Гонит ветер осенней листвы умирающей медь. Замолчала душа и не хочет ни плакать, ни петь. О бетонные стены домов разбивается твой крик, От желанья уйти до желанья остаться - лишь миг...
За делами и хлопотами день пролетел незаметно, и на шумный многолюдный город опустилась ночь, даря кому-то желанный отдых, кому-то - внеочередную позднюю смену с надеждой на более привлекательный заработок... а кому-то - лишь промозглый сумрак и давящую мглу безнадежности. Дождь закончился, но небо так и осталось хмурым и неприветливым. Только свет фонарей и фар вместительного автомобиля отражался от блестящей мокрой поверхности заметно опустевшей в этот поздний час дороги... затем лишь, чтобы снова угаснуть, оставив после себя неприглядную черноту. Всего лишь мимолетная вспышка, искра, неспособная рассеять мрак, развеять наваждение. Сама не более чем иллюзия... Именно такие и подобные им безрадостные мысли и ассоциации посещали единственного пассажира черного "Мерседеса", уверенно рассекавшего ночную темноту. Вполне предсказуемые и ожидаемые - сейчас, но явно не в начале дня, исполненного надежды на лучшее! Надежды, в которую даже он, не раз битый жизнью и оттого привыкший ожидать худшего, почти успел поверить, тем более, ряд упражнений из "лечебного комплекса" и правда стал даваться заметно легче. Непростительно глупо и безмерно наивно, однако же так и было. Теперь уже точно было. Не снижая скорости, автомобиль свернул по широкой дуге на шоссе, выводившее из шумной деловой части Манхеттена на его окраину, впрочем, мало заслуживавшую этого скромного названия. Каждая из построек этого района была достойна внимания и восхищения: какая-то - из-за изящной архитектуры, какая-то - благодаря дерзкой задумке ее владельца, иная же просто впечатляла размерами и пышным великолепием. Впрочем, сторонними наблюдателями район похвастаться не мог: на въезде, особенно в темное время суток, действовала пропускная система, - да и вряд ли бы праздные зрители смогли бы в полной мере оценить великолепие скрытых высокими изгородями и зелеными насаждениями особняков. И это не могло не радовать их утомленных чужим вниманием владельцев. Касалось это и небольшого, по меркам города небоскребов, выстроенного в традиционном японском стиле здания. Того самого, к которому и подъехал автомобиль. Поспешно выбравшийся из салона водитель извлек из багажника передвижное кресло (к счастью, изобретатель его, видимо, предусмотрев возможность дальних переездов, сделал его складным) и, буквально в пару движений собрав, подкатил к задней дверце. После чего замер в молчаливом почтительном поклоне. Выбравшийся из салона пассажир, в которым все, хоть мало знавшие его, узнали бы господина Ороку, не удостоил подчиненного лишним взглядом, лишь перебрался в ставшее почти привычным за несколько месяцев пользования кресло и нажатием кнопки направил его к входу в дом. О том, что теперь не слишком высокое, но все же приподнятое над землей крыльцо вызовет затруднение при подъеме, погруженный в свои мрачные мысли хозяин вспомнил уже позже, на расстоянии пары-другой метров. Впрочем, слуги в доме все как один отличались предусмотрительностью и тактом. Потому заметивший его приближение дворецкий успел вызвать пару дюжих охранников, легко, без малейших усилий втащивших кресло в холл. Опустив его на пол, парни (из числа недавно вошедших в ряды клана) замерли в ожидании дальнейших приказаний. Которых так и не последовало, потому что нужное господину помещение располагалось на первом этаже, и добраться туда он мог без посторонней помощи. Эта маленькая, уютная, несмотря на скудную обстановку, комната была почти точной копией подобного арсенала в небоскребе, лишь меньше размерами и беднее содержимым. По углам она была украшена светильниками, в точности копировавшими треножники в зале, предназначенном для ведения дел клана. Несведущий, пожалуй, мог принять пламя в них за настоящее и не решился бы притронуться рукой, побоявшись обжечься. Многие - но только не законный хозяин этой комнаты и всего особняка. Он-то прекрасно знал, что пламя, колеблющееся в чаше светильника - искусно созданная иллюзия. Как и многое в этой жизни. Сюда, в этот частный дом в спальном районе, Ороку Саки чаще всего наведывался, когда желал отдохнуть от бесконечных дел и остаться наедине с собой. Когда такое было в последний раз, он и сам уже толком не помнил. До несчастного случая, это точно. И вовсе не планировал этот визит даже сегодня утром. Однако же приехал, неожиданно и никого не известив ни о том, куда направляется, ни сколь долго будет отсутствовать. Даже Караи, после утреннего визита не смевшую его беспокоить (случай в лаборатории вряд ли стоило считать проявлением ее воли). Черный "Мерседес" с тонированными стеклами и молчаливым водителем за полчаса довез господина Ороку до места. Закрывшиеся ворота отгородили его личные владения от прочего, не заслуживавшего их видеть мира. Вот только проблемы и тяготы дня минувшего не пожелали остаться за высокой оградой. Дом, с искусством и старанием обустроенный хозяином по собственному вкусу, принял его - но тот не ощутил никакой разницы. Горький привкус разочарований минувшего дня, одно за другим обрушившихся на него, окрашивали весь окружающий мир в неприглядные серые тона. Ничто не радовало, ничто не имело значения... И вот путь его на сегодня завершился. Здесь. В этом маленьком арсенале, хранящем, подобно обширному, относящемуся к постоянному месту пребывания Шредера, самые важные и ценные для него виды оружия. Здесь, в особняке, их было не так уж и много: хозяин терпеть не мог нагромождения и беспорядка. Лишь несколько самых важных и одновременно - прекрасных представителей благородного холодного оружия (огнестрельное априори считалось в клане достойным лишь презренных янки, и пользовались им сравнительно редко). Приглушенный свет, падавший из-под потолочных балок, окрашивал комнату в теплые коричневые и бежевые тона, заставляя символ клана гореть невыносимым ярко-алым отблеском, неразличимо от настоящего пламени. Края штандарта чуть колыхались от неощутимого ветерка. Золотистые блики при приближении пробегали по поверхности стекла, укрывавшего от пыли и возможной влажности бесценную коллекцию. Каждый предмет, в ней находившийся, был ценен и своей редкостью, и подлинной боевой историей. Впрочем, сейчас и история, и холодная красота оружия мало волновали господина Ороку. Приблизившись к окну, мастер ниндзя долго созерцал темноту за ним, и трудно было сказать, что именно видел он в ней. Можно было лишь предположить, что мало радостного - поскольку тонкие губы сжались в почти неразличимую линию, а темные, почти черные в тусклом освещении глаза казались неподвижными. Сколько прошло времени за этим молчаливым размышлением, сказать невозможно. Однако какое-то решение все же было принято. Потому что, словно очнувшись от забытья, мастер ниндзя направил свое средство передвижения к одному из стеллажей, где под темным стеклом на подставке покоились пара мечей, по легенде принадлежавших некоему самураю, имя которого ничего не говорило Шредеру. Потому что единственное, чем успел прославиться этот безымянный воин, - это преданность господину и почетная смерть после его поражения. Достойное завершение жизни, затмившее собой ее обыденность и обыкновенность. Подобного рода поступок всегда высоко ценился в Стране Восходящего Солнца, как среди военного сословия, так и в простонародье. Ниндзя не относились ни к одному из них. Отвергнутые и презираемые всеми, они служили лишь своему мастеру и его приказаниям, и их подвигом было выполнение задачи любой ценой, любыми путями, какими бы сложными и грязными они ни казались. Ороку Саки всегда помнил это. Однако сегодня, повинуясь неожиданной смутной мысли, он снял с подставки короткий меч - пару благородной катаны, и извлек его из ножен. Отложив их в сторону, Шредер положил на прикрывавшую колени крышку меч, равнодушно скользнув взглядом по блестящему лезвию. Затем, подняв глаза, снова взглянул на языки иллюзорного пламени. Иллюзия. Не более чем иллюзия. Равно как и все цели и средства к ним. Осознать это довелось лишь теперь, и горьким было то осознание. Путем к нему, самым кратким и доступным, стали разочарования в самых важных целях. Утрата надежды - единственного, что поддерживало силу и скрепляло воедино тело и дух. Долгие, показавшиеся бесконечными месяцы лишь она одна не давала сломаться и уступить жестокой судьбе. Вплоть до сегодняшнего дня. Мужчина коснулся ладонью прохладной стали лезвия. Она давно, бесконечно давно перестала страшить его, равно как и мысли о смерти. Нет, он никогда не рассматривал ее как способ выхода из сложной ситуации, подобно тем же самураям. Лишь как возможный вариант развития событий, который сложно предугадать. Стремиться к подобному исходу всегда казалось Шредеру изрядной глупостью и наилучшей судьбой для выбравшего ее. Но все же... Ороку Саки медленно, осторожно провел ладонью по плоской стороне лезвия, слегка наклонил, заставляя отразить свет и словно бы окрасив кровью. Может быть, вот оно - решение всех проблем, наилучший выход из запутанной ситуации? Той, в которой уже не за что бороться и нечего ожидать? Будет ли это поражением? Трудно сказать. Скорее таковым было бы лишенное радости и смысла существование, которое он ведет сейчас. Когда дела официальные и теневые утратили привлекательность и кажутся чем-то чужим и далеким. Когда смутная надежда хотя бы отчасти восстановиться и стать прежним рассеялась, словно дым на ветру. И все обратилось в ничто в сравнении с этой бесценной малостью, оказавшейся столь незаменимой. Но даже при всем при том оставалось последнее, что поддерживало в нем яростное стремление жить. Надежда расквитаться с теми, кто повинен в его несчастье. Устроить им ад, не сравнимый с тем, что уготован ему самому. Выплеснуть всю боль и негодование и хоть как-то уравновесить несправедливость судьбы. Но даже в этой мелочи ему отказано. Его враги погибли, еще тогда, долгих четыре месяца назад, и теперь недосягаемы для него. И ничто, ничто не исправит этого. Последнее, ради чего стоило оставаться в живых, рухнуло. Что осталось взамен? Лишь пустота, лишенная даже отголоска эха. Усилием воли мастер ниндзя закрыл глаза и успокоил дыхание. Опущенным взглядом из-под ресниц нашел оружие и недрогнувшей рукой придвинул его ближе к себе. Так, что острое лезвие почти касалось тела. Оно - не то, чего стоит бояться. Страх и надежда - лишь иллюзия, ложь. Все ложь в этом мире, кроме смерти... "Не останавливайтесь, как бы сильно вам этого ни хотелось". Донельзя знакомые слова. Те самые, что приводили его в гнев и подстегивали решимость, когда уставшее тело отказывалось повиноваться. Слова, произнесенные холодно-решительным голосом той, что не стоила лишней мысли. Но они настолько четко отпечатались в сознании, что помимо воли звучали даже сейчас. Закрыв глаза, Шредер усилием воли заставил ненавистный голос умолкнуть, мысленно предавая его обладательницу скоропостижной смерти. С некоторым трудом, но это удалось. Мисс Уотергейт с ее ехидством и упрямством осталась там, за границей сознания. Мужчина медленно выдохнул, не без усилий освобождая сознание от вспыхнувшего гнева, вновь мысленно соединяя себя с великой пустотой, началом и концом всего сущего. Судьбой, избежать которой не дано никому и ничему... "Нет судьбы. Наше будущее строим мы сами". Снова она. Когда же ты замолчишь, демон тебя раздери?! Или... губы господина Ороку тронула недобрая хищная усмешка... тебя придется заставить замолчать. То самое, последнее деяние, которое продолжает удерживать его здесь... Не стоит откладывать его надолго. Мужчина решительно выпрямился, оглянувшись на дверь. Найти в многолюдном городе одну-единственную девчонку, даже зная ее имя и фамилию, будет не так-то просто, но... ему же известно ее место работы! Пусть он и не помнит названия. А значит, не далее чем утром с проклятой обманщицей будет покончено. "Чужими руками? Это проще всего..." - и презрительная усмешка. Совсем как тогда. Хотя угроза была нешуточной. Она прекрасно понимала ее - что-то, а уж прочитать это на ее лице было несложно. И все же продолжала бросать ему вызов. И будет, даже исчезнув с горизонта. Потому что, поддавшись искушению сейчас, он и правда избавится от нее чужими руками, так, словно не в силах сделать это сам. Довольно! Неверным движением господин Ороку вернул меч в ножны, насупившись глядя перед собой. Уйти сейчас - просто и, может быть, даже достойно. Но она... она никогда в это не поверит. И даже на грани собственной гибели будет считать его слабым, сдавшимся. И не то чтобы ее мнение имело хоть какое-то значение... Однако оказаться униженным хотя бы в ее глазах было невыносимо. Без возможности что-либо исправить. Он не может себе этого позволить. Черт побери, это его жизнь, он, Ороку Саки, не жалел ни об одном шаге или поступке. И не будет жалеть. Тем более о последнем, завершающем, должном стать самым запоминающимся. Достойным его силы и решимости, в которых никто, даже она, не посмеет усомниться.Глава 17. Жить вопреки
11 апреля 2015 г. в 01:53