Нормальный подросток

      Слез сдержать не получилось, они жгли щеки колко, ощущались не соленой влагой, а спиртом по незажившим ранам. Уилл понимал, что дело не в Трое, — в конце концов тот оскорблял его большую часть жизнь — дело было в Хоппере, который стал свидетелем этой сцены.       Он даже не сразу понял, что плакал — расплывающиеся перед глазами привычные пейзажи легко можно было списать на большую скорость.       Хоппер молчал, но то и дело поглядывал в его сторону, от чего хотелось сжаться в комок и просто исчезнуть. Желание исчезнуть в этом городе чревато неприятностями, а в такой уязвимый момент Уилл был легкой мишенью, но сейчас даже мысль об этом не проскальзывала, не отвлекала от концентрата жгучего стыда.       Уилл был уверен, что теперь его ждала ужасная ночь, в которой он сначала пройдется по Изнанке, потом убьет Троя, Джеймса и других обидчиков, упиваясь собственным триумфом, слушая вкрадчивый шепот о том, что такая сила может стать доступной ему.       Существовала надежда, что Джонатан поделится травкой, увидев его состояние, а уж услышав от Хоппера о том, что произошло…       Нужно было попросить не говорить, но с чего кто-то вообще стал бы Уилла слушать. Того, кто сейчас размазней и плаксой растекался по салону авто.       Хотелось никого не видеть, зарыться в свою нору, накуриться до приятной легкости в теле и забыть пережитое унижение. Уилл уже приготовился прошмыгнуть мимо домочадцев в свою спальню и не выходить оттуда два дня — до следующей рабочей смены, но едва он переступил порог дома, тяжелая рука легла на его плечо.       — Давай-ка поговорим, парень, — совершенно спокойно сказал Хоппер.       В доме было тихо: Джонатан и Эл ужинали у Уилеров, а мама, наверное, пошла за покупками. Не что чтобы Уиллу не нравилось оставаться с Хопом наедине, за больше чем год жизни в одном доме они привыкли друг к другу, а то, какой мама становилась рядом с ним — юной и легкой — грело душу.       Но это все не значило, что Уилл хотел говорить с ним о том, что произошло.       Только сказать об этом он не мог — боялся открыть рот, давил всхлипы и мечтал оказаться быстрее наедине с собой, чтобы никто не стал свидетелем его истерики.       — Я знаю, что тебя с детства обижали, — начал Хоппер мягко, — но ты уже не маленький ребенок, и вполне можешь за себя постоять.       Уилл не смотрел на него, и как мог, пытался пятиться к спальне, и, видимо, подобная невосприимчивость, нежелание говорить, сломали к черту всю выдержку Хопа.       — Да что за черт, Уилл! Здоровенный лоб, я в твоем возрасте сам драки затевал направо и налево, то за девчонку, то просто кулаки чесались! Врезал бы этому придурку за такие слова и дело с концом, а ты нюни распускать!       От громкого окрика внутри что-то перемкнуло — словно лампочка перегорела, оставляя и без того беспокойное сознание в полной темноте.       — Просто скажи мне, почему ты не можешь дать сдачи?! Почему?       — Потому что я правда чертов педик! Теперь тоже можешь меня ударить!       Уилл не думал, что эти слова могут сорваться с губ так легко — он ведь никогда не произносил это вслух вот так. Джонатан сам все понял, и как всегда деликатно пояснил, что ничего между ними не поменяется, между ними никогда не звучали никакие обозначающие слова.       Педик. Квир. Гомосексуал.       Хоппер, кажется на мгновение потерял дар речи. Уилл не чувствовал ни нового потока слез, ни собственной дрожи, он лишь сжимал кулаки, упрямо готовый принять еще один удар. Никакого страха за последствия.       Из-за слез мир смазался, поэтому, когда чужие руки обхватили его, а на затылок легла тяжелая ладонь, он не сразу понял, что произошло. Хоппер обхватывал его неловко, но очень крепко, так, что в его объятиях легко оказалось обмякнуть. Уилл продолжал плакать громко, надрывно, прямо в чужую рубашку, пока крепкая рука поглаживала его по спине. Кажется, они вообще впервые обнимались и это должно было ощущаться как что-то странное, но не было таковым.       Вот так что ли должны выглядеть отцовские объятия?       От этой мысли хотелось разреветься еще сильнее, но Уилл, уже выплакавший достаточно, стал успокаиваться. Внутри уже разрастался стыд и от внезапной истерики, и от вырвавшегося неуместного признания.       — Господи, парень, — тихо, едва ли не шепотом, сказал Хоп, — ты явно где-то вытянул несчастливый билет.       — Почему? — буркнул Уилл, немного отстраняясь, хотя, в целом, с этим кратким комментарием был полностью согласен.       — Отец у тебя подонок, Изнанка эта паршивая к тебе с самого начала присосалась, так еще и это. Не видать тебе спокойно жизни, не видать.       — Да, отец бы уже на мне живого места не оставил, если бы услышал, — выдавил он вслед за судорожным вздохом.       — Я этого тоже не понимаю. Я имею в виду, как можно не любить женщин? — это, видимо, была неловкая попытка пошутить. — После всего того, что уже с тобой случалось, это меньшая из проблем, правда. Твоя мама знает?       Сил хватило только на то, чтобы помотать головой. Уилл хорошо знал свою маму и ее чуткое сердце, и подозревал, что у нее могли быть какие-то догадки на этот счет, но он сам ей ничего не говорил, и Джонатан тоже.       — А твои друзья?       — Нет.       — И ты что, разбирался с этим один на один? Ни с кем не делясь? — Хоппер отошел на расстояние вытянутой руки и нахмурился.       — Джонатан знает, — сказал Уилл на грани слышимости и в очередной раз тяжело вздохнул.       — Расскажи матери, — посоветовал Хоп. — Самому же легче станет, когда поймешь, что близкие люди на твоей стороне.       — Ага, а еще Эл, Дастину, Лукасу, Майку, — на последнем имени голос слегка надломился, — всему Хоукинсу!       — Не ерничай. Достаточно Джойс, а про остальных смотри сам — твое дело.       Уилл уже не помышлял о побеге в свою комнату. Обессиленный, выжатый, опустился в кресло и расслабился окончательно.       — А что, если она?.. — сил не хватило договорить, достроить предположение.       — Для Джойс не бывает никаких «если», когда дело касается ее детей, — уверенно сказал Хоп. — Пошли, парень, какао тебе сделаю. Поволновался ты сегодня, конечно.       — Спасибо, — немного неловко поблагодарил Уилл, вставая.       — За это благодарить не надо, — чужая рука взлохматила ему волосы и от того, каким отеческим вышел этот жест, у Уилла кольнуло в сердце. — Для меня тоже не бывает никаких «если», имей в виду.       Смысл этой последней фразы из-за усталости и эмоционального перенапряжения дошел до него совсем не сразу. Уже лежа в постели перед сном, он осознал, что так вот мимоходом и иносказательно Джим Хоппер, суровый шериф, четыре года назад спасший его из изнанки, назвал его, Уилла, сыном.