Нет предела совершенству

Просыпаться в объятиях Алексея было неожиданно приятно. А осознавать, что он официально твой парень — вдвойне. Даниил сладко потянулся и уткнулся в шею Лёши, вдыхая слабый запах, который исходил от тела. Вчера парни кое-как досмотрели фильм, позвонили Зое Озёрской, поужинали и легли спать, попутно обнимаясь и целуясь. Солнце уже во всю освещало комнату, но вставать не хотелось. Было желание просто лежать рядом с Алексеем и нежиться, позабыв обо всём. Буров открыл глаза и широко улыбнулся. — Доброе утро, Данечка. А утренний поцелуй не дал ответить, увлекая обоих в сладостный плен. Сходив по очереди в душ, парни приготовили завтрак. Они уже допивали чай, когда Лёша поинтересовался: — Чем будем заниматься? У тебя были какие-нибудь планы на сегодня? — Нет, ничего такого. — Это хорошо. Не хочу тебя никуда отпускать. — Хотя… В аудитории осталась на просушку моя картина. Акрил уже высох. Если ты не против, съездим за ней? — Картина? Конечно, очень хочу посмотреть. Знаешь, твоё «Одиночество», — Буров задумался, подбирая слова, а Даня, затаив дыхание, ждал. — Она живая что ли. Я чувствовал все твои эмоции, весь твой мир, когда ты там стоял совсем один. Страх, грусть, беспомощность, твоё отчаяние и шёпот… тихий такой. Он всё звал и звал меня, искал, просил, умолял, срываясь на крик, а я не мог пошевелиться… Я даже отчётливо слышал шум волн и завывание ветра, как шелестела твоя одежда на ветру и волосы… Представляешь? Как будто я с тобой на той скале был, совсем рядом, только руку протяни… Но не мог подойти, что-то не пускало, удерживало. Мне даже потом приснилось, что мы там уже вместе стоим и согреваем друг друга своим теплом, как будто так и надо, так правильно, что картина без меня не была закончена… Я бред несу, да? — Лёша смутился своих же слов. Даниил смотрел внимательно и с безграничным удивлением на говорившего парня. Его переполняла такая радость и любовь! Да, юношу и его работы хвалили, говорили, что они шедевр, а сам он — гений. Но никто и никогда так, как это описал только что Алексей. Когда Буров замолчал, был озвучен заинтересовавший Даню вопрос. — Совсем не бред, нет. Но скажи, почему ты решил, что на картине изображён я? — Не знаю. Почувствовал? А когда тебя узнал, то только больше уверился в своей правоте. А это не так? — Так. Но ты единственный, кто об этом знает. Я рад. Спасибо, что появился в моей жизни. И Даниил приблизился к своему парню, легко опустился на его колени, обвивая руками за шею, и впился в губы в страстном, отчаянном поцелуе. Он был поражён в самое сердце словами, что обволакивали своим теплом, что дарили надежду, как маяк в темноте кораблям, освещая самые тайные уголки души. «Одиночество» Озёрский написал ещё до встречи с Петровским, более года назад. Картина писалась маслом и сохла больше полугода, поэтому была выставлена впервые на той университетской выставке. Это был немой призыв о помощи, Даниил обнажил свою душу в картине, где выл от одиночества. И да, он сам себя на ней изобразил. И кто бы мог подумать, что его зов почувствует, услышит, увидит простой парень Алексей Буров. И откликнется на него. Это было чудо, неповторимое и единственное в своём роде. В универ парни попали только к обеду. Звонила Катя, извинялась за Стаса, интересовалась, всё ли у парней хорошо. Если бы не Даня, трубку Алексей не взял бы. Но Озёрский уже не обижался на друзей своей половинки. Всё же хорошо закончилось. Аудитория встретила тишиной. — Это же Юля? — в восхищении Буров смотрел на полотно. — Да. — Ого. Совершенству твоих работ вообще есть предел? Ты молодец. И парень нежно обнял Даню со спины. Они так и стояли, любуясь картиной, пока не услышали шум. Петровский был очень зол. Несколько дней его юный любовник игнорировал все его звонки. Даже утром, когда у них был секс, он не почувствовал той отдачи, что обычно. Просто быстрый перепих. Вот и сейчас, зайдя в помещение, Миша наблюдал как какой-то наглец обнимает его мальчика. «Он посмел притронуться к моей собственности? Не позволю!» Специально создавая шум, сделал вид, что только зашёл. — О, Даниил, я не знал, что ты здесь. — Здравствуйте, — отводя глаза и выбираясь из объятий, сказал Озёрский. — А это кто с тобой? Он ведь не с нашего факультета? — Нет, я на архитектурном учусь. Алексей Буров, третий курс, — представился Лёша. Так как он успешно сдал сессию, то был переведён. — Буров, значит. Понятно. А я — Петровский Михаил Анатольевич, куратор группы Дани и преподаватель живописи. Алексея аж передёрнуло от имени этого человека. Он непреднамеренно закрыл собой Даниила. Надо было поставить этого нахала на место. — Петровский значит. Что ж, мы с моим парнем пришли за его картиной. Не будем вас задерживать. Данечка, забирай и пойдём. Петровский чуть не позеленел от такого наглого заявления. Желваки заходили от злости, руки сжались в кулаки, а лицо исказилось гримасой гнева. «Парень, да? Что ж, я проучу этого малолетку. Я знаю, как заставить мою игрушку подчиняться мне!» — Понятно. Даниил, надо кое-что обсудить по последней выставке. Не мог ли ты пройти в мой кабинет? Один. Даня замялся, он отчётливо почувствовал страх. — Д-да, Михаил Анатольевич. Алексей мерил шагами коридор. В кабинет его не пустили, но он остался ждать снаружи. Его мучило беспокойство. И не зря. Когда за ними закрылась дверь, Петровский приблизился к юноше. — Парень, значит? Даня кивнул. — Интересно, когда успели? Ведь только вчера утром ты принимал в свой зад мой член. Может, тебе меня мало? — Что? — удивился от таких слов Даня. — Пойми, Дань, все они хотят только одного. Секса, много секса. И этот Буров тоже. Он просто хочет хорошенько трахнуть тебя. — Вы не правы. Лёша не такой. — А как же я? Ты меня бросаешь? Я же люблю тебя. Малыш, иди ко мне. Петровский подошёл вплотную к сжавшемуся юноше и начал его целовать. Даня отворачивался и сжимал губы, ему стало так противно и неприятно, но мужчина был сильнее. — Не надо. Я не хочу. Петровский сильно приложил парня головой о стол, сжал за волосы и рывком спустил шорты, оголяя сочную задницу. Он кипел от злости. Ему посмели отказать?! Этот щенок? Но он-то ещё с ним не наигрался! Дане было больно и страшно, он отчётливо ощущал, как холодные пальцы хотят проникнуть в сухое, сжавшееся кольцо мышц ануса. Надо было что-то делать. Но что? И тут парень увидел на столе клавиатуру, прямо перед глазами. Не соображая что делает, рука сама потянулась за спасением, один взмах, глухой стук, и его отпустили. Петровский от неожиданности разжал ладонь, и Даня смог отскочить к окну, быстро натягивая одежду. — Ах ты, неблагодарная тварь! Я столько тебе дал, а ты! Под рукой оказалась хрустальная ваза, бывший любовник гневно бросил её прямо в трясущегося парня. — Нееет! Алексей устышал шум и крик Даниила и ворвался в кабинет. Благо, что Петровский на эмоциях дверь не додумался закрыть. — Данечка, что здесь… Договорить парень не смог: на полу перед его глазами, истекая кровью, лежал Озёрский, а Михаил стоял в стороне, схватившись за голову. — Я не хотел. Это случайно вышло. Буров дрожащей рукой вызвал скорую, второй парень обнимал бессознательного и такого хрупкого любимого.