Долг и дерзость

      Слишком резкий рывок заставляет Нетейама выдохнуть, когда его грудные мышцы бьются об другие, натыкаясь на острую ракушку. Кожа Аонунга такая горячая, мягкая и гладкая и так приятно ощущать её на своей груди. Они тяжело дышат, практически задыхаются, когда прижимаются друг к другу низами подтянутых животов. Набедренные повязки, тонкие, мнущиеся от каждого движения, сейчас ужасно дразнили юношей. Хотелось поскорее сорвать их и вместе с ними же беспамятно сорваться в эту тягучую, пламенную бездну.              Выцеловывая на лице Нетейама нисходящие к кончику носа мерцающие точки, Аонунг с нажимом провёл пальцами вдоль изгиба уже вспотевшей спины, чувствуя, как под его касанием довольно выгибаются. Продолжая движение, он следовал вдоль тигровых синих полос, украшавших косые мышцы рёбер, поднимался по дуге грудной клетки и, разводя в стороны руки, проходился по v-образной мышце, прямо к уже затвердевшим бусинкам сосков. Нетейам поспешил обхватить его бедра, сжимая в ладонях ягодицы и всё сильнее и сильнее прижимаясь к паху. Целуясь с Аонунгом, он чувствовал, как холодный и мокрый песок под ногами как-будто испарялся, словно шипящие морские волны, омывавшие их укромный берег, всё-таки достигли того места, где юноши поспешили укрыться. Хоть Нетейам и находился сверху, он всё равно чувствовал, как нахлынувшие эмоции и страсть к Аонунгу давили на него, будто утягивая вниз. Прислушавшись к своим ощущениям, он послушно опустился на любимого, выгибаясь. Взмах длинного хвоста безмолвно передавал желание своего хозяина. Аонунг, проследил за этим незатейливым движением и, улыбаясь сквозь поцелуй, попытался поймать этот пушистый кончик, который не раз щекотал его, доводя до слёз.              — Эй, — Нетейам, слегка смеясь, выдохнул в исцелованные им губы. Он, уже специально, дёрнул хвостом, ударяясь об пальцы Аонунга, дразня и провоцируя на его поимку. Меткайинец предпринял ещё одну попытку, но тяжесть тела Нетейама на себе не давала достаточно подняться, чтобы схватить эту прыткую часть тела, а потому он просто повалился обратно на песок. Нетейам рассмеялся, утыкаясь в чужую, заплётенную тугими косичками, макушку, чувствуя, как Аонунг переключился на теперь открытую ему шею.              -Уже сдался?              Аонунг снял с него чокер, заметив, что последний узел был уже развязан. Так даже намного легче, ведь именно из-за этих завязок-развязок, парень порой очень сильно злился. Отложив украшение чуть подальше, он с обожанием примкнул к ярёмной ямочке, вылизывая солоноватую кожу, пока Нетейам, задрав подбородок, чувствовал, как в его груди уже собирается первый стон. В его позиции он чувствовал себя как уязвимо открытым, так и доминирующим, владеющим ситуацией и подчиняющим себе чужие действия. Ему доверяли это делать, доверяли вести их священный танец двух родственных душ, и от того, он был спокоен, обнажаясь перед Аонунгом, не ощущая при этом какого-либо страха или тревоги. Оба уже знали, что и как им следует делать друг с другом, а потому не спешили или не волновались, обдумывая следующий шаг.              Аонунг тихо выругался, когда Нетейам вновь потёрся об него. Это место, уже весьма выпирающее, было самым горячим и самым желанным для прикосновений. На’ви, услышав этот знак, лишь продолжил тереться ещё быстрее и жёстче, приподнимаясь и опускаясь с каждым вдохом-выдохом Аонунга. Словно плывя по волнам, Нетейам и сам покачивался в такт, разгораясь от приторной истомы. Он чувствовал, как страсть супруга нарастала, делая плоть всё твёрже. Его любимый. Такой драгоценный, такой дорогой и родной. Не останавливаясь и ритмично продолжая, Нетейам поднялся, усаживаясь на бёдрах. Аонунг заворожённо наблюдал, как тот убирает с лица мешающиеся косички, и сам ухватился за его стройные, плавные, словно выточенные из скалистого рифа, бока, чтобы начать самому двигаться навстречу другому телу. На его ладони Нетейам тут же положил свои, принимая этот жаркий танец.              Сейчас они оба понимали, что эти страшные проблемы, которые настигли их прошлым днём, ещё не решены. Аонунг всё ещё находился под угрозой, а Нетейам мог быть насильно разлучен со своей истинным на’ви, и в такие моменты затишья просто необходимо предпринять хоть какие-то пути выхода из этой сложной ситуации. Однако, Аонунг был счастлив, что его долгие месяцы молчания и утаивания правды о нём наконец-то закончились, когда юноша прзнался во всём Ронал и Цирее. И все те ужасные сценарии, которые Аонунг успел напридумывать себе, пока, как, оказалось, зря тратил время, были просто проекцией его страха и неуверенности в своих силах. Мать и сестра приняли его, не изменив ни чувство любви к родному человеку, ни отношения к нему. Аонунг был поражен тому, как Ронал спокойно приняла новость о том, что её единственный сын, которого они так усердно растили для будущей роли вождя, всё-таки не станет Оло’эйктаном. Будто бы на самом деле, вопреки его чувству постоянно не покидавшей его неуверенности, он всё-таки нечто большее, чем просто наследник клана. А если так, то, скорее всего и отец сможет принять его, простив сына за то, что тот не смог оправдать его ожидания.              Нетейам же чувствовал гордость за возлюбленного. Наконец-то, спустя недели уговоров, душевных метаний и сомнений, тот смог сделать это. Лишь Нетейам, как участник и свидетель всех этих переживаний, знал, что под оболочкой задиры и самодовольного лидера скрывается, непонятно чем, запуганный мальчик. Возможно, суровость отца и матери, и постоянные сравнения с покладистой сестрой, а также груз ожиданий сделали своё дело в формировании личности Аонунга. Но от понимания того, что лишь перед ним, перед чужаком из лесного племени, сумевшего стать своим и пробраться в самые глубинные уголки сердца, так открыты в своих чувствах, Нетейам был по-настоящему счатлив. И сейчас, смотря, как яркие и томные глаза Аонунга пристально наблюдают за ним, ловя каждое содрогание мышц, Нетейам знал, что ни за что не отдаст его. Он был и будет только его. Предназначенный, дарованный самой Эйвой.              Привстав, Нетейам развязал набедренную повязку. Зелёные, серые и даже жёлтого цвета бусины поймали на своих неровных гранях блёклый свет Полифема, отражающий его от солнца. Аонунг аккуратно обвёл большими пальцами его пупок, нащупывая мышцы пресса, а после, плавно провёл руки вниз, достигая желаемого. Нетейам блаженно закатил глаза. Слегка покачиваясь в трении об чужие руки, он уже не мог сдержать свой голос, который со стоном вылетел из груди, изнутри сжимая её. Чтобы поскорее Аонунг ощутил его всецело, вплоть до последних искр счастья и удовольствия, на’ви схватился за свою косу, приглашая партнёра к установлению органической связи. Меткаийнец в ответ дёрнул за основание своей, разметавшейся по песку, косы, оголяя, уже трепещущие от ожидания, окончание. Тепло чужих пальцев, а затем и острая, ослепляющая, словно взрыв, вспышка. Пробирающая под кожей, до самых участков чувствительных сенсоров, электрическая волна раздражения, приятно покалывающая изнутри. Они оба, упоённо вздохнувшие в унисон, чувствовали это, ибо теперь, являлись нечто большим, чем просто двое влюблённых на’ви, предавшиеся любовным утехам на ночном пляже. Сейчас, благодаря столь крепкой связи, они есть продолжение друг друга. Не только физически, но и духовно.              Сорвав с себя столь ненужную сейчас одежду, Аонунг присел, придерживая Нетейама за поясницу. Крупинки песка, облепившие кожу его спины, сыпались обратно вниз, стряхиваемые безудержно царапающими ногтями Нетейама. Куда-то далеко-далеко унеслась деревня вместе со свалившимися олонуйцами, испарились эти беспощадные небесные люди, а Аонунг больше не ощущал себя всеобщим позором своего племени. Единственное, что сейчас было так важно — это восхищающее ощущение, как в тебе одновременно бешено бьются два сердца.              — Нетейам, — кусая щеку любимого, прошептал Аонунг, пока его руки, оглаживая бёдра Нетейама, плавно возращались к прежнему месту, так ждущему ласк, — Пусть твоё пока слабое сердце возьмёт силы моего, пусть заберёт столько, сколько нужно. Лишь бы ты быстрее выздоровел.              Нетейам положил свои ладони на горячую плоть Аонунга, поражаясь, как связь способна передать свои же прикосновения. Длинные уши подрагивали, ловя стоны глубокого голоса.              — Ахах, — хватая ртом прохладный ночной воздух, полный ароматов океана и близлежащего леса, Нетейам засмеялся его словам, — А что я буду делать без тебя?       — А куда я денусь? — Аонунг ухватился одной рукой за основание чужого хвоста, проводя по нему сверху вниз, стараясь попасть в ритм другой. Отчего Нетейам, выставив бёдра вперёд, откинулся назад, упираясь свободной рукой в проваливающийся сквозь пальцы песок, — у нас с тобой будет одно сердце на двоих.       — А разве уже не так? — улыбаясь, Нетейам открыл глаза, смотря, как Аонунг, приятно удивлённый его вопросом, проводит влажным языком от косой мышцы до левого соска. Дойдя до шрама, Аонунг осторожно поцеловал острые концы звёздчатого участка.       — Бедный мой… Я ведь мог потерять тебя ещё тогда…       -Аонунг…       — А теперь, — Аонунг поднял голову, смотря прямо в глаза Нетейама, — скажи я раньше, возможно бы ничего и не случилось…       — Ма’нунг, — Нетейам взял его лицо в свои руки, чувствуя, как из-за влаги они слегка скользят на чужих скулах, но, совершенно не ощущая отвращения ни с его, ни со своей стороны, — Ты не знаешь, как давно он это задумал. Это могло быть начато ещё до нас.              Аонунг кивнул, соглашаясь с его мыслями. Благодарно целуя, он опрокинул их тела, устанавливая уже свою доминантность. Нетейам радостно выгнулся под ним, касаясь кончиком члена другого. Аонунг обхватил их двоих, сжимая в ладони. Его громоздкие руки, со совсем немного мешающимся плавником, были поверх захвачены тонкими, тёмными ладонями, направляющими движение. Танец их бёдер оставлял следы на песке, сгребая и разбрасывая его. Всё быстрее, всё яростнее. Сейчас, Нетейаму казалось, что с Аонунгом он обрёл совершенно новое лицо, более естественное, близкое к Эйве, чем то, которое он нёс в семье и среди других. Оно, словно воинственный окрас, было украшено животным желанием любви, прячущее за собой стремление духовного единения с предначертанным Великой Матерью на’ви. И пусть сейчас, в нём, податливого, позволяющего впечатывать себя грубыми толчками в песок, уже не найти того послушного и скромного паренька, он чувствовал себя действительно свободным.              Узел наслаждения, охвативший своей тяжестью их обоих, становился всё больше, готовый вот-вот взорваться. С каждым толчком, с каждым испульсом тсахе’йлу, он рос, заставляя возлюбленных едва ли не всхлипывать от удовольствия. Вот ещё сильнее. И ещё. Нетейам думал, что чем дольше это продолжиться, тем больше вероятность, что его стон плавно перейдёт в крик, выражающий уже невозможность вытерпеть эту муку. Аонунг «видел» это, а потому старался увеличить шансы, то замедляясь, то вновь ускоряясь, стуча по земле плоским концом хвоста.              — Больше…- Нетейам уже не понимал, что сорвалось с его губ, потерявшись где-то среди бесконечой дымки, застилающей расширившиеся от гормонов зрачки, — больше…              Какая-то неведомая сила заставляла уже непомнящего себя Аонунга слушаться команды, прерывающейся надрывным хрипом. Он вновь ускорил темп, уже бешено трясясь от переизбытка возбуждения, такого острого, как кинжалы, что сейчас валялись где-то рядом, и такого же опъяняющего, как растительная сладкая кава.              — Я…- Аонунг пытался выговориться, но получалось это нелегко.       -Я тоже…скоро, — понимая, а точнее ощущая, что тот хочет сказать, Нетейам ускорился, уже не слыша, как птицами сорвались его негромкие вскрики. Аонунг жадно ловил их, вторя своими, не видя смысла сдерживать себя. Вот оно, разгоревшееся, пылающее, разрывающее изнутри, судорожное изнемождение. Оба знали, что ещё секунда, и оно настигнет их, поглотив в себе, упрятав от всего и от всех.              Нетейам поддался ему первым, сгорая каждой клеточкой своего тела в этом неистовом пламени. Слыша, как протяжно и сладострастно завыл под ним любимый, Аонунг, не медля, поспешил за ним. Крупная дрожь пробрала его, когда он, замерев, вытянулся, истекая остатками удовольствия. Словно одно целое, они в унисон разбили ночную тишину о звуки своей любви.              Ловя на своём плече опустившуюся голову Аонунга, Нетейам в совершенной эйфории засмеялся, наслаждаясь такой прекрасной лёгкостью во всём теле и даже вес Аонунга, который так навалился на него сейчас, не мог помешать этому. Отдышавшись, Аонунг всё же слез, ложась на бок, лицом к Нетейаму. Он смотрел на этот профиль лица и не мог думать ни о чём, кроме как об этом изгибе переносицы, вспотевшей шее и остальных замечательных черт лица такого замечательного парня, как он. Нетейам медленно, стараясь вернуть владение собственным телом, повернулся к нему, взглядом произнося то, на что сейчас не хватило бы сил произнести вслух.              — «Я тебя тоже», — Аонунг улыбнулся в ответ, притягивая его к себе поближе. Так они пролежали какое-то время, не говоря и ни о чем не думая. Такой момент должен быть пуст словами и лишними мыслями. Лишь после, когда дыхание пришло в норму, а сознание вновь вернулось из-под небес, Нетейам пролепетал:       — Давай останемся здесь?              Аонунг кивнул, укрывая его своим телом, чтобы тот не замёрз ночью. Довольный Нетейам, закинул свою ногу на Аонунга, и уткнулся, в так приятно пахнущий, изгиб шеи меткаийнца.              — Знаешь, мы ведь могли даже и не встретиться, — вдруг произнёс Аонунг, гладя исцелованные им тёплые плечи. Нетейам, молча, слушал его, попутно обратив внимание на шум прибоя, успокаивающий и убаюкивающий.       — Ты бы остался там, в лесу. А я бы так и сидел здесь, на рифе, и никогда бы не узнал тебя.              Оперевшись щекой о грудь Аонунга, Нетейам слегка вздохнул, чувствуя, что засыпает.              — Но сейчас мы же тут, — он прикрыл глаза, тихонько и нежно проводя пальцами вдоль живота на’ви.              Аонунг хотел что-то на это сказать, но заметил, как Нетейам, засыпая, приоткрыл рот.              — Ты спишь, моя радость?              Нетейам утвердительно кивнул, укладываясь по — удобнее. Аонунг приобнял его, и, понимая, что скоро и сам уснёт, напоследок поцеловал Нетейама в кончик носа.              — Спокойной ночи, Ма’Теям.

***

      Встревоженная Нейтири уложила Тук, накрывая дочку пледом. Остальные в доме уже легли спать и только муж дожидался её в постели, чтобы уснуть, тепло обнимая любимую. Женщина чувствовала, как тяжелеют её собственные веки, а потому спешила поскорее укутать девочку.              — А потом, — Тук зевала, смаргивая наступившие слёзки, — они ушли вдвоём куда-то. И с тех пор сидят там, секретничают.       — Секретничают? — не поняла сказанного дочерью Нейтири.       — Да, Аонунг сказал, что им надо о чем-то поговорить.              Нейтири лишь удивлённо подняла брови. О чем двое парней могут говорить так долго? Навряд ли сплетничают. Хотя, это было намного лучше, нежели чем драка, которую, кстати, за ними, правда, уже давно не замечали.              — Ну и пусть себе секретничают, — она поцеловала Тук в лоб, — Спи, Тук-тук-тук.              Выйдя из комнаты, она уже хотела направиться к себе, как палантин на входе отдёрнули. Нейтири, тут же среагировав, обернулась. В такое позднее время она не ожидала гостей, а тем более такую гостью, как Ронал.              — Я приношу извинение этому дому, за такое внезапное и позднее вторжение, — тса’хик вошла в дом, задёргивая за собой ткань, дабы не выпускать тепло.       — Что-то случилось, Ронал? — Нейтири осторожно спросила, боясь услышать в ответ какие-нибудь плохие новости. Особенно сейчас, когда её сын шатается с этим Аонунгом посреди ночи и неизвестно где.       — Нам нужно с тобой кое-что обсудить, — Ронал погладила свой немного ноющий живот, — Могу я присесть?              Нейтири усадила ночную гостью, чувствуя, что разговор у них будет явно не короткий.