Colors of the wind

      …В богатом доме, обставленном со вкусом и сочетавшем в себе скромную красоту внешнего декора, внутренний уют и практичность, было тихо и сумрачно, будто бы пространство освещалось не лампадами или свечами, а самым настоящим звездным светом, нежными лучами попадающим внутрь через приоткрытые окна. За письменным столом сидит молодой мужчина, задумчиво поглаживающий упрямый подбородок. Перед ним лежат какие-то письма, по большей части нераспечатанные, и лишь одно, написанное ровным, изящным почерком он держал на коленях. Облаченный в шлафрок по последней моде, боярин выглядел как самый настоящий щеголь, однако в его задумчивых серых глазах затаилась тоска и глубокая печаль. Он думал, решался на что-то, и на какой-то момент показалось, что эмоции возьмут верх над его разумом, однако донесшийся детский плач из соседней комнаты быстро вывел мужчину из ступора. В дверном проеме мелькнула женская фигура, на руках у которой лежал младенец, — кормилица пошла отдавать ребенка боярыне. Глубоко вздохнув и закусив губу, мужчина все же решается написать ответное письмо, долгое время не зная, как вообще его начать. Но вскоре перо все же заскрипело, а чернила упали на бумагу мелкими точками — рука-таки слегка дрожала. Она просила помочь отыскать ее девочку, или хотя бы выделить деньги, чтобы собрать команду и отплыть в Новый Свет. У нее уже не было достаточно средств, она была больна и нуждалась в лечении; но какой ей толк жить, если ее «любимой звездочки» не будет рядом с ней? «Ведь Вы любили ее! Ваша помощь — ее последний шанс», — писала отчаявшаяся женщина, но в ответ ей суждено было получить отказ. — Коля? В кабинет заходит боярыня с сыном на руках. Молодая, розовощекая, с очаровательной приятцей в каждой черте лица. Мужчина улыбается, дает ей знак подождать и споро заканчивает письмо. А вместе с ним и окончательно завершает предыдущую главу своей жизни, порвав с прошлым навсегда… …В холодную землю кладут гроб. Дождь шумно стучит по доскам, размывая почву под ногами. — Хорошая женщина была, Настасья Кирилловна. Учтивая и такая образованная. — Да. Только вот сгинула, как видишь, страшно. Болезнь съела ее за несколько месяцев. Лиц не видно, фигур тоже. Просто голоса и медленно опускающийся в землю гроб. — Как только ее племянница сгинула, так и она заболела. Говорят, ее отец родной на корабле увез. А кто-то болтает, что… — Много болтают. Я Настасью Кирилловну знала хорошо и Василису тоже. Не пошла девка по рукам, да и бежать ей было некуда. Ей хорошо с теткой жилось, зачем бы ей жизнь свою губить? — Значит, считай что обеих схоронили…       Василиса резко распахивает глаза, с хрипом пустив воздух в легкие. В груди заболело, словно она не дышала несколько часов, а перед глазами все плыло. Откашлявшись, девушка оглядывается по сторонам, но оказывается одна у берега реки, хотя четко помнила, что шла за диким зверем в лес и там… — Тетя! Вскрикнув, она зажимает себе ладонь рукой и слезы вновь бурным потоком хлынули из ее щек. Судорожные рыдания сотрясают ее тело, и девушка никак не может успокоиться, вспоминая все то, что видела в своем видении, или же странном, жестоком сне. На сердце черно, больно, гадко, а рядом нет совершенно никого, кто мог бы утешить. Она резко дергается, когда ей на плечо вдруг ложится чья-то теплая рука, — столь неожиданно, что Василиса едва не свалилась с берега в реку, — но то был один из краснокожих, явно пришедший вести пленницу обратно к стойбищу. — Ты страдать. Девушка не отвечает, да и не может, а потому просто утыкается в ладони лицом, стараясь спрятаться как от подошедшего индейца, так и от всего мира в целом. — Тебе так плохо здесь быть? Голос подошедшего мужчины спокоен и, как могло было бы показаться, равнодушен, но пытливый взор участливо проникает в самую душу, а теплая ладонь вновь ложится на худое плечо, будто бы стремясь поддержать и утешить. Василиса, не сдержавшись, поддается порыву и выплескивает индейцу все, что лежало у нее на сердце мертвым грузом, почти захлебываясь в слезах, которые и не думали прекращать орошать ее впалые щеки. — Я не знаю, что мне делать! Мне плохо, просто плохо! Тетя умерла, Коля женился, у него ребенок! Я никому больше не нужна… К кому я вернусь? Тетя одна меня любила, а теперь ее нет! А здесь, что делать? Мне страшно у вас, и к белым я боюсь идти. Я умереть хочу, я хочу умереть! Заканчивает фразу она уже уткнувшись в широкое плечо индейца и сжимая его богатую, красивую рубаху своими тонкими пальцами с невиданной силой. Он обнял ее, как родную дочь, ласково поглаживая по волосам до тех пор, пока девушка не успокаивается, смущенная донельзя из-за своей слабости, и слегка отодвигается от мужчины, утирая красные глаза тыльной стороной ладони. — Я тоже терять. Вначале дочь терять, потом жену. У нее быть самые красивые глаза и улыбка. Теперь мне никто не улыбаться. Но я все еще жить. И ты должна жить. И верить, все будет хорошо. Василисе становится жалко этого мужчину, в чьих глазах затаена великая боль, и она улыбается ему, ободряюще и искренне, получив такую же улыбку в ответ. Когда индеец ведет бледнолицую обратно в стойбище, все провожают ее удивленным взглядом. Еще бы, ведь сам вождь племени, Храбрый Волк, одарил пленницу столь лестным вниманием! По ее лицу видно, что она плакала, однако взор ее был ясен, а на губах впервые появилось нечто, похожее на улыбку. В ту ночь она засыпает на удивление спокойно и видит очередной странный сон, где, за пеленой тонкого тумана, кружится вокруг убитого человека знакомая ей фигура, агонизирующим припадком Танца Скальпа поражая наблюдающую за этим действом Василису до глубины души. Она не двигается, просто не может пошевелиться даже тогда, когда эта самая фигура в боевой раскраске подходит к ней вплотную и уверенным жестом чертит кровавую полосу вдоль лица девушки четко по середине лба и до самого подбородка. То был ее пленитель, Черный Ворон, одержавший победу над недружественным племенем. И именно его губы запечатлили на ее собственных пылкий, жадный поцелуй, который она никогда не сможет забыть…

***

      Тот, Кто Бегает Быстрее Всех уже давно догадывался о том, что очередной кровопролитной войны* индейцев с белыми другим племенам не избежать. Многие женщины Кроу полагали, что скоро по всем воинам Сидячего Быка можно будет петь песню смерти, а многие и не были против такого исхода, радуясь поражению давнего врага. Огалала, Хункпапа и Миннеконжу не смогут сопротивляться захватчикам; их поражение — вопрос времени. Однако никто и подумать не мог, что Сиу, находясь в столь удручающем для них положении, решатся напасть на Абсарока по своему привычному распорядку, после чего отправиться на излюбленную бизонью охоту! Тот, Кто Бегает Быстрее Всех не испытывал к Лакота даже малейшей жалости, и миротворческие устремления Черного Ворона, стремившегося не враждовать даже с этим племенем, казались мужчине высшей глупостью. А потому, когда молодые воины Хункпапа и Огалала нападают на стоянку Абсарока, в такой наглости Тот, Кто Бегает Быстрее Всех винит именно сына Большого Медведя. В лагере начинается суета, когда около двух десятков Лакота решают угнать коней враждебного племени, и Храбрый Волк посылает нескольких юношей к горным сородичам за помощью, дабы те отрезали наглецам путь к отступлению и не дали им увести лошадей в свои земли. Тихий Тростник, решив реабилитироваться после неудачи с Шошонами, повел за собой нескольких воинов, в то время как большинство женщин с детьми удалились в укрытие, следуя за Дикой Кобылицей, в руках у которой, как и у любого воина, было ружье. Она проверяет, все ли на месте, считает всех по головам, и в самый последний момент понимает, что не видит ее. — Где белая пленница моего сына? — Спрашивает индианка у Маленькой Выдры, которая успела фактически сдружиться с Василисой за то время, что та провела среди них. — Я не знаю. Я видела, как она и Белая Голубка пошли за водой… Дикая Кобылица отводит от Маленькой Выдры взгляд, сразу сообразив, что произошло с девушками у реки, если им не удалось спрятаться. И она также знала, что ее сын отправится за этой хмурой бледнолицей даже в самое сердце земель врага, дабы вернуть ее обратно. Она садится на землю, поджав под себя ноги, и, воздев руки к небу, принимается петь ту же самую песню, что когда-то пела Ночная Птица, дабы спасти отряд от чужих стрел. Она прикрывает глаза, почти зажмуривается, искренне полагаясь на помощь Великого Койота, и внезапно возле реки появляется стадо вапити…