Неисповедимы пути Господни

Пётр, которого они перехватили возле храма (внутрь вход падшему был заказан), действительно «офигел». Выслушав школьницу и, возможно, узнав в Азике тиктокера, он терпеливо улыбнулся, попросил не устраивать пранки в доме Божьем и предложил исповедаться, если их правда так беспокоит конец света. Даниэль назвался и показал крылья, падший назвался и отказался показывать рога, хвост и копыта, Варя снова, более пафосно, представилась сестрой Антихриста. Священник нервно усмехнулся, кивнул, с разрешения прикоснулся к крыльям ангела, с подозрением посмотрел на Азика и снова кивнул, соглашаясь выслушать ещё раз. – Я замечал, что Демьян подавлен после смерти Гали, что его что-то терзает, но такое… Господи, я со своими попытками его отвлечь проморгал Апокалипсис! – Не проморгали. Пока Демьян только номинально следует воле отца, в нём нет своего зла, его душа чиста, хоть и колеблется, – уверенно сказал Даниэль. – Поэтому мы и пришли к вам: он верит в вас. Помогите ему найти новую опору в жизни. Пётр кивнул скорее потерянно, чем решительно, помолчал. – Я хочу помочь ему, сделаю всё, что в моих силах, с Божьей помощью. Но мы знакомы всего месяц! Почти посторонние люди, которые случайно встретились: Демьян вообще венчаться хотел только из-за невесты, вера ему не откликается. А я, будем честными, никудышный священник. И вот вы сказали о том, кто он… Меня чуть не отлучили от службы из-за стендапа, я был расстроен, поделился с Демьяном. Он сказал, что это решение может измениться, и вскоре меня действительно приняли обратно. Вдруг Демьян прибёг к нечестивым способам – из-за меня? Даниэль незаметно дёрнул за рукав Азика, на лице которого было скептически написано «И это наша надежда?». Хоть настрой у священника был так себе, ангел понимал Петра: сам он чувствовал себя неуверенно после того, как падший едва не убил Демьяна, и сомневался в возможности помочь Азику. Но падший уже чуточку изменился. У Антихриста тоже должен быть – есть! – шанс. И вообще, получалась такая интересная цепочка добра: Даниэль решил помочь Азику, тот привёл Варю, а Варя рассказала о Петре. Это определённо был перст Божий! – Вы подождите, пожалуйста, в «Шоколаднице», нам с Петром надо поговорить, – попросил Даниэль. Азик с Варей понимающе переглянулись и ушли. На самом деле говорил Пётр: высказывал все сомнения в Божественном замысле, всю горечь от несовершенства мира и людей, всю боль от выслушиваемых исповедей, весь гнев от закоснелости и снобизма церкви. Священник верил, пылко и искренне, нёс свой крест с достоинством и участием к людям, но оставался слабым человеком – вот и вся его вина. Даниэль не пытался возражать или утешать, просто слушал, а после положил руку на плечо. – Вы пытливый, умный, благочестивый человек, а вовсе не никудышный священник. Главное, что в вас живёт чувство любви к людям, не притуплённое лицемерием или снисхождением, – это самое важное. У вас всё получится. – Думаешь? – Чувствую. Вас Демьяну и нам послал Господь. – Только на это и надеюсь. Но, думаю, не меня одного: есть ещё одна девушка, Софья, с которой у Демьяна неплохие отношения. Нет, ничего романтического, он ей по-человечески сочувствует и помогает. Я поговорю и с Демьяном, и с ней. Даниэль, я ещё вот о чем хотел побеседовать… Беседа ангелочка с Петром потребовала от них с Варей проторчать около часа в «Шоколаднице», но Азик по методу Дани попробовал найти в ситуации хорошее. Можно кринжово шутить, обсуждать с Варей, что вздумается, и ругать хейтеров и токсичную семейку школьницы, не отвлекаясь на покрасневшую мордашку и нравоучения. Можно набросать сценарий рекламной интеграции. Можно… На этом фантазия иссякала. – Если Даня вернётся не с новостью, что Пётр – наше спасение, и мы можем забить на чтение этой тягомотины, я вздёрнусь, – пробурчала Варя, вяло ковыряясь в пирожном спустя полчаса. – Это грех, в ад попадёшь. И не говори, что Демьян или я тебя вытащим – у нас таких полномочий нет, – меланхолично сообщил Азик. – Ты стал занудой в последнее время. – А ты осталась такой же язвой, как и была. – Это потому что не я запала на одного ангела в беретике. Всё-всё, поняла, закрыли тему. Ты демон разврата, ты не западаешь, а хочешь соблазнить, – примирительно подняла школьница руки после того, как падший вскинул недовольный взгляд. – Но вообще-то он тоже на тебя смотрит, когда ты не замечаешь. – Варюх, чай. – Я допила десять минут назад. А ещё Даня спрашивал, почему ты так с ним общаешься, и я сказала, что ты флиртуешь. Ладно, молчу, не надо ещё чая заказывать. Варя не понимала, насколько на самом деле всё было сложно. Как будто Азик никогда не думал зазвать ангелочка в клуб, чтобы хотя бы потанцевать! Или можно было втроём завалиться в квартиру, в которую Азик почти не наведывался из-за Тиктокхауса. Приготовить что-нибудь (Варя говорила, что это должно быть прикольно – когда готовишь компанией под музыку, дурачишься и в случае кулинарного фиаско можешь плюнуть и заказать пиццу), устроить киномарафон, сыграть в карты или «правду или действие». Почувствовать уют не в чужом пространстве, а хоть в сколько-то своём. Любоваться Даней, смотрящим фильм, дать примерить свои шмотки, класть голову на плечо. Отправить школьницу домой на такси и разыграть представление «Ай, какая досада, метро закрылось, приложение зависло, на улице одни маньяки, Даня, ты ночуешь здесь. Не переживай, не трону. Если не попросишь…». Да, и наблюдать, как до ангелочка доходит, и он превращается либо в перепуганного, либо в разозлённого котёнка. Там уже как не извиняйся – граница перейдена, ариведерчи, Азик. То, что Даня находил падшего красивым, спокойнее смотрел тиктоки с танцами и шипперством, привык к подколам на грани, вовсе не гарантировало, что настолько толстый намёк он сдержанно не заметит. Это же ангелочек – светлая одежда, сахарная кожа с румянцем, льняные волосы, глаза-звёздочки, сияющие после молитвы, белоснежные крылья и принципы семинариста. Даня, который первое время опускал взгляд, когда видел «неподобающе» одетого человека, смущался из-за сексуализированной рекламы (которая, как оказывается, была везде) и пытался спорить с Варей по поводу греховности секса, но всегда сливался после первых (бесстыдных, по его мнению) аргументов. Который, чёрт возьми, услышал тот дурацкий разговор с Григорием и мог подумать, что Азик общается с ним только из-за совращения, отчего и бытовое прикосновение мог счесть чем-то не тем. Да и… Нет, Азик не запал, ему всё-таки четвертая тысяча лет шла, а при долгом общении даже у ангелочка выявились недостатки. Его упрямство иногда доходило до смешного, его правильность порой раздражала, да и улыбка при долгом-долгом рассмотрении фотки с увеличением оказывалась чуточку неидеальна. Падший знал, что, постаравшись, сможет найти ещё с дюжину изъянов. Но это не поможет разочароваться или остыть – Даня и правда был слишком ангелом в хорошем смысле слова. Он всегда был готов внимательно выслушать – в том числе малосодержательные пьяные голосовые (Азик в тот раз набрался слишком даже для падшего и лишь случайно не ляпнул ничего пошлого) – и дать совет, побыть жилеткой или палочкой-выручалочкой. Азик, Варя, православные сообщества, волонтёрские организации, случайные люди – Даня считал, что помогать надо всем. – Да, Азик, я тебя слушаю… Спасибо, ты тоже симпатичный… О тебе есть кому позаботится или мне приехать?.. Хорошо-хорошо, слушаю… Мне жаль, что эти люди не поняли, что ты имел в виду тем тиктоком. – Да, Варь, я посмотрю аргументы к сочинению, которые не забракуют на ЕГЭ из-за консерватизма проверяющих. Но давай составим общий план подготовки: мне несложно помочь, но ведь мы хотим, чтобы ты сама научилась искать нужные примеры. – Да, я пофотографирую благотворительную ярмарку и напишу о ней заметку для сообщества. Может, я ещё плакат нарисую? – Да, я помогу с готовкой горячего обеда для нуждающихся. Без проблем, и с установкой столов разберусь. Конечно, могу подойти раньше. – Девушка, почему вы плачете? Всё в порядке?.. Да, разочаровываться больно. Выпейте воды и вот, гематогенку возьмите, легче станет… Да, по-детски, но вкусно… Нет, я не маньяк, я просто не могу пройти мимо чужих слёз. Расскажите, если хотите. Может, я чем-то помогу, а нет, так хоть выговоритесь. Даня в каждом человеке видел образ и подобие Божьи, умел замечать красоту в повседневном и во всём находил хорошее, сам светясь солнышком и согревая других. – Посмотрите, как сосредоточенно, с какой отдачей, с каким вниманием она моет пол! Такое терпение и смирение перед тем, что его снова испачкают через десять минут, дорогого стоят. Погодите, я шоколадкой угощу. – Смотрите, смотрите, голубь сел на столик и поворачивает голову, будто спрашивает что-то! Давайте дадим его булочку. Ой, да у него что-то с крылом, надо в ветклинику… – Да, мы опоздали на автобус, зато теперь можем пройтись по району, увидеть новые хорошие места и спокойно поговорить, не подбирая слов из-за пассажиров и не слушая невольно их разговоры и брань. Даже после «уроков порока» ждать от него, что он попросит, предложит или хотя бы согласится с предложением «осквернить» себя было глупо. Либо просто сбежит, либо зачитает лекцию о нравственности и опять-таки уйдет. Ангелок менялся скорее в способах достижения цели, в повседневной жизни, чем в глобальном смысле. Например, научился складно врать и неплохо литературно ругаться (Азик думал о том, как будет выражаться ангел при некоторых других обстоятельствах) и приноровился есть суши палочками (Азик представлял, как сам кормит Даню). Он перестал «замаливать» тоску и гнев, а старался прожить эти эмоции и только тогда отказаться от них (Азик едва не обнял его, увидев, как Даня тщательно пишет в своей тетрадочке, что чувствует и почему) и не бросался на помощь каждому человеку при малейшем подозрении, что тому требуется поддержка (Азик радовался, что на общение стало больше времени). Но остался всё тем же Даней-Данечкой, ангелом невинным. Созданием неба, которому нет места рядом с падшим – причём в последнее время всё буквальнее. Во-первых, к титулам Азика добавился «работник месяца криковорукий» после того, как Сатана узнал, что Даня всё ещё крылат. «Ты прыщавый девственник или Азазель?! Чего сложного, два комплимента, один подарок, намёк – у меня всегда прокатывает!». Во-вторых, вчера Вера Ивановна посоветовала держаться от коварного падшего подальше и внучке, и ангелу. Даня с постным лицом сообщил, что хотя не просил советов («Наша школа!», – захихикала Варя, высказавшаяся прямее), Божью посланницу игнорировать нельзя, так что придётся больше переписываться и меньше видеться вживую. И если второе мешало только Азику, то первое могло выйти боком и ангелу. У падшего было несколько вариантов, как поступать, но он всё ещё взвешивал их. Вообще сами крылья Дани уже местами потемнели, но испускаемый ими свет был столь же чист и ярок. И вот что здесь делать?.. Ушедший в раздумья Азик не сразу увидел ангела. – Вы устроили диспут или он требовал от тебя точного рассказа о всех событиях в раю, которые не попали в Библию? – осведомилась Варя, когда тот подошел к столику. – Нет, просто хорошо поговорили. «Хорошо»? Даня мог бы показаться спокойным и деловитым, но в его коротком взгляде, искоса брошенном на Азика, была заметна опаска. Падший про себя тоскливо выругался, пока Варя щебетала о том, что больше можно не копаться в книжках. Было обидно. Больно – от яркой эмоции рога просились наружу. Пригубленный коктейль отдавал фантомной горечью. Ведь сколько не будь паинькой, сколько не отказывай себе в желаниях, сколько не подстраивайся, кроме старых… ворчунов Григория и Веры Ивановны найдётся какой-нибудь не в меру прозорливый не-сноб Пётр, который захлопнет дверь рая и помашет пальчиком. «Богомерзкое создание!». Хотя чего Азик ожидал? – Сам Господь указал нам этого священника… – начал Даня. – Мне нравится, как ты меня называешь. Требую жертв и храмов! – приосанилась Варя. – Варвара! Нельзя так шутить, это серьёзно. Даже Азик уже не шутит. Робкая попытка сделать вид, что всё в порядке? Как мило. Падший лениво поднял взгляд на ангелочка, который справился с эмоциями и смотрел как раньше. Вашим, но нашими методами? Тогда и падший будет использовать свои. – Коплю остроумие на шуточки по поводу кое-чего другого, – осклабился Азик, склоняя голову и поправляя воротник плаща Дани. – У нас же контрольная скоро. – Так вот… – В серых глазах ангелочка мелькнуло смятение. – Пётр – хороший человек, просто неуверенный в себе. Он подсказал ещё пару вариантов развития событий, и… И, очевидно, раскрыл Дане глаза. – …и спросил обо мне? – перебил Азик. – Он хотел автограф или всё-таки увидеть, как я принимаю облик падшего? – Вовсе нет! Просто… ну, в целом. Петру интересно, каково быть ангелом… В общем, вам это неинтересно. Варь, ты в прошлый раз не рассказала о том, какая помощь тебе нужна с выполнением задания. – Не конец света, так ЕГЭ, капец ты правильный! – с показным унынием подхватила Варя, уловившая напряжение. Конечно, плевать, что Азик уже кучу времени даже не грешит толком (секс и алкоголь не в счёт), что выполнил много домашек Дани, что у него наклёвывались проблемы из-за того и другого (падший не брался сказать, кто был удивлён меняющимся поведением больше: Сатана или менеджер). Малейшая ошибка, нежелание укладываться в стереотипы или дурацкая случайность – и он всё равно ангел смерти, «работник месяца», «чайка раскайфованная», «красноволосый фрик», «придурок Митрохин», «проигравший Рафаэлю», «тот странненький из отдела целомудрия». Кто угодно, кроме самого себя, Азика… Да пошло оно всё! Если все видят в Азике падшего – океюшки, ребята, вообще без проблем, Азазель, ангел смерти, демон пустыни, будет к вашим услугам. – Азик? Азик, блин, ты чего? – Варя требовательно трясла его за плечо. – А чего? – У тебя глаза… радужка стала с красным отливом. И вроде как светится. Дань, или я переучилась и мне кажется? – Азик, у тебя правда глаза красные. Это нормально? – Абсолютно, Данечка.