Карапульки

      Антон курил. Дым вылетал в окно, заставляя его каждый раз дрожать от холода. На улице не май месяц, и Поз, наверное, уже давно бы заставил его надеть куртку, да только его все еще не было, а курить хотелось до рези в глазах.       И если сперва едкий дым дешевых сигарет заставил его кашлять с непривычки, то вскоре это стало таким мелким, что он перестал обращать внимание.       Странно, что это были именно сигареты. В ларьке он вообще думал между ними и бутылкой водки. Как победили сигареты, он и сам не понял. Да только, наверное, лучше бы это была водка, чем десятая сигарета подряд.       Сперва были слезы.       Потом они высохли, оставив едкие дорожки на щеках.       Следом посыпались сигареты.       Вот только почему ему все еще так хуево? — Шаст! Шаст, блять! — Дима резко вырвал недокуренную сигарету из онемевших пальцев, щелком отправив ее в полет с десятого этажа. Мимоходом отвесил долговязому парню подзатыльник и почти силой затащил в квартиру, закрывая наконец балконную дверь. — Ты ебнулся в край? Не май же месяц!       Антон обхватил себя руками за плечи, впервые за долгое время осознавая, как он на самом деле замерз. Его нижняя губа задрожала, и он взглянул повлажневшими в один миг глазами в обеспокоенные Димины. — Поз… — он уже не сдерживал слез, медленно опускаясь на пол, сжимаясь в комок, утыкаясь лицом в колени, начиная раскачиваться.       Дима замер в шоке. Он не верил, что видит то, что видит. Он почти никогда не видел Антона в зарождающейся истерике, а то, что это была именно она, сомнений не оставалось. Наверное, он бы даже испугался, но вместо этого затолкал все эмоции в себя и все слова, которые он собирался высказать, и опустился рядом, обнимая парня, прижимая к себе, в надежде, что истерика скоро прекратится.       Но вопреки всему, Шаст лишь вцепился в него мертвой хваткой, сминая тонкими, ледяными пальцами футболку, и завыл в голос.       Вот теперь Дима испугался по-настоящему. Он попытался оторвать Антона от себя, привести его в чувство, но слишком быстро понял, что это бесполезно. Пока слезы у него не иссякнут, действия обречены на провал. Поэтому Поз лишь что-то шептал ему на ухо, поглаживая его по голове.       Антон выдохся только спустя пару часов. Просто в какой-то момент слезы иссякли, и было даже больно шевелиться, но он нашел в себе остатки сил слегка отодвинуться от Димы и прислониться спиной к балконной двери, периферическим зрением наблюдая, как трясутся его руки.       Когда в эти самые руки ткнули стакан, он не сразу понял, что от него хотят. А когда понял, было поздно. Дима уже сам пытался его напоить. Вода скользнула по истерзанному пищеводу, и Антон на мгновение закашлялся. — Что случилось?       Шаст как сквозь вату слышал вопрос, но ответить не мог, вновь начиная кусать губы. — Антош, что случилось? Антон, — Дима пытался достучаться до друга. — Это все из-за него, — хрипло выдавил из себя Антон, начиная вновь дрожать. Когда на плечи опустился плед, он завернулся в него как в кокон. — Из-за Матвиенко? Из-за него? Шаст, ну, не молчи! — Позов повысил голос, заставляя Антона смотреть себе в глаза. — Он смеялся мне в глаза, — медленно проговаривая слова, добавляет Антон, обессиленно приваливаясь к плечу Димы. — Пока я говорил, что жить без него не могу. — Что еще он сказал? — Позов замер, медленно проворачивая шестеренки в голове. Зная Матвиенко, зная Антона, он представлял, чем весь разговор мог закончиться. А еще, зная, как Шаст боготворит Сережу, он наконец понял, почему застал друга в таком состоянии.       Но Антон больше ничего не сказал. Просто продолжил повторять одну и ту же фразу. — Это все из-за него. Это все из-за него…