Я улыбаюсь сквозь слёзы

С момента прочтения дневника Антона прошла вечность, по крайней мере Пятифану так казалось. Зажённый огонёк надежды постепенно угасал, а мир снова начал приобретать серые оттенки. Даже наступающее лето совсем не радовало. А весна уже отходила на второй план, оставляя тёплому времени года всю свободу действий. Кроны деревьев вновь зашелестели зелёными листьями, молодая травка пробивалась сквозь, ещё не высохшую влагу на дорогах, лёгкий ветерок ерошил волосы. Наверное отовсюду веяло счастьем и радостью, кроме, разумеется, одного места под названием школа. Как раз оттуда брюнет устало выходил вместе со своим другом после тяжёлого учебного дня. В голове витали обрывки фраз, сказанные преподавателем, мысли устраивали хоровод и Рома совершенно не вникал в диалог, который пытался оживить идущий рядом Бяша, только изредка кивал или вставлял одобрительное слово, возможно даже не подходившее для расказывающейся истории. Остаток недолгого пути ребята всё же прошли молча, так как бурят уже не пытался разговорить товарища. Он понимал, что в его душе творится что-то неладное и решил предоставить парня самому себе. В конце концов его друг всегда привык сам решать проблемы, даже самые сложные и, казалось, невыполнимые. Несомненно, в этот раз всё будет как раньше. Вскоре показался перекрёсток, где ребята расходились в разные стороны, направляясь каждый к своему дому. Пятифан привычно протянул руку для пожатия. – Ну бывай, брат. Завтра в шараге увидимся. Бяша отзеркалил движение товарища, одновременно спрашивая. – Утром тогда подойду к твоей хате, на? По дороге перекурим, все дела, на. Рома покачал головой, что означало отказ. Ему просто хотелось побыть одному и, по возможности, без лишних разговоров дойти до школы. – Не, сорян. Я возможно подзадержусь, тебе незачем меня ждать. И не медля больше ни секунды, брюнет направился в сторону собственного жилья. Время близилось к вечеру и, когда парень дошёл до дома, солнце начало окрашивать всё вокруг в золотистый оттенок. Это выглядело очень красиво, только вот серые глаза не замечали всю диковинную прелесть природы, ведь ничто не могло сравниться с белокурыми волосами, изящными тонкими руками и.. Ох, он опять думает об Антоне. Не было ни единого дня, когда мысли не возвращались бы к нему. Это изматывало. Хотелось лечь на мягкую тёплую кровать, закрыть глаза и больше не думать. Не думать ни о чём. Хотелось уснуть, потеряться в нежных далёких воспоминаниях где всё было хорошо. Зайдя в дом, Пятифан снял с себя верхнюю одежду и обувь, даже не удосужившись переодеться в домашнюю футболку с шортами, прошёл в свою комнату и упал на заправленную постель. Усталость превышала все нормы стандарта, поэтому погружение в сладкий мир грёз произошло почти мгновенно. Сон, однако, был весьма странным, но запомнить его парню не удалось. Предотвратило эту попытку пробуждение, спровоцированное глухим звуком из коридора. Рома про себя выругался и поднялся с кровати, чтобы вернуть то, что упало в исходное положение. Если мать увидит, опять начнёт кричать про расскиданные вещи, этого ему только не хватало. На месте, взору брюнета предстала его же куртка, предательски лежащая на полу после того, как разбудила собой спящего. Повесив на место источник шума, он вернулся в комнату и лёг обратно, пытаясь снова уснуть, но всё было тщетно. В конец, отлежав оба бока, Пятифан уставился в потолок, чтобы хоть чем-то занять себя. И всё было бы не так плохо если б не навязчивые мысли, крутившиеся в голове по кругу. Тихий голос всё шептал разные гадости, отравляя своим дыханием мозг. –Ты ничтожество. Лежишь тут и ждёшь, когда же твой возлюбленный соизволит приехать, а сам ничего не делаешь. Абсолютно ничего. Такой жалкий, интересно, как такого можно полюбить? Может Антон уже и забыл про тебя. – Нет, я точно знаю, Тоша никогда про меня не забудет. Спорить со своими мыслями так комично. Он ведь не сошёл с ума? Почему тогда голос в голове всё усиливается, становится громче и уже больше ничего не слышно вокруг кроме него. – Да что ты? Было столько времени, у него получилось бы вернуться. Только он не хотел. Тебя больше не любят. А всё потому что ты жалок, ты ничего не можешь, ты.. Рома больше не хотел слышать криков, раздирающих изнутри, не мог терпеть нарастающей боли в сердце. Он ненавидел себя за подобные мысли, что лишь ухудшало его моральное состояние. Заглушить всё вокруг можно было лишь другой болью. Физической. Это было единственным выходом из данной ситуации. По крайней мере измученный парень мог думать сейчас только так. Пальцы нащупали ящик стола, который стоял прямо за кроватью и вскоре в дрожащих руках уверенно лежал канцелярский нож. Его лезвие слабо поблёскивало, отражая свет, недавно взошедшей на тёмное небо, луны. В какой-то момент страх сковал тело подростка, но лишь на мгновение. Резким движением Рома полоснул ножом по запястью. Кожа податливо разошлась, образуя углубление в виде небольшой раны. Тёмно–красная кровь растеклась по руке, несколько капель упало на белоснежное одеяло. Ноющая боль пронзила запястье, но этого было мало. Всё быстрее острое лезвие рассекало кожу, словно резало бумагу, кровь обильно сочилась из появляющихся порезов. Постель напоминала место убийства. Вскоре рука больше походила на мессиво мяса и красной жидкости, чем на часть тела. Пальцы больше не слушались и выронили окровавленный нож. Яркий свет луны слабо освещал комнату, на кровати сидел парень, одежда которого почти целиком была алой. Свежие порезы слишком хорошо видны при таком освещении, истерзанная лезвием, рука дрожит, а лицо мокрое от появляющихся слёз.