Глава 15
5 февраля 2024 г. в 22:31
Артемий Иванович сам не понял, как встретил рассвет. Спустился в кухню, чтобы попить воды, засмотрелся на зелёную полоску у горизонта и залип, как пылинка в янтаре. Уже и солнце полилось с подоконника, а он всё таращился в небо, где сказочным образом растворились все цвета, кроме голубого. Полыхнувшая перед глазами красота была бессловесной, как танец, и просилась в стихи. И они завились плющом, прорастая словами в мозг.
«Вино или осень, апрельская просинь — заря примеряет, подбирает, роняет цветные шелка, наконец, выбирает лаванду и сливочный крем, который скоро тает совсем. Рассветный танец акварелью туманится. Журнальный глянец заставкой останется на весь день, до самого вечера, когда она будет брошена в печь пламенного заката, и фольга золотая окажется смята, расплавлена, на красных углях оставлена остывать и гаснуть. И ночь будет пахнуть полынью, ромашкой и мятой, что растут меж забором и тротуаром дощатым. Так пахнут жизнь и счастье, и я, Богом данной мне властью, объявляю ненастье, чтоб слегка поугасли страсти солнечного бытия. Оплетает запястье круга суточного змея: зарю за хвост хватает заря. Запечатываю. Благословляю. Ни слова больше не говоря».
Шойфет появился совершенно бесшумно и, наверное, Артемий Иванович словил бы инфаркт, если бы сигаретный дым не дотянулся до него раньше, чем рука, которая добродушным призраком из ниоткуда легла ему на плечо. Шойфет молча поднёс к его губам свою сигарету и Артемий Иванович послушно затянулся.
− Я предпочёл бы чай, − всё-таки признался он, выдыхая никотиновый дым в пыльный от солнца воздух.
Шойфет навалился, потянулся из-за его спины, чтобы включить чайник.
− У тебя есть варианты, кого взять в помощники? — Артемий Иванович развернулся, чтобы снова увидеть то, к чему никак не мог привыкнуть: Рому Шойфета − да-да, того самого, который выглядел хуманизацией зловещего ворона из преисподней, и который, не вполне ещё проснувшись, наклоняется, чтобы мирно чмокнуть его в губы.
− Ни одного, чтобы без сомнений и оговорок, − мрачно признался Шойфет.
Он великодушно делал вид, что не замечает ни маньяческого блеска в глазах, ни сорванного дыхания разволновавшегося Тёмы, хотя был доволен как слон, что Тёма в него влюбился и всё никак не может это пережить. Любой другой давно бы уже изнывал под гнётом его тиранической страсти и барахтался как мотылёк в паутине, мечтая сбежать, но Тёма оказался тем ещё маньяком: ему не только нравилась абсолютная поглощённость им другого человека, но ему было даже мало и страсти, и давления, и контроля. Шойфет всерьёз подумывал о периодических БДСМ-сессиях, чтобы сцеживать до безопасной концентрации их взаимные чувства. Он уже убедился, что Тёме нравится, когда его связывают и немножко, эстетски мучают чем-то вроде капель горячего воска или бесконечно долгого оттягивания оргазма.
Эти размышления родили внезапное озарение, которым Шойфет с горечью поделился:
− Самым идеальным помощником для меня был бы ты. Но ты столько сил потратил, чтобы выскочить из конторской обоймы, что запихивать тебя обратно было бы преступно с моей стороны.
Тёма молча насыпал в чайник заварки, залил туда кипяток, снял с полки две кружки.
− Я всегда тебе помогу, ты же знаешь, − сдержанно заверил он. — Но ты не забывай, что в твоём распоряжении целое братство. Ты любого из нас можешь загрузить с полным на то правом.
Шойфет чуть дымом не подавился и выпустил его через ноздри, чтобы не проглотить и не закашляться.
− Шутишь?! Это Матвея я могу заставить работать?! Или Аверина? Да они Семёныча ни в грош не ставят! Упираются как черти, лишь бы не трогали их. Руднева ещё можно прогнуть, но он же потом так выразительно даст тебе понять, что ты его прямо-таки изнасиловал, что сам вздёрнешься. А он тебе и на том свете упокоиться всё равно не даст.
− Ну-ну, − подвигая Шойфету кружку с чаем, разулыбался Артемий Иванович, − Не скромничай, Рома. Ты же кого угодно достанешь. Просто сделай это: останься здесь и всех построй.
Шойфет присел к столу и подымил задумчиво пару минут. Можно было подумать, что он бессмысленно смотрит в пол. На самом деле тёмины слова запустили мощнейшую перезагрузку в его литераторском мозгу. В один момент Шойфет увидел весь сценарий выполнения своей новой задачи целиком, а заодно и все сюжетные линии и ходы со всеми необходимыми манипуляциями, которые их включали, одновременно.
− Будешь моим советником, − твёрдо сказал он Тёме, стряхивая пепел в ближайшее пустое блюдце.
Тёма осуждающе цокнул и принёс с подоконника пепельницу.
− Ты же сказал, что не хочешь снова втягивать меня в работу, − осторожно заметил он. Литераторские зацепки он чувствовал сразу.
− Это неофициально. — Шойфет перехватил недокуренную сигарету левой рукой, а правой по-хозяйски огладил тёмину задницу и прижал его за бёдра к себе. — В твоей новой жизни ничего не изменится, − заворковал он, задирая тёмину футболку и целуя его в пупок. — Просто будешь чаще выслушивать моё нытьё.
− Правда? — дрогнувшим голосом спросил Тёма и почти упал к Шойфету на колени, чувствуя, что ноги подгибаются от настойчивых поцелуев и властного захвата.
− Конечно, Тёмушка, конечно, − страстно зашептал Шойфет уже в губы, стойко вытерпливая кусачий ожог дотлевшей до самого фильтра сигареты.
Угрызений совести он не чувствовал. Тёма в самом деле будет по-прежнему спать до обеда, любоваться цветением того, чему положено цвести по сезону, сочинять стихи и пытаться варить варенье. И при этом будет работать. Разве не для этого Рашидов сына выращивал? Все думали, для себя, а оказалось, для Шойфета. Нельзя похерить многолетний папин труд. Такой ценный для братства и Ордена кадр как Артемий Рашидов не должен без дела ржаветь в деревне.
Шойфет вспомнил свой сон и торжествующе усмехнулся: он получил идеального помощника, не тратя времени на воспитание кого-то для этой роли с нуля. Выкусите, Викентий Сигизмундович. Следующим пунктом злодейского плана станет осуществление тёминого предложения: сделать своим помощником каждого в этом братстве. Все, все будут работать на него! И опять-таки уже готовыми. Выкусите, Викентий Сигизмундович, снова. А для отвода глаз нужно взяться готовить в помощники кого-то, за кем все будут следить, вытаращив в шоке глаза. Дима! Идеальный кандидат. Правда, придётся превратить личную жизнь Руднева в хаос, но господину адвокату это только на пользу.
Наверное все понимали, что Андрей Константинович женился, по сути, на приданом, которым мог считаться Радзинский, получив при этом его дочь в качестве бесплатной няньки. С Наденькой Рудневу было удобно, что и говорить. И приятно — ведь жена беззаветно любила его. Руднев блаженствовал в этом браке, как сытый кот на печке. Жена комфортила его словно принцессу на горошине, тесть, к которому Руднев отчаянно льнул израненной душой, всегда готов был приласкать и утешить. Шойфет на сто процентов был уверен, что к тестю Руднев привязан гораздо сильнее, чем к жене. А как же сердце? Ведь оно у господина адвоката, почитай, в этом раю зачахло. Не пора ли заставить его гореть и страдать?
− На ловца и зверь… − зловеще протянул Шойфет, заметив, как Руднев гордо, будто не званная на праздник злая фея, шагает к их с Тёмой крыльцу. − «My name is no / My sign is no / My number is no…», − негромко пропел Шойфет фальцетом и выбил новую сигарету из пачки.
Артемий Иванович, который только что глотнул горького остывшего чаю, прыснул от смеха в кружку, настолько эта песня подходила надменному господину адвокату. Он живо представил себе, как Руднев брезгливо отстраняется от навязчивого поклонника и с ненавистью цедит: «Моё имя — Нет, мой знак зодиака — Нет, мой номер телефона — НЕТ». Чай пришлось выплеснуть в раковину недопитым.
− Приветствую, − светским тоном, в котором почти незаметна была застарелая концентрированная ненависть к хозяевам дома, сказал Руднев, без стука входя в кухню. — Извините, что без звонка.
− Никаких церемоний! — сладким ядом одарил его в ответ Шойфет. — Мы с Тёмушкой всегда тебе рады. — Он поймал тёмину руку и обцеловал её томно и неспешно.
Тёма стыдливо потупился и ужиком выскользнул из шойфетовых объятий, прикрывая руку так, будто она горела от ожога.
− Чаю? — вежливо предложил он Рудневу, в смятении складывая губки сердечком.
Руднев от чая отказался и сел от стола поодаль.
Шойфет молча курил и с интересом разглядывал гостя. Ему нравилось, как накаляется в тишине атмосфера.
− Поскольку ты формально у нас пока главный, − почти доброжелательно обратился к Шойфету господин адвокат, неохотно прерывая зловещее молчание первым, − я пришёл, чтобы поставить тебя в известность: я намерен совершить несколько недружественных актов по отношению к братьям нашим масонам.
Шойфет затянулся поглубже, чтобы скрыть удивление, и возразил недовольно:
− Придержи коней, Андрей Константинович. У нас с ними дела.
Вспомнив о своём с Рашидовым плане поднять отечественных масонов на защиту традиционных ценностей, он даже заволновался. Но тут же нутром почуял, что ото всей этой истории делу может быть выгода.
− Что у тебя к ним за претензии? — деловито уточнил Шойфет.
− Они залезли в мой дом, − холодно отчеканил господин адвокат.
Шойфет понимающе покивал: за самовольное вторжение на личную территорию Руднев готов был убить любого.
− И как ты собираешься мстить? Закопать живьём, разорить, кастрировать? — с нездоровым азартом полюбопытствовал Шойфет, затягиваясь активней и чаще.
− Шантажировать, − с достоинством ответил господин адвокат.
− Есть чем? — оживился Шойфет.
− Есть, − улыбнулся наконец Руднев.
− Я должен это видеть. — Шойфет затушил окурок и отодвинул подальше пепельницу. — И Семёныча придётся посвятить, уж извини.
Руднев слегка скривился, но вынужден был согласиться:
− Посвящай. — Он встал и королевской поступью пошёл к выходу, но у самого порога остановился и небрежно добавил: − На мелкие проклятия вроде поноса и зубной боли я твоего разрешения не спрашиваю.
Шойфет нервно всхрюкнул и захохотал, впечатавшись лбом в столешницу.
− Всего доброго. Можете меня не провожать, − снисходительно бросил Руднев Тёме, который сделал движение в его сторону.
− А ты говоришь — стихи! — простонал Шойфет, заглядывая в свою кружку и запивая истерику чаем. — Вот сдались мне эти разборки? А придётся вписаться за чёткого пацана Андрюху Руднева. Пацан может вырасти из девяностых, но девяностые из пацана так просто не выдавишь, − назидательно сказал он озадаченному Тёме. И, вздыхая, встал из-за стола. — Что ж… попробуем порешать проблемы отсюда. Пацан сказал — пацан сделал, − торжественно сообщил он зарумянившемуся от радости Тёме. У того аж глаза загорелись надеждой. — Хотя бы попытаюсь, − пробормотал он, целуя Тёму в висок.