***
28 октября, 2004
Уже сегодня вечером состоится концерт, я даже придумал, что надену. Абсолютно то же самое, что и всегда, но майку без рукавов. Кстати, Рикки я до сих пор так ничего и не сказал, как обычно оттягивая всё до самого последнего момента. Мы спокойно позавтракали и отправились в кафе, всю дорогу разговаривали о чём-то совершенно отвлечённом, я даже не упоминал, что собираюсь куда-то пойти вечером. Проблема не только в том, что я туда пойду. Проблема в том, что я пойду именно туда, и в довершение картины, пойду не один, а со Спенсером. И всё же, уж лучше рассказать, как есть, чем врать и выглядеть в итоге полным идиотом и мудаком. — Рикки… — я дожидался, пока он оденется и станет за кассу, чтобы поговорить. — Хотел тебе сказать кое-что. Я сегодня вечером не смогу тебя встретить. Олсон зависает и пугающе медленно поднимает на меня взгляд. — Что, прости? — Я вечером иду со Спенсером на концерт Подонков, — говорю прямо, — поэтому я не успею зайти в конце рабочего дня и встретить тебя. — Крис, ты что, охренел? — строго, но не громко говорит Рик. — В чём твоя проблема? — Я не понял, я что, типа твоей псины теперь? — складываю руки на груди, принимая обороняющуюся позицию. Я знал, что его реакция будет негативной, и всё равно это неприятно. — Почему ты не мог меня предупредить хоть немного заранее?! — Да потому что ты, блять, не отпустил бы меня! У тебя ревность изо всех щелей прёт, неужели ты до такой степени не уверен в себе? — мы оба не повышаем тон друг на друга, но с такой агрессией у нас не проходило ещё ни одного разговора. От моей фразы Рикки просто опешивает. Я даже теряюсь от того, какое выражение приобретает его лицо, и делаю шаг к нему поближе, но он отпускает взгляд и категорично выставляет вперёд руку. — Уходи. Уходи, Крис, и не показывайся мне больше на глаза сегодня. Давай, дерзай: вали на все четыре стороны. Видеть тебя не хочу. — Рикки, я не… — Я сказал тебе, чёрт возьми, валить отсюда нахрен. Что-то не ясно? Я медленно отхожу от стойки и иду на выход, около двери непроизвольно оборачиваясь. Он на меня не смотрит, что, впрочем, понять можно. Теперь мне становится вдвое паршивее, я не смогу нормально воспринимать концерт, на который попал через такой скандал. Всю дорогу шагаю, пялясь в землю, до дома добираюсь полностью машинально, сую ключ в замок, захожу внутрь. Бессильно плюхаюсь на диван и тяжело вздыхаю; кажется, мне нужно ещё поспать. На удивление, я отключаюсь быстро и без особых усилий. Не могу сказать, что мой ночной сон сегодня был плохим, или я уже умудрился устать, но ссора с Рикки будто за один раз выкачала из организма все силы. Я чувствовал странную злость и обиду. Мне было стыдно за то, что я сказал, хотя я не считаю, что ошибся хоть в чём-то из своих высказываний. Знаю, что не прав был лишь в том, как преподнёс информацию: некрасиво было ставить его перед фактом. Но я, чёрт возьми, уверен, что при любом другом варианте развития событий было бы хуже. Меня будит телефонный звонок. Я продираю глаза, чувствую себя дико помятым. Почему-то на секунду мелькает мысль, что звонить может Олсон, но на дисплее я вижу имя Спенсера. Отчего-то сразу становится легче, я даже улыбаюсь, принимая звонок. — Та-а-ак, добрый день, братан, — моментально доносится из трубки. — Вечер, — с едва слышным смешком отвечаю я. — Ты чего какой злой, бля, что-то случилось? — по какой-то причине Чарнас тут же замечает непривычные нотки в моём голосе. — Я не… — хмурюсь. Похуй. — Ты чего так рано звонишь? Мы же хотели добраться каждый своим ходом и встретиться у клуба примерно за полчаса до начала. — Да, — отвечает на это парень и пару секунд молчит. — Звоню узнать, может, у нас какие правки в планах появились или пока без изменений? Я перевожу взгляд на лестницу, затем на окно, дверь. Сидеть дома нет никакого желания. Слишком сильно нагоняет на мысли, которым я сейчас в своей голове максимально не рад. Я вообще никаких мыслей не хочу, хочу просто насладиться предстоящим мероприятием, раствориться в нём и… как переродиться, что-ли? Думаю, не нужно быть гением, чтобы понять, кто, как и чем мне в этом может подсобить. — Ну, раз уж ты свободен, — из интереса прислушиваюсь к звукам в трубке, пока он молчит, слышу что-то вроде ветра. Похоже, Спенсер сейчас находится на улице. — Ты где сейчас? — Э-э-э, да так, гуляю, вот, недалеко от твоего дома. Я даже не пытаюсь сдержать смех, подступивший от осознания, что Чарнас совершенно не рассматривал вариант моего отказа от того, чтобы провести время «как-нибудь ещё поинтереснее». Господи, он абсолютно очарователен в своей беспечности и непосредственности. — Какое невероятное совпадение, в Салеме ведь всего одна улица есть, вот ты и наматываешь по ней круги вокруг моего дома, да? — О нет, ты меня раскусил, — с максимальной долей сарказма в ровном голосе произносит Чарнас, после чего громко прыскает. — И как далеко ты сейчас? — Да около крыльца топчусь, честно говоря. Я тут же встаю с дивана и подхожу к окну в прихожей: этот придурок и правда стоит в нескольких метрах от дома и ходит взад-вперёд с приложенным к уху телефоном. Так невольно и вспоминаются моменты из детства, в которых он точно так же караулил меня под окнами, боясь напороться на моего отца, из-за чего просто стоял около дома и ждал, пока я с божьей помощью догадаюсь, что мне нужно выйти. — Блять, Спенс, годы идут, а нихуя не меняется. Я слышу в трубке смех, немного отстающий от того, что я вижу за стеклом. У него такая красивая улыбка, зубы ровные… — Согласись, романтика? Так, ладно, ты меня впустишь? Или мне снаружи подождать? — Да, конечно, заходи, — с этими словами я сбрасываю и иду к двери, успевая краем глаза заметить, что Чарнас в момент делает то же самое. Открываю, Спенсер уже стоит на пороге. Несколько минут молча пялимся друг на друга. — Привет, — ухожу с прохода, чтобы впустить его внутрь, и захлопываю дверь. — Знаешь, если честно, я бы даже на чай не оставался. Пора уходить, я только переоденусь. — Ну, да, водить чужих мужиков втихаря в свой дом — так себе затея, — хмыкает и осматривается. — Слушай, а у вас тут мило, — берёт в руки небольшую фигурку летучей мыши с полки, затем тут же ставит на место. — И что ты надеть собрался? Костюм? — Попробуй догадаться сам, шутник, — цокаю и иду в комнату, слышу, что он плетётся за мной. — Подожди в прихожей. — Ну уж нет. Я же на татуировки посмотреть хочу, когда ещё ты вообще передо мной разденешься? В детстве у тебя не было с этим проблем, — полностью игнорирует мой гневный взгляд. — Ты злой сегодня, так что я буду всеми силами с этим бороться. — Ладно, пробуй, — не сдерживаю улыбку, но и не поворачиваюсь, чтобы Чарнас не заметил, как я на самом деле рад его присутствию здесь. Я окидываю взглядом огроменный шкаф и засовываю руку вглубь верхней полки, на ощупь пытаясь определить, с каким принтом футболка мне нужна сейчас. Безошибочно вытягиваю именно ту, с Кровавым Призраком, — лучшим и самым запоминающимся логотипом всех времён, который однажды присвоили себе Подонки. Медленно снимаю футболку с себя и аккуратно складываю. Правда, под взглядом Спенсера моё «аккуратно» скорее похоже на «свёрнуто в кучу и запихано в шкаф». — Ну-ка повернись, я… е-е-ебануться, пиздец! И это Анджело сделал?! — у Чарнаса буквально глаза на лоб лезут. — Пиздец, выглядит просто охуенно. Я запишусь к нему прямо сегодня. И пойду бить послезавтра… завтра у меня отходняк. Я смущённо хмыкаю и надеваю майку. Как давно я не носил мерч… хожу, как самый обыкновенный, нормальный и скучный неудачник. — А краситься не будешь? — Спенсер склоняет голову набок. — Я слишком стар для этого, Спенс. И придется конкретно так побриться, так что нет. Хочу побыть взрослым мужиком, а не эмо-подростком. — Ну и зря, — парень фыркает, — ты когда накрашенный, от тебя просто глаз не оторвать, ты как экспонат какой-то… Мы выходим из комнаты, затем из дома, я быстро запираю дверь на все замки, и мы направляемся в сторону ближайшего алкогольного магазинчика. Я прекрасно знаю, что он здесь есть, хотя никакими вычурными вывесками он не светит — просто иногда хотелось пропустить хотя бы баночку пива, однако Рикки выпивку не одобрял от слова совсем, соглашаясь только на что-нибудь лёгкое и исключительно по праздникам, а потому такая незаметная забегаловка стала для меня своего рода спасением. Спенсер рассказывает что-то про Надю, я внимательно слушаю, хоть и не сильно вникаю. Единственное, что удаётся для себя подчерпнуть — девушка работает моделью и сейчас возможно получит контракт на съемки в Бостоне для одной компании. Мы заходим в магазин, и я, без каких-либо объяснений, направляюсь к полкам с шампанским. Настроение было странное и не поддающееся никакой трактовке ни с отвлеченной стороны, ни от меня самого, а потому и выбор алкоголя сегодня пал на нечто совершенно неожиданное. — Так что возможно я задержусь тут на подольше, пока Надя будет ездить в Бостон по работе. Здорово ведь, да? Можем Хэллоуин вместе отметить. А хотя, бля, у тебя же… Крис? Он прерывается, замечая как я беру в руки какую-то тёмно розовую бутылку и начинаю изучать этикетку в поисках вкуса и градуса. — Ты же вроде не хотел быть эмо-подростком, — со смешком произносит Чарнас. Я уже собираюсь напомнить ему, что когда мы ещё сами были эмо-подростками, то у нас едва ли хватало денег на самое дешёвое пиво, как вдруг он выдаёт то, от чего мне мгновенно становится не по себе: — Что за сопливый выбор вообще, ты с парнем что ли расстался? Я замираю, вмиг переставая воспринимать текст на наклейке: теперь это просто набор букв, будто бы даже написанных на другом языке. Чувствую, как пальцы мёртвой хваткой сжимаются на горлышке, дышать и сохранять спокойное лицо становится невыносимо трудно. — Блять, Спенсер. — Подожди, я, что, угадал? Сука, друж… — опешившим тоном начинает он, но я перебиваю: — Нет, у нас всё хорошо, — чеканю, стараясь по крайней мере выровнять дыхание и охладить голову. Ничего. Мне уже ничто не помешает скупить половину магазина и нажраться, как последняя скотина, чтобы сегодня больше не думать вообще ни о чём. — Почти. Я просто хочу шампанское, — наконец перевожу взгляд на него и выдавливаю улыбку. Впрочем, это не так уж и трудно, ведь мне хватает одного вида переживающего выражения лица Чарнаса, чтобы проникнуться его чувствительностью и умилиться ей. — Так или иначе, поднять градус мы ещё успеем. — Может, аперитив? — прекрасно видя, что я не намерен продолжать разговор, Спенсер сразу же успешно ухватывается за возможность перевести его в другое русло. Он берёт в руки какую-то бутылку с полки рядом, которая на вид почти ничем не отличается от той, что сейчас в руках держу я. — Вот это вкусненькое. И градус у него заебись. — Хорошо, давай его. — Две? — Спенс, это литровые бутылки, мы же не алкоголики… Как же ужасно я ошибаюсь в своём последнем утверждении. Мы покупаем одну и выходим; едва оказываемся на улице, Чарнас небрежно сворачивает крышку с аперитива и тут же прикладывается к нему, делая несколько больших глотков. Протягивает мне — я следую его примеру, и вот мы уже весело бредём по улице, пытаясь выгребсти из памяти воспоминания о местонахождении клуба, громко смеемся и невзначай пугаем случайных прохожих. В какой-то момент всё снова затягивает туман, но мы находим это исключительно смешным и продолжаем наше полупьяное шествие, но уже с новыми идиотскими шутками про хуёвую видимость. На пути нам встречается ещё один магазинчик из той же сети: первая бутылка алкоголя к тому времени уже безвозвратно заканчивается, а потому мы, недолго думая, заходим внутрь и берём ещё. Мы почти опаздываем на концерт, так как добираемся до клуба лишь в тот момент, когда до условного начала остаётся каких-то пару минут. Еле как, даже с легкой паникой проходим через охрану и протискиваемся в зал, стремясь протащить себя в самый центр. Мы уже давно не подростки, чтобы пытаться пробиться к сцене и восхищенно поглазеть на знаменитостей, а потому лучшим решением оба избираем остаться здесь, в зоне, где всего через пару песен начнётся лютое мочилово. В зале полутемно, прохладно и шумно. Группа пока не вышла, все кругом просто болтают и пытаются найти себе место в танцполе, я же нервно переминаюсь с ноги на ногу, не зная, куда бы деться. Сейчас я нахожусь в том состоянии, когда выпил достаточно, чтобы снова забиться в свои мысли, но слишком мало, чтобы это состояние либо усугубить, либо исправить. — Крис, пошли в бар, пока кор… концент… концерт-ебать-его-в-рот, не начался, потому что я хочу попасть в слэм. А туда трезвому нельзя, — внезапно, словно прочитав мои мысли, высказывает предложение Спенсер. Мне требуется несколько ужасно долгих секунд, чтобы его обдумать. Почему вообще мне должно не повезти с опьянением в этот раз? Я же в компании Чарнаса, он-то уж точно не позволит мне заскучать и загнаться. А может, наоборот, именно он и послужит причиной моих загонов. — Ладно, пойдём, согласен. Что мне терять? — качаю головой и следую за Спенсером, который бежит к бару чуть ли не вприпрыжку. Не успеваю я открыть рот, как он заказывает сразу десять шотов виски. — Ты ебанулся, что ли? — Да это как целая бутылка, мы же два здоровых парня, вполне пойдёт. Того, что мы выпили, ну очень мало. Я же угощаю, ты не можешь просто взять и отказаться. — Ну, сука, Спенсер, если это плохо кончится, и я сдохну, то я восстану и выковыряю тебе глаза ложкой, — осмеливаюсь подойти к нему поближе, чтобы слегка касаться плечом, благо, такая возможность предоставляется вполне оправданно: к стойке подходит ещё человек пять. Мы тут, похоже, одни из самых молодых… — Договорились. Отныне я в ответе за твою жизнь. Перед нами сразу ставят стаканы, и я уже с интересом их оглядываю. В темноте цвет виски кажется таким приятным и манящим, что я без лишних раздумий осушаю первый шот. За ним идёт и второй. И пока я сверлю взглядом третий, Спенсер уже тянется к последнему. — Блять, дружище, я теперь как-то сомневаюсь, у кого из нас действительно проблемы, — глупо хихикаю, голова кружится. Беру новый шот в руку и вливаю в себя уже совершенно неосознанно. А затем, так же абсолютно не отдавая себе отчёта, перекидываю одну руку Чарнасу через плечо, слегка опираясь на него, и запрокидываю в себя четвертый. — Пиздец, меня Рикки убьёт… Спенсер крайне пьяно улыбается и откидывает голову назад, попадая затылком куда-то в сгиб моей руки. — Забей. Хуй. — Стараюсь, — честно отвечаю я, кивая, и наконец осушаю последнюю стопку. — Всё пошли, сейчас начнётся-я. Я не отпускаю его, а наоборот сгибаю руку чуть сильнее и за шею тяну обратно в толпу. Блять, как же голова кружится… Внезапно тухнет вообще весь свет, многие замолкают, мы со Спенсером останавливаемся там, докуда успели дойти, я наконец отпускаю его. Проходит несколько секунд, и на сцену выбегает гитарист, за ним спокойным шагом барабанщик. В практически кромешной темноте (слабый свет остался только на баре) мы видим лишь их силуэты. Толпа начинает одобрительно шуметь, некоторые принимаются скандировать название группы. С каждой секундой какофония вокруг лишь нарастает. На сцену успевает выйти ещё кто-то, но в этот момент резко вспыхивает свет и после небольшого вступления исключительно на барабанах, наконец раздаётся первый аккорд.Если ты собираешься кричать — кричи со мной.
Моменты вроде этого никогда не длятся долго!
Несмотря на то, что все вокруг толкаются и жмутся ближе к сцене, я чувствую себя так, словно впервые за долгое время вдыхаю полной грудью. Знакомые строки бальзамом ложатся на слух под прекрасный аккомпанемент, мигом навевающий массу воспоминаний. Я едва ли успеваю заметить, как Чарнас что-то коротко кричит мне на ухо, после чего ретируется в центр зала, где уже начинают собираться люди для предстоящего слэма. Я выдаю пару нетрезвых смешков, разворачиваясь в те же сторону, но не слышу себя. Слишком шумно вокруг, слишком звучно херачит музыка, начисто перекрывая мысли. Ну, и отлично. Это — именно то, чего я хотел. Незнакомые люди вокруг орут песни, которые я до дыр заслушиваю ещё с подростковых лет; мне то и дело прилетает по виску чьей-то неловко выставленной вверх рукой. Я бездумно стараюсь идти за Чарнасом и не терять его из виду. В мошпит соваться как-то не хочется, но вот поглазеть на то, как парень наслаждается моментом — за милую душу. В голове против воли возникают картинки с нашего прошлого концерта Подонков и на секунду мне даже кажется, что мы сейчас там, в девяносто шестом. Губы сами собой начинают складываться в заведомо известные слова, и я, сам того не замечая, начинаю подпевать и пружинить на ногах, имитируя прыжки и вливаясь в общий поток. Прямо передо мной начинает расходиться круг: люди неловко расталкивают друг друга, те, кто потрезвее силятся руководить толпой, но всё это плевая затея. Эстетика и неповторимое своеобразие таких концертов как раз-таки в их сумасбродности и неуправляемости. Ещё миг — и весь этот нестройный рой начинает движение. Не спрашивая моего желания, люди вокруг утягивают меня за собой, и теперь я вместе со всеми лечу куда-то, на самом деле плохо соображая, что вообще происходит. Всё, что у меня перед глазами сейчас, — множество перебивающих друг друга воспоминаний, связанных с творчеством Подонков и моим спутником, который, как нельзя кстати, прямо сейчас вдруг материализуется у меня перед носом, со всей дури влетая мне в грудь. — Бля, — читаю по губам, когда ему удаётся отстраниться. Мы одновременно начинаем смеяться, после чего Спенсер хватает меня за кисти рук и тащит в самое пекло, а я только и могу, что безропотно последовать за ним. Впрочем, я всё же не горю желанием толкаться в гуще пьяных тел, поэтому спустя ещё полпесни, осторожно ступаю назад, заставляя Спенсера себя отпустить. Кончиками пальцев он неосознанно проводит по моей ладони, пока я медленно высвобождаю руку, и от этого по коже невольно пробегают мурашки. Когда он в растерянности на меня оборачивается, я только отрицательно качаю головой и улыбаюсь ему. Всё равно здесь ни черта не слышно. — Спенсер, может не… — всё же зову его, но мои слова теряются в шуме концерта, и я, хмыкая чисто самому себе, замолкаю и иду в наиболее безопасное место, к краю танцпола. За Чарнаса я не особо волнуюсь — он сам кому хочешь наваляет, а вот я костей не соберу, если упаду, так что подобных эгрегоров всегда избегал и продолжу избегать. Мне радостно видеть, как он резвится в слэме. На фоне играет эта дурацкая песня, которая мне никогда особо не нравилась, но, тем не менее, всегда бешено заводила толпу. Даже будучи шестнадцатилетним разукрашенным придурком, я всё равно боялся попадать под неё в этот хаос, не то, что Спенсер. Он ничего не боялся, и, похоже, не боится и сейчас, просто делает всё то, что велит ему сердце, а не ужасные, тянущие назад мысли и идеи, которые не могут позволить ни быть объективным, ни ощутить всю радость этих мгновений. Перевожу взгляд на сцену — всё же, за этим я и пришёл. Дойл невероятно устрашающ в своём гриме и с болтающейся на лбу волоснёй, содрогается в такт песне, словно в трансе… Бессменный Джерри со своей гитарой идеально исполняет партию. Он мой самый любимый вокалист Подонков за всю историю, и, думаю, со мной согласился бы каждый из присутствующих. Да, многие из лучших песен написали или Гленн, или Майкл, но всё же так долго они не продержались. Остальных участников, я, если честно, не узнаю. В девяносто шестом ещё был Грейвс и гитарист Чад, но теперь они взяли кого-то сессионного. Так я и стою здесь, в одиночестве, ещё минут двадцать. Песни идут и идут, а я даже не различаю, где начало одной и конец другой. Как-то и насрать, честно говоря. Мне довольно хорошо, пьяному и не соображающему ничего, кроме всего того, что касается Подонков и их музыки. Об этом думать не больно. Я даже не могу вспомнить, на тему чего мне было так хуёво днём. Какой-то мужик в толпе теряет ботинок, и кто-то другой запускает его в центр слэма; как же, сука, смешно себя ведут эти психи. Очередная драйвовая песня заканчивается, толпа немного успокаивается, и Джерри начинает толкать речь, в которую я, если честно, совершенно не вникаю. От выпитого мне уже начинает хотеться спать, но резко знакомые аккорды будят меня, словно удар током. Только не это, нет… Сука, эта песня, конечно, шедевр Грейвса на все времена, но… не сейчас же?! Я стою, словно парализованный, во время вступления, пока все вокруг начинают покачиваться в такт. Голову затопляют воспоминания: приятные и не очень. Так или иначе, под «Субботний вечер» в своё время я плакал действительно много. Да что уж там, меня и сейчас влёгкую может пробить на эмоции, когда я её слушаю, прогуливаясь в одиночестве…Существует пятьдесят два способа убить кого угодно:
Парочка из них даже похожи,
Не говоря уже о том, что оба одинаково хороши.
…прогуливаясь в одиночестве по местам, которые были особыми для нас со Спенсером. Местам, где я мельком любовался им, по-детски влюблённый в его естественную красоту и самобытность характера. Он никогда не замечал этого: я не позволял. Я был уверен, что это ничем хорошим не закончится. Помню, как однажды мы лежали в траве недалеко от того самого кладбища. Люди сюда практически не заходили, а ночь выдалась такой светлой: небольшую, некошенную поляну заливал лунный свет. Помню, как беспечно он повалился на землю, смеясь вместо того, чтобы заскулить от звучного и явно болезненного удара. Сколько мы тогда выпили, по банке пива? Нам больше хотелось думать, что мы пьяные, нежели это было так на самом деле. — Да бро-о-ось, Кри-и-ис, — тянет он, глядя на меня снизу-вверх с хитрой улыбочкой. — Если надо будет я тебе своими руками шмотки выстираю, только ляг сюда! Смотри какое небо красивое, это ж обосраться… Я поднимаю взгляд наверх, и это становится моей главной ошибкой: едва я отвлекаюсь, Чарнас быстро поднимается и резко тянет меня за край кофты, из-за чего я мигом теряю равновесие, и едва успеваю выставить руки вперёд, чтобы не рухнуть прямо на него. Тем не менее, выходит нихрена не менее неловко: я зависаю прямо над ним, несколько долгих секунд пытаясь понять, что произошло, и почему его лицо вдруг оказалось так близко. Но уже в следующий момент, опомнившись, я спешно отстраняюсь и ложусь рядом, тщетно силясь усмирить сердце, вмиг начавшее биться раза в три сильнее. — Уебан, — беззлобно шиплю я, едва мне удаётся хоть немного придти в себя. — Зато красивый, — произносит Спенсер и тут же смеётся с глупости собственного ответа. А я даже поспорить не могу… Я чувствую, как на глаза начинают наворачиваться слёзы, поджимаю губы. Ещё несколько секунд неподвижно стою вместе со всеми, но не выдерживаю: меня резко начинает раздражать количество людей, и, кажется, хотя бы до конца песни, но мне нужно остаться наедине с собой.Я сидел и думал о тебе.
Было кое-что, что я так и не успел сказать,
И я плакал из-за этого тем субботним вечером.
Первой моей идеей становится убежать в туалет, что я и делаю. Слава богу, там пусто; запираюсь в одной из кабинок и забираюсь на стульчак, обнимая колени. Господи, только бы Спенсер не заметил моего отсутствия… Мне становится трудно дышать и терпеть этот ком в горле, по щекам бегут горячие слёзы. Я не позволял себе плакать уже много лет, твердил себе, что не может быть никакого достойного повода. Тихо всхлипываю и весь дрожу, чувствую себя так мерзко и противоречиво… Я просто хочу быть счастливым, но складывается такое ощущение, будто прошу слишком много. — Сейчас твой отец придёт и наваляет нам, — я неуверенно ёрзаю, сидя на полу ванной дома у Спенсера. На часах около пяти вечера, но на улице уже довольно темно. Чарнас решил, что лучшей идеей из возможных будет взять косметику его матери и сделать из меня конфетку. — Да брось, он только в восемь заканчивает, — аккуратно проводит кистью у меня под глазом, — я хочу, чтобы ты был круче, чем Майкл Грейвс. Ты и так круче, только не накрасился. — Ёб твою налево, Спенсер… С каждой секундой я краснею только сильнее. Он так удивительно близко, сосредоточенно сидит и что-то творит, шикает, когда я пытаюсь с ним поспорить или вообще хоть как-то пошевелиться. Его рука на моей шее — придерживает, чтобы я не дёргался. Вообще, краситься я умел и сам, но Спенсеру слишком нравилось развлекать себя таким образом, а я позволял. Я наслаждался каждым моментом, когда ощущал себя хоть немного ближе к нему, но с другой стороны, и страдал от каждого его прикосновения ничуть не слабже. Он вкладывал в них совершенно не тот смысл, что я. — Боже, как же тебе идёт! — Чарнас едва ли не взвизгивает. — Просто нереально выглядишь. И почему только я один такой урод, когда накрашусь? Мы делали это множество раз. Стоило только Спенсеру предложить что-то подобное, как я соглашался, ещё не успевая осознать, насколько хуёво мне будет потом. Я прекрасно знал, что этим же вечером буду сидеть и биться об стенку головой, стараясь выбить из неё все ненужные мысли, да вот только это никогда не помогало. И вот сейчас, когда прошло столько лет, изменилось ли что-нибудь? Мы разъехались и перестали общаться, завели отношения, начали как-то устраивать собственную жизнь. Ни он, ни я уже давно не подростки, плечом к плечу валяющиеся в траве и смотрящие на звёзды. Мы больше не малолетние любители самовыражения, на собственном опыте изучающие основы макияжа, сидя на полу в ванной родителей, которые явно бы такое не одобрили. Мы… скучные взрослые. И пусть нам ещё даже нет тридцати, всё слишком изменилось. Я пытаюсь вытереть слёзы, но безуспешно, их словно начинает течь только больше, а сам я задыхаюсь во всхлипах, которые практически не удаётся совершать беззвучно. И зачем я только пошёл в туалет… Музыка здесь играет куда тише, и я снова могу слышать свои мысли. Снова могу слышать себя. А вкупе со строчками, которые продолжают играть на фоне, всё это причиняет такую невыносимую боль, что меня просто разрывает на части. Я сжимаю дрожащие пальцы в кулаки и снова разжимаю, не зная зачем. Вдыхаю нестройно и через раз. Мне нужно успокоиться. Хорошо, что я сегодня всё-таки не накрасился: нельзя чтобы Спенсер увидел меня в таком состоянии. А по растекшейся туши всё сразу стало бы слишком очевидно.Там, где мы привыкли сидеть вместе и курить сигареты,
Теперь я сижу один и молча наблюдаю,
Наблюдаю за тем, как ты умираешь.
Я решаю подождать здесь хотя бы до конца трека, после чего умыться ледяной водой и «свежим» вернуться в зал, однако мои планы оказываются беспощадно нарушены звуком открывающейся двери. На мгновение шум песни становится громче, затем снова затихает. Я затаиваю дыхание и молюсь всем богам, чтобы это оказался кто угодно, только не он, но… — Эй? — слышу неуверенное. Затем несколько осторожных шагов. — Крис, я знаю, что ты здесь… Я держусь ещё несколько секунд, после чего сдаюсь без боя и сокрушённо выдыхаю, позволяя Спенсеру определить своё местоположение; спускаю ноги обратно на пол, упираюсь в них локтями и утыкаюсь лицом в ладони. Мне пиздец. — У тебя всё хорошо? — я не вижу Чарнаса, но точно знаю, что он уже стоит передо мной, и единственное, что нас разделяет, — тонкая, повидавшая разной жести, дверца. — Ладно, дерьмо вопрос, наверное. Я же знаю, что ты под «Субботний вечер» явно не поссать сюда пошёл. Я молчу, даже слабо усмехаюсь. Спенсер в своём репертуаре. А я снова имею право лишь на то, чтобы молча восхититься этим. Я не могу ему ничего сказать, я уже знаю, что на любые его расспросы просто промолчу или отмахнусь, ровно как и в тот единственный раз, когда я растрогался со сцены в фильме, безумно похожей на нашу ситуацию, и он успокаивал меня, хотя искренне не понимал, почему меня это настолько зацепило. Слышу негромкий стук, поднимаю голову. — Открой, может? — предлагает Чарнас, а я… не вижу смысла отказываться. Тянусь сырой от слёз рукой к щеколде, отодвигаю её обратно на дверцу, после чего слабо толкаю от себя и с некоторой неуверенностью смотрю на парня, которого вижу за ней. — Я не… — начинаю говорить, но сам не знаю что. Голоса нет, мысль теряется. Я просто смотрю в его невероятной красоты зелёные глаза и отчётливо ощущаю, как слёзы начинают скатываться по щекам ещё чаще и уже куда более увесистые. — Кри-и-ис, — сопереживающе протягивает он и вдруг опускается вниз, садясь передо мной на колени. — Ну ты чего?.. — он берёт мои руки в свои и нежно сжимает. Я смотрю на него и слабо улыбаюсь. Он так классно и живо сейчас выглядит — весь взъерошенный, потный, с застывшим в глазах восхищением; сидит передо мной на грязном полу туалета клуба, добровольно пропуская одну из лучших песен нашей любимой группы. Я смотрю на это всё и вдруг нахожу в себе силы признаться по крайней мере самому себе в том, что… Нет. Абсолютно точно нет. Столько лет прошло, а изменилось, ровным счётом, ничего. Я люблю его. Пиздец, как сильно люблю. И всегда любил. Пьяный мозг преподносит эту мысль так просто, словно в ней и нет никаких проблем. И то, что мы сейчас сидим здесь, трепетно сжимая ладони друг друга, — так и должно быть. Все противоречия будто остаются за пределами нетрезвого сознания; слёзы немного унимаются, но я всё ещё сильно дрожу. Я так не хочу отпускать это мгновение, но так боюсь признаться в этом ему…Я пытался проводить время без тебя,
Но они исполняли нашу с тобой песню, А я плакал тем субботним вечером.
— Ну же, — он практически шепчет, я больше читаю по губам, нежели действительно слышу, что он говорит. — Всё будет хорошо, давай, пойдём, — он поднимается обратно на ноги, не отпуская моих рук, после чего делает шаг назад и тянет меня за собой. Я подчиняюсь, встаю за ним, но не могу оторвать взгляд от его лица. Мы сейчас стоим так близко… — Блять, Спенс, — я выдыхаю, качаюсь головой и, жмурясь, отворачиваюсь; его руки из своих ровно так же выпускаю. Но когда возвращаю взгляд к Чарнасу, то вижу, что он так и стоит, ожидая продолжения фразы. — Ничего, забей, пошли обратно. — Хорошо, — он кивает, и мы вместе направляемся к выходу. Даже не пытается меня доебать и узнать, в чём причина истерики. Даже не предпринимает попыток выяснить, что я хотел сейчас сказать. Понимает, что мне будет это некомфортно и попросту не делает этого. Спенсер, блять, чистое золото. — Знаешь, — вдруг снова подаёт голос он, — думаю, у меня есть одна идея. — М-м? — я заинтересованно поднимаю брови, но он лишь хитро улыбается и, так ничего и не объясняя, толкает дверь и бежит обратно в толпу. Как раз в этот момент Подонки начинают играть заключительную песню своего сета. «Умри, умри, любовь моя» — безусловно, гениальная вещь, и Спенсер не может упустить возможности под неё потолкаться. Пару минут без него я переживу, пусть наслаждается, да и я сам пока успокоюсь. Оглушительно громкий звук инструментов возвращает меня в строй, я восстанавливаю дыхание и жду Чарнаса, иногда уворачиваясь от падающих пьяных людей.Умри, умри, любовь моя,
Просто закрой свои прекрасные глаза.
Ведь мы обязательно увидимся снова, Но на этот раз уже, увы, в аду.
Не зря я всё-таки сюда пошёл. Да, я вернул свою старую боль, и теперь она бьёт по мне с тройной силой, но это позволяет мне наконец почувствовать себя живым человеком, а не роботом, живущим на автомате. Я вырываюсь из рутины, ощущаю реальные эмоции, и сейчас меня действительно мало волнует то, каким разбитым меня это сделает, когда я протрезвею до конца. А ведь я уже сейчас чувствую, как всё стремительно начинает идти по пизде.Не пытайся строить из себя ангела:
Мы с тобой — та ещё конченная парочка.
Песня приближается к завершению, мошеры постепенно расходятся в стороны, и я начинаю искать среди них Спенсера, пока тот неожиданно не наскакивает на меня сбоку. — Крис! Руку дай, прямо сейчас, — он хватает меня за запястье, я расслабляю ладонь, и он неожиданно накрывает ее своей. Я чувствую, что Чарнас что-то туда положил, и, когда он убирает руку, вижу, что это медиатор. Медиатор Джерри, который тот только что выбросил в толпу! — Да ладно, ты что, мне его отдаёшь? — я шоке хлопаю ресницами несколько раз и не могу поверить в происходящее. Это так… мило… И мне настолько приятно, что я даже не могу найти слов, чтобы выжать из себя хоть что-то более содержательное. — Конечно. Ты больше фанат, чем я. К тому же, твоя радостная мордашка в разы ценнее куска пластика. Видишь, аж просветлел весь, — он ненавязчиво треплет меня по щеке, — не расстраивайся. Пошли домой. — Спасибо, — я мечтательно, с некоторой долей печали вздыхаю и убираю медиатор в задний карман джинс. Спенсер не просто хорош, он… лучший. Мы довольно медленно пробираемся на выход. Чарнас не слишком спешит, видимо, его до сих пор штырит до такой степени, что он едва переставляет ноги. Но какой же свежей, прекрасной и спокойной ощущается улица, когда мы всё-таки выходим наружу и окунаемся в царящую там атмосферу ночи. — Ну что, тебе лучше? — на всякий случай интересуется Спенсер. — Определённо, — отвожу взгляд, мягко улыбаясь. Даже не знаю, как его и благодарить за то, что он в очередной раз выручил меня. Ещё несколько секунд мы молчим. Я чутка оглох от колонок, очень спарился, поэтому ещё требовалось некоторое время, чтобы привыкнуть к обстановке на улице. — Вот и прекрасно, тогда пошли до… блять! — Спенсер неожиданно спотыкается и очень неудачно падает на землю, а я не успеваю даже дёрнуться, чтобы схватить его за шкирку и уберечь от встречи с землей. — Ёбаный в рот, — тут же наклоняюсь и пытаюсь помочь ему встать. Его крепкая хватка на протянутой мной оказывается… жутко приятной… блять, не время думать об этом; Чарнас тут себе, походу, локти в хлам разодрал, а я опять о своём. — Ты живой вообще? — Я ногу в слэме подвернул, видимо. — Идти можешь? — спрашиваю я, но уже в следующую секунду сам для себя решаю, что ответ всё равно ни на что не повлияет. Беру его руку и перекидываю себе через плечо, а сам приобнимаю его за спину, дико смущаясь, и в то же время позволяя себе насладиться моментом на полную. Спенсер вдруг выдаёт короткое загадочное «Ха-а», глядя мне в лицо, после чего с улыбкой жмурится и неловко начинает рассматривать свой локоть. Стараюсь не думать, к чему был его странный смешок, и списываю всё на то, что, в отличие от протрезвевшего после истерики меня, парень всё ещё прилично так пьян. Тоже перевожу взгляд на его руку, но, к счастью, не замечаю на ней крови. Содранная кожа слегка покраснела и виднеются пару грязных разводов, и тем не менее в целом Чарнас действительно легко отделался. — Да это всё хуйня, завтра уже как но-овенький буду, — он нетрезво икает посреди слова и глупо улыбается. Мы, не сговариваясь, начинаем двигаться в сторону его дома. Жизнь ничему не учит — под ноги парень так и не смотрит, зато то и дело окидывает взором меня, словно пытаясь найти в лице что-то новое. — Я тебя провожу, — заявляю безапелляционно. — Тут до твоего дома куда ближе, чем до моего, так что особо от этого не задержусь, зато буду уверен, что с тобой всё в порядке. Спенсер открывает рот, чтобы что-то сказать, но снова икает и почему-то смеётся: — Ты такой милый, я не могу, — снова содрогается, после чего вдруг неловко льнёт ко мне и зевает. — Бля-я-я, боже, так спать хочу. У меня внутри всё сжимается. Я прекрасно понимаю, насколько он сейчас подшофе, а всё, что сейчас происходит, — до ужаса непроизвольно. Но когда я чувствую, как он бездумно ухватывается пальцами за ткань моей майки и непонятно зачем сжимает её, то с трудом заставляю себя продолжать дышать. Голову кружит уже не от алкоголя, а от сумасшедшего тепла, распространяющегося по телу от этой чуткой близости. — Сейчас поспишь, — мягко произношу я, только для того, чтобы ответить хоть что-то и не заставлять его заострять внимание на том, в каком восторге мой организм от происходящего, — не забудь только выпить чего-нибудь перед сном. Ну, угля там… А то завтра не встанешь. Спенсер очаровательно хихикает пару раз, после чего снова широко зевает и прикрывает глаза. — Знаешь что, Крис, — начинает он, и я действительно чувствую, как с каждым новым словом его интонация становится всё более сонной, — я уж не зна-аю, что там у тебя в «Субботний вечер» случилось. Ну, типа, э-э… Захочешь — сам расскажешь, не захочешь — да и хуй с ним. Ну, и, короче… бля, подожди, а что я сказать-то вообще хотел… Мы почти синхронно начинаем смеяться. — Спенсер, да ты вообще в говно, я смотрю. Ещё пару шотов пропустил, пока я отвернулся? — Блять, Шерлок, — он прыскает. — А, вспомнил! Короче, бля-я, у тебя тогда в туалете столько эмоций на лице было, я охуел… Типа, я даже вспомнить не могу, когда последний раз тебя таким эмоциональным видел. Тогда ещё, в девяносто восьмом, наверное… Я имею в виду, я вижу, что у тебя явно плохое что-то случилось, но просто это круто, мне нравится, когда ты такой, э-э, живой что-ли… Он начинает яростно качать головой, словно пытаясь добавить значимости своим словам. Забавно, что ему кажется, будто это вообще требуется. Чувствую, как всё моё лицо напрягается от вновь подступающих слёз, на этот раз от умиления, но вовремя одёргиваю себя. Я уже позволил себе сегодня слабость, хватит. — Концерт на славу вышел, — вместо этого киваю я, голос почему-то снова проседает. Принимая решение этим вечером больше не отдавать себе отчёта в подобных действиях, я сгибаю руку, которой его держу, ещё сильнее и пальцами якобы случайно касаюсь его груди. — Спасибо, что позвал, это было охуенно. Да и вообще… за всё спасибо, — накрываю ладонь другой его руки своей и несильно сжимаю. Подобное уже, наверное, перебор, но я не хочу даже задумываться об этом. Я просто надеюсь, что он действительно достаточно пьян, для того, чтобы не обращать внимание. — Ты зря в слэм никогда не лезешь, кстати, — без особой на то причины вдруг отмечает Спенсер. — Я боюсь, что меня там уронят, сломают и затопчут, — абсолютно искренне отвечаю я и улыбаюсь, зацикливаясь на том, какой приятной тяжестью Чарнас опирается на меня, на каждый свой шаг вдавливая локоть мне в плечо с двойной силой. — Представь, какой комедийный пиздец сейчас бы происходил, будь мы оба хромые. Он смеётся, а я любуюсь этим очаровательным зрелищем. Спенсер вообще не похож на Рикки, я даже не знаю, как с таким разным типажом из всех парней, кто мне когда-либо симпатизировал, я выбрал для себя именно этих двоих. Да даже внешне: Рикки — маленький, худой и нескладный; в своей нескладности чем-то даже напоминает мне меня. А с Чарнасом вот мы совершенно разные: и в росте, и во внешности, и в темпераменте. И во всем он кажется мне лучше… До его дома в Дерби Уорф, адрес которого он мне сказал на всякий случай ещё когда мы договаривались о том, как пойдем на концерт, действительно находится всего в паре кварталов от клуба, а потому уже через пару минут молчаливого следования в том же направлении мы стоим у Спенсера на пороге. — Всё, пришли, — подтверждает он, останавливаясь синхронно со мной. Я вообще не хочу отпускать его, а потому вместо того, чтобы убрать руки, без спроса затягиваю парня в нарочито долгие прощальные объятия. Изначально я даже немного переживаю, как бы не смутить его тем, как трепетно я к ним отношусь (хоть и черты не пересекаю — положение моих рук абсолютно «дружеское» и вопросов вызывать не должно), но стоит ему завести свою вторую кисть мне за спину и тоже прижать к себе, как любые мысли мигом улетучиваются из моей головы. Я просто глупо улыбаюсь и через силу заставляю себя не думать о том, что, возможно, это последний раз, когда я могу почувствовать себя настолько счастливым от этой близости. Мы отстраняется друг от друга лишь спустя минуту, может даже чуть дольше. — Ну всё, давай, — Чарнас полусонно улыбается, слабо хлопая меня по плечу, — не реви больше. Хотя если вдруг решишь пореветь — звони, примчусь с бутылочкой чего-нибудь крепкого, и… ой, блять, какую же хуйню несу… Я не могу сдержать смеха от его пьяной беспорядочности. — Обязательно. Будем сидеть и ныть вместе, как два неудавшихся эмаря. Спенсер снова выдает беззвучный смешок и качает головой. — Всё, я реально пойду. Мне ещё сейчас от Нади выслушивать; она не сильно жалует меня пьяного… Ну, то есть, не просто пьяного, а вот как сейчас: бухущее говнище. — Хорошо, удачи. Созвонимся, — я киваю и отхожу. Оборачиваюсь только в тот момент, когда кто-то — судя по всему, та самая Надя — открывает перед ним дверь, и парень обессиленно вваливается внутрь. Я дожидаюсь, пока дверь захлопнется, после чего наконец направляюсь в сторону своего дома. Погода очень приятная и тихая, туман обволакивает тёмную улицу, и я снова оказываюсь в своих раздумьях. На взаимность от Спенсера надеяться бесполезно — это я для себя уже определил. Тем не менее, нельзя портить и недооценивать то время, которое мы всё ещё можем проводить вместе. Пусть и только как друзья. Концерт был замечательный, и выпили мы ровно столько, сколько мне требовалось; жаловаться здесь не на что. И не страшно, что уши заложены и голова болит. Отосплюсь и с утра буду новым человеком, помирюсь с Рикки и продолжу вести свою нормальную жизнь, когда Чарнас уедет. Сука, нет, и всё-таки, какой же он горячий. Стоит только вспомнить его потное тело облепленное мокрой футболкой, так сразу становится дурно, естественно, в хорошем смысле. Как хорошо, что я не видел его без одежды, иначе он бы точно обеспечил мне некоторое количество бессонных ночей. Пиздец какой-то. Поглощённый подобными мыслями, я дохожу своего дома и ещё некоторое время медлю, стоя перед дверью. Затем всё же вхожу и запираю дом. Скидываю одежду и медленно отправляюсь в сторону спальни, вижу, что свет выключен, поэтому со спокойной душой беззвучно подхожу к кровати и забираюсь на неё. — Иди в гостиную, — неожиданно доносится до меня. — Что? — я даже не сразу понимаю, что он не спит. — От тебя выпивкой несёт. И мне не хочется с тобой спать, — он не поворачивается ко мне лицом, а лишь сильнее закутывается в одеяло, и я, разочарованно вздохнув, слушаюсь и иду к выходу. Но всё же в последний раз оглядываюсь за миг до того, как закрыть дверь: мне на самом деле ужасно стыдно перед Олсоном. Он так искренне предан нашей маленькой семье, любит и уважает меня, а я бегаю за каким-то левым парнем, который считает меня просто другом. Уже давно за полночь. Я ворочаюсь на диване и, пусть с большим трудом, но спустя несколько часов всё-таки засыпаю, погруженный в воспоминания и ощущения от прошедшего концерта. Алкоголь совершенно не помог мне уснуть, а нервное перевозбуждение отнюдь не вытащило из меня все силы. Даже наоборот: всё это вкупе будто бы прибавило новой энергии, чтобы расслабиться этой ночью стало попросту невозможно.