А ты научишь меня жить?

Придя в сознание, несчастный Азик тут же возжелал, чтобы оно его снова покинуло. При чём, как можно скорее. Голову монотонно распиливали тупой ножовкой вдоль и поперек; хотелось пить, блевать и сдохнуть одновременно. Причем последнее желание явно превалировало. -Блин, ну я же просил – лучше убейте! – простонал он, медленно обводя глазами всё вокруг и удивляясь звукам собственного голоса – какой же он был слабый и безжизненный – словно бы и не его вовсе. – А это чё за поебень в моей руке торчит? – осторожно дотронулся он пальцем до трубки капельницы, с интересом ее разглядывая. -Тише, ну Вы чего! – откуда ни возьмись раздался вдруг тоненький девичий голосок, и Азик понял, что он здесь не один. –Нельзя её трогать! -А нафиг в меня вообще это воткнули? – состроил он недовольную физиономию, явно не одобряя подобное своеволие по отношению к своей человеческой оболочке. -Вы серьёзно? – прыснула в кулак София, глядя на парня, как на полного идиота. – Никогда капельницу не видели, что ли? -Ты сейчас еще сильнее удивишься, милашка, - Азик облизал пересохшие губы и довольно усмехнулся, - я и в больнице-то никогда не был. Нет, ну как, был, конечно. В девятнадцатом веке, по-моему. Но тогда это было по работе. А вот в качестве подопытного кролика - ещё нет. София, - прочитал он имя медсестры на бейджике, - а можно мне водички попить? -Я…. я сейчас лучше вашего лечащего врача позову! – округлив и без того большие глаза, попятилась к двери медсестра. Заявление про девятнадцатый век явно пришлось ей не по нутру. -ДаниэльВитами… Даниэль! – постучалась она в ординаторскую. – Там этот красавчик красноволосый очнулся, пить просит и метёт какую-то пургу про девятнадцатый век, Вы бы зашли к нему, а? -Иду! – Даниэль положил закладку в «житие» и поспешно поднялся с кресла. Если у парня бред, то это плохо, очень плохо! Значит, на лицо какое-то серьёзное повреждение мозга, и это очень осложнит всю картину дальнейшего лечения, а оно нам надо? -Добрый день, Азазель, как самочувствие? Голова болит? – подошел он к парню и положил руку на его лоб. Горячий. Но оно так и должно быть - пока организм полностью не восстановится, температура – явление закономерное. -Ужасно! – жалобно посмотрел на него Азик. – Долго оно так будет ещё? -Будем пока тебя на обезболивающем держать… ничего, что я на «ты»? Там, в приемной, когда парня только привезли, было, разумеется, не до церемоний. Но сейчас спросить все же стоило. -Да я вообще не привык, чтобы мне «выкали», - пожал плечами Азазель. – Так что – без проблем. -Тогда и ты говори мне «ты» и просто Даниэль, хорошо? А то отчество у меня… эмм… немного сложное. Ты пить просил? Давай, я помогу, - Боголюбов поднес бутылочку «святого источника» к губам своего пациента и аккуратно помог тому приподняться повыше на подушке. -Спасибо. – Их глаза встретились, и Даниэлю на минуту показалось, что его затягивает в бездонный омут. Было что-то в этом пареньке такое… завораживающее. На него хотелось смотреть и смотреть. До тех пор, пока не затуманится взор. До тех пор, пока сладко не защемит сердце. А потом зарыться пальцами в этой огненно-красной шевелюре, осторожно дотронуться до его родинки над верхней губой, провести языком по… -Н.. на здоровье, - тряхнул головой, отгоняя непрошенные видения, Даниэль. -Да, и вот что, должен предупредить - к тебе полиция скоро нагрянет, - отсел он от своего пациента как можно дальше и стал делать какие-то пометки в его карточке.- Тебя же по «Скорой» привезли, а они о таких случаях в полицию обязаны сообщать. Ты будешь заявление на этого… Демьяшку, или как его там, писать? -Ага, если только самому Господу Богу, - усмехнулся Азик, и Даниэль мог бы поклясться, что он чуть ли ни физически ощутил исходящие от парня волны отчаяния и злости. –А менты тут и вообще бы на хуй не пригорели… -Хорошо, это дело, как говорится, хозяйское, - развёл руками Даниэль.– Хотя я бы на твоём месте… -А ты не на моём месте! - в глазах словно бы блеснули молнии, губы сжались в тонкую полоску, а, и без того бледные щеки, практически сравнялись по цвету с белоснежной наволочкой. -Да-да, извини, я не должен был… Я отдам Софии назначение с обезболивающим, а сам еще зайду потом...позже, - встал Даниэль со стула и быстрым шагом вышел из палаты. С парнем явно было что-то не так. Он не хочет рассказывать, что с ним произошло; он закрывается, злится, а смотрит при этом как обиженный ребёнок, которого ни за что поставили в угол. Обнять и плакать! Зайдя в ординаторскую, Даниэль бухнулся на колени перед стоящей на столике иконкой и стал отбивать земные поклоны, истово бормоча: -Господи, прости меня, прелюбодея, мужеложника и великого грешника! Не введи меня во искушение и избави меня от Лукавого! Госпо… -Даниэль?! – раздался вдруг знакомый писклявый голосок, и Боголюбов, прервав свою горячую молитву, оглушительно рыкнул: -Тебя стучаться не учили, София?? -Простите! Я стучала, но Вы не отзывались! Я только уточнить - там у Вас неразборчиво – один кубик "баралгина" или полтора? А Вы.. Вы вообще чего там ползаете-то? -Полтора. А я флешку под стол уронил! – коротко буркнул покрасневший до кончиков ушей Даниэль: «вот это я увлёкся – даже стук не слышал!» -Помочь? – услужливо предложила медсестра. -Иди лучше к больному, - отмахнулся от неё Боголюбов, -я сам.