When you were here before
Couldn't look you in the eye
You're just like an angel
Your skin makes me cry
You float like a feather
In a beautiful world
And I wish I was special
You're so fuckin' special
(Когда ты был здесь раньше,
Я не мог смотреть тебе в глаза.
Ты подобен ангелу.
Созерцая твой образ, я плáчу.
Ты паришь, как перышко,
В этом прекрасном мире.
Жаль, что я не особенный,
Ты же чертовски особенный)
Уже второе Рождество я встречал у Байкеров. Мы наряжали елку, украшали дом, объедались сладостями, смотрели кучу глупых фильмов, покупали подарки, даже сыграли в снежки. Уже второе Рождество я проводил как нормальный человек. Я не тосковал по родителям, но это не значит, что я не думал о них. Мы не виделись ровно год. Один вопрос не давал мне покоя. Неужели они просто взяли и отпустили восвояси своего единственного ребенка? В один из вечеров миссис Бейкер призналась, что она еще в прошлом году связались с моим отцом. "Пусть делает, что хочет", – сказал тот, но время от времени все же звонил ей и спрашивал, как у меня дела. А что касается матери, то она окончательно спилась и сейчас проходила лечение в центре реабилитации. Возвращаться я не планировал (никто меня и не просил), а о том, что я буду делать после выпуска, и думать не хотел. Есть более насущные вопросы. Например, что творится с Дином? Иногда мне казалось, что он знает о моих чувствах к нему и просто измывается надо мной. Я злился на него, старался не думать о нем, а по возвращении и вовсе решил игнорировать, но… я соскучился по нему. Уже спустя неделю разлуки мне хотелось увидеть его. Пусть бесит, пусть издевается, но пусть будет рядом. Боже, как же сильно я влип! Когда мы только-только приехали в пансионат, мое сердце уже трепыхало от предвкушения встречи. Однако Дин не вернулся. Я почувствовал что-то неладное. Мои догадки подтвердила Олдридж, которая пришла к нам в комнату после ужина. – Я прекрасно знаю, что вы беспокоитесь за него, миссис Петерсон. Именно поэтому я вас и позвала, – строгим тоном говорила она Зои, которая зашла следом. Позади них показался и Том. – Мистер Бейкер, мистер Макаллистер, уделите мне пару минут. Джо копался в шкафу, но после ее просьбы сгреб весь бардак в сторону и, с серьезным лицом поправив очки, кивнул, мол, я весь во внимании. Я разбирал новые учебники, но после прихода куратора тупо застыл на месте и сжал книгу до побелевших костяшек. – Мистер Эттвуд пока не вернется в школу, так как лежит в больнице… Договорить она не смогла, потому что учебник, который я держал, с грохотом упал на пол. Мое сердце ушло в пятки. Три пары глаз недоуменно смотрели на меня, Джо же спросил: – Что с ним? – Он получил пару несерьезных травм и ушибов. Не беспокойтесь, он вернется в конце месяца. – Не беспокоиться? – переспрашиваю я. – Вы только что сказали, что Дин лежит в больнице! – Эдриан, – тихо позвал Джо. "Держи себя в руках", – говорил его взгляд. – Как вы знаете, мистер Эттвуд сейчас за старшего в семье, поэтому я решила проведать его лично. Вы ведь знаете? – недоверчиво сощурилась Олдридж, когда мы с Джо удивленно переглянулись. Том и Зои синхронно закивали. – Так вот, – удовлетворенно продолжил куратор, – я навестила его и поговорила с врачами. Уверяю вас, Дин скоро поправится. Боюсь, больше всего пострадала его гордость, – последнее она проговорила задумчиво и скорее для себя. – Прошу, не распространяйтесь об этом. Если будут новости, я вам сообщу. А, и еще… Дальше можно было не слушать, потому что ничего важного она уже не скажет. Ну да, Джо и Зои назначили новыми старостами, но какая разница? Дин лежит в больнице! – Почему Дин остался за старшего? – спрашиваю я у Зои, как только Олдридж оставила нас четверых в комнате. – Если он вам не сказал, значит, вам и не стоит знать, – отчеканила Зои и, эффектно махнув своими волосами, ушла к себе. Том тоже хотел уйти, но я успел захлопнуть дверь прямо перед его носом. – Что случилось с его мамой? – уже более жестким, даже угрожающим тоном спрашиваю я. Джо сжимает мое плечо и отодвигает назад, чтобы самому поговорить с Одли. – Томми, мы ведь переживаем за него, – говорит он миролюбиво, но в ответ лишь тишина. – Разве у нас должны быть секреты, мм? – заходит он с другой стороны. – Я думал, что мы все друзья, – начинает давить на совесть Бейкер и даже стоя за его спиной я знаю, что он отвел взгляд, потому что ему совестно так манипулировать неокрепшим сознанием Томаса. – Обещаю, все, что ты скажешь, останется в пределах этой комнаты. Последнее прозвучало как торжественная клятва. Одли медлит, не решая заговорить, а мое терпение заканчивается. – Его мама заболела прошлым летом и долгое время лежала в больнице, – выдает он наконец. В моей груди в очередной раз что-то болезненно екает. – Все деньги, что у них были, они потратили на лечение. А Дину пришлось работать во время каникул, чтобы ну… вы же знаете, у него есть сестра и младшие братья. Нечего сказать. Абсолютно. Как я мог быть таким идиотом? Ни разу не спросил, чем он был так сильно занят все лето. Не поинтересовался, на что он тратит свою стипендию. Или куда делись его часы. Джошуа медленно поворачивается ко мне с таким лицом, будто только что перед ним утопили котят. Он тоже молчал. А Томас, воспользовавшись шансом, свалил к себе. Мда, было о чем подумать. – В следующий раз, когда я буду жаловаться на жизнь, можешь втащить мне, – говорю я Джо уже лежа на кровати. Сон никак не приходил. – Почему он нам ничего не рассказал? – Видимо, по той же причине, по которой ты не хотел рассказывать о своих родителях. В его словах был смысл, но произносить это вслух я не стал. Где-то глубоко неприятно щемило от того, что Дин доверял Зои и Тому больше, чем нам. Он приехал в конце января. Его лицо озаряла привычная самодовольная улыбка, однако во взгляде проскальзывало волнение, о причине которого догадаться было несложно: всю левую щеку закрывала повязка. Так вот что имела в виду Олдридж, говоря о пострадавшей гордости. Впрочем, никого, кроме самого Дина, это не заботило. Все радовались его возвращению. Зои вот, увидев его, сразу же рванула ему навстречу. – Только без крепких обнимашек, – усмехается Эттвуд, выставляя руки вперед. Я глядел, как Джо осторожно похлопал его по плечу, как Томми тряс за руку, как Чарли потрепала по волосам, а Сьюзан чмокнула в щеку, и не мог выдавить из себя ни слова. Руки подрагивали от волнения, из-за чего я даже помахать ему не смог. На бесчисленные вопросы друзей он ответил, что нарвался на пьяных придурков в каком-то баре, и в ходе драки они даже зацепили его лицо осколком бутылки. “Умеешь же находить неприятности на свою задницу”, – сказал бы я, если бы мог говорить. Язык тоже не слушался. К счастью, я и раньше не отличался говорливостью, поэтому не привлек ничьи внимания своим поведением. Я зашел к Дину вечером. Он сидел по-турецки на своей кровати и читал книгу. Он был один, потому что я попросил Джо отвлечь Тома и увести из комнаты. – Не помешаю? Дин качает головой и, подойдя к кровати, устраиваюсь рядом, но стараюсь выдержать некоторое расстояние. Он убирает книгу на полку обложкой вниз. Раньше я часто говорил ему, чем все закончится, просто чтобы позлить. Те времена уже прошли, однако привычка прятать от меня название осталась. Он смотрит на меня взглядом а-ля “чего надо?”. Обиделся что ли? Хотя было за что, я ведь за весь день ему и слова не сказал. – Как дела? – начинаю я издалека. Ну же, не хмурься. Я ведь переживаю. С ума тут сходил без тебя. – Здоров как бык, – бесстрастно отвечает он. – Джо говорит, тебя освободили от тренировок до конца года. – Ну буду здоров как бык через несколько месяцев, – закатывает он глаза. – Меня больше интересует твое психическое здоровье, – потому что все подробности о физическом состоянии я выяснил у Джо еще пару часов назад, и уже знал, что у него треснуты два ребра. Дин опускает взгляд в пол, а мои глаза вновь невольно скользят по повязке на его лице. – Все так плохо? – Хочешь посмотреть? Я открываю рот, чтобы сказать “да”, но удерживаю себя, как и от того, чтобы не податься к нему всем корпусом. Вдруг снова выкинет какую-нибудь шутку? Но, похоже, у Дина не было настроения шутить. Он аккуратно срывает пластыри, внимательно наблюдая за моей реакцией. Я же сосредоточенно глядел на то, что открылось под повязкой. На левой стороне лица красовались две перекрестные раны. Одна начиналась у виска и заканчивалась на подбородке, вторая тянулась от внутреннего уголка левого глаза до угла нижней челюсти. Они были глубокими, пришлось даже наложить швы. От таких точно останутся следы… – Подумаешь пара царапин, – фыркаю я. – Я думал, у тебя дыра в щеке. Нахмуренный лоб Дина разглаживается, на губах появляется тень улыбки. Я хотел обнять его, сказать, что он по прежнему прекрасен. Поцеловать, в конце концов. Руки так и чесались потянуться к его лицу и провести пальцами по гладкой коже, поэтому я сжал их между колен от греха подальше. – Шрамы останутся, – удрученно произносит он еле слышным голосом все еще глядя в пол. – Ну будут к тебе липнуть меньше девчонок и что? Может, так они увидят, что кроме тебя есть и другие парни, – поймав его взгляд, я наклоняю голову набок и широко улыбаюсь. Чарли бы сказала, что я флиртую. – Хотя-я… – протягиваю я, описывая глазами полукруг. – Что? – Это даже придает тебе какое-то особое очарование. Ну, знаешь, показывает твое настоящую личину. Ты ведь неукротимый зверь, дикое животное… – Заткнись уже, Макаллистер! – типа строго произносит он, но, не удержавшись, прыскает от смеха. Как же чертовски он красив. И как можно переживать из-за каких-то шрамов? – Теперь у тебя много свободного времени. Чем планируешь заняться? – Есть предложения? – спрашивает он заинтересованно. Я бы с радостью предложил ему ходить со мной на плавание. Но скрыть свою реакцию на полуголого Дина будучи в одних плавках будет невозможно. Поэтому я предлагаю ему вернуться в редакцию. Мол, ты подумай, я не настаиваю. И он сразу же соглашается. Мы будто вернулись на год назад: маленькое уютное помещение в учебном корпусе, куча статей и Дин, зачитывающий вслух особенно нелепые и смешные отрывки или серьезно размышляющий о редко попадающихся интересных темах. Только я уже не избегал его, а полностью принял свои чувства и наслаждался его обществом. Это был особый вид мазохизма: Дин был так близок, что я ощущал запах его шампуня, но при этом я все еще не мог прикоснуться к нему. Однако, в целом, все было прекрасно. Пока не произошли два случая, после которых молчать стало невыносимо.