"C'est la vie", say the old folks, it goes to show you never can tell
("Такова жизнь, – скажут старики, – тут никак не угадать")
– Как-то это по-гейски, – усмехается Чарли, убрав кисть от моего лица, и поворачивается к Джо, чтобы тот озвучил свое мнение. Бейкер в этот момент сидел перед зеркалом и что-то старательно рисовал на своем лице. – Ну… это же часть образа, – пожимает плечами Джо, и я вижу, что последние полчаса он делал себе макияж скелета. – Неплохо, – комментирую я результат его стараний. – Даже это? – со скепсисом спрашивает Чарли, указывая на мои черные ногти. – Это вопрос принципа, а не ориентации. Вспомни, как в прошлый раз Дин покрасил волосы. Помните, я говорил, что мы с Дином часто спорили и брали друг друга на слабо? То, что возникло как соревнование, в прошлом году перетекло в некую забаву. Так, на днях Эттвуд сказал, что я не смогу накраситься и выйти в таком виде к людям. К счастью, на носу был Хэллоуин, и я с достоинством принял этот вызов. Поэтому сейчас Чарли сидела в нашей комнате и пыталась сделать из меня цитата "секси вампира": накрасила глаза, выделила скулы, покрасила ногти, уложила волосы. На мне была черная шелковая рубашка, пуговицы которой я расстегнул так, чтобы всем было видно винтажное ожерелье с красным камнем. На пальцах рук кроме свежего маникюра красовались отцовские кольца. Что ж, мы с Палмер действительно постарались. А в прошлый раз, про который упомянул Джо, я сказал Дину, что он не сможет перекрасить волосы. Естественно, он сделал это и пару месяцев ходил со светлыми волосами. Выглядело неплохо, но со своим цветом волос ему было в разы лучше. Что же будет, если один из нас откажется или не сможет выполнить действие второго? Никто не знает, потому что никто не хотел проигрывать. – Все-таки странные у вас задания, – говорит Чарли, выводя меня из воспоминаний. – Может, он про тебя знает и хочет вывести на чистую воду? – Довольно странный способ, не находишь? – спрашиваю я, втискиваясь к зеркалу рядом с Джо. – Как я выгляжу? – Так, будто кто-то собирается нарисовать твой портрет и повесить его в каком-нибудь заброшенном поместье, – отвечает Бейкер. Я улыбаюсь, но тут вспоминаю о важной недостающей детали: – Кровь! Мы забыли про кровь. Чарли недовольно цокает и закатывает глаза. – Стоит тебе так запариваться? Все равно он весь вечер будет тусоваться с Рэйчел. – Спасибо, что напомнила, – отзываюсь я, ловля в зеркале взгляд нахмуревшегося Джо. Через час мы втроем идем в общую комнату нашего третьего этажа, на котором всегда проводились вечеринки в честь немногочисленных праздников. На процесс "веселья" накладывались некоторые ограничения: отбой не позже часа ночи, никакого алкоголя, – которые было крайне сложно нарушить, так как комендант и куратор жили двумя этажами ниже. Данные запреты: а) нарушить сложно, но не невозможно; б) являлись основной причиной, по которому праздники проводились в нашей гостиной, потому что через два этажа было труднее расслышать все творившиеся там бесчинства. Чарли сбегала к себе, чтобы накраситься и приодеться. Мы были парой вампиров, о чем свидетельствовали бледные лица, кровь возле губ и роскошные старомодные одежды. Палмер даже где-то нашла длинный парик. В толпе я замечаю Зои в костюме медсестры и мысленно прощаюсь с Джо до конца вечера. С адекватным Джо, потому что тот, кто стоит рядом, уже пускает слюни и не может мыслить здраво. Так, надо найти Эттвуда. Для кого я, собственно, вырядился? – Одли, вроде как, наряжался приведением, – подсказывает Чарли, точно угадывая мои мысли, ведь где Дин, там и Том. – Которым из..? – усмехаюсь я, показывая на кучу ребят, укутанных в одинаковые белые простыни. – Есть способ проще. Кто поставил такие отстойные песни? Последнее предложение я нарочно произношу громко, потому что за пять с лишним лет узнал все о музыкальных вкусах Дина и то, что он не терпел критики в отношении этого вопроса. – Если бы мне сообщили о приходе кровососов, я бы поставил "Токкату и фугу ре минор" Баха, – доносится до нас голос Дина. – Все то он знает, – усмехается Чарли и, одними губами сказав"удачи", уходит в сторону. Дин подходит ближе и молча рассматривает мой прикид, задержав взгляд на ожерелье. – Собрался развращать малолеток? – спрашивает он наконец с одобрительной улыбкой. Сам он был в обычной одежде: джинсы и красная клетчатая рубашка поверх черной футболки. – Пришел в костюме зануды? – улыбаюсь я в ответ. – Я здесь в роли старосты, – нарочито строгим тоном говорит он и протягивает мне бумажный стакан с какой-то жидкостью. – Кажется, я сказал то же самое, – я подношу стакан к носу и пытаюсь по запаху определить его содержимое. – Что это? – Пока что просто пунш. Прости, хрустальные стаканы закончились, – усмехается он, и его взгляд снова скользит по мне. – Салли сказал, что через десять минут поднимется и проверит все наши напитки, – щебечет откуда-то взявшаяся Рэйчел, забирает из рук Дина второй стакан и только потом замечает меня. – Оу, Эдриан, – в ее голосе слышно то ли досада, то ли раздражение. – Ты тоже решил прийти в своем? Как и ты в своем шлюшьем костюме красной шапочки. – Боишься не получить приз за лучший костюм? – с улыбкой спрашивает Дин, потому что я ничего не говорю. Ну а что, у меня есть манеры и я никогда не стану хамить девушкам, как бы сильно мне этого ни хотелось. – Мне не нужен приз чтобы знать, что я лучше всех, правда? – улыбается она, глядя на Дина, а я не могу понять, как такой суке досталось такое милое лицо. Очень удачно кто-то отвлекает ее, уводя с собой через толпу танцующих. Почему мне кажется, что она тоже меня не переносит? – Тоже? Я вижу, как Дин приподнял одну бровь, и понимаю, что последний вопрос произнес вслух. – Из всего предложения ты услышал только это? – увиливаю я от ответа. – Рэйчел классная, просто ее надо узнать поближе. – Она стерва даже по меркам Чарли. – Не тебе с твоим характером осуждать поведение других, – вдруг произносит Дин серьезным голосом, а я непроизвольно сжимаю стакан в руке, проливая его содержимое на пол. К счастью, Дин этого не видит, потому что, не дожидаясь ответа, он уходит в ту же сторону, куда минутой раньше ушла Смит. Хорошо поговорили. Следующие два часа я брожу по гостиной в диком желании напиться. Я заговариваю со всеми подряд, то ли чтобы отвлечься, то ли чтобы доказать самому себе, что нормальный у меня характер, мол, вот, смотри, никто не убегает от меня с недовольным лицом. При этом я все время кошу свой взгляд в сторону Эттвуда, которому Рэйчел надела волчьи ушки. Последним гвоздем в мой гроб становится их танец. Вокруг Дина и Рэйчел собирается толпа, в которой слышатся одобрительные свисты и выкрики. Странные движения руками и ногами вкупе с серьезными выражениями лиц никак не вяжутся у меня со словом "танцы", поэтому я, не выдержав, спрашиваю у Чарли: – Я чего-то не понимаю? – Это танец Умы Турман и Джона Траволты из "Криминального чтива", – отвечает она, и непонятный набор слов не дает мне никакой информации. Рэйчел была ниже Дина почти на две головы и, наверно, кто-то скажет, что они выглядят мило. Кто-то, но не я. От того, как они смотрят друг на друга, будто не замечая людей вокруг, мне становится невыносимо тошно. После последнего "C'est la vie" [чувствуете, да, как песня насмехается надо мной?] Дин наклоняет Рэйчел, поддерживая ее одной рукой за спину, другой за руку, а та откидывает голову назад, но потом резко подается вверх и целует его. Эттвуд не мешкая прижимает ее к себе и горячо целует в ответ. Я же, чувствуя, как в горле встает тугой ком, замираю, но боясь, что меня и вправду вырвет, направляюсь к выходу. Сзади до меня доносятся одобрительные хлопки, выкрики и "представление окончено" от Дина, который, держа за руку счастливую Рейчел, проносится мимо меня. Черт. Черт! ЧЕРТ!!! Хватаю свой пиджак и пулей вылетаю на улицу, надеясь, что холод поможет остудить мысли. Не помог, только замерз. Но возвращаться тоже не хотелось, поэтому я, несмотря на поздний час, решаю пройти круг вдоль всех общежитий. Из каждого дома доносилась музыка и гул разговоров. Я шел по заднему двору, то есть по внешнему кругу, чтобы меня никто не заметил. Гулять в такое время уже не разрешалось, но я все равно встретил нескольких школьников. Пройдя половину пути и оказавшись у Западного дома я вспоминаю приглашение Дэймона двухнедельной давности. После той встречи мы виделись еще несколько раз, но будучи гордым, он больше не стал меня приглашать к себе на праздник. Чувствуя угрызения совести, я останавливаюсь у дома, и разглядываю окна. На третьем этаже поблескивает свет и видны тени веселящихся школьников. На остальных уже темно. Лишь на втором этаже у одного окна горел одинокий огонек зажженной сигареты. – Эдриан? – неожиданно доносится до меня голос Дэймона и огонек пропадает из виду, а окно открывается настежь. – Ты пришел? – Как видишь, – усмехаюсь я, разводя руки в стороны. Надо было сразу прийти сюда. – Залезешь сюда? – предлагает он шутя. – Не настолько сильно я хочу к тебе. – Сейчас, подожди, – смеется он, затем исчезает в тени, а через минуту появляется этажом ниже, открывает окно и протягивает мне руку. – Прошу. Я беру его за руку и забираюсь внутрь. – Только не шуми. Комендант спит в соседней комнате. Мне еще не приходилось лазить в чужие общежития через окна, еще и поздним вечером, поэтому я не решаюсь заговорить первым. – Не думал, что ты придешь. – Честно говоря, я тоже. Я слишком поздно? – Нет, ты как раз вовремя, – он загадочно улыбается, когда мы подходим к дверям общей комнаты третьего этажа. Двери открываются, и я застываю с открытым ртом: гостиную освещал лишь тусклый свет свечей и желтых гирлянд, кое-где виднелись тыквы с вырезанными на них лицами – на этом с украшениями было все. На фоне играла медленная гипнотизирующая музыка, под которую несколько девушек в откровенных платьях танцевали прямо на столах. Вообще, наряды всех присутствующих можно было назвать откровенными: секси ведьмы, секси кошки, секси монашки… Дэймон ведет меня куда-то в глубь и, остановившись возле стола с напитками, по очереди тыкает в разные бутылки. – Вино, виски, мартини. Выпей, согреешься. И лучше не смешивай. – А… это…, – я обвожу пальцами все пространство, – нормально? – Да, не переживай. Весь вечер я только и ждал этого. Я напиваюсь, знакомлюсь и танцую с рандомными людьми, затем снова пью и снова танцую. В какой-то момент я обнаруживаю себя в комнате Броуди и немного прихожу в себя. – Не знал, что ты куришь, – немного с упреком говорю я, завершив осмотр комнаты и остановившись у окна, на подоконнике которого стояла импровизированная пепельница. Дэймон тем временем, прислонившись к стене, сидел на кровати и наблюдал за мной. – Это не сигарета. Мои глаза сужаются, затем резко округляются, что вызывает у него приступ смеха. – За это ведь могут исключить! – Пожалуешься учителям? – отсмеявшись, он хитро улыбается и, вытащив из тумбы еще один косяк и зажигалку, манит меня к себе пальцем. – Попробуешь? Я мнусь, мне вроде не хочется, но я уже настолько пьян, чтобы любое предложение воспринимать как вызов, поэтому неуверенно подсаживаюсь к нему. Дэймон закуривает и, сделав одну затяжку, передает косяк мне. – Только один раз, – говорю я. – Я никому не скажу, – тихо шепчет он, не сводя с меня лисий прищур. Через двадцать минут мы оба лежим на кровати, уставившись в потолок, и я хихикаю от каждой фразы. – А ваши девушки… кхм… подошли к выбору костюмов со всей ответственностью. – Куда им до тебя, – он поворачивается ко мне и с серьезным видом рассматривает мои накрашенные глаза, затем мы оба прыскаем от смеха. – Да я просто поспорил с … Но я не договариваю, потому что Дэймон неожиданно для меня берет мою руку и начинает с интересом рассматривать труды Чарли. – Мне нравится. Я вновь поворачиваю к нему голову и на этот раз наши лица находятся совсем близко друг к другу. Проходит целая вечность, но никто не спешит отвернуться первым. После долгой игры в гляделки Дэймон, не выдержав, опускает взгляд на губы, и наклоняется ко мне. – Ты чего? – Ничего. Он шумно сглатывает, затем опускается ниже и прижимается к моим губам своими. Мои глаза вновь округляются. На этот раз от ужаса. – Что, не понравилось? – спрашивает Дэймон, отстранившись. Как будто бы даже с долей грусти в голосе. Долго не думая [говорил же, набухался], я подаюсь вперед и, взяв его лицо обеими руками, целую в ответ.