Клятва Гиппократа. И не только

Нора не ошиблась: когда створки лифта за ней закрылись и негромкое урчание сигнализировало движение механизма вниз, из-за угла показалась рослая фигура Хана. Может, девушку утешил бы несколько потрепанный вид ее извечного недоброжелателя: жидкие светлые волосы, обычно заплетенные в аккуратную косичку на затылке, выбились из нее и неровными прядями падали на широкое лицо, украшенное на скулах чуть зажившими ссадинами; черная безрукавка была местами порвана, а левая рука перебинтована в предплечье. Да и походка гиганта не отличалась особой уверенностью и стремительностью. Может… но не видеть и не быть увиденной устраивало ее гораздо больше. Однако же не незамеченной вовсе… Сделав несколько быстрых шагов, блондин достиг середины коридора и напряженно нахмурился, оглядываясь. Привиделось, что ли?.. Ни у кого в их офисе — да и среди воинов — не было таких светлых и длинных волос… кроме него самого, конечно же. Однако яркий свет мог сыграть с ним дурную шутку, заставив увидеть желаемое вместо действительного. Здоровой рукой Хан поправил бластер и хмуро взглянул на табло, светящаяся точка на котором неуклонно приближалась к самому низу. Кто бы это ни был, пересечься с ним уже не удастся. Впрочем, наверняка к лучшему. Сейчас явно не до этого. Хан нервно оглянулся в конец коридора, на дверь темного дерева, словно зловещий бездонный портал притягивавшую взгляд. Затем медленно глубоко вдохнул и так же не спеша, чеканя шаг, направился к ней, приняв максимально невозмутимый и каменный вид. Не исключено, что господин примет его не один, а значит, как бы ни обернулось дело, необходимо сохранить достоинство. Единственное, что еще осталось… Но, переступив низкий порог после вежливого стука и недолгого ожидания приказа войти, великан с шумом выпустил воздух из широкой груди, с облегчением — и разочарованием отмечая, что предстать довелось всего лишь перед худосочной куноити, наследницей мастера. Объяснение — и наказание вместе с ним откладывались на неопределенное время. — Ты не слишком-то торопился, — тут же заметила она, скрестив на груди изящные руки и откидываясь на спинку стула. — На зов мастера ты тоже являешься лишь через час? — Расписанием самолетов не заведую, — грубовато отозвался тот, даже не считая нужным соблюдать обычную вежливость. Затем широким шагом приблизился к столу и, остановившись, сверху вниз уставился на Караи. — Господин звал меня? — Еще нет. О причинах можешь не спрашивать, — Караи небрежно пожала плечами. — Они известны тебе лучше всех остальных. Блондин насупился, отводя взгляд. Ну да, конечно, причины… Именно они и стали причиной задержки, из-за которой ему «повезло» попасть почти в самый центр бури. И к уже имеющимся следам борьбы за влияние добавили новых, еще не сошедших окончательно. Впрочем, дерзкой девчонке неоткуда это знать, а значит, можно списать и их на боевые ранения. Хан повел плечами, сбрасывая напряжение, и решил-таки задать волнующий его вопрос. — Здесь сейчас кто-то был? Первым ответом стал внимательный взгляд куноити, в чем-то схожий с рентгеновским лучом… и столь же неприятный. — Мисс Уотергейт, — наконец отозвалась она. И, словно что-то прочитав на его оторопевшей физиономии, сколь Хан ни пытался придать ей равнодушный вид, язвительно ухмыльнулась. — Привета не передавала, не обессудь… — Не очень-то надо, — буркнул тот сердито и переступил с ноги на ногу. Черт, эта девчонка читает его мысли, словно раскрытую книгу! Будь проклят тот день, когда он сдуру поинтересовался у нее, скоро ли прибудет докторша. Неожиданный интерес был до безобразия правильно истолкован и дал этой бестии неисчерпаемый источник насмешек над ним. Дай боги, только ей… хотя нет, и этого было более чем достаточно, чтобы свести с ума. — Лучше бы побеспокоился, что скажешь мастеру в свое оправдание, — продолжала тем временем Караи, задумчиво глядя на сплетенные пальцы. — Со времени получения твоего послания он как с цепи сорвался, и приближаться к нему небезопасно. А ведь тебе придется… Хан коварно ухмыльнулся. — А мастер знает о… твоем безграничном уважении к нему и его наверняка обоснованному гневу? — поинтересовался он, упираясь руками в столешницу, так что та жалобно заскрипела, и буквально нависая над Караи. Любого другого такое соседство привело бы, как минимум, к неприятному ощущению нависшего над головой камня. Кого угодно, но только не Караи. — Не более, чем о причинах твоего опоздания, — она деланно равнодушно развела руками. — И, сам понимаешь, что именно заинтересует его в первую очередь. Да уж, вот в этом можно нисколько не сомневаться. Великан с трудом сдержал желание ослабить воротник, хотя тот и не сдавливал горло. Однако ощущение стальной хватки на нем не проходило. — Так что советую хорошенько подумать… и желательно на своей территории, — небрежным жестом девушка указала в сторону двери и взяла со столешницы лист бумаги. Она уже сказала все, что сочла нужным, и терпеть далее недалекого верзилу в своем кабинете не собиралась. Слишком много чести для осрамившегося неудачника, поставившего под удар их всех! — Как скажешь, — коротко кивнув, Хан покинул кабинет. Оставаться с дерзкой наследницей хотя бы на минуту более необходимого не было желания и у него.

***

Впрочем, добираться до своей территории времени сейчас не было. Мастер может вызвать его на ковер в любой момент, и не следует в этот момент лишним опозданием усугублять свою и без того нерадостную участь. Потому Хан преодолел искушение спуститься двумя этажами ниже, в свои комнаты, а для уединения выбрал ничем не примечательный закуток, почти пустой и лишенный окон. Самое главное — там, как и во всем здании, исправно работала система оповещения, а значит, известие о вызове будет получено вовремя. А пустота… тем лучше. Когда-то, еще задолго до появления в жизни мастера соплячки Караи, когда Хан всерьез считал себя главным претендентом на роль первого помощника господина, парень старательно копировал все обычаи и привычки последнего, дабы угодить ему. Частенько без понимания смысла содеянного и не слишком вдаваясь в детали, отчего иной раз поведение его выглядело забавной пародией. Медитации это касалось в той же мере. Таинственная эта процедура, которой научил тогда совсем еще юного Хантера Мейсона господин, так и осталась для него лишь уединением в пустой комнате с целью собрать воедино свои мысли и привести в порядок нервы — а уж их на службе мастера Шредера требовалось немерено! Получалось, как и следовало ожидать, раз через раз. В чем была причина сего непостоянства, Хан не пытался выяснить. Имеющегося результата было для его ограниченного рассудка вполне довольно. Не такой уж он и неженка, чтобы по каждому чиху уходить в астрал в поисках ответа на вопрос и успокоения. Есть и иные способы привести себя в форму, и они были амбалу больше по душе. Иные… но сегодня явно не доступные. Придется обойтись тем, что есть. Подобрав в углу какой-то темный чехол, что-то совсем недавно укрывавший, а сейчас сиротливо валявшийся без дела, Хан расправил его, раскладывая на полу. А затем уселся на нем, скрестив ноги и опустив мощные ладони на колени. Бластер, как вещь пока не нужная и лишь отвлекающая звяканьем по полу, был отложен в сторону, на расстояние вытянутой руки, чтобы при необходимости без замедления схватить. Выпрямив спину, великан прикрыл глаза, старательно изгоняя из сознания все тревожащие мысли, одну за другой. Если верить учителю, именно в миг освобождения от них решение должно прийти, само, без понуждения. Рожденное потайными уголками разума или нашептанное просторами Космоса — происхождение его Хану было глубоко безразлично. Лишь бы нашлось. Поскорее… Однако же результат концентрации оказался неожиданным — хотя, если задуматься, более чем предсказуемым. Стоило беспокоящим мыслям о проваленном задании, предстоящем объяснении и наказании (без последнего обойдется вряд ли), а также насмешливой стерве Караи покинуть его разум, как их место тут же заняла проблема иная, не менее назойливая и злокозненная. Она… Пленившая его сознание и тело, подчинившая себе мысли и чувства. Близкая — и столь далекая, желанная — и страстно ненавидимая. Она… Мисс Уотергейт, будь она трижды проклята! Вот и сейчас презрительно усмехающаяся девушка возникла перед его внутренним взором, зажигая кровь вспыхнувшим гневом и множеством самых непристойных желаний. Толстые пальцы, инстинктивно метнувшиеся вперед, схватили пустоту, и великан свирепо выругался, успокаивая дыхание и подавляя неприятную тянущую тяжесть в паху. Образ… всего лишь образ. О, если б она была здесь, он бы знал что делать! Уж он бы не растерялся… Мечты… напрасные мечты… Как горько и мучительно было это сознавать. Она оттолкнула его при первой встрече, буквально обожгла презрительно-ненавидящим серо-голубым огнем чуть прищуренных глаз. И пламя это пожирает его посейчас, день ото дня становясь все невыносимее. Встречаться с ней невзначай в коридоре, не имея возможности прикоснуться, и при этом жадно желая раздавить в объятьях… Обмениваться небрежными репликами, в глубине души желая укротить и заставить умолять о пощаде… Отпускать, мечтая посадить на цепь и приковать к себе… Да, как ни странно, грозного повелителя Драконов и первого (после Караи) помощника Шредера привлекали именно сильные и уверенные в себе женщины. Но — парадокс: именно их, как и любое непокорство, он сильнее всего ненавидел, стремясь сломить и растоптать. Ведь, воспитанный мастером наравне с Караи, Хан во многом унаследовал его повадки и предрассудки. Во многом… но, как оказалось, далеко не во всем. Даже среди куртизанок, на которых не привык скупиться, Хан выбирал тех, что дерзким поведением словно бросали ему вызов. Особое наслаждение доставляло ему укрощать их, не брезгуя ни угрозами, ни психологическим давлением, ни грубой физической силой, коей природа наделила его не по уму. Здесь же коса нашла на камень. С куртизанками, заплатив им за их услуги, вожак Драконов был уверен в результате. Так или иначе, они покорятся ему, получив немалые деньги за удовлетворение его причудливых, а порой и извращенных фантазий. Здесь же надеяться было не на что. Возненавидевшая его в первый же день, с первого взгляда, Нора не собиралась менять гнев на милость. И если с господином как-то еще нашла общий язык (что приводило в искреннее возмущение его помощника), с ним самим по-прежнему была холодна и далека, как луна. Как и тогда, даже в миг смертельной опасности, когда он мог убить ее любым доступным способом, мог покалечить, отдать на потеху подельникам или развлечься сам… Вариантов было множество, и она знала об этом — бандит ощущал это каким-то шестым чувством, нюхом зверя, почуявшим запах крови и добычи. Знала — и все же не сломалась, не покорилась, оставаясь недосягаемой. Сейчас — даже более, чем прежде, охраняемая волей самого господина. От одной мысли хотелось завыть и перегрызть кому-то глотку, но это было бы не достойно воспитанника великого Шредера. Он желает эту женщину — и он получит ее, как бы сложно это ни было. Что самое забавное (если бы Хан мог видеть в сложившейся ситуации повод для юмора), мисс Уотергейт не отличалась ни модельной внешностью, ни пышными формами, к которым он питал некоторую слабость. Более того, в ее внешности и повадках неуловимо сквозило что-то мальчишеское, что никогда не нравилось Хану. Но даже это, вкупе с дурным (без сомнения) характером не делало ее менее желанной в его глазах. Может, как раз в силу недоступности. Так и не получив желаемого эффекта, великан открыл глаза, невидящим взором уставившись в неосвещенный угол. Пустой — какой стала и вся крепость без нее. Совсем недавно постоянное столкновение с объектом вожделения казалось особо изощренной пыткой. Подчеркнуто-непримиримое отношение леди доктора, односложные ответы, далеко не на все вопросы к тому же, взгляд сверху вниз (при ее-то ничтожном росте!) и непоколебимая уверенность в себе. И собственная неуклюжесть и косноязычность, в присутствии ее возраставшая в разы… Всего этого было бы довольно, чтобы мечтать никогда более не встретиться с ней, ненавидеть эту стерву всеми фибрами души… желая заполучить еще сильнее. Однако, что такое настоящая пытка, Хан узнал только сегодня. Когда она ускользнула от него, едва мелькнув в поле зрения. Когда неизвестно, наступит ли день завтрашний, а с ним — и возможность увидеть ее снова… возможность покорить ее. За этот день он, не колеблясь, продал бы душу, не говоря уж об остальном мире. Воля господина — закон, но впервые в жизни Хан всерьез усомнился в ее разумности. И поклялся про себя, в случае, если уцелеет (а надежда — тоже чертовски живучая сучка), более не церемониться с нею. Так или иначе, но он заполучит в свое распоряжение гордячку мисс Уотергейт, и она горько пожалеет о проявленном неуважении. Обо всем сразу и каждом моменте в отдельности. Он может быть не менее изобретателен и жесток, чем мастер Шредер… и непременно будет. Если наступит завтра…