Мой голос прерывается подчас, За что прошу не о прощенье вас, Влюбленные, а только об участье. Ведь то, что надо мной смеялся всяк, Не значило, что судьи слишком строги: Я вижу нынче сам, что был смешон. И за былую жажду тщетных благ Казню теперь себя, поняв в итоге, Что радости мирские - краткий сон.
Декабрь холоден и мрачен. В день рождения Луи сидит на кресле в своей квартире. Патрика, как всегда, нет дома. Это вовсе не странно. Сочельник — семейный праздник. Луи Патрику отнюдь не семья. Укутавшись в тонкий плед, надев на ноги красные рождественские носки, Луи глядел на заснеженную улицу, покрытую роскошной волной белоснежности выпавшего за ночь снега. Редкие снежинки падали с неба, вскользь привлекая внимание Томлинсона. На стеклянном столике лежал одинокий предмет — мобильник. Время от времени Луи тянулся к нему, открывал экран, бегал глазами по многочисленным поздравлениям, проглатывал горечь и откидывался обратно на кресло розового цвета, которое он притащил к окну рано утром, еще не успев до конца проснуться. Сегодня он не получит сообщения от мамы, сестер, отчима, друзей, забытых и стертых с лица его новой, искусственной земли. Дома, спускаясь в гостиную и встречая ее зимний холод, заспанными глазами Луи находил маленькую фигуру, восседающую за фортепиано. Лотти, ожидающая пробуждения брата, расцветала улыбкой, и, завидев брата, строго поворачивалась к инструменту, заводя мелодию «Happy Birthday». Ее тоненький голосок заполнял комнату, а с лестницы начинали доноситься шаги множества ног, — сестры бросались на спину брата, смеющегося в невольной, вымученной, тронувшей сердце радости. Сидя один в тиши пустой квартиры, Луи снова тянется к мобильнику. На экране высвечивается сообщение от Митча. Поздравительная открытка по СМС. Друг уехал к семье на выходные, прося прощения до самого момента прощания: скрываясь в такси, Митч махнул рукой, поджал губы, опущенную руку прижав к груди. Ободряюще улыбающийся Луи снимает с лица напускное спокойствие, когда такси парня скрывается за поворотом. Он один. Борясь с гудящей болью в груди, Луи отправляется домой. В это утро, почти равнодушно взирая на мир, Луи снова и снова берется за свой мобильник не в надежде получить невозможное сообщение от семьи, а в надежде увидеть самое что ни на есть возможное сообщение от Гарри. Луи не получил даже звонка. Спустя пару недель Луи стал замечать, что говорит с Гарри у себя в мыслях. «Я хочу видеть тебя, Гарри» — мелькает в голове. Луи досадливо жмурится. «Ну вот, ты стал моей навязчивой мыслью. Доволен? Я и разговариваю теперь с тобой в голове, отлично. Черт побери…» Луи поднимает телефон со стола, берет его в руки. Читает каждое сообщение, заходит в журнал звонков. Пусто. Глубоко вздохнув, Луи мрачно возвращает телефон обратно в карман. Похоже, пришлось смириться. «Мне нужно смириться. Иначе я застряну. Я не хочу застревать. Не снова». Так говорил с собой Луи. Как часто он спорил с собой теперь? За чашкой утреннего кофе или сидя на лекции, у друга в квартире, у себя, или просто вглядываясь в зеркало перед кроватью. «Очевидно, я не нужен ему. Он не звонил мне, не писал. Но я тоже, верно? Что же значит это молчание? Возможно ли, что у него сломался телефон, он потерял мой номер телефона и лишен возможности связаться со мной? Стоит ли мне самому позвонить? Спустя столько времени, не будет ли это слишком навязчиво? Говорят, молчание — лучший ответ. Разочаровал ли я его отказом? Почему ты молчишь, Гарри?» Луи поднимается с кресла, уходя из гостиной в свою комнату. На прикроватной тумбочке лежит книга «Идиот» Достоевского. Кажется, Луи начал читать этот роман, рассчитывая найти своего литературного героя. Вышло ли у него? Безусловно, вышло. Разве что, Луи не был столь глубоко добр. Так ему казалось. Переодевшись из пижамы в плотные джинсы и красный свитер, Луи берет ключи из кармана брошенных в шкаф джинс и закрывает за собой дверь комнаты. Надев свое черное двубортное пальто, Луи обувается в зимние ботинки и выходит на заснеженную улицу. Его совсем никто не ждет. Лишь холодное прикосновение уступающего снегопада. Он шел вверх по улице, сам не зная куда. Впереди его ждало безвременье и тихий вечер, похожий на утро или вовсе на сон. А завтра — очередной учебный день. Что требует смирение? Разве лишь одно себя? Что приходит вместе с ним? Равнодушие или боль, наглухо закрытая в оковах сердца, запрещенная, а со временем — далекая, ставшая камнем. Камнем надгробия или камнем, брошенным на дно морское. Ступая по протоптанной людьми дороге, Луи силился не заговорить сам с собой. «Отчего я нуждаюсь в смирении? Почему я страдаю, будучи отверженным человеком, нисколько мне не близким? Я знал его пару мгновений. Детская влюбленность в сказку, выдуманная ложь, иллюзия моего сердца. Я проникся к нему, возможно, действительно лишь потому, что он напоминал мне дом. Отчего я нуждаюсь в смирении? От того ли, что отвергнут незнакомцем, или от того, что отвергнут матерью?». Пропитанный жалостью к себе, Луи понуро смотрит себе под ноги. Он чувствует себя городским сумасшедшим, еще не обретшим славу у города. Его шаг замедляется, когда промокшая от снега плитка под ногами, растаявшая от снега из-за человеческого шага, становится ему знакомой. Луи поднимает голову, щурясь, примечая вдалеке кофейню, в которой в начале города впервые завтракал с Патриком, пытаясь обрести друга. После того раза, познакомившись и пожав друг другу руки, они стали видеться много реже. Луи смирился. Ха… Какое забавное слово. Решая зайти в кофейню, Луи ускоряет шаг. Внезапно снегопад усиливается, ударяя ветром Луи в лицо. Становится понятно, что непредсказуемая погода Нью-Йорка сулит метель. Жаждущий согреться и спастись от дурной погоды, Луи вглядывается в приближающиеся окна кофейни, светящиеся желтым светом зажженных ламп, пытаясь высмотреть свободные места. Отводя взгляд от окон, Луи натыкается на знакомую фигуру у самого входа в кофейню. Словно дух из его снов, обернувшееся в человека приведение, или вовсе демон зловещего предзнаменования, Гарри стоял лицом к улице, пока Луи глядел на него с другой стороны. Луи замирает. Вдыхая холодный воздух зимнего утра, обдуваемый ветром, Луи чувствует, как леденеет его кровь. Словно тогда он оказался бескожным, разверзнутым наружу, лишенным возможности пошевелиться, словно весь он одна лишь кровь тела, с готовностью раба отдающаяся на волю стужи. Луи забывает подумать. Проклясть свою глупость, наивность, нужду верить, что они встретились здесь не случайно. Иначе, отчего Гарри улыбается так ярко? Отчего в тусклом свете лишенного солнца утра он выглядит как свеча, дарующая глазам очертания реальности? В этой реальности Луи вдыхает холодный воздух сквозь губы, мечтая сорваться с места. В голове крутится одно слово: «Одумайся». А спустя мгновение к нему добавляется еще парочка слов. «Он не один». Широкая улыбка обращена к миниатюрной девушке, стоящей спиной ко взору Луи. Он не видит лица девушки, не знает ее силуэта, пропади пропадом вся ее суть и облик, — Луи знает человека перед ней! Это Гарри! Он улыбался ему точно так же, всего пару недель назад! Луи набирает воздуха в легкие. И выдыхает. Гарри скрывается за дверьми кофейни вместе со своей спутницей. Луи следует за ними. О его приходе повествует колокольчик, висящий над дверью. Беспокойно оглядываясь, хмурясь и сглатывая, Луи проходит внутрь. Влажный ресницами, волосами, ладонями Луи кладет дрожащие ладони на стол, бегая глазами по меню, висящему над столом заказов. Каждое название напитка превращается в знакомое имя. Луи тревожно косится на баристу, проговаривая что-то похожее на «Латте» и уходя в дальний угол помещения. Он знает, что оставлен без внимания. В его спину не ударяется знакомый взгляд. Луи вздыхает, стягивая с себя пальто. А потом натягивая его обратно. Он видит. Гарри сидит за столиком у окна. Его лицо скрыто, а ее — как на ладони. Луи никогда не запомнит эти черты лица. Они забудутся в то мгновение, как он отведет взгляд. Зачем ему помнить? Зачем знать? Доставая телефон из кармана, дрожащие от холода ладони становятся дрожащими от тревоги. «Зачем я поднял этот чертов мобильник? Зачем жду звонка, видя его здесь, сейчас? Почему мне не все равно? Боже, ну почему мне не все равно? Я знаю его имя, несколько выражений лица, короткое прикосновение его рук к моей коже сквозь одежду, я знаю его взгляд, цвет тела, движение голоса. Не жизнь, не суть, не душу. Кто он? Почему я все еще здесь, ждущий звонка, словно обещание уже не было нарушено каждым днем молчания? Почему мне больно быть ненужным человеку, который никогда не давал мне надежду на обратное?». Луи не замечает, как ему приносят латте. Опустив взгляд, он смотрит на погасший экран телефона, на дымящийся напиток, с нарисованным на нем улыбающимся смайликом. Словно скованный цепями, Луи не смеет поднять голову. Кофейня полна людей, голосов, мирного звона посуды. Шепот бесед, безмолвие сокрытых мыслей, отверженность всеми, — Луи настойчиво вглядывается в глаза смайлика. Декабрь холоден и мрачен. Свой день рождения Луи проводит в одиночестве своей квартиры. Декабрь холоден и мрачен. Вглядываясь в глаза смайлика, Луи ломается и исходит беззвучными слезами. Детство закончилось. Не тогда когда мама собирала его чемоданы, готовясь отвезти на принудительную терапию. Не тогда когда заперла его в исповедальне на несколько часов, пока он не взмолил о прощении Бога. Не тогда когда его окружили люди, которых он знал с самого детства, глядя на него как на кусок мертвой плоти, предавший саму суть жизни. Нет, не тогда. Детство закончилось, когда, проснувшись, он не услышал голос Лотти, поющей ему песню Happy Birthday. Слеза скатывается по щеке парня, падая прямо в стаканчик с латте. Улыбающийся смайлик размывается. Луи, глядящий на это исчезновение, внезапно смеется сквозь слезы, прикрывая рот. Каким же идиотом нужно быть. Вставая, Луи бросает на стол деньги и выходит вон. Раскаленная сталь расплывается в его груди, но он больше не плачет. Он отпразднует свой день рождения один, если это значит повзрослеть. Он позволит своему сердцу разбиться, если это значит повзрослеть. Детство закончилось. Началась жизнь. Поздно ночью, погруженный во мрак ночи, где-то в глуби своей комнаты, Луи встанет на колени в первый и последний раз за эти три года, прикладывая ладони друг к другу. Он попросит о покое и о счастье для семьи. Он попросил о покое и о конце погони. «Я не буду просить прощения за то, каким ты сделал меня. Я прекрасен, как любая тварь Земли, сотворенная твоей волей. Ты разбил мне сердце, Господь, но я прошу тебя, дай счастья Лотти, Физз, Дейзи, Фиби, и… маме. Дай счастья маме. Сегодня мой день рождения. Исполни мою волю. Я больше не прошу исправить меня. Если что-то и нужно исправить, так это жестокость человеческих сердец, проскользнувшую туда в тяжелый час печали, отчаяния, горя. Дай мне смирение победить. Я отдаюсь твоей воле. И за свое разбитое сердце, Господь, я прощаю тебя».***
Tame Impala New Person, Same Old Mistakes
Когда Митч открывает дверь своей квартиры, доносящаяся до его слуха мелодия песни еще из коридора заполняет слух. Хмурясь, он осторожно ступает вперед, осматриваясь по сторонам. Подступая к главной зале, Митч видит такую картину: знакомая до боли фигура мужчины, обернутая в его личный халат, стоит спиной ко входу и плавно качается под гремящую на полную мощность музыку. Луи, в одной руке держа скалку, а в другой — полупустой бокал, танцует ровно под такт песни. Митч, доселе не видевший ничего подобного, коротко ухмыляется и облокачивается о край арки, скрещивая руки на груди. Нисколько не обращая внимания на реальность, Луи оборачивается вокруг своей оси, не позволяя себе нарушить ритм мелодии, и бормочет текст песни с закрытыми глазами: — Finally taking flight… I know that you think it's right… I know that you think it's fake… — проговаривает Луи, картинно останавливаясь и откидывая голову назад. — Maybe fake's what I like… Наблюдатель у арки невольно замирает. Когда Луи открывает глаза и подпрыгивает на месте от испуга, Митч больше не ухмыляется. Глядя в лицо напротив, он видит вовсе не штиль, а шторм, окутанный розовой дымкой. Музыка становится тревожной, а расцветающая улыбка на лице Луи — настораживающей. В два шага оказавшись у музыкальной установки, Луи умеряет громкость и так же скоро направляется в сторону друга, раскрывая руки для объятия. Мирно дожидаясь отмирания конечностей друга, через миг Луи наблюдает, как ладонь Митча тянется к его бокалу и мягко забирает из влажных ладоней. Он подносит бокал к носу, делает напряженный вдох, а после — более спокойный выдох. — Ты не пьешь в одиночестве. — Это яблочный сок. Повисает неловкое молчание. — Что случилось? — задает витающий в воздухе вопрос Митч. Музыка сменяется на спокойную фортепианную мелодию, а Луи опускает взгляд. — Прости, что не предупредил о том, что буду здесь. Я знал день твоего приезда и решил встретить здесь. Я приготовил пирог. Луи умело уходит от вопроса. Но не потому, что не хочет отвечать, а потому, что не знает, что сказать. В самом деле, что же случилось? Он увидел постороннего ему человека, разделяющего трапезу с девушкой. Поднимая глаза на друга, Луи видит его «громко говорящие» поднятые вверх брови. — Прости, что взял твой халат. Я думал, будет забавно. — Луи. Митч вздыхает и обходит замершую в напряжении фигуру Луи стороной, откладывая свою дорожную сумку из кожи к стене, а бокал — на стол. Снимая пальто и небрежно кидая его на ручку дивана, Митч бросает короткий взгляд в сторону Луи, безмолвно наблюдающего за его действиями. — Анализируешь меня. — пытается в последний раз защититься Луи. — Когда приходится. — спокойно отвечает Митч, позволяя себе улыбку. — Я ведь твой друг. Луи побеждено вздыхает, откладывая скалку в сторону, и присаживается на дальнее кресло, близкое к окну. Митч садится не напротив, но рядом. Бросив последний взгляд на умиротворенное выражение лица Митча, Луи размыкает губы и рассказывает небольшую историю, приключившуюся с ним в его день рождения. — Луи… — устало выдыхает Митч, потирая лицо, когда тот замолкает, — С чего ты вообще взял, что его и эту девушку связывают близкие отношения? Луи праведно молчит. — Ведь это могла быть его подруга, сестра, коллега — кто угодно, в конце концов. — Тебя ведь не было там со мной, ты не видел, как они смотрели друг на друга. — И как же они друг на друга смотрели? Как возлюбленные? — Нет, но… — Это был дружественный взгляд? — Был… — Ты такой глупый мальчишка. Луи оскорбленно хмурится, почти прикладывая руку к сердцу. Но вскинув голову и посмотрев в глаза напротив, он понимает — Митч абсолютно прав. На ладонь Томлинсона осторожно ложится ладонь Митча. — Мне жаль, что твой день рождения прошел подобным образом. Если бы ты попросил меня остаться, я бы непременно остался. — Я знаю, что остался бы. — Конечно, знаешь. Двое мужчин смотрят в глаза друг другу с минуту, прежде чем Луи отводит взгляд на скалку, заставляя вскочить с кресла и взбудоражено воскликнуть: — Пирог! Сидя за кухонной гарнитурой и уплетая вкусный вишневый пирог за обе щеки, Митч все еще настороженно поглядывает на парня, задумываясь. — Это очень вкусно, Луи, — уверяет он. — Еще бы! — хмыкает Луи, кивнув. Когда остаток пирога откладывают в холодильник, а грязную посуду в раковину — Митч подает голос. Они все еще на кухне, отчего-то оказавшись у окна, выходящего на большой бульвар; они разглядывают людей, машины, движение. Так кажется на первый взгляд. Во всяком случае, Луи рассматривает жизнь Нью-Йорка. Митч рассматривает Луи. — Скажи мне еще раз: почему ты не позвонил ему? — якобы задумчиво хмурится он, пока Луи невольно вздыхает. — Я не знаю, как это вышло. Нечаянно я стал ждать его звонка, будто так было условлено с самого начала. А когда я не дождался, то подумал что стало слишком поздно. А прошло всего-то пять дней. Митч, я чувствую себя таким глупым и беспомощным, все время… — Время от времени это и означает быть влюбленным. Когда Луи вглядывается в лицо Митча в поисках ответа, тот ясно видит в глазах напротив страх и маленького мальчика с разбитым сердцем. — Мог ли я влюбиться в кого-то так скоро, Митч? Я ведь совсем не знаю его. А вдруг он злой человек, вдруг… — Риторические вопросы, Луи, иногда строжайше запрещены — вдруг завтра мы с тобой погибнем, и от нас не останется и следа? — Какое клише, — беззлобно закатывает глаза Луи, на что Митч хмурится сильнее. — Каким бы клише это ни было — это правда. Исключи вопрос «вдруг». Иди к нему. Или позвони ему. Сделай что-нибудь. Здесь ты не ответишь на свои вопросы. Когда Луи уходит, из квартиры не доносится звона разбитого стекла. Из квартиры доносится тишина. Когда Луи уходит, в его сердце теплится надежда. Наступает штиль. Во всяком случае, в душе Томлинсона. Душа Митча — потемки, походящие на шторм.***
С наступлением вечера заметно холодает. Снег постепенно покрывает собой землю. Через пару дней наступит новый год. После ухода из квартиры друга Луи направляется прямиком домой. Там он оборачивается в свой черный шерстяной костюм, накидывает на себя черное пальто в пол, в последний момент хватая кепку и солнцезащитные очки: в целях маскировки. Выбегая в заснеженный город, Луи вдыхает холодный пыльный воздух, от воодушевления принимая его за чистейший глоток свежести. Он спускается в метро, следуя тому же пути, что сохранился в его памяти. Под землей, мчась вперед на поезде, парень чувствует себя персонажем чудесной сказки, где каждый встречный — персонаж своей собственной сказки. Ему кажется, что поезд под землей — невероятно и фантастично, как он вообще попал сюда? Что ему скажут? Отвергнут? Примут? Что он скажет ему? Поднимаясь на поверхность, поток ветра со снегом ударяется ему в лицо, а сам снег чудится сиянием, полным волшебного блеска. Такой блеск он видел в глазах Лотти, когда мама сжимала ее в объятьях, в глазах Митча, когда тот получил подарок от Луи не так уж и давно. Такой блеск он видел в глазах людей, искрящимися счастьем. Луи боялся радоваться. А вдруг ему суждено потерять улыбку? А вдруг?.. А вдруг он не пришел? А вдруг он не захочет его видеть? А вдруг ему больше не интересна его компания? Вдруг он успел позабыть его? А вдруг он с самого начала не нравился ему так сильно, как он понравился Луи? А вдруг он понравился ему так же сильно, как понравился Луи? Когда последнее «вдруг» стихает в его мыслях, он ступает на порог того самого бара. В нём не так многолюдно, как было в прошлые два раза. Сердце Луи стискивается в жгучих болезненных тисках. Волнение молодого сердца душит, а желание — ластится к силуэту, так ясно светящемуся в сознании. Уже тогда Луи чувствует в своей груди невидимую нить, тянущуюся к кому-то смутно знакомому. Думал ли он тогда, что он полный дурак? Думал ли, что поступает опрометчиво, рискованно? Да, тысячу раз да! Сдается ли он в этой схватке? Сдается ли чувству, сдается ли ему, Гарри, каким бы он не оказался? Да, тысячу раз да. Иначе, почему глаза такого незнакомого Гарри светятся добротой, так хорошо запомнившейся ему даже в сумраке этого бара в первую их встречу? «Почему так страшно? Почему так больно в груди?». Столики заняты редкими парами, одиночками с книгами и одной большой компанией. Войдя внутрь, Луи чувствует себя лишним мгновенно. Кто-то из большой компании стоит спиной ко входу. Луи выискивает знакомую спину. Фортепиано на сцене пустует. На звон колокольчика оборачивается кто-то из стоящих. Лицо обернувшегося освещается светом множества свечей, оно не знакомо Луи. Следом за ним оборачиваются и другие. Луи смущается в конец, отправляясь к бару и больше не встречаясь ни с кем взглядами. За барной стойкой стоит молодая девушка с рыжими волосами и родинкой над губой. Ее черные глаза безразлично вглядываются в подошедшего Луи, который встретив ее взгляд, думает о том, как враждебен мир, когда ты один. Луи понимает, что нарушил чей-то покой. — Секс на пляже, — напряженно проговаривает он, нервно оглядываясь вокруг себя. Доселе напряженная обстановка нарушается тихим смешком девушки. Луи удивленно вскидывается. Девушка не глядит на него, посмеиваясь в стакан, который обтирала. — Прошу прощения? — Ваш таинственный и даже угрожающий вид разбит вдребезги, мистер. Секс на пляже? — А вы всех своих клиентов стыдите за вкусы, мисс? — мгновенно реагирует Луи, все же смущаясь. — Только симпатичных. Луи ошарашенно смотрит на девушку, впрочем, со стороны он кажется почти что равнодушным. Девушка только хихикает, отправляясь готовить заказ. В этот момент на плечо парня ложится рука. Луи резко поворачивается, а увидев, кто перед ним — теряет дар речи на добрые полминуты. Что за черт? — Что за черт? — выдыхает Луи. — Разве так встречают своих соседей? — наставнически говорит никто иной, как Патрик. — Как ты оказался здесь? — в конец смущается Луи, сбитый с ног под самый корень. — Я бываю здесь изредка. — Хорошо. Где ты бываешь все остальное время? — таращится на своего соседа Луи. Патрик весело смеется в кулак, потупив взгляд. Сзади к нему подкрадывается блондинистый парень, с интересом переводя взгляд с одного на другого. — Здравствуйте, меня зовут Найл, — он протягивает свою ладонь, Луи пожимает ее немедля, — Мой друг Патрик подошел к вам, я решил познакомиться. — О-у… — тянет Луи, пока его руку трясут в бесконечном рукопожатии, — Меня зовут Луи. А вы всегда столь официальны? — Нет, только когда хочу произвести впечатление. — Он очень честный парень, — убедительно кивает Патрик, — Найл, это мой сосед Луи, я рассказывал тебе. — Конечно! — глаза Найла наполняются пониманием, и он наконец отпускает руку Луи, — Патрик отзывался о вас самым лучшим образом. — Можно на ты, — снисходительно кивает Луи, примеряясь с необычайной обстановкой. На барную стойку кладут высокий стакан с коктейлем. Луи невозмутимо берет его в руки, поднимая взгляд на девушку, — А можно мне трубочку? — Конечно! — смешливо соглашается та и нарочито медленно кладет трубочку в стакан парня, глядя прямо ему в глаза. — Сильвия, не твоего полета птица, — встревает Патрик, отчего-то устало. Сильвия удостаивает их лишь глубоким вздохом, полным непомерным отчаянием. Махнув на них рукой, она уходит в дальний угол бара. — Это эвфемизм. Означает «гей», — спокойно переводит Найл. Луи поднимает бровь дугой. — Вы пьяны? — Еще нет! — оживляется Найл и хватает Патрика за руку, — Пошли, Луи! Мы познакомим тебя. Луи входит в круг людей, некоторых из которых в будущем будет видеть как минимум четыре раза в месяц, на субботник вечерах поэтических вечеров. В общем числе, всего в компании было тринадцать человек, совершенно разных и непохожих друг на друга. Наблюдалась лишь одна общая черта: все они были музыкантами. Луи восторженно хлопал глазами. Лишь на миг в них можно было распознать печаль: среди всех тринадцати человек не было Гарри. — А чем занимаешься ты, Луи? — заинтересованно проговаривает безымянный во времени человек. — Я учусь на экономиста. В общем-то, это все. — Не может быть! — почти кричит пьянеющий Найл, полулежа на плече Патрика. Патрик виновато встречает взгляд Луи, — Я вижу, что это не так! — Он у нас своеобразная Пифия. — Пифия, значит, — хмыкает Луи, — Ладно. И что же ты видишь, прорицатель? — Я вижу… — Найл картинно прикрывает глаза рукой, — Что ты влюблен! — И как же это относится к виду моей деятельности? — спокойным голосом парирует Луи, чувствуя, как леденеет его кровь. — Любовь — всегда деятельность. Любя мы дышим, бродим по миру, одно лишь сердцебиение влюбленного человека — деятельность, благословенная богами, — бормочет Найл. — Он уже совсем пьян, — с еле скрываемым беспокойством в голосе говорит Патрик. — Так кто же ты, Луи? — не замолкает Найл, приоткрывая глаза. — Так и быть. Я отвечу на провокацию, если Патрик признается, где пропадает неделями. — Это честно! — вскидывается Найл. Кое-кто из компании слушает беседу парней, кое-кто участвует в своей собственной, а кое-кто собирается уходить. Луи слышит звон колокольчика. — Дело в том, что я работаю стажером в музыкальной студии, Найл работает вместе со мной, но он, так скажем… Мой начальник. — Начальник?! — К чему этот удивленный голос? — Ну, я удивлен. — Ты уволен. — Я не работаю на тебя, Найл. — Ах, да. Я не буду дружить с тобой, Луи. Луи благоразумно решает прекратить диалог, посасывая свой «Секс на пляже». — А я буду, — слышится голос сбоку. Луи оборачивается. Гарри закутан в широкий синий шарф, шапка натянута по уши. Его нос красный, как и щеки. И он смотрит прямо на Луи, улыбаясь теплой улыбкой. Слышатся приветствия, компания здоровается с новоприбывшим, кажется, прекрасно им знакомым. Луи неловко топчется на месте, пока очередь не доходит до него. За ними не наблюдают особенно пристально, Луи задерживает дыхание, когда Гарри тянет к нему ладонь, спрятанную в фиолетовых перчатках. — Здравствуй, Луи. — Здравствуй, Гарри, — еле слышно отвечает Луи, отчего-то не смея поднять головы дольше, чем на пять секунд. За эти секунды он видит лицо, все еще светящееся улыбкой. Беседу прерывает мужчина в возрасте, кажется, Джефф — владелец бара. Он подходит к Гарри и отводит его в сторону, не слышно переговариваясь. Неприкрытый сердцем Луи смотрит вслед недалеко ушедшему парню, вздрагивая всем телом, когда ловит его ответный взгляд. Мгновенно отворачиваясь, он тупит взгляд в пустующий угол, который совпадает с местом, в котором они, напрочь промокшие, стояли вдалеке от всех. В котором прозвучал отказ. Когда Луи оборачивается обратно, то видит Гарри, стоящего на сцене, все еще разговаривающего с Джеффом. Он решает дождаться. Отходит от шумной компании, встает у окон бара, всматриваясь в темную заснеженную улицу, лишенную людей. Стоя немного в отдалении, звук голоса отходит от людей, а взгляды отступают. Он ждет, пока Гарри придет за ним. Без «вдруг» или «а если»: он стоит смирно, пытаясь дышать так же спокойно, как падает снег. Снимает очки, пряча их в кармане пальто и замирает всей душой. Когда на его плечо ложится ладонь, что-то хрупкое в груди разливается теплом, задевая саму его суть. Пряча улыбку, он осматривается за плечо. И огорчается. Перед ним стоит хмельной Найл, пьяно расплывшийся в улыбке. Почти падая, он приближается к Луи, на что тот ловит его под руки и ищет глазами Патрика, который внезапно исчез. — Я все вижу. Я — Пифия, Луи! Вижу, как ты смотришь на Гарри. Гарри — мой лучший друг! Я знаю его, как себя. Не смотри так, Луи. Он занят, я знаю это наверняка. Он… ик… влюблен. — Влюблён? — тупо переспрашивает Луи, слабо хмурясь, все еще не давая Найлу упасть. — Да! Такое прекрасное чувство, Луи! Любовь… Ничего нет дороже и красивее, чем любовь, понимаешь? — О его влюбленности ты узнал тоже благодаря своим прорицательским способностям? — с надеждой обернуть все услышанное в шутку спрашивает Луи, позволяя себе слабую улыбку. — Да нет же! Он сам мне сказал. Пришел и сказал, а я… Остальное Луи прекращает слышать. Он находит глазами фигуру Гарри, стоящего на том же самом месте. Наверное, он снова чувствует тепло чужого взгляда на своей щеке, поэтому отвлекается от своего собеседника и находит глазами Луи. Обнаруживая того в самой странной позе — с полулежачим на нем Найлом, Гарри почти прыскает, но сдерживается, обращая к Луи самую яркую и искреннюю улыбку. Луи, недышащий, лишенный всяких мыслей и надежд, на улыбку не отвечает. Его сердце окутывает тишина одиночества, подобная той, что окутывала квартиру Митча сегодня днем. Когда улыбка утыкается в холодное безразличие, на лице Гарри читается: «Что я сделал не так?». Когда улыбка пропадает с лица парня, на лице Луи читается: «Что я сделал не так?». Патрик подбегает к Луи и поднимает с его рук Найла. Что-то бормочущие, они уходят вглубь помещения, когда Луи отворачивается от всех и выходит за порог. Город кажется мертвым, Луи — тоже. Когда человек в синем шарфе и фиолетовых перчатках выбегает на улицу — о присутствии Луи не напоминают даже следы на снегу, уже занесенные ветром. Наступает ночь. В эту ночь рождаются стихи.