***
Дикая Кобылица замечает, что белая пленница не кровоточит вот уже который месяц, не находясь при этом в положении, но задать прямой вопрос не решается. Она знала кое-что о женских недугах, но то, чем была больна девушка, не могла излечить. Она подмечает, как Василиса порой корчится от боли внизу живота, — от боли, которая проходила сама, но вызывала семь потов на лице бледнолицей, — а также, что она ищет какие-то травы, перебирает в руках собранные соцветия, но явно не решается их заваривать, в итоге выбрасывая за ненадобностью. Василиса явно пыталась что-то вспомнить, бубнила про себя какие-то слова — на деле то были названия растений, которые когда-то ей дала травница в лесу — и принюхивалась к побегам, однако никакого эффекта от подобных манипуляций не было. Девушка пала духом, а когда женские дни наконец пришли, то еще и лежала, почти не вставая. — Много крови. — Говорит Дикая Кобылица, присев как-то рядом с Василисой. — Много боли. Я чувствую, ты больна. — Да. — Тихо отвечает ей девушка. — Иногда кровь почти не идет. А иногда больно и… вот так много. — Тебе будет трудно родить. — Отчего-то с уверенностью говорит индианка, положив ладонь на влажный лоб Василисы. Та поднимает на нее твердый взгляд, в котором не было никаких эмоций, кроме одного — дать понять женщине, что она лезет не в свое дело. Дикая Кобылица покидает типи и тотчас сталкивается с сыном, желающим знать, как чувствует себя его пленница. Обеспокоенный взгляд молодого мужчины красноречивее всего говорит о тех чувствах, что бушевали в его душе, и тогда впервые мать решает поговорить с ним по поводу той, которая покорила его сердце. Она спрашивает его о его намерениях, предостерегает, как бы его планы на счастливое будущее не рассыпались в прах. Дикая Кобылица также говорит ему о том, что девушка может никогда не даровать ему счастья стать отцом, а возможно и вовсе сделать вдовцом. Черный Ворон дает четкие ответы, сохраняя спокойствие, хотя в мыслях его поселилась тревога. Что такое с Раненой Волчицей, что мать завела такие беседы? Неужели они с девушкой не созданы друг для друга и не Старый Койот переплел их пути? Он подлавливает Василису спустя несколько дней, когда та наконец покидает типи. Бледнолицая слабой походкой идет набрать воды, слегка пошатываясь и оступаясь, когда котелок, который она несла в руках, стал тяжелым. Черный Ворон тотчас поддается порыву взять котел в свои руки, но девушка не сразу позволяет ему сделать это, вновь упрямясь, будто маленький ребенок. — Почему ты решил помочь мне? — Как-то раздраженно спрашивает Василиса. — Помнится, кто-то говорил, что носить воду не мужская работа. Черный Ворон ничего не отвечает и благоразумно не говорит о здоровье девушки. — Завтра я уезжаю на охоту. Меня не будет несколько дней. — Да, Белая Голубка мне уже сказала об этом. — Не хотела бы ты поехать сегодня со мной? — Куда? На охоту? — Нет. — На губах у Черного Ворона появляется лукавая улыбка, и он заговорчески подмигивает девушке. — Но тебе понравится. — Я… — Неуверенно начинает Василиса и тут же осекается. Она хотела поехать, ей очень нравился один конь, который пренадлежал ее пленителю. Но слабость все еще царила в ее теле, и эту луну она чувствовала себя хуже, чем когда бы то ни было, а потому терялась. Почувствовав чужой страх как свой собственный, молодой индеец берет ладонь бледнолицей в свои и запечатляет на тонких пальцах легкий поцелуй. — Все хорошо. Все будет хорошо. И Василиса соглашается.***
Они оседлали лучших лошадей и выехали перед вечерней трапезой, направляясь в сторону небольшого озера, коими тамошняя местность была богата. Окруженное лесом и горными склонами, озеро розовело в предзакатные часы, и поражало девушку своей красотой и величавым спокойствием водной глади. Держась в седле скорее горделиво, нежели уверенно, Василиса игнорировала предложения спутника пересесть на его коня, заявив, что вполне может справиться с дорогой самостоятельно. Черный Ворон лишь посмеивался, но так, чтобы не задеть чужое самолюбие. Он уже успел понять характер своей пленницы, который был весьма норовистым, хотя и не до крайности. Молодой индеец ожидал от нее побега, какой-нибудь стычки с другими членами племени, но девушка вела себя благоразумно. Однако это благоразумие весьма споро испарялось, когда дело касалось принципов, с которыми Василиса поступаться не собиралась. Она ехала вскинув подбородок, а сама втайне надеялась, что лошадь не окажется упрямее, чем она сама, и не взбрыкнет по пути, или потащит куда-нибудь в дебри — потешить Черного Ворона забавным зрелищем. Они остановились недалеко от берега, развели костер. Василиса сразу поняла, что это не дружеская поездка, но отчего-то ее сердце забилось чаще от одной только мысли, что тот, кого она прежде только считала дикарем, ухаживает за ней на европейский манер*. Привез в уединенное место, пошел ловить рыбу, бросая на девушку тот самый взгляд, от которого она была готова зардеться от головы до пят, взял с собой два богато вышитых одеяла, дабы укрыться поздним вечером, если станет очень прохладно… — Опять поешь свои колдовские песни, чтобы приманить рыбу? Черный Ворон улыбается краешком губ, но ничего не отвечает. Зато прямо-таки кожей чувствует взгляд девушки, — изучающий, заинтересованный, даже восхищенный, — что не может не поселить в нем уверенности. Но он обещал не прикасаться с ней, пока она сама того не захочет, а потому вел себя максимально прилично, даже не касаясь рук своей пленницы, минимизировав физический контакт донельзя. — Твой отец был против поездки? — Почему ты так решила? — Насупившись, говорит молодой Абсарока. — Ну, во-первых, это было очевидно. — С деловым выражением лица заявляет Василиса, с нетерпением ожидая, когда же рыба будет пожарена. — А во-вторых, кое-какие ваши слова я уже знаю, так что… — Раненая Волчица учит наш язык? В голосе Черного Ворона, — такого на вид спокойного и уравновешенного, — сразу столько эмоций, какая-то надежда, удивление и радость, что Василиса даже не знает, как лучше подобрать слова для ответа. — Учить язык всегда полезно. К тому же, я пока что живу среди вас и хочу хотя бы чуть-чуть понимать, о чем говорят вокруг меня. Черный Ворон не стал делать акцент на том, что девушка пока что с ним. Он собирался завоевать ее не силой и напором, а лаской и терпением, ведь именно нежные чувства будила в нем эта девушка, которую он столь жаждал увидеть беззащитной и трепещущей в своих объятиях. — Ты очень вкусно готовишь. — Вдруг делает ему комплимент Василиса. — Могу я тебя спросить? Как друга, разумеется. Черный Ворон вопросительно поднимает бровь, слегка улыбнувшись. — Ты молодой, сильный воин. Не дурен собой, умеешь готовить, у тебя столько всего, что ценят девушки твоего племени. Скажи, ты не женат, потому что не хочешь, или же потому что ждешь кого-то, у кого еще больше коней, одеял и чтобы готовила лучше тебя? Игривая ухмылка на лице Василисы заставляет молодого мужчину тоже развеселиться, хотя тему она выбрала не самую простую. Его английского не хватало для нормального объяснения, а иначе они общаться не могли. Тяжело вздохнув, Черный Ворон пытается начать, но его прерывают. — Хотя, нет, прости. Это бестактно с моей стороны. Я тоже не замужем и не хотела бы, чтобы меня расспрашивали о таком. — Раненой Волчице можно знать. И можно спрашивать. Его пальцы касаются ее руки лишь на мгновение, когда он передает ей готовую рыбу, но и этого хватает, чтобы по телу девушки пробежала волна мурашек. «Не веди себя, как влюбленная идиотка», — грубо одергивает себя Василиса, тотчас опустив глаза. — Так почему твой отец был против поездки? — Он боится беды. На нас часто нападают другие племена. — Если меня снова украдут другие индейцы, — в шутливо-угрожающей форме произнесла девушка, — я с тобой больше никогда не буду разговаривать. Черный Ворон только улыбается в ответ, начав зажаривать рыбу уже для себя. Они долго разговаривают, смеются, делятся чем-то сокровенным, и постепенно всякое напряжение сходит на нет. Становится холоднее, и молодой воин накидывает на плечи девушки одеяло, сам устроившись рядом. Василиса понимает, что ей нравится эта близость, и, что самое поразительное, если бы сейчас этот кранокожий поцеловал ее, она бы не оттолкнула его. — Мне страшно. Я уже не знаю, чего я хочу, куда мне идти. Будто в море выбросили, а я… Понимаешь меня? Черный Ворон понимал. И также он понимал, что желает всем сердцем одной простой вещи — удержать эту бледнолицую рядом с собой навсегда. Не как пленницу, но как жену, и неважно родит она ему детей или нет. Он будет любить ее и уважать в любом случае. Но если девушка будет с ним против воли, это не дарует ему счастья, а потому молодой воин принимает тяжелое для себя решение и уверенно говорит: — Если Раненая Волчица хочет уйти, я отвезу ее к белым людям. Этот человек хочет, чтобы она была довольна. Василиса даже теряется от неожиданности, захлопав глазами и приоткрыв рот от удивления, а от печали в глазах сидящего рядом мужчины ей становится больно, будто ее саму были готовы бросить. А хочет ли она покидать его? Разве не противоречит она сама себе тем, что отвергает Черного Ворона, в то время как ее сердце стремится к нему? Вдруг слышится конский топот и индейский боевой клич. Черный Ворон резко вскидывается, вытащив из голенища нож как раз в тот момент, когда на поляну выскакивает отряд из четырех мужчин. — На коня и уезжай! Он прикрывает отходящую Василису грудью, позвав лошадей громким свистом. Стащив одного из нападающих за ногу с седла, Черный Ворон бросает нож в другого индейца, попав ему прямо в грудь. — Уезжай! Но Василиса не решалась, словно к земле приросла. Она тряслась, как осиновый лист, но упорно не садилась на лошадь, будучи не в силах бросить Черного Ворона. Осознание, что она беспокоится за его жизнь, готова рискнуть собственной поразило ее в самое сердце как раз в тот момент, когда она берет в руки какую-то палку и бросается к тому самому всаднику, которого ее пленитель стащил с седла. Он уже собирался подняться на ноги, но девушка не дает ему оправиться после неудачного падения и бьет его палкой по голове. Дерево сломалось пополам, разлетевшись в щепки. Василиса не успевает заметить, как из кустов вылетает еще один индеец, а потому легко попадает ему в руки. Она кричит, отбивается как может, слышит голос Черного Ворона, зовущего ее по имени. Варвар перекидывает ее через седло и увозит в чащу, пустив коня бешеным галопом. Ветки бьют девушку по лицу, царапают оголившиеся икры. Платье задралось до неприличия высоко, и индеец заметил это, смачно хлопнув свою добычу по ягодицам. Он сбавляет ход, когда пришлось пойти по воде, которая в широкой реке доходила лошади до груди, и тут Василиса решает рискнуть. Она достает у индейца нож, что висел на крепком бедре совсем рядом с ее лицом, и вонзает оружие мужчине в голень, нанеся несколько отчаянных ударов перед тем как свалиться с коня. Едва не захлебнувшись в воде, пленница судорожно пытается ретироваться на берег, стараясь при этом не попасть под копыта испуганного животного, которого теперь индеец слал за беглянкой. Мокрое платье мешает двигаться быстро, и оно потяжелело, но останавливаться для того, чтобы его обрезать девушка не могла. Подобрав подол, она бежит, точно загнанная охотником лань, пока чаща девственного леса не скрывает ее от преследователя. Индеец не стал настойчиво искать ее, заботясь о своей ране куда больше, чем о бледнолицей, которую жаждал теперь лишить жизни за нанесенное увечье. Он решил, что дикие звери сами разберутся с девушкой, которая ускользнула из его рук, и повернул коня в сторону своего стойбища. Вскоре стемнело. Василиса до последнего пыталась не плакать, мужественно старалась держаться, но как только поняла, что не знает куда идти, а в округе могут быть те индейцы, что напали на них с Черным Вороном, просто села под ближайшим деревом и заплакала, как маленькая девочка. В ее руках все еще был нож, им она обрезала длину мешающегося платья. Такое красивое, такое богатое, теперь казалось какими-то дешевыми обносками, грязными и порванными. Было холодно, страшно. Если бы Черный Ворон был с ней, она ни на секунду бы не испугалась, была бы точно уверена, что все будет хорошо. «Больше никогда, даже в мыслях, не назову тебя краснокожим варваром или дикарем. Я скажу тебе, что чувствую, я все тебе расскажу! Только найди меня, я прошу тебя!» Медвежий рев вывел Василису из оцепенения и заставил отскочить от дерева на несколько локтей. Хозяин леса вышел к ней неторопливо, заинтересованно разглядывая человека мудрым взглядом карих глаз, и девушка была готова поклясться, что когда-то уже медведь смотрел на нее также. Лес. Ведьма. Голодный медвежонок. Черноволосый воин, что предначертан судьбой. — Отведи меня к нему. — Тихо просит Василиса, склонив голову перед зверем. — Пожалуйста, укажи дорогу. И медведь ведет ее через лес.***
Черный Ворон не находит себе места, чувствуя, словно сердце, обагряное кровью, разрывается в его груди на сотни осколков. Его друзья и братья по крови уже наносили боевую краску на лицо, готовые отправиться по следам похитителя Василисы, а также разукрашивали своих лошадей, как вдруг собаки заходятся лаем, а из леса слышится звериный рев. Медведь. — Посмотрите! Это она! Черный Ворон не слышит никого и ничего, даже не чувствует своих ног, которые сами несут его навстречу той, что стояла рядом с диким зверем совсем рядом, а потом и вовсе поклонилась ему, благодаря за помощь. Медведь ушел, а Василиса бросилась стремглав к Черному Ворону, почувствовав себя спокойно лишь в его крепких объятиях. Он шепчет ей слова любви, не выпуская из кольца рук ни на мгновение, и внезапно видит во мраке чернеющего напротив леса горящие глаза койота. — Они привели тебя ко мне, — тихо шепчет он, нежно целуя девушку в лоб, — и я никогда больше тебя не отпущу.