Семь лучших друзей Хан Джисона

Кто такой Рино. Джисон и сам не знает – кто это. Это первое, что пришло ему в голову. Набор букв, которым он окрестил абстрактного человека из фантазий и поселил в своем стихе. Выдуманный образ, в который он позволил себе влюбиться, пока сочинял. Не больше и не меньше. Но чем дольше Хан вчитывался в собственные строчки, тем реальнее ему казались повадки несуществующего юноши. Джисону казалось, что он сам когда-то касался этих острых запястий и плеч, сам тонул в омуте черных глаз, сам до дрожи мечтал прильнуть к потресканным губам, пытаясь расслышать чужое сердцебиение за собственным шумом в ушах. В последнее время Джисон сам не свой. Ему все чаще кажется, будто друзья что-то замышляют против него. Выставляют каким-то «не таким», дурачком, сумасшедшим. Приходят не в те дни, и делают вид, будто это Джисон все напутал. Хана это раздражает, он устает чувствовать себя якорем, что тянет их дружбу на дно. Почему они никогда не гуляют все вместе? Джисон давно пытается собрать всех одновременно и провести время как другие «нормальные» компании, но у каждого свое расписание, свои дела, которые невозможно отложить, личная жизнь, семья, и так до бесконечности. Вот парень и думает: может, дело вовсе не в забитом графике, а в нем самом? С другой стороны, он благодарен, что друзья окончательно не забивают на него и все же приходят. Хотя бы по отдельности. Это помогает отбросить тревожные мысли, сжирающие его в часы одиночества. Сегодня среда. Крис приходит по средам, но Джисон уже не знает, чего и кого ему ожидать. Поэтому он сидит в своей комнате на кровати, скрестив ноги, и увлеченно роется в картонной коробке с разноцветными баночками. Выбрать краску для Хана никогда не было проблемой. Но тот рисунок, на который он положил уже вторые сутки, требует максимально ответственного подхода. Теперь ему не нравятся лазурные глаза: в сегодняшнем сне они были другими. Джисон сидел на галечном пляже, подстелив под брюки школьный пиджак. Он не боялся испачкать штаны, но так было намного мягче – особенно, если сидишь долго. Морской ветер сдувал челку со лба, яркое солнце слепило глаза. Рядом с Джисоном сидел кто-то очень привычный. С этим человеком они виделись каждый день, вместе ходили в одну школу, в магазин, провожали друг друга домой. Они были лучшими друзьями, и знали друг о друге все. Тот, кто сидел с ним рядом на гальке, был таким же, как Джисон: темные волосы, невысокий рост, плохие отметки за контрольные. Но его душа, его глаза, – были другими. Это был он – его преследователь. Он всегда был рядом, и никогда не пытался навредить ему, даже когда гнался за ним. Его глаза больше не светились синим пламенем, они были глубокими, темными, и такими родными. Он постоянно что-то говорил, но Джисон не мог расслышать слов за шумом волн. Джисон мог только смеяться в ответ, не в силах оторваться от его больших глаз. Таким был его сон. И теперь, перебрав всю коробку с красками, Хан с грустью осознает, что нужного цвета у него нет. А существует ли вообще такая краска? Принесет ли ее Сэм когда-нибудь? Джисон вздыхает с безысходностью. На улице и в доме стремительно темнеет. Чем ближе зима, тем быстрее наступает ночь. В полумраке комнаты сияют лишь лазурные глаза на стене. Они начинают пугать своей искусственной натуральностью: в какой бы точке комнаты Джисон не находился, ему казалось, что пристальный взгляд всегда направлен на него. Даже отвернувшись, они будто прожигали дыру на его затылке. Не выдержав, юноша выбегает из комнаты, громко хлопнув дверью. Звук эхом разливается по дому и застревает в ушах назойливым звоном. Или это писк дверного звонка? Точно, сегодня же день Криса. Джисон, позабыв обо всем, что было в комнате, бежит открывать дверь. На пороге его встречают широкой улыбкой и неловкими объятиями. Кристофер никогда не стал бы разыгрывать его и небезопасно шутить, так что глупо было переживать, что друг не придет. Он всегда был на его стороне и даже поддерживал идею насчет объединения в одну общую компанию. С Крисом было интересно и уютно, как со старшим братом. Он не бросит его, даже если весь мир отвернется от Джисона. – Крис!... – Джисон сильнее прижимается к мощной груди друга, дабы убедиться, что он действительно настоящий. Что он не оставил его, и снова пришел. В объятиях Кристофера по-домашнему тепло и спокойно. – Что это ты? – обеспокоенно спрашивает друг. – Случилось чего? – Нет, – Джисон незаметно вытирает накатившие слезинки о черную толстовку Криса. – Просто особенно рад тебя видеть. – Всегда бы так, – смущенно подмечает друг. – Ну-с, чем сегодня будешь меня удивлять? – Черт, прости…я снова забыл. Крис с поддельным негодованием смотрит на Джисона: его выдает любящая улыбка. Когда-то давно Хан просил Кристофера научить его играть на гитаре, и первое время юноша усердно занимался, старался выполнять все наставления, и даже показывал отличные результаты. Но со временем его интерес к музыке поутих, Джисон все реже и реже доставал гитару из футляра, а потом и вовсе забросил это дело. Каждый раз он обещал Крису возобновить их тренировки, и каждый раз забывал о своем обещании. – Не беда, – друг хлопает Джисона по плечу, отбросив притворную обиду и улыбаясь по-отечески. – Тогда хочешь, я сам тебе сыграю? – Конечно! – сияет Хан. Он просто обожает слушать игру Криса. К тому же, его друг умеет играть все песни в мире! Какое бы произведение Джисон не попросил – Кристофер всегда виртуозно воспроизводил его. – Заказывай, – Крис садится в старенькое кресло, расположенное в углу комнаты, и берет в руки гитару, которую однажды дарил Джисону, чтобы тот мог практиковаться каждый день. – Хочу… – Джисон ненадолго устремляет взгляд в потолок, задумавшись. – Хочу beautiful morning with you – the pillows! Я вспомнил, когда-то давно мне нравилась эта песня, и мы слушали ее вместе в машине, когда ездили к берегу моря. Помнишь? Крис смотрит на него из угла растерянными, напуганными глазами. Меж бровей режется изломанная морщина. – Крис?... Что случилось? Ты не помнишь? – Помню, конечно, я помню, – Кристофер улыбается болезненно и нервно, без конца поправляя гитару на коленях. – Об этом невозможно забыть. – Ты прав, – убедившись, что его друг в порядке, Джисон плюхается на свою кровать, запрокидывая руки за голову, и готовится слушать красивую живую музыку. Пальцы Криса пробивают по струнам первый аккорд, комната заполняется звуками из прошлого. Хан тут же словно проваливается в теплое летнее утро. Забивается с друзьями в старый джип отца. Забывает солнечные очки и всю дорогу щурится от ослепляющего солнца. – Прекрасное утро с тобой. Однажды я хочу спеть это, купаясь в солнечных лучах с тобой. Мелкие капли морской воды летят вместе с ветром и врезаются в разгоряченное лицо. Голоса друзей сливаются в один звонкий гул, заставляющий смеяться. – Прекрасное утро с тобой. Однажды я хочу понять эту любовь, которая расцвела между нами. Горячий песок в кедах, футболки брошены на сухой колючий куст акации. Хочется скорее окунуться в прохладную воду, спасаясь от жары. – Прекрасное утро с тобой. Я хочу ощущать вечно это чувство просто от того, что ты рядом. Брызги соленой воды летят во все стороны. Звонкий смех отражается от воды, разливаясь сотнями ручейков вдоль побережья. Бледные городские тела выглядят неестественно в таком пейзаже. – Прекрасное утро с тобой. Одиночество приходило проведать меня. Оно приходило, но… Джисон хмурится и не понимает. Крис никогда прежде не забывал слова песен. Вода становится холоднее, губы друзей бледнеют, а глаза покрываются ледяной коркой. Солнце прячется за густые облака. – Прекрасное утро с тобой.….НЕТПОМОГИТЕПОМОГИТЕНЕТНЕТНЕТНЕТНЕТНЕТНЕТНЕТНЕТНЕТНЕТНЕТНЕТНЕТНЕТНЕТНЕТНЕТНЕТНЕТНЕТНЕТПОМОГИТЕ!!! Конечности сводит судорогами так, что пошевелиться становится невозможно. Кругом вода: черная, вязкая, ледяная, беспощадная. Она тянет в свою глубь все живое, не делая исключений. Джисону страшно, но он смирился со своей участью. Он поддается течению и плывет в бездну, устремив взгляд к небу. Душераздирающие вопли повсюду, и Джисон готов слиться с ними. Лазурные глаза мешают ему полностью утратить надежду. Они хватают его за руки, заставляя плыть, они черпают воду изо рта, позволяя дышать. Они уничтожат его, подарив жизнь, но отняв все, что в ней было. Они заставят его бороться, даже если это потеряло смысл. И будут присматривать за ним до конца своих дней. – ъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъ ъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъррррррррррръъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъииииииииииииииииииииииииииииъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъънннннъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъъооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооо.