***
-Нужна…-срывается с губ, отдаваясь эхом до звона в ушах.
Нарочинская подрывается с места, сейчас плевать на все, есть одна цель, быть там, там где нужна, быть с ней, быть, просто быть.
-Марин, ты чего?-Нина было вскакивает за подругой, но нейрохирург не слышит её.
Будь Марина чуть менее осторожной на дороге, такими скоростями она бы точно отписала себе место на больничной койке рядом с Ольгой, или на кладбище, но все таки хирургическая точность спасала ее везде.
Ольга в момент пожалела, о том, что написала, ведь ответа от блондинки так и не последовало, и Арефьева начала заниматься новым любимым делом-накручивать себя. "Зря ты это, зря, очень зря, Арефьева, опоздала ты со своими признаниями".
Припарковав машину у входа, Нарочинская буквально взлетела на нужный этаж по лестнице, не обращая внимания ни на сердцебиение, ни на нехватку воздуха от интенсивного бега. Ручка палаты резко опускается под легкой рукой, а дверь почти плачет от напора на неё.
Три…два…один…голубые взгляды сталкиваются. Нарочинская застыла в дверях, глотая слёзы. Арефьева смотрит в как воздух необходимые глаза и делает шаг вперёд, потом ещё один и ещё. Во всей этой чувственной суматохе, она абсолютно не обращает внимания на то, что вновь может ходить. Марина делает вдох, будто выныривая, а затем, одной рукой закрывает дверь, а второй тянется к холодным женским пальцам. Игнорируя руку Оля почти виснет на шее Нарочинской, заключая ее в объятия. Нейрохирург в шоке и ступоре, ещё секунды три она стоит столбом, а когда приходит в себя, зеркалит действия брюнетки. Сцена воссоединения родственных душ.
Когда слёзы наконец позади, две девушки стоят друг напротив друга, плотно сжимая ладони напротив. Они как Инь-Ян, противоположные стороны, наконец собравшие пазл в единую картинку. Брюнетка и блондинка, теоретик и практик,
почти непоколебимая и эмоциональная, даже руки, у одной - вечно ледяные, у второй - пожар.
Вся эта сцена выглядела кадром из какого-то мыльного сериала, а долгое молчание начинало порядком давить на нервы, но никто не хотел рушить волшебство момента.
Поняв, что с экспериментом над спиной, который Арефьева сейчас себе устроила, пора бы заканчивать, она выпустила тёплые ладони Нарочинской и вернулась к кровати. Марина осталась стоять.
«Доктор Нарочинская, я так, к слову, напоминаю, ты не в глаза Медузы-Горгоны смотришь. Отомри!»-возмутилось отдыхавшее слишком долго подсознание.
-Знаешь, Марин…я ведь никогда и подумать не могла…-процесс изливания души начался-Что со мной в жизни когда-то случатся такие… чувства-пауза после слова «такие» была не слишком приятной.
Нарочинская ничего не ответила. Просто подошла и села на пол рядом с кроватью, уложив руки на край постели, а сверху - голову.
-Домой хочу и на работу-продолжила Оля, дабы избежать отвратительного молчания.
-Ох, это ещё подождать надо, домой месяца через полтора, а работа…-Марина подняла глаза на собеседницу.
-Полтора?! Я же здесь умру!
-Мне о тебе все рассказали, тебе волю дай, ты с работы вылазить не будешь, нам такое не надо, так спины лишишься навсегда, ты и так только ходить начала-меланхолия этой фразы резко прервалась, когда Нарочинская резко вскочила с пола-Оля!
Ошарашенная резкой сменой эмоций диалога Арефьева недоуменно наклонила голову.
-Ты же сама до меня дошла, Оль!-Марина, как ребёнок, захлопала в ладоши.
Оля перевела взгляд на свои ноги, все ещё осознавая происходящее, все это произошло так непринуждённо, что она даже внимания не обратила.
-Олечка!-Нейрохирург почти плясала от радости.
Усевшись на край кровати, Нарочинская схватила руки своей возлюбленной пациентки.
-Всё, Госпожа Арефьева! Будет тебе и дом, и работа, чудо моё!
В день «освобождения», как его окрестила Ольга, Нарочинская купила букет, она полностью была уверена в том, что Арефьева прекрасно знает значения по цветочной азбуке, по этому отобрала только самые-самые цветы. Отпускать Олю домой Марине крайне не хотелось, но прерывать контакт они уж точно не планировали, что успокаивало нейрохирурга.
Ощутить запах «свободы» после столь длительного «заточения»-первое, чего так хотелось Оле. Выйдя за больничные двери она просто наполняла легкие кислородом, не очищенным сто раз. Почувствовав легкое прикосновение тёплой ладони к плечу, Арефьева повернулась, наткнувшись на букет, да даже не букет, а букетище.
-Нарочинская, ты издеваешься? Куда такой огромный?-Ольга не скрывала своей радости.
-Не куда, а кому-Марину реакция удовлетворила, и она медлить не стала-Прогуляемся?
-Ох, Нарочинская, тебе отказать-себе дороже!-Оля вдыхает аромат подарка.
Солнце стремилось к горизонту, но фонари в небольшом сквере ещё не работали, однако две яркие улыбки освещали его лучше, чем что-либо.
Городские часы пробили семь и откуда-то из глубины сквера стала доноситься музыка. Марина стала покачивать головой в такт песне, а Оля, ехидно улыбнувшись, повела бровью.
-Не серьезно, Марина Владимировна, не серьезно-и пока блондинка недоумевала, Арефьева, заливаясь мелодичным смехом, продолжила-Пошли.
Одной рукой держа букет и сумку, второй Оля схватила Марину и потащила к источнику звука, а когда они оказались рядом с парой гитаристов, избавилась от сумки и цветов, оставив их на ближайшей лавочке, хватая все ещё недоумевающую Марину и второй рукой.
Парень с девушкой, устроившие свой мини-концерт, переглянулись, улыбнувшись, и стали играть очередную песню.
«Верхом на звезде, вцепившись в лучи,
С луной на поводке, в ночи.
Верхом на звезде несусь на встречу ветрам,
К несбывшейся мечте и снам.
О, жизнь, ты прекрасна,
О, жизнь, ты прекрасна вполне.
Бываешь немного опасна. О-е.
Возьми мое сердце,
Храни, вспоминай обо мне,
Поверь мне, что все не напрасно.
Верхом на звезде, над лесом, рекой,
Потерян навсегда покой.
Верхом на звезде, Mi torno diabolo esta.
Билет в один конец — весна…»
Танец был полон чувств, совсем не скажешь, что две дамы знают друг друга меньше, чем всю жизнь. Инь и Ян составили единое и гармоничное целое.
Ольга-не люблю петь-Арефьева практически кричала всю песню, будто на концерте.
Марина-человек без стеснения-Нарочинская зашлась румянцем, наблюдая за Олей, впервые представшей перед ней настолько беззаботным человеком.
Близятся последние аккорды песни, и в их преддверии Оля тянет Марину к себе и оставляет лёгкий, практически невесомый поцелуй на губах Нарочинской. Ребята-музыканты захлопали в ладоши.
-Мариш-заметив смущение, Оля тепло улыбнулась.
Поблагодарив музыкантов словесно и тысячной купюрой из своего кошелька, Арефьева потащила смущенную Нарочинскую за собой из сквера, под провожающую их «Кажется» Uma2rman.
«Я помню чёрные края этой бездны
Я помню пение живущих там вечно
Я понял, что слова теперь бесполезны
Я видел небо - оно бесконечно
Кажется, никогда нам на планете этой не встретиться
Просто рукой махнуть - и голос почти не слышен
Просто "пока-пока", и молча пойду я вниз по лестнице
Может, когда - нибудь музыка станет тише…»
-Спасибо, что проводила, Марин-Оля шуршала рукой в сумке в поисках ключей, дабы попасть в квартиру-Домой, увы, не приглашаю, там небось пылища, а в холодильнике мышь повесилась, сколько дома то я не была.
Наконец нащупав брелок и связку, Арефьева выудила их из недр сумки, вставив нужный ключ в скважину. Провернув его один раз, Оля обнаружила, что дверь то уже открылась, хотя всегда запирается на два оборота.
-Что за черт-недовольство вперемешку с удивлением сорвалось с губ.
Нарочинская довольно улыбалась, ведь то, что произойдёт дальше, создано при её участии.
С некоторой опаской Арефьева распахнула дверь, за которой
почти бывшую заведующую подстанции 58 ждали друзья-подчиненные, с шариками и дуделками.
-С возвращением домой, Ольга Кирилловна!-радостные возгласы заполнили квартиру.
Ушаков стал дудеть в дудку, Рая с Лизой захлопали, а Кулыгин вручил Арефьевой в руки второй букет.
-Вы тоже проходите, Марина Владимировна-Владимир Юрьевич кивнул Нарочинской.
-Нарочинская, ты в курсе была?!-все ещё ошарашенная Оля повернулась к нейрохирургу, и сразу с претензией.
Марина подняла руки вверх в капитулирующем жесте.
-Я тебе больше скажу, Оль, Марина Владимировна все это предложила-Костя пожал Нарочинской руку.
Арефьева улыбнулась, недобро сверкнув глазами в сторону ехидно улыбающейся Марины.
