Неисповедимы пути Господни

Азик хотел поговорить с Данечкой по душам… хм, по сущностям сразу, но понимал, что надо остыть. Плюс не желал впутывать Варю: она и так, когда её провели домой, отозвала его в сторонку и несколько минут пыталась понять, что случилось с глазами Азика. Да и сам ангелок слился, соврав, что ему нужно в куда-то заскочить, и быстро улетев. Падший сразу увидел плюсы, хмыкнув от мысли, что уроки Дани не прошли даром: было время как следует обдумать ситуацию, всё спланировать и кое-с-кем договориться. А сегодня Демьян сотворил чудо. И Сатана велел сделать сыне сюрприз. За рулём машины Азик вспоминал все выученные за три тысячи лет ругательства. Чудо! От этого забитого неудачника! Пусть придурковатое, в его духе, но всё же. Что дальше, Демьян убьёт? Такого желания в Антихристе не чувствовалось, но Белов при науськивании Сатаны был способен и святого из себя вывести, так что встреча могла закончиться, как угодно. Азику оставалось лишь безупречно играть роль помощника: он провел Демьяна в комнату, отвлек охрану и не мешал сладкой парочке убийцы и недоубийцы менять свой статус на убитого и полноценного убийцу. На миг даже захотелось, чтобы Демьян раскрестился – ткнуть Дане под нос «человека с душой», которого он зря спас. Но Антихрист не разочаровал: почти одержав верх, он закатил истерику и ушел плакать в машину. Азик, кое-как наскребя немного сочувствия (вот оно – тлетворное влияние ангельской пропаганды!), заворковал в духе Дани, что Демьяну давно пора сказать отцу: «Папа, я тряпка». В смысле: – Ну тебе надо ему сказать, что ты не сможешь. Не сделаешь ты Апокалипсис… Слушай, ну бывает. Ну, конечно, обычно люди на этапе Мора сыпались, хотя бы от Чумы. Но чтоб на самом первом – ты, конечно, даешь… Мы не первый раз пытаемся. А там чем дальше, тем хуже. Испытание славой, массовые убийства, если повезет, ещё и с Архангелами биться. Ты не справишься, ты просто очень хороший человечек... Так, я всё-таки ангел смерти, а не психотерапевт, давай ты наберешь кого-нибудь эмпатичного и с ним поговоришь? Какого-нибудь друга, который всегда может выслушать? Он едва не добавил «Кого-нибудь в рясе», чтобы до Антихриста точно дошло. – Ночь на дворе, неудобно… «Неудобно выползать из-под камня или пытаться взлететь с обрубками крыльев, идиот несчастный». – Если он твой друг, то поймёт. Ну напиши сначала. Азик не знал, последовал ли Демьян совету, но, выходя из автомобиля, Антихрист вполне миролюбиво кивнул на прощание. Отлично, даже доброе дело на сегодня сделано. Можно сделать плохое. Остановившись возле двери номера ангелов, Азик проверил глаза – те не светились, отлично. Попробовал подумать о Дане без свитерка и водолазки… Так, без линз не обойтись: вряд ли ангелок со вчера не понял, что означают светящиеся глаза падшего, незачем заранее его тревожить. Судя по взгляду открывшего Дани, миссия с треском провалилась. …Миссия не думать об Азике оказалась неосуществима: только Даня худо-бедно отвлекся от мыслей о падшем, как тот появился на пороге. Ангел неловко оглянулся на Григория и почему-то вышел из номера, прикрыв дверь. – Привет, ангел мой. Антихрист опять обломал Сатану, – весело сообщил Азик. Его глаза выглядели как-то странно, не так, как обычно. Даня покраснел, вспомнив, как узнал от Григория, что означает изменившийся цвет и свечение глаз у падших (наставнику он солгал, что это для домашки от Азика, получив вздох и объяснения). После он листал Библию, статьи по психологии, так ни к чему и не пришел. Под конец Даня бесцельно скроллил Тикток и безуспешно старался ни о чём не думать, не вспоминать слова Петра и не рефлексировать. Но сейчас глаза падшего не покраснели, скорее целиком потускнели. Это, наверно, тоже что-то значило? – И что же случилось? – с насквозь фальшивым вежливым интересом спросил ангел, прочистив горло и опустив взгляд. Если Азик сейчас как следует всмотрится в его собственные глаза… – Демьян чудо сотворил, но не раскрестился, а без этого хоть всех хлебом накорми, настоящим Антихристом не станешь. Вот это я понимаю миролюбие и умение удивлять: обычно люди начинали с убийства, а не чуда. Я посоветовал ему написать Петру. Демьян в таком состоянии, что сейчас готов в любую проповедь уверовать, так что к утру, возможно, раскается и передумает устраивать конец света. Я молодец? – Молодец. Очень здорово. Да, ты поступил правильно, – с той же дурацкой вежливостью ответил Даниэль. – Это очень… Похвально. – Тоже так думаю. Мы заслужили немного отдохнуть, так ведь? – Да. Сейчас я наберу Варю и… – Я наберу, не переживай. Чего ты такой напряженный? Пришла разнарядка, что с падшими вообще нельзя общаться? – Если у Даниэля нужная интонация не удалась, то виртуозный в лжи Азик даже не стал заморачиваться, говоря небрежно, но с хорошо различимой обидой. Ангел почувствовал себя пристыженным: падший заслужил искренние внимание и похвалу, радостный взгляд, обнимашки, какую-нибудь приятность или послабление в их уроках, а Даня стоит здесь истуканом и мечтает испариться! Но как всё объяснить? – Нет, ничего такого. Азик, понимаешь… Гм… Я… Ну… Ты… Конечно, все фразы, которые ангел кое-как сформулировал за полтора суток, упорхнули из головы. Эх, как давать другим советы, так это он мастер, а как разобраться со своей проблемой – так «гхм-кхм-ну»! И зачем он вышел? Сейчас бы Григорий точно что-нибудь сказал, и… – Понял, – по губам Азик пробежала неприятная улыбка. – Мы играем в «Угадайку». Тогда вопросы попроще. Боишься меня? – Нет, – торопливо ответил Даниэль. – Всё ещё считаешь, что я чувствую границы? – Конечно. – Думаешь, что рядом со мной ты в безопасности? – Да. Азик, что-то случилось? Тебя накажут из-за Демьяна? – Не-а, отмажусь. С твоей помощью. Хотя всё случилось одновременно, Даниэль замечал все действия по порядку. Раз – внезапно появившийся хвост Азика закрывает дверь номера. Два – левая рука за талию подтягивает Даниэля ближе. Три – правая вытаскивает из кармана ангела телефон. Четыре – в ушах вкрадчивый шепот «Не бойся». Пять – вокруг темнота и запах туалетной воды Азика, сладковатой, но с горчинкой. Шесть – настороженность, вина, восхитительное чувство правильной неправильности сливаются во что-то обжигающее, что бежит по венам, от чего перехватывает дыхание, что выбивает опору из-под ног. Хотя… Главная опора осталась: это осознание, что Господь попустил приход падшего. Под поверхностными суетливыми эмоциями была глубокая уверенность, что всё осуществляется волей Его. И Даниэль, полтора суток пробывший в сомнениях, как никогда был готов принять её. Они оказалась в минималистичной комнате в черно-белых тонах, в которую доносились отзвуки дискотечных треков. Черные диван и кресла, стол, искусственные волнистые ветви в вазах и… каллиграфичная надпись «Эдем» на стене. Азик с видимым сожалением отстранился и убрал руку, другой что-то набирая в телефоне Даниэля. – Что ты пишешь? – Узнаешь, когда верну телефон. – Когда вернёшь? Ты его… забираешь у меня? – Уже, если ты не заметил. Не переживай, лазить не буду, просто полежит у меня. – Зачем? – Так надо. – Ладно. Мы в ночном клубе? Том самом, куда ты заманил Григория? – Не я, но да. Не на небе же! Хотя некоторые находят это место божественным, –сообщил Азик, укладывая телефон себе в карман и вытаскивая что-то из глаз. Когда он снова взглянул на Даниэля, его глаза были красными. – Поверь, у тебя тоже останутся приятные впечатления. Пойдём, нас ждут. – Куда пойдём? Зачем ты меня сюда привёл? И у тебя глаза… – Тш. – Азик приложил палец к губам ангела. – Контрольная. – Азик… – Даниэль плавно отодвинулся. – Первое: тебе никто не навредит, – идя к двери, начал падший. – Второе: если что-то не так, ты всегда можешь сказать об этом. Третье: ничего объяснять я не собираюсь. Так надо. Выдохни и выбрось все проблемы из головы, мы отдыхаем. – Учитывая, что нет четвёртого, «Я говорю правду и ничего не замалчиваю», всё это настораживает ещё больше, – со вздохом следуя за падшим, сказал Даниэль. – Первое задание контрольной засчитано до оглашения условий, умница! Прошу… В соседней комнате пришлось переодеться («Сам понимаешь, дресс-код»). Серебристо-серая обтягивающая футболка, клетчатая черно-белая рубашка и черные джинсы – ладно. Макияж – тоже. Но на браслетах и цепочке Даниэль завис. Разве украшения являются обязательной частью дресс-кода? К тому же предложенные вещи сами по себе льнули к телу, заставляя с ностальгией посмотреть на домашнюю мешковатую одежду (тоже, к слову, купленную Азиком). Слишком обтягивающее. Слишком броские браслеты. Цепочка слишком сама по себе. Взглянув в зеркало, Даниэль не узнал себя: в зеркале был человек, обычный парень-тусовщик, а не благочестивый ангел. Не то чтобы Даниэля напрягал сам новый образ, это скорее усиливало беспокойство, зародившееся в тот момент, когда он получил внятных ответов. Наверно, Азик вредничал из-за того, что сам ангел не объяснил ничего со вчерашнего дня. Надо было поговорить с падшим. Успокоиться, прогнать неподобающие мысли и поговорить. Но все способность мыслить испарились, когда Даниэль вышел и увидел Азика. Точнее… – Ну как, ангел мой? – насладившись долгим молчанием, спросил скорее Азазель, чем Азик. Даниэлю не нравилось слово «залипнуть» в значении «любоваться», но сейчас он именно залип. На приталенные черные пиджак и джинсы, на вино-красную рубашку с парой расстегнутых пуговиц и золотую цепь с крупными звеньями. На смоки айз со стразами в тех же оттенках. На серьгу в виде перевернутого креста. Вкупе с рогами и хвостом, тоже украшенными цепочками, и красными глазами Азазель выглядел именно современным падшим, а не модным тиктокером. Тёмная, отдающая тонким ароматом, чуть удушающая аура греха окутывала его незримым облаком, и Даниэль невольно попятился. – Кстати, молодец, второе задание тоже выполнил здорово, – словно не замечая его реакции, улыбнулся падший. – Хотя глиттера можно было и больше. – Аза… Азик, – в очередной раз попробовал Даниэль. – Я понимаю, что-то случилось. Давай просто спокойно об этом поговорим. Тебе можно не устраивать всё это, я и так готов слушать. Готов помочь. Я понимаю, что виноват, что… – Ты ни в чем не виноват, котёнок. Обещаю, что поговорим обо всём, но в конце вечера. Нас заждались, идём.