Нормальный подросток

      — Ты сделала что? — громко и резко выкрикнул Уилл, присоединяясь к спору в гостиной.       Он не должен был подслушивать, но такие вопли в их доме — очень редкое явление, а Хоппер кричал со свойственной ему громогласностью, и Эл отвечала ему высоко, истерично, срывающимся голосом. Не выйти из комнаты, когда происходило такое, было выше его сил, тем более Крис все еще гостила у них, пусть сейчас и заняла душ, и, как надеялся Уилл, не слышала ничего из-за шума воды.       Сначала он готов был грубо прервать ссору, без промедления занимая сторону сестры, но когда понял, в чем именно Хоп ее обвинял — почти лишился дара речи.       И сразу на место встала треклятая истерика Майка на руках у Крис. Какой для него это был удар — не физически, нет, но со всей силы, наотмашь. Не удивительно, что на вечеринке, когда Уилл спросил его о ссоре, он отказался говорить.       Эл глянула на него — заплаканная, с красным кончиком носа — острым злым взглядом, и сдулась мгновенно, как проткнутый иглой воздушный шарик. Хоппера появление Уилла, кажется, остудило тоже.       — Тебя уже не накажешь лишением вафель и телевизора, — сказал он устало, но все еще громко. — На глаза мне не попадайся! Вон, может Уилл тебя научит, как вести себя по-человечески!       Уилл сложил руки на груди. Они с Эл никогда не говорили о Майке — это незыблемое правило. Они жили вместе как брат и сестра уже почти три года, но о Майке не говорили ни разу. Никогда. Ни за что. Это было бы слишком.       Уилла не интересовало, понимала ли Эл причины — она выучила правила игры ещё в первую неделю в Леноре: о Макс — да, о Стиве и его шумной напарнице — да, о Нэнси — да, о Дастине и Лукасе — хоть днями напролёт, но не о Майке. О всей партии целиком, не зацикливаясь на персоналиях — можно, но уже опасно, слишком близко, некомфортно от того, что приходилось подбирать слова. Когда Эл и Уилл вдвоем — Майка не существовало, даже если он ни на секунду не шел из головы обоих. Даже если он находился с ними рядом в эту минуту.       В Леноре это сыграло злую шутку — Уилл не знал о том, что она врала Майку в своих письмах. Он тогда страшно разозлился, потому что не понимал, как, как можно соврать Майку? Он такого не заслуживал! Впрочем, это было до того, как Уилл стал лгать сам.       Только то, что сделала Эл сейчас — намного хуже лжи. Да, Майк умел быть мудаком — что-то в его взрослении превратило заботливого и чуткого ребенка в резкого и эгоистичного подростка. Уилл давно всерьез переживал, что мучается чувствами уже не к реальному человеку, а к воспоминанию. А потом видел случайную улыбку на каком-нибудь общем собрании и принимал свою незавидную участь в очередной раз.       Ничем из него Майка не выжечь.       Что же такого он сделал? Что настолько разозлило Эл, сорвало все предохранители, разбудило агрессию и ту жестокую сущность, которую в ней методично воспитывали с детства, и которой она так искренне старалась не стать.       — Он сказал, что не любит меня, — ответила она на немой, непрозвучавший вопрос.       Уилл, подумал, что ослышался. Да, они с Эл никогда не говорили о Майке, но с Майком — когда еще общались — об Эл говорили постоянно, и его к ней любовь казалась Уиллу чем-то совершенно непоколебимым. Это же Эл! Крошечная, очаровательная, любознательная и такая сильная — Уилл бы сам наверняка влюбился в нее, будь он способен влюбляться в девочек. Как Майк мог не любить ее?       Уилл хорошо знал, что это — перестать быть любимым Майком. Он никогда и не мечтал претендовать на что-то, кроме дружбы — такой близкой и глубокой, которая всегда их связывала, но ему отказали и в ней тоже. Без криков и ругани. Легко и естественно. Как сахар растворяется в чашке чая — так он сам растворился в собственной тоске, непереносимых кошмарах. Он оставил Майка там, где его любили и лелеяли. Где ему было лучше. Где ему самое место. Так почему?       — Этого не может быть, — сказал он, не узнавая своего голоса. — Он сказал это в запале, чтобы сильнее тебя задеть.       Уилл не знал, как к этому относиться. Не знал, как это понимать. Что чувствовать по этому поводу. Как спустя все это время с Эл о Майке говорить.       — Нет, — замотала головой она резко. — Он сказал это так… так… словно впервые за долгое время сказал мне правду.       Такая беспомощная, такая разбитая стояла она посреди гостиной — Уилл не мог ее не обнять.       — Ты что, не злишься на меня? — голос ее тонул в его плече, которое стремительно влажнело.       — Злюсь, — бросил он кратко. — Ты ужасно поступила.       — Я просто… я хотела… я не могла...       — Ты хотела сделать ему больно, — глухо произнес Уилл, размыкая объятия, — потому что было больно тебе.       — Откуда ты знаешь?       — Потому что много раз чувствовал то же самое.       — К Майку?       Они не говорили о Майке. Никогда. Ни при каких обстоятельствах. Но также кто еще неделю назад мог представить, что Эл способна против Майка свою силу применить? Может, самое время поговорить.       — Да, к Майку.       — Прости меня, — прошептала она так тихо, что Уилл почти угадал по губам. — Ты чувствовал это, но никогда не делал ничего плохого, а я сделала. Майку.       Они никогда не говорили о Майке. Только Эл, видимо, видела и понимала куда больше, чем Уилл думал. Потому и принимала все правила игры. Наверное, они играли в нее втроем, только Майка никто не просветил в их нормы и условия, оттого он и преподнес им сюрприз своим признанием. Им обоим.