— Перестань.
— Разве Раненая Волчица забыла, о чем говорил Сизое Крыло? Только заботливые руки…
— Перестань, иначе… Ай, ну что ты! Прекрати!
Он щекочет ее, повалив на шкуры, наслаждаясь заливистым смехом Василисы, и в этот момент ему кажется, что он самый счастливый человек на свете. Новое платье девушки, — гораздо более легкое и не такое длинное, — задралось до середины бедер, явив обзору стройные ноги, слегка потемневшие от загара. Василиса смущенно опускает глаза, стремясь как можно скорее оправить наряд, когда пальцы Черного Ворона скользят по обнаженному участку кожи, и уже было собирается подняться, но мужчина удерживает ее, нависнув сверху и аккуратно обхватив девичье лицо ладонями.
— Не бойся. Этот человек никогда не возьмет женщину силой.
Его взгляд, — горячий, жадный, темный от желания, — такой дурманящий и такой покоряющий своей воле, что сопротивляться нет сил. И желания, впрочем, тоже, ведь Василиса уже не впервые за прошедшие недели представляла себе поцелуй с Черным Вороном, только вот всегда что-то останавливало ее от столь рискового шага. Так почему бы сейчас не пойти своим чувствам на встречу?
— Раненая Волчица очень красивая. Ты, — шепчет Черный Ворон, коснувшись носом щеки девушки, — очень красивая…
И вдруг ответом ему служит поцелуй. Губы Василисы робко касаются его собственных, неуверенно найдя их в полумраке типи, а тонкие пальцы неторопливо зарываются в смоляные волосы, действуя боязливо, будто опасаясь собственных действий. Сердце Черного Ворона забилось быстрее, а кровь тотчас горячей лавой потекла по венам, ударив в голову. Поцеловала. Первая поцеловала.
Прикрыв глаза, девушка слегка отстраняется, не находя в себе смелости взглянуть на молодого воина, но не проходит и нескольких биений сердца, как Черный Ворон возобновляет поцелуй, мазнув языком между мягких губ девушки и тотчас попытавшись проскользнуть внутрь в жаркий плен ее рта. По телу Василисы пробегает волна горячего жара, как некогда при поцелуях с Николаем, только все равно непохожи были эти чувства, ибо сейчас девушка ощущала острее каждое касание, каждую ласку, каждое движение тела. Она плавится под чужим телом, выгибается навстречу ладоням, которые скользили по столь мешающемуся в данный момент платью, и на какое-то время забывает обо всем.
Он вбирает в рот ее верхнюю губу, тотчас следом прикусив нижнюю и уже было ведет ладонями по обнаженным бедрам, как вдруг рядом с типи что-то падает в шумным грохотом, тотчас разрушив воцарившуюся атмосферу между влюбленными.
— Что же я творю? — Возмущается собственным поведением девушка. — Ох, если бы тетушка увидела, она бы меня…
Черный Ворон не понимал сказанного, ведь говорила Василиса на родном языке, но по ее горящему лицу сразу понял, что та смущена произошедшим и спешит покинуть его как можно скорее.
— Не нужно думать, что это плохо. Не уходи, прошу тебя. Я не буду больше тебя целовать.
— Нет, я не могу. Мне надо еще лошадей помыть. — Оправляя платье, тараторит Василиса. — И я хотела сходить к реке с Маленькой Выдрой.
Черный Ворон знал, что девушки купаются вместе большой гурьбой, знал, что некоторые молодые да горячие воины бегали подсматривать за ними в укромное место, но он не только не присоединился к ним, пообещав себе вновь увидеть обнаженную бледнолицую только если она захочет возлечь с ним, но и запретил другим следить за девушками, в особенности, если с ними была Василиса.
— Вечером ты придешь ко мне?
Замерев на пороге, девушка неуверенно мнется, будто металась между двух огней, но в итоге согласно кивает, подарив мужчине на последок мягкую, но игривую улыбку.
Она изменилась за то время, что жила среди индейцев. Стала свободнее, смелее. Раньше ей приходилось трепеть окружающие такие условности, а теперь единственной ее обязанностью было помогать другим членам племени. Ей повезло, во многих отношениях повезло, и постепенно желание покинуть стойбище кранокожих все реже посещало девушку, тем более, что чувства к Черному Ворону стали просыпаться, расцветая в сердце.
Она учила язык, помогала, чем могла женщинам по хозяйству и даже подружилась с некоторыми индианками. Только вот не каждая из них имела исключительно чистые помыслы в сердце. Маленькая Выдра была хорошей девушкой, но никак не могла забыть того, с кем коротала не одну холодную ночь. Сильный и смелый воин, уважаемый племенем. Красавец с пронзительным взглядом. Черный Ворон стал навязчивой идеей, чему способствовал тот факт, что более он не навещал типи красавицы, все время проводя только с Раненой Волчицей. А какие взгляды он на нее бросал! Бледнолицая гордячка даже не понимала, какого счастья лишает себя и одиноких девушек племени впридачу, только вот Маленькую Выдру не интересовали другие несчастные. Ее все больше заботило собственное желание.
— Ты любить его?
Василиса расчесывала одного пса, который полюбился ей больше остальных, приводя в порядок его спутанную шерсть после купания, и от столь прямого вопроса едва не роняет расческу в песок.
— Кого?
— Черного Ворона. Он тебя выбрал и больше не ходить другие девушки. Вы быть вместе?
Василиса вспыхивает, вспомнив утренние поцелуи, но раздражение от чужой бестактности быстро избавляет ее от ненужного румянца.
— Мы друзья. И уважаю его, он сильный и храбрый воин…
Маленькая Выдра трактует воцарившуюся паузу не так, как следовало. Надеясь, что таким образом бледнолицая пытается сказать, что не интересуется молодым воином, девушка тотчас начинает заводить разговор в нужное ей русло.
— У вас другая красота. Наши мужчины не красивые вам. И шрам на лице. Ты бояться этот шрам?
— Шрама? — Василиса фыркает. — Ты говоришь так, как будто у него нет половины лица. И дело тут не в красоте.
— А что?
— Почему тебя так интересуют мои отношения с Черным Вороном?
— Потому что он нравится Маленькой Выдре. И я хотеть с ним быть.
От такого прямого ответа Василиса теряется.
«Вот оно что», — думает про себя девушка, — «стоило догадаться. Хочет знать, серьезно ли у нас с ним…»
— Если ты не любить его, почему играешь? Отдай его мне.
— Он не вещь, чтобы его отдавать и передаривать. — Высокомерно и холодно отвечает Василиса. — Если он будет за тобой ухаживать, я не стану вам мешать.
Она поднимается на ноги и уходит, оставив Маленькую Выдру одну. От разговора ей стало неприятно, на душе сразу почернело. А вдруг Черный Ворон наобещал Маленькой Выдре все то же, что и ей, а потом бросил, как использованную вещь? А вдруг у него все серьезно с ней, своей соплеменницей, а Василиса лишь его мимолетное увлечение?
Ее отвлекает от черных дум оклик Дикой Кобылицы, которая с улыбкой приветствовала ее возле костра. Присоединившись к женщинам, готовящим ужин, она все равно не оправляется от разговора до самого вечера.
«Надо с ним поговорить. Спрошу у него все лично. По глазам пойму, если врет», — решила Василиса и немного успокоилась.
Поговорить так и не получилось, поскольку мужчины участвовали в каком-то ритуале, и Черный Ворон был обязан провести его от начала до конца. Индейцы танцевали, кружили вокруг костра, напевая мелодии, которые казались Василисе колдовскими, но уже совершенно не пугали. Девушка весь день трудилась с остальными женщинами племени, а потому под вечер хотела поскорее лечь спать, но увиденное на пиршестве тотчас отбило всякую сонливость. Маленькая Выдра крутилась вокруг Черного Ворона, как самая настоящая надоедливая мошкара. Не давала ему прохода, подносила еду, танцевала всегда рядом с ним. От ее улыбки веяло желанием, надеждой на внимание, лаской; взгляд пылал теплотой и томлением. И, что самое болезненное, — молодой Абсарока принимал чужие ухаживания, улыбался в ответ и тоже смотрел с интересом, поскольку женское внимание льстило ему.
А вот глаза Василисы стали острыми, точно кусок стекла, которыми она стреляла в ворковавшую парочку ровно до тех пор, пока Черный Ворон, почувствовав взгляд, не повернул голову в ее сторону. Тогда она тотчас опустила взор, сделав вид, будто и не смотрела вовсе, но с пиршества не ушла, так как знала — молодой воин последует за ней, а говорить с ним ей никак не хотелось.
Она избегала его вплоть до того момента, как все улеглись спать, и, даже когда услышала знакомый голос и тихий свист возле типи, не вышла, хотя уснуть сразу ей не удалось.
«Гнустный лжец! Прохвост и бабник! Какая же ты дура, Василиса, просто дура…»
***
Он не стал подходить к ней на следующий день, хотя вполне мог подловить Василису и у реки, когда она мыла лошадей, и когда она собирала ягоды, и когда зашивала вдалеке от всех чью-то порванную рубашку. Черный Ворон понимал, что это не лучшая модель поведения с такой гордячкой, как его пленница, но впервые за всю свою жизнь позволил другим людям влиять на собственное мнение. А другими людьми были Тот-Кто-Бегает-Быстрее-Всех и собственный отец. Перед ритуалом, в котором принимали участие все мужчины племени, Большой Медведь завел с сыном волнующий его разговор, излагая весьма сомнительные теории об «укрощении строптивой кобылицы», и вдруг в беседу вмешался Тот-Кто-Бегает-Быстрее-Всех.
— Знаешь ли ты, как Белую Голубку покорил ее муж? Он делал вид, что красавица не трогает его сердца, пока та сама не пришла к нему в объятия. Эта бледнолицая знает, что твои глаза всегда на ней, а потому смотри туда, где нет хмурого лица Раненой Волчицы.
Старшие мужчины рассмеялись, а Черный Ворон поначалу даже не внял столь глупым, по его мнению, советам. Он не собирался дразнить Василису, не хотел обижать ее, особенно сейчас, когда они только стали сближаться. Но привычка — вторая натура, а потому ничего дурного в своем поведении возле костра молодой индеец не углядел бы, даже ткни его носом в каждую ошибку. Свободный телом и вольный духом, в простом общении, пускай даже столь тесном, Черный Ворон не видел ничего плохого, в то время как бледнолицая упрямица настолько оскорбилась, что не вышла из своего типи, хотя явно слышала, как он ее звал. Настал черед молодому индейцу сердиться на строптивицу. Он решил не подходить к ней первым, но и Маленькую Выдру более к себе не приближал. Уйдя на разведку с Тихим Тростником, молодой воин решил ждать знамения, которое не явилось ему ни на закате, ни на следующий день.
— Тебе стоит проявить б
ольшую мудрость, брат мой. Она молода, не знает наших традиций. Научи ее всему, помоги нас понять. Раненая Волчица стала своей для многих членов племени, не стоит вновь указывать ей путь в сторону бледнолицых.
Черный Ворон лишь молча кивнул в ответ, и решил ближе к вечеру поговорить с девушкой с глазу на глаз.
С глазу на глаз получилось не сразу. Василиса и другие девушки вязали пучки трав, украшали собственные платья бусинами да ракушками, после чего расчесывали волосы друг дружке, смазывая до блеска ароматными маслами. Касаться чужих волос дозволено лишь тому, кому доверяют, а потому тот факт, что Белая Голубка позволила Василисе плести себе косу, говорил о том, насколько сдружились девушки, став почти неразлучными. Маленькая Выдра тоже была там и была настроена весьма словоохотливо.
— Он теперь не подходить ко мне. Боится, что я кусать его за…
Белозубо усмехнувшись, Маленькая Выдра вызвала взрыв хохота у остальных девушек, даже у Василисы, уже привыкшей к весьма грубоватым шуткам индианки.
— Он больше ни с кем не лежать. Но он здоровый воин, его кровь — красная и горячая.
— Если он хочет просто «лежать», то может найти себе дупло в дереве. — Частично на английском, частично на языке Кроу ответила Василиса, и от этой шутки индианки смеялись громче всего. — Я хочу, чтобы меня любили, и не только за то, что я грею чью-то лежанку.
— Будь ты нашей, твои родители просить лошадей за тебя.
— И одеяла. — Добавляет Белая Голубка. — И бусы. Все, что попросят.
— В моей стране также принято давать что-то за невесту родителям жениха. — Задумчиво проговорила Василиса в ответ, на мгновение вновь погрузившись в прошлое, казавшееся давно утерянным. — Только ни мне нечего ему предложить, а ему давать незачем. Я его пленница, как бы хорошо ко мне здесь не относились.
Черный Ворон все слышал. Он поразился шуткам Василисы, которые скорее подходили бы индианке, нежели бледнолицей, но то было маловажным. Перенимая часть культуры, манеры поведения и речи краснокожих, девушка все еще чувствовала себя чужой, и он, ее похититель, был в этом частично виновен. Он должен дать ей свободу, чтобы она сама выбрала дальнейший путь — с ним или без него. Но молодой Абсарока не мог этого сделать, ибо больше всего на свете опасался, что его Раненая Волчица уйдет от него. Он может даровать ей лучших коней из своего табуна и дары великой для племени важности, но то в глазах этой женщины будет лишь откупом. Она сомневалась в чувствах Черного Ворона, и он должен изменить это, если хочет завоевать ее любовь.
***
Василиса обнаруживает подарок возле своей лежанки рано утром, пробудившись из-за воркования какой-то парочки недалеко от ее типи. Девушки, с которыми белая пленница делила жилище, сразу же сообщают ей, кто оставил завернутое в тряпицу что-то, упрашивая Василису скорее сказать им, что же было внутри. Сама сгорая от любопытства, она слегка дрожащими пальцами вытаскивает наружу содержимое, ахнув от неожиданности. Ожерелье из ярких бусин и ракушек, которые носят многие женщины в племени, казалось самым прекрасным, что девушка видела в своей жизни. Она прекрасно понимала, что это очень ценный подарок, но не сразу восприняла его как повод к примирению.
«Может, он просто хочет купить твою благосклонность?» — проносится в голове у Василисы, но она все же гонит эту мысль прочь. Он ее пленитель, лучший воин племени. Ему не нужно ее покупать, он может взять ее силой, если захочет, а вместо этого, по правде говоря, носится с ней, как с рукописной торбой.
— Если ты наденешь дар Черного Ворона, это будет означать, что ты принимаешь его ухаживания. — Говорит одна из девушек, сопровождая свою речь жестами, чтобы Василисе было проще понять ее. — Такие носят свободные женщины, не пленницы или рабыни.
С ответом бледнолицая не сразу находится, да и не спешит объясняться. Быстрая речь Кроу, точно щебетание птиц, исходящая от нескольких шумных индианок сразу, путали Василису, и она поспешила покинуть типи, дабы побыть в уединении. Она держала ожерелье в руках, не зная, как поступить.
А в тот момент, как девушка покидает жилище, все члены племени, которые находились в центре стойбища в тот момент, с интересом наблюдают за действиями строптивой гордячки. Сколько же разговоров будет, если бледнолицая откажется от дара Черного Ворона…
«
Если ты наденешь дар Черного Ворона, это будет означать, что ты принимаешь его ухаживания…пленницы или рабыни такие не носят», — крутятся в голове Василисы чужие слова, но она колеблется, мечется между желанием и осторожностью. И тут она поднимает глаза.
Прямо перед ней, в нескольких шагах от потушенного костра в центре, сидел Черный Ворон. Бешеная гамма чувств, что отражалась в его взгляде, заставляет Василису замереть на месте. Там были надежда и тепло, страсть и отчаяние, некое дружеское участие, словно говорящее о том, что он простит ее и поймет, если девушка отвергнет дар. И Василиса наконец решается.
Она надевает ожерелье при всех, на глазах у всего племени, откинув косу назад и гордо вскинув подбородок. Бросив взгляд на Черного Ворона, девушка улыбается ему, — беззаботно и легко, — а потом шустро удаляется к Белой Голубке, собираясь утащить подругу за ягодами и травами.
— Что ты такое сделал, что Раненая Волчица приняла твой дар? — Спрашивает Тихий Тростник, улыбаясь.
— Я еще ничего не сделал, — спокойно отвечает ему Черный Ворон, — но собираюсь, чтобы доказать, насколько сильно я ее люблю.
