И свет твоих прекрасных глаз оставит след в душе моей

– … и она говорит, мол, это не свидание, а сама краснеет. Зря мы смеялись над Джо, его план еще как рабочий. Эдриан, ты меня слушаешь? Ты уже минуту не моргаешь. – Хотел посчитать, сколько слов ты можешь произнести на одном дыхании, – говорю я и, убрав руку, растираю затекшую щеку. Дин обиженно закатывает глаза. – Джо – стратег, и к отношениям подходит как матчу по регби. Он вынашивал свой план пять лет. У Зои не было шансов с самого начала. Если вам показалось, что оставшись с Дином наедине в комнате редакции, мы сплетничаем, вам не показалось. Именно этим мы и занимаемся. – А как дела у Чарли и Сьюзан? – осторожно спрашивает Эттвуд, потому что только слепой не заметит флюиды, исходящие от Палмер. А я просил ее быть осмотрительнее. Вообще, дела у Чарли и Сьюзан шли не очень хорошо. Палмер начала проявлять инициативу, и Сьюзан это пугало. Это вам не мило краснеющая из-за шуток Бейкера Зои. – Да вроде как обычно, – проговорил я, прикинувшись дурачком, потому что не мог выдать секрет подруги. На самом деле мне было очень интересно, что про эту парочку думает Дин и как в целом к этому относится. Эттвуд открывает рот, чтобы что-то добавить (а я с надеждой этого жду), но выражение его лица едва заметно меняется, и выдает он совсем не то, что я ожидал: – Пора идти. Сегодня наш класс писал контрольную по математике, и с тех пор, как мы пришли в редакцию, Дин четырежды сказал, что неправильно решил последнюю задачу [вообразите, каких высот достигли наши отношения: он признался, что ошибся], затем сел, все переделал и стал думать, как можно исправить положение. (Раньше я дразнил Дина из-за его синдрома отличника, но потом прознал, что его стипендия имеет прямую зависимость от его успеваемости). Недолго думая, он решил пойти и переписать контрольную, однако для этого нужно было подождать, пока математичка покинет свой кабинет. По этой причине мы засиделись допоздна. Мы закончили работу, обсудили все свежие новости, перекусили тем, что Дин стащил из столовой ("я на минуту", – сказал он и ушел с рюкзаком, в котором потом принес яблоки, пирожки и конфеты) и переключились на личную жизнь друзей. План был дурацким. А вдруг дверь будет заперта или работы уже проверены? И как мы потом уйдем домой? Я слегка трусил, потому что мне не хотелось попадаться за тем, как мы взламываем кабинет математички а потом копаемся в ее столе в поисках нужной бумажки. "А, значит, курить в стенах школы ты не боишься?", – спросил меня Дин, надменно поведя бровью. Я не знал, что ответить. Дэймон частенько предлагал мне расслабиться, утверждая, что "одно другому не мешает". Сколько еще вещей, которые, как мне казалось, я тщательно скрываю, знает Дин? "Это было всего пару раз", – соврал я, стыдливо отводя глаза, а про себя решив, что с этим надо завязывать. Короче, деваться было некуда и я пошел с Дином. Мы прошли по коридору, в котором местами уже не горел свет, и на просторном холле у выхода проскользнули мимо охранника и свернули на лестницу. Кабинет находился на втором этаже. Дверь была открыта. Мы включили свет, Дин пошел искать свой злосчастный двойной листочек среди десятков остальных, а я стоял на шухере. – Не трусь, никто сюда не поднимется, – бросает Эттвуд, шурша бумагой. – Нашел! – радостно объявляет он через парк минут и, бросив на парту рюкзак, начинает быстро-быстро выводить на бумаге корявые цифры и буквы. Я облегченно выдыхаю и начинаю завороженно разглядывать сосредоточенный профиль Дина, из-за чего поздно замечаю доносившийся из коридора стук каблуков. – …погоди минутку, Фрэнсис, кажется, я забыла выключить свет. Дин, расслышав голос спешащий сюда в компании учителя по физике математички, резко вскидывает голову. На мгновение мы замираем. Прятаться было негде: скромный кабинет включал лишь стеллаж с книгами и огромный стол, заваленный работами учеников. Это не кабинет учителя по биологии, где можно было бы прикинуться манекеном. Я уже думал о том, как мы будем объясняться с учителями, но приводивший в порядок листочки Дин выдал кричащим шепотом: – Чего стоишь, лезь в шкаф! Я скептически посмотрел на хлипкие дверца настенного шкафа, в котором наверняка хранилась еще одна кипа старых бумаг, даже не думая шевельнуться, как Дин схватил меня за локоть и швырнул внутрь (я успел заметить лишь старое длинное пальто, одиноко висящее на вешалке и какие-то коробки внизу, которые я тут же затоптал), а затем полез сам. Внутри было тесно: о том, чтобы встать в полный рост, и речи быть не могло. Наши колени соприкасались, одной рукой Дин уперся в противоположную стену рядом с моим плечом. Подавшись вперед, он через щель наблюдал за тем, что происходит снаружи, а я тем временем всеми силами прижимался к стене. Его запах был повсюду. Смешавшиеся сочные нотки апельсина, запах свежестиранной одежды и аромат кожи сводили с ума. У меня кружилась голова. Слишком… он был слишком близко. Если Дин выставит ногу или налетит на меня в темноте, тогда все, крышка. От гроба. Я приложился затылком о стену и закрыл глаза [ну да, да, это же поможет перестать чувствовать запах], стук бьющегося сердца перекрывал весь остальной шум. И чего математичка так долго возится? Внезапно моего лица коснулись пальцы, сердце пропустило удар. Я с ужасом открыл глаза, но что толку, ничего не было видно. В одно мгновение в моей голове пронеслась куча мыслей, среди которых одна – самая яркая – кричала: он сейчас поцелует тебя! Пальцы чуть надавили (да что это твориться?!), заставляя повернуть голову в сторону. – Щекотно, – едва слышно произносит Дин. Я тут чуть сердечный приступ не схватил, сам почти что не накинулся на него с поцелуем, да я уже обрисовал все наше радужное будущее!, а ему, видите ли, щекотно от моего дыхания. Хотя, не помешало бы его немного успокоить. Я дышал так, будто у меня одышка. Это было против правил. Я ведь старался не прикасаться к нему, хоть и очень хотел. Что только я не творил с ним в своих самых смелых фантазиях! Но я умел держать себя в руках (давайте не вспоминать про поцелуй), а вот Дин, похоже, нет. Не знаю, сколько времени мы там пробыли. По внутренним часам – Дина пять минут. По ощущениям – целую вечность. Он осторожно открыл дверцу шкафа и прислушался к тишине. В кабинете было темно, но я все равно на всякий случай прикрывал свой выпирающий из-за штанин стыд и срам сумкой. Мы спустились на первый этаж и выбрались наружу через окно одного из открытых аудиторий. Дин подал руку, когда я перебирался через высокий подоконник, но чтоб я еще раз к нему прикоснулся! Когда он осторожно закрыл скрипучее окно и повернулся в сторону общежития, я замешкался. Заметив, что я остался стоять на месте, он озадаченно посмотрел на меня. – Мне нужно идти, – наконец выдаю я и начинаю идти спиной вперед в противоположном направлении. – Куда? – спрашивает он, бросив недоверчивый взгляд мне за спину. – Я опаздываю, – бросаю я и, развернувшись, ускоряю шаг, а затем и вовсе перехожу на бег. Проходя мимо вахтера Западного общежития, я не удосуживаюсь даже поздороваться с ним. Добравшись до нужной двери на втором этаже, я рывком толкаю ее. Дэймон сидел на кровати и о чем то разговаривал с Лилит. Он был только из душа: на голые плечи накинуто белое полотенце, с кончиков черных волос капала вода. Они немного удивились, когда я ворвался к ним. – Прошу меня извинить, – говорю я, хватая Лилит за руку и выставляя ее за дверь. – Поговорите в следующий раз. Она даже не успевает возразить: я захлопнул дверь прямо перед ее носом. – Что-то случилось? – спрашивает Броуди чуть нахмурившись. Я иду к кровати и усаживаюсь к нему на колени. – Я соскучился, – говорю я и впиваюсь в него жадным поцелуем. Губы Дэймона (с некоторых пор противный голосок в голове нашептывает мне, что это не те губы) растягиваются в улыбке. Я обнимаю его и, оттолкнувшись коленом, ложусь на кровать. Прижимаюсь к нему всем телом, трусь каменным стояком, вожу руками по голой спине и чуть ли не задыхаюсь от поцелуя, но чувствую, что мало. Не могу заткнуть мысли. Не могу перестать думать о Дине. Не могу забыть его прикосновение. – Я хочу тебя, – шепчу я, когда губы Дэймона переносятся на мою шею, а руки возятся с пуговицами рубашки. Он замирает и поднимает голову, чтобы посмотреть мне в глаза. – Пожалуйста, Дэй, – умоляю я. Броуди еще немного рассматривает мое полное решимости лицо, затем раздевает меня. Полностью. – Открой рот, – говорит он и, когда мои губы размыкаются, сует мне в рот два пальца. Я, вцепившись в его руку, провожу по ним языком и начинаю посасывать, наблюдая за его реакцией: зрачки расширены, дыхание участилось. Я нетерпеливо раздвигаю ноги и поднимаю колени, прижимая бедра к груди. Дэймон, поняв намек, убирает руку и вставляет в меня смоченный слюной палец. – Ай, – вырывается у меня. Я непроизвольно кривлю губы и хмурю брови. – А чего ты ожидал? – спрашивает он. Точно не этого! Я чувствовал… не знаю, что. Пока назовем это дискомфортом. Который усиливается, когда Дэймон вводит второй палец. Я шумно втягиваю воздух сквозь сжатые зубы. Другой рукой он начинает ласкать мой изнывающий член, и теперь из меня вырывается уже стон. Так странно… боль сливается с наслаждением. – Не будем торопится, – шепчет Дэймон, неторопливо двигая пальцами, и я киваю. Да уж, пока что пальцев будет достаточно. Ну хотя бы не надолго перестал думать о Дине.