***
Абсарока многие сравнивали со стаей волков, изредка заключающих с кем-либо мирные соглашения и умело отбивающих атаки иных племен, пытающихся согнать их с обжитых земель; те всегда были готовы отразить любое вторжение со всех границ, будучи умелыми и храбрыми воинами. Иных в этом племени женщины не рожали, будучи сами статными и крепкими, как те исполинские деревья, что росли в тамошних местах. Эти земли, — прекрасные широкие долины и обильные лесистые ручьи, — были буквально наводнены бизонами, а дикие лесные горы являлись отчим домом для оленей и другой горной дичи. Черный Ворон, предводитель кочевой общины и сын самого сильного воина племени, с гордостью взирал на стойбище, раскинутое вдоль горного ручья, и не без улыбки встречал вышедших к нему для радостного приветствия мужчин да женщин, подмечая в каждом взгляде лишь подлинную радость да облегчение, ведь некоторые уже было считали, что молодой воин сгинул за то время, что находился вдали от дома. Но он вернулся, причем не один. Женщины, до этого момента растягивающие сухие шкуры и заполняющие большие сушильные стойки длинными тонкими полосками жирного бизоньего мяса, тотчас побросали свои дела, ринувшись посмотреть не только на вернувшегося воина, но и на его спутницу, сразу вразумев, что та явилась к ним не по своей воле. Хотя Абсарока и не враждовали в открытую с бледнолицыми, а ко времени происходящих событий так и вовсе фактически умудрились с ними сосуществовать, пленница Черного Ворона все же была не самой желанной гостьей по ряду многих причин, и гордый взгляд да сквозившее в нем легкое презрение были тем, чем наградили ее некоторые из соплеменников молодого индейца. За кожаными шкурами стен ярко отделанных типи можно было услышать стук деревянного блюда, — то играли пожилые женщины, подбрасывая сливовые косточки; где-то вдалеке мужчины играли в подвижные игры на открытом воздухе; все они еще не знали о возвращении Черного Воина, но вскоре не осталось ни одного члена племени, который бы не вышел встречать гордого воина и не захотел бы посмотреть на его «трофей», шествующий мимо любопытных людей с высоко поднятой головой и каменным выражением лица. Черный Ворон сразу заметил, как подобралась девушка, как ее затравленный вид сменился ледяной маской безразличия, а взор стал нарочито жетским, острым, как у хищной птицы. Черный Ворон заключает в объятия мать с отцом, вышедших к нему из своего типи, и их запах, — родной запах, знакомый с детства, — заставляет его сердце биться чаще. Он видит взоры своих братьев по оружию, ожидающих увидеть снятый с убийцы Ветра в Гриве скальп, замечает ласкающие взгляды молоденьких девушек, каждая из которых согласилась бы стать его женой в любой момент даже без любовных серенад, к которым прибегали мужчины, дабы заполучить сердце строптивой красавицы. Но та, которую он вел на привязи, точно осталась бы глуха к печальным звукам флейты или пламенным речам. Она точно ледяная статуя стояла там, где он отпустил веревку, и в ее позе ясно читалось напряжение и страх. В воздухе запахло грозой. Подобные погодные явления в этих землях были крайне суровыми, а потому все поспешили скрыться в типи шамана, дабы уже там продолжить общение и начать богатый пир, но как бы не заманивал жестами Черный Ворон свою пленницу, та стояла будто аршин проглотила, не видя ничего и никого вокруг себя. — Ты напугана, дитя мое. — Вдруг говорит Дикая Кобылица, протянув девушке руку. — Нет здесь тех, кто хотел бы причинить тебе зло. Мой сын еще слишком молод, не сердись на него. Пойди со мной, эта женщина поможет тебе. Василиса удивленно смотрит на говорящую на ломаном английском мать Черного Ворона, после чего бросает мучительно болезненный взгляд на собственные путы. Дикая Кобылица понимает без слов страдания девушки, и собственными руками перерезает веревку, освобождая пленницу и уводя ее с собой в соседнее типи. — Это и есть та самая, которую ты искал? Черный Ворон коротко кивает отцу, глядя на то, как дрожит рука Василисы, вложенная в ладонь его матери. — Не так стоит приручать дикую лошадь, если хочешь, чтобы та не сежала от тебя, улучив момент. Ласка и терпение, в этом случае, лучшие помощники. Когда над густым лесом грохочет первый раскат грома, все племя уже вовсю празднует возвращение молодого воина, разделив трапезу в равной степени щедро между всеми членами стойбища. Сизое Крыло окуривает Черного Ворона травами и очищает его тело от всякого зла, которое могло прийти с ним в родные земли, желая отомстить за убийство враждебного шайена, после чего дает ему испить того самого напитка, что даровал чувство радости да легкости на некоторое время и позволил бы пообщаться с духами-покровителями, которые помогли ему в великом деле. Черный Ворон забывает обо всем, в том числе и о Василисе, которую оставил в типи матери. Когда дождь заканчивается, разжигается большой костер, и начинаются танцы, в ходе которых молодой индеец воотчию увидел Дорогу Духов, по которой с улыбкой на лице шестовал его отмщенный друг, Ветер в Гриве, а рядом с ним, кружась в непонятном для Абсарока танце, была и его пленница, рядом с которой неизменно шли койот и медведь…***
Василиса сидела в типи Дикой Кобылицы и Большого Медведя затаившись, как мышь при виде кошки. Ее взгляд то и дело устремлялся к входу в жилище, а сердце стучало в бешеном ритме. Она видела индейцев прежде, да и сколько дней провела один на один с собственным пленителем, привыкнув в какой-то мере к его обществу; но здесь, на новом месте и в окружении этих краснолицых, девушка вздрагивала от каждого шороха и боялась за свою жизнь как никогда прежде. Он ни разу за весь вечер не пришел проведать ее, зато его мать принесла ей поесть и даже, — какое милосердное упущение, — не завязывала новых пут, позволив передвигаться по типи без каких-либо стеснений. Ее муж взглянул на это неодобрительно, явно не доверяя чужачке, однако перечить жене не стал. В конце-концов, какое ему дело до того, сбежит эта девица или нет? Черный Ворон должен сам следить за своей добычей, а не полагаться на чужой острый глаз. Василиса слышит раскаты грома, чувствует свежий запах дождя, орошающий плодородные почвы, а потом, когда все затихает, вдруг раздается уже знакомое ей пение, заставившее пленницу выглянуть наружу. По равнине бегали собаки, которым маленькие дети кидали палочки и заливисто гонялись с ними вплоть до границы леса; мужчины и женщины танцевали, пели песни, и никто, ни одна живая душа не обратила внимание на наблюдающую за ними бледнолицую, в чьих глазах любопытство смешивалось с легким испугом. Среди танцующих выделялся один мужчина преклонных лет, чье лицо сверху было раскрашено красной краской, а волосы спереди — белой глиной. Он шел рядом с другим индейцем, на голове которого красовался красивый головной убор из перьев — и точно такой же он водрузил на своего коня, который принял дар более чем спокойно, даже не пытаясь сбросить с себя ненужный атрибут. Черный Ворон, как доблестный воин и вернувшийся с победой, раскрашивал лицо собственной матери, дабы каждый член племени знал, какого сына вырастила эта женщина, однако его Василиса не заметила, отдав все свое внимание мужчине с выкрашенными в белый прядями да красной краской на лице. Он пугал ее, но и заставлял неотрывно следить за собой; девушка сама не понимала почему, однако не могла отвести глаз от этого индейца, чьи глаза черным углем горели во тьме ночи. Разгорелся еще один костер, веселье стало напоминать необузданные гуляния Вакха, о которых Василиса некогда слышала от Николая, а дикий танец пирующих пугающими тенями от огня ложился на мокрую почву, мелькая от жилища к жилищу, все ближе и ближе к Василисе. Вышедшая из типи белая девушка, испуганно попятилась внутрь, но острый взгляд пожилого индейца заставил ее замереть. Он уходил от остальных танцующих куда-то к лесу и, казалось, будто бы звал пленницу последовать за собой. И она пошла.***
Разлившаяся из-за обильных осадков река сверкала в полумраке ярким светом озаряющей ее луны, и каждый, кто желал ступить в ее глубокие воды, прежде всего считал необходимым защитить себя от тех существ, что там обитали. Они рисовали вокруг талии, запястий и лодыжек красные полосы для защиты, а также снимали с себя свои ожерелья из белых бусинок, аккуратно скадывая их возле огня. Полагая, что подобные украшения являются символом Громовой Птицы, которая являлась врагом всех водных созданий, индейцы не желали злить тех, в чьи глубины ступали, однако не все члены племени следовали данным традициям. Черный Ворон, защищенный своим духом-покровителем и силой благоволящего к нему шамана, пренебрегал подобными ритуалами, что прощалось ему исключительно из-за его подвигов и того, как ожесточенно бросался этот молодой воин на защиту своего племени. Он был бесстрашен и силен, хотя некоторые слабости все же были присущи этому мужчине, как и многим другим, чья горячая кровь порой толкала их к неразумным поступкам. Совершая движения танца вокруг костра, он одурманен тем напитком, что дал ему Сизое Крыло, и какое-то время весь мир перестает для него существовать. Однако потом он видит ее. Поношенное платье, порванное у подола, мелькает возле границы леса, чтобы скрыться среди деревьев, и Черный Ворон тотчас встает, как вкопанный, медленно осознавая, что кажется его пленница сбегает. Хотя она и не спешила улизнуть из поля видимости, все же становилось ясно, что если не догнать ее сейчас, потом уже можно найти обглоданный зверями труп, а потому молодой индеец берет с собой свой охотничий нож и, не сказав никому ни слова, отправляется за ней в чернеющую глубь леса. Он бредет, точно в тумане, вначале чувствуя приятную негу во всем теле, которая постепенно сменилась яростной, буйной необходимостью дать кипящей внутри энергии волю. Он чувствует, как кровь начинает быстрее бежать по венам, как его собственный дух жаждал воспарить в самое небо и умчаться в великую даль; а еще его манила женская фигура, что остановилась между двух величественных сосен, и желание почувствовать тепло ее нежной кожи стало томить тело молодого воина, как никогда прежде. Он уже давно хотел этого, он видел во сне ее обнаженный стан, который ласкали его широкие ладони. Черный Ворон помнил, как нес на руках это хрупкое создание в пещеру, как его руки омыли ее изможденное лицо. Никогда не позволяя себе подглядывать за девушкой во время ее купания, он часто смотрел на нее спящую, и его манил ее лик, столь отличающийся от красоты женщин его племени. Он хотел ее, и тот напиток, что преподнес ему Сизое Крыло, лишь пробудил в нем стремление получить желаемое. Стерлись преграды, дух словно покинул тело, ровно как и разум, прежде умело контролировавший любые прихоти. Вдруг происходит нечто необычное. Девушка бежит к нему со всех ног — испуганная, смертельно бледная — и буквально падает в его объятия, указывая пальцем куда-то в чащу. — Он там! Он… Он видел меня! Она сбивчиво тараторит на английском, то и дело сбиваясь и переходя на родной язык, а сама льнет к своему пленителю, в поисках защиты и спасения. — Не нужно бояться. Не нужно бояться меня. Он не замечает удивления в глазах девушки, сменившегося на обличительное осуждение, — стоило ли так долго хранить тайну, чтобы расскрыть ее столь легко и позорно, — не слышит ее дальнейших слов. Он касается ее лица костяшками пальцев нежно, аккуратно, мазнув от скулы до искусанных от страха губ, и слегка приближает свое лицо к ее, на котором медленно, но верно проступало осознание происходящих событий. — Я жажду тебя. Я хочу, чтобы ты была со мной… Его лишенный какой-либо осознанности взгляд пугал Василису не меньше увиденного в чаще. Она пытается вырваться, но дикарь крепко держит ее за предплечья, прижимая к себе и стараясь повалить прямо на сырую землю. — Нет! Отпусти меня! Отпусти! Блестящие черные глаза сверкают в полумраке, а жадные чувственные губы хаотично осыпают поцелуями шею и скулы. Василиса тотчас вспоминает свою встречу с лихими поселенцами Нового Света, которая произошла как раз после гибели ее отца, и эти пылкие касания да жаркий шепот безумно напоминал девушке о пережитом некогда страхе. Тогда ее спасла семья старого Малькольма, позже отделившегося от кочующего в новые земли каравана, а теперь кто явится на помощь? — Пожалуйста… — Стонет девушка, глотая слезы. — Не нужно… Черный Ворон утирает кончиками пальцев ее мокрые щеки, уже повалив свою пленницу на влажную почву, и тотчас пытается задрать подол ее изношенного платья, как вдруг слышит предостерегающий рык за спиной. На поляну вышел крупный койот с горящими огнем глазами. Он не нападает, только ждет, а замешательство Черного Ворона дает девушке шанс на побег. Пнув его между ног и со всей силой оттолкнув от себя, Василиса вскакивает на ноги и бежит по лесу так, будто за ней гналось все племя краснокожих сразу. Она не разбирает дороги в такой темноте, да и соленые слезы мешают увидеть коряги под ее дрожащими от страха ногами. Споткнувшись, девушка падает и кувырком катится в небольшой овраг, где и затихает, больно ударившись головой о торчащий на пути камень. Кровь тонкими ручьями течет из ее головы, унося с собой остатки сил, но Василисе уже все равно. Она была бы рада наконец умереть.