I see (you in) fire

— У Вас зоркий глаз, мистер Взломщик! — с чувством воскликнул Дубощит и одобрительно похлопал Бильбо по плечу. Бильбо не мог с ним не согласиться: он и вправду был наблюдателен. Но сейчас собственная наблюдательность пугала его сильнее, чем кучка орков. Торин был не в себе. И, кажется, снова запамятовал его имя. Еще в Эсгароте Бильбо заметил, как Дубощит едва уловимо менялся в лице, долго вглядываясь в величественные склоны Эребора. Иногда он мог как приклеенный одиноко стоять у окна, откуда в отсутствие тумана хорошо проглядывалась гора, но вскоре стряхивал с себя каменную маску и с большим энтузиазмом брался за насущные дела. Тогда Бэггинс списал небольшие странности в поведении Торина на беспокойство за дальнейшую судьбу их отряда (Кили становилось все хуже) и похода. Но ошибся. И чем осязаемее становился Эребор и его сокровищница, тем яснее он это осознавал. Торин был одержим и упорно отказывался это признавать. Бильбо пытался достучаться до других членов их маленького отряда, что с Торином что-то не так, что ему нужна помощь, но они до последнего не видели проблему. Которая между тем стремительно усугублялась. Их поход длился больше полугода, а на то, чтобы Дубощит свихнулся и стал тенью самого себя, хватило всего пары недель среди блестящих побрякушек королевства. Бильбо не мог понять, что же тогда было настоящим: прежнее лицо Торина или проступившая еще тогда в Эсгароте каменная маска, которую он просто все это время искусно прятал. «Ты лишь средство достижения цели. Этот трус Дубощит прикинул ценность твоей жизни и решил, что она не стоит ни-че-го», — Смауг был мертв, но его вкрадчивый голос не утихал в голове Бильбо ни на минуту. Хоббит сопротивлялся ему из последних сил. При воспоминании о драконе Бэггинс почувствовал нестерпимый зуд в левом кармане куртки, где лежал завернутый в первую попавшуюся хоббиту тряпку Аркенстон. Бильбо облокотился на холодную стену, у которой он присел на гранитную скамью, чтобы побыть в тишине, и прикрыл глаза. Он смертельно устал, осунулся, не мог спать, да ему даже кусок в горло не лез (чего он от себя совсем не ожидал). Бэггинс тоскливо усмехнулся. В чем-то они с Торином были похожи: проклятый алмаз сводил с ума их обоих. Разница была лишь в том, что подгорному королю нужен был только Аркенстон и больше ничего, а Бильбо отдал бы все алмазы на свете за одного лишь прежнего Торина. Хоббит открыл глаза и посмотрел на нетронутый невзгодами похода желудь, который он бережно держал в руках. Засвербило в носу и Бильбо вытер его платком, доставшимся от Бофура. Из разговора с Балином он в общих чертах представлял, что происходит с Дубощитом: в Торине просыпалось сумасшествие, постигшее его деда Трора — возведенная в абсолют одержимость богатством, безграничная алчность, пресловутый «Драконий недуг». Бильбо привязался к Торину больше, чем мог вообразить и хотелось бы себе признавать. Он был проницателен во всех делах, кроме собственных чувств, и презрительно относился к долгим эмоциональным самокопаниям. Поэтому прозрение наступило поздно (и то благодаря сложившимся экстремальным обстоятельствам) — гном, которого он до этого знать не знал и встретил меньше года назад, был безумно дорог ему. Давно уже отдал бы проклятый камень, забрал свою долю и на всех парах мчал в Шир, позвякивая золотом эреборских сундуков. Он помог гномам вернуть дом и теперь мог вернуться в свой. Бильбо нервно закусил губу. Дудки. Может и мог, но варг его раздери, не хотел. Ему было физически больно видеть Торина в таком состоянии. Да и был это уже не Торин, а алчный и беспринципный Король-Под-Горой. Бильбо действительно был наблюдателен и успел изучить Дубощита, который не был лишен отрицательных качеств: себе на уме, не особо церемонится с чужаками, расчетлив, упрям и чрезмерно горд. Но он бывал и другим. Торин умел слушать и слышать. Он был рассудительным и умным (для гнома; потому что иногда Бильбо казалось, что единственная клетка мозга в их команде, не считая его самого, досталась Балину, а Торин ее лишь заимствовал время от времени). Он мог посмотреть так тепло, будто готов отдать тебе последнюю крошку еды и безгранично рад видеть именно тебя. Он был заботливым и бился насмерть за тех, кто ему дорог, и то, что ему важно. Это все был Торин, которого Бильбо видел, которого Бильбо узнал, к которому он прикипел. И которого он теперь стремительно терял. Бэггинс слышал от матушки историю гномов: по легендам один из Аинур (Валар) кузнец Ауле (или Mahal на кхуздуле) вытесал первых гномов из камня и сделал целью их жизни плоды их собственного мастерства. Бедные гномы тогда вкупе с искусностью, поразительной выносливостью и силой получили невероятную алчность, гордыню и твердолобость (буквально и фигурально). Конечно не только они могли заболеть Недугом: люди, эльфы, да все кто можно могли, но нечаянно заложенные в гномах, наряду с нужными и полезными, отрицательные качества сделали их наиболее уязвимыми к нему. При этом Бильбо до сих пор напрочь отказывался верить в то, что Торин такой же. Похоже, хоббит мог дать гномам фору в упрямстве: если он что-то для себя решил, то это надолго. Он не знал, что ему делать. Тот же Балин рассказывал ему про сакральное и политическое значение Аркенстона для гномов Средиземья. Этот пусть и невероятной красоты, но все же обычный камень один мог вновь объединить кучку разрозненных групп в один могучий народ, и Бильбо не мог, просто не имел права решать его судьбу в одиночку. Но ценой объединения будет рассудок Торина и бессмысленная война с лесными эльфами и людьми Эсгарота, которую подгорный король готов был начать, лишь бы защитить свои богатства. Как будто у него их кто-то отнимал. Бильбо сжимал и разжимал руку с желудем. Мешки под глазами наливались свинцом и он чувствовал, что еще немного и просто приляжет здесь от изнеможения. Насовсем. В Эреборе ему не с кем было посоветоваться. Он небезосновательно боялся, что гномы просто-напросто его не поймут (хотя и они не так давно все же начали переживать за душевное состояние их короля), если он скажет им, что Аркенстон нельзя держать в королевстве. Бильбо остался один на один со своими терзаниями и проклятым алмазом. — Что это у тебя в руке? Ах да, и с обезумевшим Королем-Под-Горой. ☜ ☞ Торин искал и никак не мог его найти. Он лихорадочно бродил по паутине лестничных пролетов и залов Эребора, но Взломщика не было ни за одним углом. Проходя мимо очередного пустого коридора, гном наконец заметил в пролете знакомый силуэт. Бэггинс нашелся сидящим на лавке в полусогнутом положении и что-то нервно крутившим в руках. Он нашел Аркенстон. От этой мысли мучивший Торина монотонный болезненный зуд мгновенно усилился. Он был поглощен этим чувством, казалось, что натянутые как струна мышцы и нервы вот-вот лопнут от напряжения. Дубощит парой размашистых шагов сократил разделяющее их с хоббитом расстояние. Пульсирующий шум в голове оглушал. Он не слышал даже свой собственный вопрос, все его внимание сузилось до желания немедленно ощутить тяжесть алмаза в своих руках. Аркенстон. Его Аркенстон. Величайшее сокровище Эребора, напоминавшее своей красотой легендарный Сильмарилл в Наугламире. Символ безграничной власти. Лишь он один стоит любых жертв, любой пролитой крови, любых пролитых слез. Торин должен был им завладеть, он через многое прошел, этот алмаз был его по праву. Дубощит не мигая смотрел на заведенные за спину руки хоббита. Нетерпение нарастало, но Торин не двигался. Он смаковал мучительную ломоту во всем теле от предвкушения. Вот-вот его лицо озарит поразительной красоты яркое белое свечение, переливающееся всеми цветами радуги. Торин был готов к этой встрече. Кажется, он жаждал ее очень и очень давно. Но к тому, что в конце концов увидел, он готов не был. Желудь? Торин впал в замешательство. Почему желудь? —… у Беорна в саду. Звон в ушах сменился оглушительной тишиной. Торин забыл, о чем он до этого думал. Он вообще о чем-то думал? Он помнил, что яростно чего-то желал. Что он хотел? Внутри нарастало отчаяние. Он перевел взгляд с желудя на говорящего. Бильбо. Бильбо был смущен, но смотрел на него прямо и открыто. Без тени страха и упреков, которая временами проскальзывала во взгляде других. Он тепло улыбался Торину и в его глазах горела… надежда? Хоббит замялся и аккуратно убрал желудь в свой карман. Будто сокровище, промелькнуло в голове Дубощита. —… я буду вспоминать обо всем плохом и обо всем хорошем. Внутри закопошилась еще какая-то догадка. Торин с трудом разгонял шестерню мыслительного процесса, от ее скрежета виски прошило резкой болью. Туман в глазах постепенно рассеивался. Щелк. В груди мощным рывком разжалась тугая пружина. Mahal. Крохотный плод дуба из рощи у сада оборотня, который Бильбо пронес через весь этот путь как бесценный трофей, был его напоминанием о Торине. Гнома бросило в жар. Тепло затапливало внутренности плавленым золотом и вылилось наружу одной из самых лучезарных и искренних улыбок, на которую он был когда-либо способен. Воспоминания о Торине были сокровищем Бильбо? Дубощит припоминал, что не видел хоббита среди других в гроте с драгоценностями Эребора. Его не интересовали несметные богатства Одинокой горы и причитающаяся от них одна четырнадцатая доля? Бильбо давно закончил говорить, но Торин не замечал повисшей в коридоре тишины. Все, что его занимало — пара миндального цвета глаз, излучающих мягкий свет и смотрящих с безграничной преданностью и примесью чего-то еще. Он видел похожий взгляд у своих племянников и у Дис. Торин затаил дыхание. По телу пробежал нервный колючий холодок. Дубощит помнил, как сомневался в Бильбо и не считался с ним. Торин не собирался отвечать за жизнь какого-то неуклюжего трусливого хоббита и не понимал, почему Thârkun упорно предлагает им его взять. «Он вас еще удивит». Торин не поверил волшебнику, но его настойчивость и собственное любопытство взяли верх. Когда Взломщик хлопнулся в очередной обморок в Туманных горах, Торин закатил глаза и припомнил слова Гэндальфа. Тот, кажется, не обещал, что удивление будет приятным. Когда хоббит с горячностью, присущей не каждому гному, пообещал помочь им вернуть Эребор, Торин вдруг смутился. Неужели маг был прав и хоббит не так прост, как кажется? В свои годы Дубощит редко чему-то удивлялся, поражался и того реже, а потрясенным до глубины души бывал всего несколько раз в жизни. Когда хоббит, который раньше кромсал разве что хлеб, с исступленной яростью заколол превосходящего его во много раз в силе и росте орка и не отошел от разлегшегося в обмороке (на этот раз) Торина (иронично), даже когда их окружили, Дубощит был потрясен. И больше не сомневался в Бильбо ни на миг. Торину было интересно наблюдать за Взломщиком. В ворчливом, упрямом и временами отчаянном хоббите ему порой мерещилось отражение самого себя. Он не знал, как отплатить Бэггинсу за все, что он сделал для него и их отряда. Не мог предложить ему ничего, кроме сомнительного и смертельно опасного похода. Даже долю богатств и ту гарантировать не мог. Но Бильбо, который впервые узнал о подгорном короле всего полгода назад, все равно был рядом и упорно продолжал верить в их безумную затею, верить в Торина. И гном не заметил, как хоббит за столь короткий срок стал важной неотъемлемой частью его жизни. Дубощит был гномом до мозга костей: он привык мастерить драгоценности и обладать ими, но кажется впервые такой драгоценностью для кого-то кроме семьи стал он сам. Он всегда знал, чего хотел. Но теперь ему нужно было кое-что еще. Прежде, чем эта мысль успела окончательно оформиться в голове, Торина выдернул из размышления звук шагов. — Торин, беженцы из Эсгарота нахлынули в Дейл, — голос Двалина эхом прокатился по коридору. Взгляд Дубощита мгновенно ожесточился. Двалин продолжал говорить, но подгорный король его уже не слышал. Аркенстон. Ему нужен был Аркенстон.