У тебя есть все ключи

Я умею смотреть на тебя бесконечно — Как на древнюю медь и бегущую воду. Я вдыхаю твой запах, когда больше нечем Дышать. И уже ненавижу свободу. Я смотрю на тебя, я цепляюсь по-птичьи За последнее солнце, согретое взглядом. Я могу описать твою жизнь постранично — С того места, где мы появляемся рядом. (Александр Щербина и группа «Адриан и Александр» «Я умею смотреть»)

Гино просыпается под собственный кричащий будильник. Когами находит его первым и привычным движением выключает. — Ты всегда был прав — он звучит отвратительно, — констатирует Гино, медленно осмысляя себя и мир вокруг. — И… стоит слишком поздно, мы… Черт, Ко… Мы опаздываем, — выдыхает Гино. Он понимает, наконец, что будильник рассчитан на расстояние от его квартиры до Бюро, а оно гораздо меньше, чем от квартиры Масаоки. А еще в квартире Масаоки не во что переодеться, и нет не только бритвенных принадлежностей, но и зубной щетки. Гино вскакивает с дивана, как ошпаренный. Находит ванную, и времени нет ни рассматривать декор, ни ностальгировать, ни злиться. Когами едва успевает сесть, когда Гино уже скрывается в коридоре. Хотя терять им нечего: они могли бы успеть разве что по воздуху. Когами встает и осматривается вокруг. У Масаоки пыльно, а в остальном похоже на его берлогу в Бюро. Немного подумав и воровато глянув в коридор, Когами прихватывает сувенир для Папаши: фотографию, на которой щекой к щеке стоит Гино и его мать. Зная Гино, не так уж сложно догадаться, почему у Масаоки до сих пор такой нет, но Когами надеется, что Гино не заметит пропажи. Гино поворачивает кран, со всем рвением моет ту щетку, что торчит в стаканчике и чистит зубы. Очень тщательно, чужой зубной щеткой. Логика должна подсказать ему, что она принадлежит Масаоке, но логика молчит, не мешая Гино собираться, не отвлекая от необходимых сейчас действий. Ему только совсем немного хочется, чтобы Когами зашел к нему в ванную. Просто чтобы убедиться — он все еще здесь. Это чувство, тень того… Большого, от которого Гиноза так долго пытался избавиться, злит и сейчас. Он знает, что ничего подобного ждать не должен. Именно за этим и последует боль от того, что так не может быть всегда. Секс с Когами, однако, может просто быть. И будет великолепен, если остановиться только на нем. Если… Когами идет на шум воды и застывает в дверях ванной, привалившись плечом к косяку. Смотрит в зеркало перед Гино и советует: — У Папаши электрическая бритва, если ты возьмешь ее и применишь голограмму, можно будет соврать, что были на выезде. Гино поднимает к Ко мокрое лицо, надеясь, что оно не выражает всех чувств. Ведь Когами пришел. Он смотрится в дверном проеме удивительно уместно, как и в зеркале Гино. И на ум идут одни междометия. А еще возглас: «Да не зови ты его так!» Гиноза знает — это нервы, вот хотя бы потому, что они опаздывают непростительно и безнадежно. А план Ко, хорош, грех отказываться, бессмысленно возражать и Гино просто уточняет: — А ты? — не в силах отвести взгляда от фигуры Когами перед собой — он будто за стеклом. Когами улыбается: — Ну, от меня-то многого не ждут. Только ты можешь требовать, чтобы я был брит и свеж. Когами касается собственного подбородка, смотрит на секунду в зеркало и спрашивает: — А мне бы пошла борода? Гино всматривается в отражение Когами в зеркале, но все же предпочитает оригинал, поворачивается к нему, подходит и проводит вдруг ладонью по его щеке. — Борода… — тянет Гино, он решает обойтись без драм. Только секс ведь трагедий не подразумевает? — Возможно, но не нужно… Можешь прийти на работу не бритым, так и быть, разрешаю. Один раз. Но к обсуждению бороды вернемся лет через двадцать. Гино звучит насмешливо и серьезно одновременно, глаза его загораются. Ему кажется, что он играет в игру, где между ними все хорошо. Где он может что-то решить за Когами. Ему трудно признать себе, но именно то, что он чувствует и говорит сейчас гораздо больше наполнено смыслом, правдой и самим Гино, чем все старания казаться безразличным. Оттого по тону Гино даже чуткий Когами не догадывается, какой подвох не в словах его — в мыслях. — Не отвлекай меня, неумытому на работу нельзя! — заявляет Гиноза безапелляционно и подталкивает Когами к раковине, сам уже отступая и соглашаясь на электрическую бритву. Хотя от нее у Гино будет раздражение. А в остальном они следуют плану Когами, как всегда, отличному. Тем более что у Гино нет выбора активировать или нет голограмму. Он — не барышня, и точно может прийти на работу в одном и том же костюме. Вот только костюм он вчера оставил дома, и его одежда не только измята и несвежа, но и не соответствует дресскоду. Он будет слишком выделяться среди других инспекторов Бюро, а шеф Касей такого не приветствует. Гино бреется, недовольный — бритва скользит по коже неприятно, только Когами в зеркале и отдельный выдающийся вид на его задницу все улучшают, отгоняя мысли, словно назойливых мух, заслоняя все, заставляя забывать от осторожности. Снова и снова. Гино решает не мешать себе, пока не закончится бритье, чтобы после этого не думать о Когами и сосредоточиться на работе. Уже в дороге Гино вместе с голограммой набрасывает на себя маску настоящего профессионала, но она не беспокоит Когами, как не беспокоила и раньше. Когами снова видит под ней его. Того, кто его любит. В отдел они заходят вместе и производят не сказать, что фурор, но им рады. Волновались, наверное. Гино отлично и профессионально вещает им о выезде и плане на день, который придумал в такси. Масаока играет бровями, Когами невозмутимо улыбается, а на перекуре, который снова им разрешается, передает свой сувенир Папаше. Когами понятия не имеет, что ждет их всех дальше, но то, как Масаока обводит контуры лиц на фото и прячет взгляд, обнадеживает. Гино четок, не лезет на рожон и даже почти не напряжен. Он больше не запрещает Когами к себе подходить, и почти не заводится от комментариев Старика, только слушает их обоих внимательно. Гино знает, что они хороши в своем деле, оба. Теперь он легко отдает им должное. Рабочий день даже почти радует Гинозу, он оказывается продуктивным и приносит им все новые зацепки по очередному делу. Что не удивительно: в этот раз Гино берет с собой на выезд Когами и Старика. И уступает им вести беседу с новыми свидетелями, включаясь лишь иногда. Гино гораздо легче быть отстраненным, казаться холодным, когда Когами подходит к нему, и Гино не боится больше близости, его не страшат напряжение и желание, что приходят в процессе. Ведь наступит вечер. Гино довольно быстро решает, что этот вечер он тоже проведет с Когами. У них снова будет отличный секс, а с Когами секс не может быть очередным, Гино предвкушает его, как восхитительный. И откладывает от себя размышления о том, что это если не отношения? И как можно даже гипотетически рискнуть на отношения с Когами, если… он все еще выбирает Макисиму? Но это вопросы, на которые можно ответить потом, поэтому Гино даже уезжает в архив. Он берет с собой Кагари, специально, чтобы не отвлекаться слишком-то, но чтобы было кому принести ему кофе. Гинозу охватывает азарт, незамутненный и гораздо больше свойственный Когами. Гино кажется, что еще чуть-чуть и им раскроется мотив преступника, а значит поймать его станет делом техники. Гино по-настоящему увлекается, как с ним бывало и раньше, до того, как Когами попал в изолятор. В какой-то момент Кагари подсаживается к нему: — Мы сегодня сделали работы вперед на неделю, не пора ли уже отдохнуть? Пока доберемся до Бюро рабочий день кончится, а ты ведь наверняка зайдешь в отдел… Босс, — некстати вспоминается Кагари в конце своей речи. Гино морщится: — Не зови меня так — это пошло, — отвечает он и допивает кофе. Ему приходится ошарашенно признать, что Кагари прав. А он и не заметил, как время пролетело? — Я заберу эти папки с собой, отнеси их в машину и жди там, я только договорюсь с архивариусом. Гиноза и не мыслит, что ему могут отказать, он не спрашивает даже, лишь ставит в известность и выходит на улицу. Вечер лежит на асфальте красиво темнеющим небом, и Гино вдыхает его и прохладный воздух. Он и правда хочет зайти в отдел. Он соскучился, и это… Кажется, это повод не изводить себя ожиданием, а выпроводить Когами с работы, может даже увести его? Зачем прятать иголку в стоге сена, все ведь не абы кто — детективы — и так все понимают. Гино забирается в машину и ничего не говорит Кагари, когда тот снова переключается на ручное управление. Кагари довольно улыбается, поразительно, что при всем его прошлом и будущем, у него улыбка голливудской звезды, любой бы позавидовал. Но для Сивиллы и она, и остальные эмоции Кагари всегда были чрезмерны. Гино бы погрузился в философский смысл этого нежданного открытия, но ему много больше нравится думать о вечере, вот только… В комнату Когами он заходить не хочет и принимает решение все же отвезти Ко куда-нибудь, пользуясь своим служебным положением. Кагари Гино не отпускает, веля ему занести материалы в кабинет, и тот понуро плетется за ним. Когда они приходят, в отделе уже только Старик и… Гино оглядывается и смотрит удивленно, не обнаруживая Когами ни за столом, ни у окна, ни вообще где-либо. — Рабочий день кончился, все свободны, — сообщает Гино и тянется привычным движением поправить очки, скрывая растерянность. Их нет. И не стоит делать вид, что Гино не знал об этом. Еще утром, встретив свое отражение, он решил, что очки ему больше не нужны, собственный взгляд больше не бесил. Обычные глаза, не хуже, чем у других. Цвета необычного, так это вроде не стыдно. Подумать о том, так ли уж зазорно отличаться, Гино утром не успел. И теперь просто потер переносицу, чтобы не казаться идиотом. Кагари опускает папки, машет рукой и вылетает из отдела пулей, куда только торопиться? Гино подходит к столу Когами и смотрит в темнеющий монитор. Ищет глазами блокнот: Когами записывает большинство своих гениальных идей туда, пренебрегая техникой. Гино задумчиво и нетерпеливо стучит пальцами по столу. Старик прерывает его молчаливые расспросы внезапным ответом, словно может слышать мысли: — Я отправил его. Он задерживается последнее время, а я погнал поганой метлой. Он выглядел таким… сонным, — заканчивает Старик, усмехается и добавляет спустя паузу: — Хорошо покатались? — Не твое дело, — привычно отрезает Гино, но голос его звучит гораздо мягче, чем раньше. Старик снова усмехается, потягиваясь. — Ты очки забыл, — замечает он. — Я больше их не ношу, — отвечает Гино, не глядя. — Иди к себе. Твоя работа ведь никуда не убежит… Брови Масаоки ползут вверх, Гино ждет его возражений, устало смеживая веки, но Масаока отчего-то слушается его. Собирается, выключает компьютер. В дверях Гино протягивает ему ключи: — Спасибо, — говорит он тихо. — Всегда обращайся, — отвечает Масаока, и Гино вдруг верит, что это не просто слова. Гиноза по инерции идет в противоположную Масаоке сторону, но у лифта тормозит и вздыхает. Как Гино ни бесит комната Когами, а придется зайти за ним. Гино почти готов позвать его из-за двери. В этот раз он не входит без спроса, а стучит. Рука снова тянется к очкам, и Гино прячет руки в карманы, заодно отменяя голограмму с одежды. Дверь отъезжает, являя Гино обнаженного Когами. Не совсем, конечно, вокруг бедер у него повязано полотенце. Гино знает, что это уже дань приличиям, обычно Когами просто набрасывает полотенце на плечи, но Гино шипит: — Ты с ума сошел? А если бы это был кто-то еще? Хорошо, что не кричит, потому что воображение рисует Гино Караномори на пороге Когами, и ревность болезненно вспыхивает где-то на уровне солнечного сплетения. Гино проходит в комнату, уже снова раздражаясь, что придется торчать в комнате Когами с этими его новыми лучшими друзьями на доске и ждать, пока Ко оденется. А тут еще чертовы капли на его коже, его мурашки и выпуклые соски. Когами же не собирается облегчать Гино никакие задачи — он тянет полотенце и роняет его на пол: — Так лучше? — уточняет он, и Гино не успевает опомниться, как Когами ловит его за джемпер, тянет к себе и целует. Жарко и страстно, так знакомо присваивая, так уверенно, что шансов у Гино не остается. «Это пиздец, » — проносится у Гино в голове, но поцелуй заглушает слова, а ни одно другое слово поприличнее не приходит в голову. Когами ужасно неприличный сейчас. И он охренительно хорош. Гино стойко и хорошо держался весь день, но сейчас он хочет явно и уже почти болезненно. «Это просто секс, » — Гиноза пытается ухватиться за эту безопасную мысль, но напор Когами сокрушителен и… удивительно желанен. Гино сначала не успевает воспротивиться, а теперь уже просто не хочет. Он чувствует лопатками дверь, а на заднице, пусть и через брюки, руки Когами, его губы на губах и его язык, который проводит Гино по небу и проникает глубже. «Охуенный секс!» Тогда какая чертова разница, где и когда? Здесь и сейчас — пусть! Гино решает закрыть глаза, чтобы не портить себе впечатление. Когами уверенный, страстный и живой, и он… ведет беззастенчиво, не собираясь спрашивать ни у кого разрешения. Статус Когами не имеет отношения к тому, что он чувствует к Гино, как и к тому, что Гино чувствует к нему. Эта неделя полна неожиданных открытий. Гино тает в руках Когами, уже понимая, что подчиняется им абсолютно. Голова кружится, а они перемещаются куда-то. Гино упирается в чертов стол и понимает, что вот сейчас Когами, кажется, так и возьмет его, глядя на жутковатый образ Макисимы прямо у Гино за спиной. — Нет! Этот рывок стоит усилий: рывок, в котором Гино чуть тянет Когами за волосы, открывая себе его шею и меняется с ним местами. Когами выдыхает и немного стонет, его руки уже и под рубашкой Гино, и под ремнем брюк. И Гино совершенно необходимо его увидеть. Он открывает глаза и смотрит только на Когами. Совершенно обнаженного рядом с Гинозой, таким одетым. У Когами влажные волосы, и тело тоже влажное — он никогда не вытирается до конца, и с его плеч или бедер можно собирать капли языком. У Гино есть доступ ко всему, но вот сейчас он не торопится добраться до члена Когами. Тем более, что Когами отчаянно ему мешает. Он гладит Гино бесцеремонно и настойчиво, он не угадывает — он знает — как и где, все нужные места. Он сам своими руками может сделать любое место на теле Гино эрогенной зоной. Гинозе очень трудно удерживать контроль. Он хочет взгляда Когами и целует его сомкнутые веки, а потом не успевает снова закрыть глаза и все же видит перед собой стену. Голую, кричащую своей пустотой. Гиноза смотрит, и у него звенит в ушах, пропадают на миг слух и зрение. Гино теряет ориентацию и только горит, потому что Когами уже под бельем, и он одновременно горяч и нежен. А Гино не может пошевелиться, позволяя Когами продвинуться дальше, делать все, что захочется. Гино сдает ведущие позиции и открывает глаза снова, чтобы убедиться… упирается в стену руками, чтобы только выстоять. И надо бы промолчать и обойтись без параноидальных предположений о том, что фото упали и завалились за стол. Но Гиноза не может смолчать, потому что… Просто потому. Словно этот странный факт меняет все. — Где он? — Гино выталкивает слова с усилием, почти забывая дышать, ведь Когами все еще целует его, и Гино приходится упереться в стену за спиной Когами уже сильнее, чтобы не уронить его на стол. У Гино выигрышная позиция, конечно, но Когами обычно выходит победителем из любого положения. А проклятые мысли ужасно мешают Гинозе: мешают расслабиться, мешают получать удовольствие, мешают сосредоточиться на происходящем, а не все еще оставаться в воспоминаниях о прошлом или в страхе за будущее. Гино хотел бы послать прошлое к черту, а будущее отложить до тех пор, пока оно случиться, и для этого ему нужен ответ Когами. Когами увлечен настолько, что ему не мешает ни край стола, впившийся в задницу, ни одежда Гино. Когами слышит не столько слова, сколько резкий и недовольный тон Гино. — Кто он? — переспрашивает Когами, а потом следит за взглядом Гинозы. — К сожалению, я так и не знаю. Теперь Когами в полной мере ощущает прохладу собственной комнаты. Он продолжает обнимать Гино, но все меняется. Когами чуть выпрямляется, напрягаясь, готовясь к дальнейшему спору. Гино отлично понимает, что Когами говорит о настоящем Макисиме. Хотя по всем документам они закрыли дело, но все же нет. И как бы Гино ни хотелось забыть, он не сможет, как и Когами. А Когами еще и не остановится, он будет вспоминать, искать зацепки, будет перечитывать материалы дела, свои записи и искать, что же они пропустили. Когами такой и… странно отрицать очевидное. Гиноза не готов сейчас к спорам о справедливости, он все еще взбудоражен и… напряжение не спадает. Гино чувствует, что Когами весь собрался, и как он… отдаляется? Гино хочется, чтобы Ко продолжал, чтобы снова… Гино мог бы сам, но отчего-то почти невозможно сейчас пошевелиться. — Я всего лишь о фотографиях, — уточняет Гино, и сердце его колоколом ударяет в грудь. Гино и сам не понимает, почему они так дались ему? Наверное, потому что он предпочел бы видеть над столом Ко свое фото. Он опускает взгляд немного ниже и видит свои искореженные очки. Когами чуть двигается, отодвигая ящик, чтобы Гино увидел его фото с Сасаямой. И сам смотрит на него же. — Мусор уже давно вынесли, так что, где второе фото я тоже не знаю, — голос Когами звучит напряженно, а сам он устало прикрывает глаза, утыкается лбом в плечо Гино, и осторожно ведет ладонями по его спине сначала чуть вверх, потом вниз под уже расстегнутый ремень брюк. Когами знает: это слабая уступка, пустая, и он и правда не может дать Гино то, что Гино хочет. Когами снова целует его в шею, неуверенно, уже боясь отказа. Когами не наступает больше и не настаивает, но у Гино словно что-то разжимается в груди. Он открывается и подставляет шею поцелуям Когами, зарываясь пальцами одной руки в его волосы, а второй упираясь в стол. Гиноза верит, что все не случайно, и дело вовсе не в оформлении комнаты… Когами оказался готов отложить воспоминания о Сасаяме и расстаться с образом Макисимы. Гино знает, что это много, больше, чем можно было ждать от Ко. И это не просто символ. Теперь Когами не будет смотреть на размытую фигуру каждым утром и каждым вечером, не будет подстегивать себя снова и снова, продолжая фанатично и без сомнений. Гино плывет, и голова у него кружится, он чувствует себя очень свободным и оттого зыбким, а еще свое возбуждение, такое напряженное, что тело помимо воли вытягивает в струну. Гино легко был готов забирать Когами, но сейчас… он стоит на грани того, чтобы снова отдаться ему. Отдать всего себя, поверить, что в новых поисках, новых делах, Когами не забудет о нем, не оставит его. И это совсем не вяжется с рассуждениями о просто сексе, но… Поцелуй Когами осторожен и нежен, а Гино внутри вздрагивает, словно по его телу пустили ток. Тоненькие, мимолетные разряды, такие, что думать становится трудно. Гиноза не отталкивает, а наоборот, словно берет Когами обратно, и к Когами возвращается его смелость. Он сдвигает брюки Гино, и сам стекает за ними вниз, обводит языком выпирающие углы тазовых костей, ласкает пальцами задницу и бедра Гино, и, наконец, касается губами его члена. Скользит по нему языком, то забирая глубже, то почти отпуская и лаская головку. Гино что-то там протестует, но Когами не отвлекается больше. Когами ускользает неожиданно, Гино даже не успевает понять, что это значит, только пытается удержать его за плечи, не отпустить, но пальцы скользят по охуенно влажному телу Ко, и Гино снова приходится упереться рукой в стену, чтобы вообще устоять, потому что… Когами вовсе не исчезает. Наоборот, он вдруг заполняет собой все и воздух дрожит, а может это дрожат веки? Гино очень горячо, и язык Когами более чем стремительно подводит его к пику. С Гино так почти всегда. Он не умеет отпускать напряжение и оттого очень быстро оказывается на грани оргазма. Остается расслабиться и упасть в это чувство, но Гино не может, он напрягается все сильнее, и грань, на которой он стоит, чарующе сладкая, острая, немного болезненная, длится. Гино глотает воздух, дышит, едва стоит на ногах и выгибается, не смея больше ни возразить, ни вообще что-либо, потому что… Несмотря на то, что Когами вот так внезапно у его ног, это Гино смущен, он краснеет и щеки горят. И дело не только в раздражении от бритвы. Когами забирает Гино, абсолютно и совершенно владеет им и его удовольствием, и бедра Гино дрожат в руках Когами, Гино не может сдержать стона, а пальцы его вцепляются в плечи Когами, он пытается устоять. И пока он должен стоять, он не сможет кончить — слишком еще много ответственности. Оставаться безответственным Гино тоже не умеет. Он патологически хочет отвечать за всех и за все. За все, что можно, за все, что дозволено, а за остальное — казнить других. Гино охуительно хорошо и немного больно от нетерпения, он выгибается дугой и напряжение кружит голову, смазывает все вокруг, делает ноги ватными, а дыхание запредельно громким, делает каждое прикосновение языка Когами таким, словно он касается везде и сразу, возможно под кожей. И это не просто секс — невозможно больше обманываться. Когами в который раз кажется, что вот-вот, но Гино напрягается лишь сильнее. Когами смещает ладонь ему на поясницу, поднимает голову. Гино великолепен: разобран, возбужден и чертовски красив. Когами накрывает его член ладонью и чуть надавливая на поясницу, поднимается к нему снова. Целует в плечо и толкает к дивану, далеко им уйти не удастся — Гино запутается в брюках. И Когами всего лишь выбирает место, где сможет уронить Гино на себе без лишних травм. Гино падает на колени, Когами обхватывает его ногами и тянет на себя. Может, Гино бы и возразил, но он слишком хочет сейчас, и Когами выгибается ему навстречу, не оставляя уже вариантов. Гино упирается в него членом и с резким стоном входит. Гино снова падает в Когами, и вокруг безумно узко, безумно хорошо. Гино почти не двигается и лишь иногда делает глубокое движение тазом, словно ныряет и снова захлебывается чувством. Он в Когами, но на самом деле это Когами забирает его, потому что Гино больше не контролирует. И Когами придерживает его за бедра, целует, гладит по ягодицам, а Гино только кусает губы, чтобы не просить, но все же выдыхает: — Когами… Ко… Да… Когами ускоряется сам, внезапно и быстро, и Гино раскрывает глаза, в которых вспыхивают звезды, и закрывает их снова, полностью отдавая контроль. Он кончает, заполняя собой Когами, и хочет его коснуться, хочет быть для Ко, но руки не слушаются. Гино дышит, едва удерживая себя над Когами, чтобы не лечь на него полным весом. Гино стало бы стыдно, но он чувствует, как Когами кончает тоже, обнимая и заставляя все же упасть на него. Гино дышит и путается непослушными руками в волосах Когами и целует его в плечо, в ухо, в щеку — куда придется. И это гораздо… гораздо больше, чем секс. Когами блаженно улыбается и фыркает — ему чуть щекотно от поцелуев Гино. Это, конечно, не пляж с белоснежным песком и даже не мягкий матрас, это все еще просто пол, и по нему тянет холодным воздухом, но это все еще лучшее, что случилось за несколько месяцев. Ведь, кажется, сегодня Гино никуда не уйдет. Домашний Гино — такой же серьезный, как на работе, только вот его можно целовать и смущать, не получая в ответ отповеди, зато ловя его румянец и горячие прикосновения. Когами и раньше не умел жить в перспективах, теперь он даже не пробует сделать вид. Сегодня у него есть целый Гино, и это немного больше, чем все. Гино бродит по его комнатам, приводя все в какой-то свой порядок, Когами, так и не одевшись, просто за ним наблюдает и курит без разрешения. Гино позволяет себе ворчать на узкую кровать, а Когами в ответ беспечно говорит, что все решит — и это уже настоящее обещание. Они засыпают обнявшись, как и вчера. Только теперь это не случай. Не смотря на всю ужину кровати и немаленький размер, Когами ему одному ведомым способом сворачивается под боком у Гино и засыпает быстро. Гино обнимает Ко сзади, невесомо целует его плечи и вдыхает его запах. И точно знает, что хочет уснуть здесь. И проснутся тоже. Чтобы утром видеть Когами. Снова и снова.