Нет предела совершенству

Даниил был единственным сыном Зои Озёрской. Ошибкой молодости, как часто любила повторять его мать. Зоя была симпатичной, молодой женщиной, не утратившей лоск после ранних родов, поэтому старалась устроить свою жизнь. Нет, вы не думайте плохого, она по-своему любила сына и заботилась о нём, но в основном Даня был предоставлен самому себе. Отрадой мальчику служили карандаши, фломастеры и краски. Парень обожал рисовать: сначала то, что видел вокруг, после — создавая свой мир, отринув холод и неприветливость настоящего. Погружаясь мыслями в свои рисунки. Он мог часами сидеть за столом или просто на полу, полностью уходить в себя, не обращая внимание ни на что, не доставляя проблем матери. Их небольшой дом стоял в отдалённом районе, далеко от центра, старенький, но ухоженный. Цветы и кусты роз, которые так нравились маме Даника, оплетали весь забор; небольшой огород и сад с яблонями, вишнями и сливами. Когда пришло время идти в школу, Даня нервничал. Он был тихим и немного замкнутым, стеснительным. В садик мальчик не ходил, поэтому навыков общения со сверстниками у него не было. Так, соседки и подруги матери. Не найдя друзей, спасался своим придуманным миром. Его не обижали, но и не общались. Учился он средне, не считая физкультуры. Ну не был малыш предрасположен к бегу, прыжкам, играм с мячом и силовым упражнениям. Даниил был худым, хрупким, небольшого роста, с какой-то аристократической бледностью. Зато учитель рисования разглядел в парне тягу к прекрасному, занимаясь с ним по несколько часов кряду каждый день после уроков. Степан Фёдорович научил Озёрского основам: от базовых фигур до сложных, как правильно класть тени и затенения, как играть цветами красок, посоветовал изучить анатомию… Ведь рисование — это навык, который развивается по мере практики. Все великие художники не сразу писали «Мону Лизу», «Рождение Венеры» или «Тайную вечерю», они начинали с азов, имея ненасытное желание рисовать. Такое же, какое было и у Даниила. Именно огромное, ненасытное, всепоглащающее желание толкало парня брать в руки карандаш и создавать что-то, одному ему ведомое. Вскоре у Озёрского сформировался свой собственный, уникальный, художественный стиль. А дальше только дело практики. К четырнадцати годам его картины висели в холле школы на всеобщем обозрении, участвовали в выставках, занимая первые места, принося юноше славу в определённых кругах. Юное дарование, гений, талант… как только не называли Даниила. И Степан Фёдорович посоветовал поступить в университет, чтобы и дальше развивать свои навыки, получив высшее образование у лучших преподователей страны. А там и до всемирной известности недалеко, в этом учитель не сомневался. Без особых проблем Даниил поступил. Его рвали на части преподаватели разных ВУЗов, но Степан Фёдорович посоветовал этот. Вот уже год парень обучался в университете на художественном факультете. Алексей весь оставшийся день не мог выкинуть картину из головы. Они с компанией сидели в кафе, когда слуха коснулось знакомое имя. — Я, конечно понимаю, что Озёрский гений, но обидно как-то. Его работы всегда получают первые места. И преподы к нему снисходительны. Вон, зачёты «автоматом» ставят! — А ты побольше практикуйся, а не по кафешкам сиди, — отозвалась Катя. — Ну отдыхать тоже надо! — проговорил Стас. — А кто такой этот Озёрский? — спросил Алексей. Все уставились на него, как на восьмое чудо света. В их универе есть кто-то, кто не знает этого человека? — Ну… Это студент-первокурсник, гений, которому пророчат светлое будущее. — Да, да, он талант от Бога! — в восхищении промолвила Ксюша, подруга Катерины. — Вообще-то довольно нелюдимый парень, — сказал Стас. — И ещё ходят слухи, что он гей… — Ага, а ещё, что спит с Петровским! — Это новенький препод по живописи, — пояснила Катя. — И я об этом слышала, — поддакнула Ксюха. — Я их застал в аудитории. Стояли и обнимались. Хи-хи. Буров слушал во все уши, не пропуская ни слова. Он решил, что обязательно должен познакомиться с Даниилом Озёрским. Парень заинтриговал. Сильно. А его картина… Кто мог создать это чудо? Только поистине неординарная личность. Это выбивало из колеи, не вписывалось в размеренную жизнь Лёши. …Перед глазами стояли волны и скалы, освещённые лунным светом. Одинокая фигура, повернув голову, смотрела прямо на Алексея. Завывал ветер, развивая волосы и одежду. Рука сама потянулась к человеку. Обняв его, парень почувствовал тепло, исходившее от тела. Он уткнулся в макушку, вдыхая запах свежести и красок, аккуратно сжал за талию. Руки коснулась другая, немного холодная, сплетая пальцы. Фигура откинулась на плечо Алексея и замерла. Так они и стояли в тишине, спокойные и умиротворённые, слыша лишь шелест волн и завывание ветра… Прозвенел будильник. Буров нехотя открыл глаза, пробуждаясь ото сна. Что это было? Удивительное видение? Плод воображения? Или просто сон? А может знак судьбы? К художественному корпусу Алексей подъехал ближе к обеду. Как говорили ребята, Озёрский всегда пропадал в аудитории, даже в выходные и каникулы. Что-то тянуло парня туда, подталкивало неведомой силой. Буров поднялся по лестнице и стал заглядывать в каждую дверь. В каком именно помещении будет Даниил, Лёша не знал, да и будет ли? Один из кабинетов был заставлен мольбертами, несколько студентов копошились, видимо доделовали свои работы или собирали вещи, приближались летние каникулы. Ничего не привлекло взгляд, и Алексей направился дальше. Он шёл по коридору, иногда мимо пробегали студенты, не обращая внимания на парня. Впереди поворот, столкновение, и вот уже Алексей сидит на пятой точке и держит в объятиях молодого, худенького паренька, который уютно устроился на его ногах. Вокруг них разбросаны листы, разметавшись по полу, открывая взору незаконченные эскизы, зарисовки, наброски карандашом. Когда первое замешательство прошло, они посмотрели друг другу в глаза. Волосы закрывали половину лица юноши, а руки Алексея сильнее сжали хрупкую талию, и застывший незнакомец пришёл в себя первым. — Извини, — тонкий голосок донёсся до слуха. — Нет, это я виноват, не смотрел, куда иду. Ты в порядке? Они поднялись, и Алексей стал помогать собирать листы. — Это ты нарисовал? Красиво. Ты здесь учишься? В ответ лёгкий кивок. Лёша передал собранные наброски, а паренёк, ещё раз извинившись, поспешил скрыться. Почему-то прощаться не хотелось и отпускать тоже. Проводив взглядом худое тело, Алексей двинулся дальше. Побродив около получаса по почти пустым коридорам, Буров вернулся к машине. «И что я хотел? Что бы сказал? Дурак, полный дурак!» — думал Лёша, садясь за руль. Вернувшись домой, сразу поплёлся в душ. Уже стоя под тёплыми струями воды, перед глазами возник образ того паренька. Лица Алексей не разглядел, но зато запомнил глаза. Синие, цвета неба или моря, немного испуганные и в то же время уверенные… Член начал наливаться, создавая дискомфорт. Буров провёл по нему рукой, раз, второй, третий. Закрыв глаза, представляя худое тело, надрачивал себе, оперевшись второй рукой о стену. Кончил парень бурно и много. — Эх, давно секса не было. Надо Милке позвонить. Мила, симпатичная девушка, которая была влюблена в Алексея уже несколько лет, с удовольствием приняла приглашение. Эта ночь была страстной и громкой, но удовлетворения Алексею не принесла. От слова совсем…