Cave Canem

the weeknd - call out my name

Гостиная Гриффиндора до краев была заполнена старшекурсниками, приглашенными даже с других факультетов. Теплый свет от камина и приглушенных ламп уютно обнимал за плечи разгоряченных и веселых учеников. На креслах и диванах сидели и бурно обсуждали прошедшую игру гриффиндорцы, потягивая из стаканов напитки. На столах стоял пунш из фруктов, смешанный с огневиски, который принесли из своих закромов Тачихара и Сехэй. Золотые подносы украшали стащенные с кухни маленькие бутерброды, сыр и виноград — своеобразная закуска, чтобы не пить голый алкоголь. У них сегодня праздник. На вечеринку пришло достаточно людей. Тачихара позвал друзей с Рейвенкло, обязательным членом в этой тусовке был Джион, конечно. Сам комментатор, в свою очередь, пригласил некоторых слизеринцев, потому что никаких запретов не было. Как и Акутагава позвал сестру — то, что она была в команде противника, его никогда не волновало. Гин взяла с собой за компанию девочек, Хигучи, Йосано и Элис, потому что, конечно, одна идти на вечеринку гриффиндорцев не хотела, хоть и была привычным для них лицом. Так, слово за слово, человек за человеком, приглашение досталось и Дазаю. Как капитану команды Слизерина от Джиона и как другу от Йосано и Гин. Не принять приглашение он не мог — кто в своем уме отказывается потусить с друзьями, ещё и не за свой счёт? Так праздник в честь победы Гриффиндора на квиддиче из уютной посиделки команды превратился в алкогольную межфакультетную вечеринку. — Тачихара!!! Тащи свой огневиски, какого ты одну бутылку принёс, жмот? — кричит Чуя, задрав голову вверх, на лестницу, где скрылся Мичизу. Кто-то включает музыку, принеся из комнаты проигрыватель. Малышня уже укладывалась спать, и семикурсники наложили заглушающие на спальни, чтобы не мешать им. Постарались, как могли, всё, чтобы никто не настучал деканам. — А вы че тут делаете? — он замечает Марка в расстегнутой почти до пупка рубашке, приложившегося к пуншу, а рядом — о чём-то разговаривающих Йосано и Дазая. Неожиданно. — Празднуем наш проигрыш! — отвечает Дазай, поднимая бокал в сторону Чуи, будто бы чокаясь с ним. Тот закатывает глаза и проходит мимо — он ещё не закончил с организацией, а между прочим именно он, тот, кто принёс победу, должен сейчас отдыхать и развлекаться больше всех! Когда Мичизу спускается с звенящими бутылками алкоголя в руках, в гостиную заходит Джион с увесистой сумкой в руках, а за ним — девочки с того же змеиного факультета. Красавица Элис, радостно улыбающаяся, Гин, спокойная, будучи в этой гостиной как у себя дома, и смущенная почему-то Хигучи. Они принарядились, надели свои самые красивые блузки и платья. Гин выглядела старше в черных узких джинсах и кофте с широкими рукавами. Её волосы гладким шелком рассыпались по открытым плечам. Акутагава тут же присоединяется к слизеринкам, и, судя по смущённым лицам сестры и её подруги, одаривает их комплиментами. — Ну, гриффиндорские киски, принимайте подарок! — улыбается Джион, доставая из своей сумки ещё несколько бутылок огневиски, а также какой-то шоколадный торт, завернутый в картонную коробку. Он раскладывает это всё на столе перед камином, пока ребята подтягиваются ближе. Его кудрявые смольные волосы лезут в глаза, пока он пытается достать последнюю бутылку из сумки — кажется, зря он наложил на неё заклятие незримого расширения. — Джион, лучший, обожаю тебя, — широко улыбается Мичизу. Они с Чуей разливают алкоголь по стаканам тем, кому не досталось, и, наконец, самим себе. — Так, а теперь все идите сюда! Тост! Музыка убавляется, ученики подходят к столу, кто-то усаживается на диван, но общий гул всё никак не стихает. — Тихо, блять! — гаркает Чуя, и от его низкого громкого голоса даже отскакивает эхо. Зато сразу же наступает тишина. Все взгляды в комнате наконец направлены на капитана команды и ловца — а Чуя как ни в чем не бывало мило улыбается. Будто это не он только что заткнул всех. — Во-первых, спасибо всем, что пришли поддержать нас и разделить этот радостный момент с нами! Правда, очень приятно. Даже слизеринцы, но вы знаете, что я скажу, поэтому промолчу, — они смеются, и Тачихара улыбается тоже. — Спасибо за игру! Охуенное чувство. Чуя стоит рядом с Тачи, по правую руку, и наблюдает за собравшимися ребятами. Среди них и их однокурсники, и ребята с шестого, даже Кёка — она не пьет, но она тоже часть команды, и без неё гриффиндорцы были бы усеяны синяками от бладжеров. Возле дивана поодаль видно высокую макушку Дазая, который на упоминание о слизеринцах усмехается, соглашаясь со словами Мичизу. — Во-вторых! Хочу поблагодарить всю свою команду, ребят, вы знаете, я вас очень люблю! Особенно Чую! Похлопайте ему, вашу мать! Без тебя не было бы этой победы, чувак, — Тачихара улыбается и приобнимает друга за плечи, когда толпа начинает орать и хлопать, поздравляя гриффиндорского ловца. Чуя широко улыбается, ничуть не смущаясь — он рад тоже. Он счастлив, что у него получилось. Это не первый и не последний раз, когда он поймал снитч, но именно в этот раз всё было по-другому. Это последняя игра со Слизерином, это последний год в Хогвартсе, и ему очень хотелось победить в этот раз. И он это сделал. Чёрт возьми — он взял и уделал слизеринцев! Те тоже хлопают, посматривая на Дазая — ещё свежи воспоминания об их с Чуей эпичном падении. Тачихара благодарить Дазая лично не собирается, хотя в глубине души он рад, что тот спас его друга. Просто он считает, что от похвалы тот зазнается до невозможного. Его самооценка и уверенность в себе и так была выше всех пределов, и способствовать им Тачи не хотел. — Вам слово, коллега, — шутливо обращается к Чуе капитан команды. Он не готовил никаких речей или благодарностей, понятия не имеет, о чем говорить, но поддерживает друга в этот момент славы. Их друзья и однокурсники слушают, уже нетерпеливо ерзая и покачивая в своих стаканах пунш. — Ну, начнем с того, что — охуеть, я чуть не сдох, — все смеются. — Распинаться не буду, всем уже не терпится закончить с благодарностями, поэтому спасибо за игру, это была очень эффектная победа! Он поднимает свой бокал, как и остальные студенты, и все с радостными возгласами чокаются. Гриффиндорцев поздравляют, радуются, что Чуя в порядке, благодарят за то, что их позвали на вечеринку. Чуя пожимает руку Райдену, когда тот подходит к парням. — Пацаны, реально красавчики, такой матч я ещё не комментировал, — улыбается он. — А чего ты не поблагодарил своего принца за спасение, Чуя? Чуя сжимает зубы, сдерживаясь от очередного закатывания глаз. Он уже выпил около двух бокалов, что грели тело изнутри и поднимали ему настроение, поэтому он не хотел ни ругаться, ни злиться, тем более, когда в этом замешана одна бинтованная телебашня. — Ага, чтобы выслушивать миллион шуток потом, — отвечает он. — Обойдётся. — А-а, так ты считаешь, что он так искупил вину за тот ужасный случай, — понимающе тянет Джион, и совсем не замечает замешательство в глазах Накахары. Он так не считает. А ещё он видит промелькнувшее позади рейвенкловца лицо Дазая — он тут же испаряется, будто не хотел подойти к ним и что-то сказать. Он искусно сворачивает к столу, хватая оттуда бутылку с огневиски и подливает себе, а потом отвлекается на Элис. Джион следит за его взглядом, и когда Чуя оборачивается обратно, тот лишь хитро щурит глаза. Как будто уже знает, о чём думает гриффиндорец, провоцируя его на какую-нибудь интересную реакцию. — Ты вроде спортивный комментатор, а не журналист, Джион, — упрекает Чуя, но не злится по-настоящему. Злость из него улетучилась ещё с первым бокалом. К полуночи уставшие от танцев ученики собираются на диване и на полу недалеко от приоткрытого окна — в гостиной душно и жарко, и небольшая передышка им не помешает. Свежий воздух стелится по полу, освежая задурманенные, пьяные головы подростков. Те, кто не пьет алкоголь, держат в руках бутылки со сливочным пивом. Кто-то принес купленные в Хогсмиде яблочные чипсы, и теперь все хрустят ими — кажется, остальные закуски уже закончились, остались только сладкие мармеладки и шоколадные лягушки. Кто-то достает пустую бутылку из-под сливочного пива и пьяно предлагает сыграть в бутылочку. Поцелуй или правда — правила очень просты. Не желаешь целовать человека, значит, отвечаешь честно и искренне на один вопрос, который тебе задаёт этот самый человек. — Ну же, давайте, будет весело! — зовет Тачи, уже изрядно напившийся. Разгоряченный градусом, он становится очень добрым и дико веселым. Мичизу не знает, чья была идея и кто начал всех звать поиграть, но активно эту самую идею поддерживает. На полу ребята собираются в довольно большой круг. Здесь и Чуя с Тачихарой, главные амбассадоры алкоголя, и пьяный Джион, и даже девочки-старосты Йосано и Коё. Они уютно усаживаются на подушках, ставят рядом с собой бокалы с недопитыми напитками, а в центр на ковер Тачи кладет пустую бутылку. Чуя поднимает глаза, оглядывая участников. Напротив него Дазай — конечно, как уж этот главный сердцеед школы и не будет участвовать в игре с поцелуями. Он прислоняется к бортику дивана, расслабленно наблюдая за действиями зачинателей игры. Рядом с ним приземляются Йосано и Элис. Помимо слизеринцев, к игре присоединяются ещё несколько не очень близкознакомых лиц, участники команды Слизерина и пара хаффлпафцев. Ацуши мирно посапывает на диване выше Дазая, и рядом с ним сидит Гин с яблоком в руках — она играть не захотела. Хигучи поодаль, возле камина щебечется с уставшим Рюноске и почти виснет на его руке, пока тот не в силах от неё отделаться. Сейчас он способен только пускать угрюмые взгляды и стойко игнорировать её подкаты. — А кто предложил-то? Ай, ладно, похуй, я начну, — фыркает Тачихара, не дожидаясь ответа на свой вопрос. — Готовы? Он крутит бутылку. Сделав несколько оборотов, она медленно останавливается, указывая горлышком на Джиона. — О-охо-хо, ну иди сюда! — хихикает он. — Эй, я могу выбрать правду! Тачихара притворно возмущается, но на его лице написано, что он вообще не против. Он тянется вперед, благо, до Райдена не так далеко — и целует его в губы. Они оба до жути пьяные, поэтому поцелуй получается слегка смазанным и быстрым. Наблюдающие свистят и хлопают — первый поцелуй за сегодня и такой интересный. Дальше Джион крутит бутылку, и она останавливается аккурат напротив Чуи. Он поднимает глаза. — Мне так везет сегодня, целую таких красивых мальчиков! — о, он издевается. Райдену противопоказано пить — он становится невыносимо флиртующим. — Ой, заткнись, — отмахивается Чуя, но не сопротивляется, когда Джион подползает ближе и целует его влажными от сладкого сливочного пива губами. Его кудряшки щекочут нос и щеки Чуи, и когда он на одну секунду закрывает глаза в момент поцелуя, ему кажется, что напротив него сейчас совсем другой человек. Ему удается сдержаться и не вздрогнуть испуганно, когда поцелуй прекращается и Райден мягко отстраняется от него. Чуя чувствует на себе острый взгляд, но не хочет смотреть, прекрасно зная, чей он. Не хочет, но всё равно пробегается взглядом, будто бы случайно на мгновение сталкиваясь с темными глазами напротив него. — Мы вам не мешаем? Почему только мальчики целуются, я тоже хочу, — обиженно бурчит Йосано. — Это только начало игры, — снисходительно пожимает плечами Чуя и крутит бутылку. — Хочешь, я тебя просто так поцелую? Джион склоняет голову вбок, слегка наклоняясь корпусом в сторону Акико. Он улыбается, хитро стреляет глазками, флиртует. А потом смеется, когда видит вскинутые брови слизеринки. До поцелуя они не доходят, потому что бутылочка останавливается напротив Коё. Она, всё ещё прекрасная, как цветок лотоса, но более мягкая в свете камина, ничем не выражает ни отвращение, ни радость. Коё лишь хихикает. Когда-то Чуя мечтал о поцелуе с ней, но теперь он лишь ждёт её реакции — даже будучи пьяным, он не может позволить себе поцеловать эту женщину без разрешения. А Коё не разрешает. — Можно я выберу правду? — скромно спрашивает она. — Это не значит, что с тобой что-то не так, просто… ты мне как брат, Чуя. — Я понял, — кивает гриффиндорец, успокаивая её. — Тогда, есть ли в этой комнате человек, который тебе нравится? Шепотки и шуршание прекращаются в ожидании ответа Озаки. Она выдерживает интригующую паузу, прежде чем честно отвечает на вопрос Чуи. — Да, есть. — Ого-о! — удивляются собравшиеся. Чуя ухмыляется, глядя на лица тех, кто тут же пытается обратить на себя внимание красавицы-старосты. — Ну, теперь мы знаем, что это точно не я, — смеется он. Дальше он почти не следит за происходящим в кругу играющих. Тачи быстро бегает за новыми бутылками пива, открывая на пару с Чуей. Потом рассказывает какую-то дурацкую историю, которой с ним поделилась с час назад хаффлпафка. Накахара слушает друга вполуха, отпивая из своей бутылки, и наблюдает. Он погружен в свои мысли, но глаза его скользят медленно по уснувшим в обнимку Гин и Рюноске — Хигучи наконец оставила его в покое. Ацуши всё ещё лежит на коленях Гин. Кека давно в своей постели, наверняка видит двадцатый сон — она ушла ещё в самом начале игры. Чуя тоже устал, но алкоголь в крови расслабляют его так, что ему теперь даже до спален подняться кажется неимоверно сложным делом. На вечеринке были ещё и Ширасе с Юан, всё время находящиеся где-то поодаль. Чуя старался не обращать на них внимания, чтобы не портить себе вечер лишний раз. Эти двое держались за ручки, танцевали вместе со всеми, но, очевидно, в бутылочке участвовать не стали. Чуя бы и сам не согласился играть, если бы они были в этом кругу. Теперь же он их нигде не замечал — скорее всего, уже уединились в каком-нибудь укромном уголке и лизались, как бешеные. Фу, Мерлин. Чуе даже думать об этом противно. Взгляд против воли — ох, опять — наталкивается на бинтованную тушку у дивана. Чуя пропускает момент, когда бутылочка доходит до рук Элис, сидящей рядом с Дазаем блондинки. Сам слизеринец выглядит максимально незаинтересованным в этой игре. До этого ещё ни одному человеку не выпала возможность поцеловаться с ним, как и сам он не крутил бутылочку. Его пустой бокал стоит перед ним, пока руки расслабленно лежат на ногах. Он сидит, подогнув одну ногу под себя и опираясь корпусом о спинку дивана, и сидел так всю игру, ни разу не поднимаясь. Его пальцы с массивными серебряными кольцами бесшумно настукивают неизвестную мелодию. И он не говорит ничего, пока стекляшка из рук Элис не останавливается горлышком прямо напротив него. Дазай вдруг будто оживляется, включается — оказывается, он всё же следит за игрой, поэтому сразу отзывается на ожидающие поцелуя вздохи. Он слегка морщит верхнюю губу, но целует Элис в щечку — совсем невинно, по-родному. Девушка лишь мило улыбается. — Нечестно! — вопит Тачихара. — Давай нормально, Дазай! — Эй, она же моя сестра, извращенцы, — говорит шатен. Недовольные зрелищем студенты тут же замолкли, раскрыв рты. — Чего?! — Тачи чуть не выплевывает свое сливочное пиво. Джион распахивает глаза, переглядываясь с Марком со Слизерина, тоже удивленным такой неожиданной новостью. Не то, чтобы они очень скрывали, но и прямо никогда не говорили. Разные фамилии, к тому же, мало кто знал, что их преподаватель является близким родственником Осаму. — Стоп, что? Ты не шутишь сейчас? — восклицает он. — Вы не знали? — вскидывает бровь Йосано. Элис хихикает — ей явно нравится видеть шокированные взгляды. — Это явно того стоило! Увидеть Тачихару с раскрытым как у рыбы ртом было почти бесценно. Жаль, Чую он этим не удивил. Дазаю бы хотелось посмотреть на его эмоции сегодня — как и всегда, впрочем. Мичизу, тем временем, толкает задумавшегося Чую в бок, ища поддержки в друге. Но тот совсем не выглядит шокированным или хоть каплю озадаченным. — Ты что, знал? — хмурится Тачи, когда до него доходит значение спокойной мины гриффиндорца. — Ну да, — пожимает плечами Чуя. — Откуда?! Чуе теперь тоже смешно с этой реакции — Тачи вопит так возмущенно, как будто ему врали все семь лет. — Хули ты ржешь, предатель! — обиженно бурчит он. Дазай наконец делает свой ход и крутит бутылку, пока взбудораженные Джион и Тачихара наперебой что-то спрашивают то у Элис, то у игнорирующего их с хитрой улыбкой Дазая, то у его лучшей подруги. И когда бутылочка останавливается прямо напротив Чуи, замирает, кажется, весь мир. Дазай поднимает взгляд и сталкивается с синей бездной в глазах Накахары. Он видит самый настоящий шок, видит сомнение и даже… предвкушение. Комната погружается в тишину на одно долгое мгновение — а потом взрывается криками. Ребята орут что-то про их вечную вражду, про то, как они обязаны поцеловаться, вспоминают события сегодняшней игры и связывают эти факты в благословение судьбы, — и в конце концов просто хором начинают скандировать одну фразу — целуй! — Бля-ять, — тянет Чуя, закатывая глаза и откидывая голову назад. — Ну почему именно слизняк, — ноет Дазай и в отвращении морщит лицо, будто съел протухших крабов. — А можно перекрутить? — Нет! — кричит Йосано, а потом пихает Дазая, подталкивая в спину. — Целуй! Целуй! Осаму смотрит на Чую, будто ищет в его глазах ответ. Сопротивление, отвращение, хоть какой-то знак, фразу, которая скажет ему остановиться. Просьбу выбрать правду, как это сделала Коё. Может, он сейчас встанет и уйдет, обматерив эту дурацкую игру и дурацкого Дазая. Но Чуя не делает ничего из этого. Он только вскидывает бровь, словно спрашивая — ну и чего ты ждёшь? Дазай подползает к нему ближе, и Чуя делает то же самое. Он поднимается на колени, оставив полупустую бутылку на полу. Слизеринец склоняется над рыжей макушкой, медленно приближается, и когда между их лицами остается лишь пара сантиметров, Дазай замирает. Он чувствует потяжелевшее и горячее дыхание Чуи. Его тёмные зрачки почти полностью перекрывают голубую радужку. — Давай уже, — нетерпеливо шепчет Чуя, и Дазай ловит его выдох своими губами. Весь мир вокруг становится декорацией. Неважной, неинтересной, все крики вокруг — белый шум. Всё, что сейчас имеет значение — податливое и отвечающее тело в руках. Он даже не был против. Его губы сталкиваются с теплыми, сладкими губами Чуи, язык скользит в теплый рот, вылизывая мягкую изнанку. Ладонь Дазая опускается на шею Чуи, притягивая его ближе в несдержанном жесте. Он вздрагивает в его руках — и совсем тихо мычит в поцелуй, кусается, отвечает с тем же упоением. Дико и страстно, будто ждал этого вечность. Чуя жмурит глаза, не желая ничего видеть, полностью погружаясь в момент — боже, как приятно. Всё, что он чувствует сейчас, это головокружительный запах Дазая, тот самый, его любимый. Древесный парфюм смешанный с его собственным ароматом тела. Под кожей расцветают фейерверки, пока прохладная ладонь Осаму касается его шеи, пока большой палец поглаживает его подбородок. Сам Дазай, кажется, не замечает, что творят его руки — он плавится, растекается маслом, не в силах оторваться от желанных губ. О, чёрт, он и правда так хотел его поцеловать. Это — глоток свежего воздуха после лет взаперти, это то, чего так долго не хватало. Это сладкий-сладкий сок, это яд под кожей. Он не знает, откуда взялся терпкий вкус, возможно, от фруктового пунша, смешанного со сливками в пиве, но — Чуя на вкус как гранат. Дазай сталкивается с его мягким языком, и тот прикусывает его в ответ, будто пытаясь отрезвить и отцепить от себя. Дазай отцепляться вовсе не хочет. Чуя и сам не замечает, как долго они целуются, теряется во времени. Теряет голову и разгорается пламенем. Дыхание сбивается, воздуха не хватает, а легкие переполнены его запахом. Он всё ещё не слышит, как шумят и вопят их друзья, как они охуевают от зрелища, которое устроили Дазай и Чуя второй раз за день. В уши будто воду залили, но Чуя в один момент чувствует, как пальцы Дазая вплетаются в кожу на затылке, цепляются за волосы и пускают мурашки по всему телу — и волна возбуждения отрезвляет его. Он подается назад, разрывая поцелуй с влажным чмоком — и вместе с этим их волшебный пузырь лопается. Чуя ошарашенно смотрит на Дазая, бегая взглядом по его лицу — глаза безумные, на щеках расцветает едва заметный румянец, а губы алеют от поцелуев и укусов. Вот же блять. Он и сам наверняка выглядит не лучше. Дазай собирается за считанные секунды, надевая свою привычную маску, и отползает обратно на свое место. — Ужас, мне не понравилось, — говорит он с наигранным отвращением в голосе. Наигранным, потому что его маска трещит по швам, его выдержка трещит по швам, и если бы он держался лучше, Чуя бы поверил. — Мне тоже, придурок. Целуешься, как девственница, — кривится Накахара, прикладываясь к бутылке и допивая своё сливочное пиво. Они оба знают, что это неправда. — Ахуеть, вы просто… Ахуеть, — мотает головой Тачи. Акутагава, оказывается, от криков проснулся, теперь с распахнутыми глазами глядя на Чую. Йосано довольно улыбается, переглядываясь с Коё, с которой они уже успели два раза поцеловаться в этом кругу. Она выглядит, словно гордая мать непутевого сына, до которого долго доходила простая истина. — Нормально тебе? — спрашивает Мичизу. — Да похуй вообще, это же просто игра, — фыркает Чуя. Гриффиндорец чувствует, как его щеки пылают смущением, как краснота стекает на шею, и он ничего не может с этим поделать. Продолжать игру больше не хочется — теперь все взгляды направлены и на него, и на Дазая. Слизеринец же держится спокойнее, будто для него это обычное дело. Чуя злится сам на себя, потому что этот поцелуй — всего лишь часть игры, он не должен был вызвать такие эмоции. Он должен был оттолкнуть Дазая ещё после первых трёх секунд, и ему не посмели бы перечить. Дазаю же засчитали поцелуй в щечку, и Чую совсем не волнует, что это была его двоюродная сестрёнка. Блять. С другой стороны, трусливо убегать после такого постыдного поцелуя со своим вроде-как-врагом-номер-один он не хотел. Как будто Чуя не справится с такой ситуацией и с бесячими взглядами его сокурсников и друзей. Он не чувствует себя, словно девственник, который впервые поцеловался — поцелуев в его жизни было достаточно. И с парнями в том числе. Но что-то не даёт ему покоя, теплится где-то внутри, пока Накахара всем своим внешним видом выражает абсолютный похуй. И его не волнует, что румяные щеки выдают его с потрохами. Это был первый поцелуй с Дазаем. Сердце пропускает удар, когда эта мысль мелькает в его голове. Хватит об этом думать, хватит, блять. Тачихара что-то ещё говорит ему на ухо, пока все остальные бурно обсуждают произошедшее, совсем забыв о самой игре. Чуя кивает невпопад, не вслушивается, иногда отвечает на отдельные фразы. К ним присоединяется Джион, заводя спор с Мичизу. Игра тем временем продолжается, и в кругу кто-то целуется, — Чуя видит это сквозь мутную пелену своих мыслей. А потом слышится треск стекла и звон бутылки. — Ты чего? Чуя окончательно выныривает из своих мыслей. Он опускает взгляд и замечает расколотую в его руках бутылку. Видимо, он слишком сильно сжал её и разбил. Кусок стекла неаккуратно впился в ладонь, оставив крупный порез, но больше повреждений не было. Он морщится, вытаскивая осколок. Кровь тоненькой струйкой вытекает из раны. Джион, замечая, предлагает помочь обработать, но Чуя отмахивается. Они все сейчас слишком пьяны для такого. Чуя убирает осколки и поднимается по лестнице вверх, направляясь в ванную. Холодная вода отрезвляет. Гриффиндорец смотрит на себя в зеркало, отмечая красноту щек, всё ещё опухшие губы и пьяные глаза. Он достает палочку из заднего кармана, заживляя рану на ладони, а потом умывается ещё раз. В голове наконец проясняется — ему хочется чтобы также прояснилось и в сердце, что заполошно бьется, стоит только вспомнить о произошедшем внизу. Ебаная бутылочка с её ебаными поцелуями. Надо же было засосаться с Дазаем на виду у всех — теперь всё выглядит максимально странно. То они дерутся и ругаются каждые пять минут, то игнорируют существование друг друга, то без сопротивления целуются. Если бы только сам Чуя понимал, какие у них взаимоотношения. Ему хочется смеяться от глупости произошедшего, хочется вернуться вниз и продолжить веселиться с друзьями, а потом, хихикая, пробежаться с ребятами с других факультетов по замку. Их ведь нужно ещё довести до своих гостиных без происшествий, и только старосты могут себе позволить гулять после отбоя. Чуя запускает влажную руку в волосы и взлохмачивает их. Он, наконец, выходит, но возле лестницы сталкивается с тем, кого видеть не хотел. Желательно, никогда. Дазай замирает в двух шагах от него и заинтересованно склоняет голову вбок. Чуя едва сдерживается от закатывания глаза. — Чего тебе, скумбрия? — От тебя? Ничего, — ухмыляется он. Совсем как всегда. — Просто хотел помыть рот с мылом от твоих слизняковских микробов. Чуя складывает руки на груди, всем видом выражая самодовольство. — Да? Ну, иди. Можешь заодно в унитазе утопиться. Чуя не двигается с места, когда Дазай шагает ближе. Это даже не провокация, так, проверка на выдержку — у кого лопнет быстрее. — Только после тебя, — понижает голос Осаму, шепчет хитрой кошкой. Между ними опять остается один лишь выдох. В глазах — молнии, в глазах — необъяснимое влечение, желание. Чуя не знает, кто сдаётся первым. Они кидаются друг на друга, как голодные волки на кусок мяса — руки Чуи обхватывают забинтованную шею Дазая, пока его губы сминают в страстном, диком поцелуе. Дазай делает шаг вперед, напирая на Чую, и прижимает того к стене. Чуя чувствует под лопатками холодный камень, но ему жарко. Руки Дазая везде: он смыкает их на талии гриффиндорца, обнимает и притягивает ближе. Вжимается своим телом и будто боится отпустить — иначе умрёт, точно умрёт, изчезнет и испарится. Чуя вздрагивает, когда руки Дазая аккуратно пролезают под его черную водолазку, прикасаясь кожа к коже, пуская табун мурашек. Он отрывается от его губ, с которых тут же стекает капелька слюны, только чтобы припасть поцелуями к шее. Провести дорожку от самого края подбородка, обхватить губами адамово яблоко, когда Чуя поднимает голову выше. Он сорванно вздыхает, когда Дазай всасывает тонкую кожу на шее, прикусывает её, пятная. А потом лижет, целует нежно наливающуюся алым метку. Чуя несдержанно стонет, тут же закрывая рот рукой. Вторую он вплетает в волосы Дазая, притягивая ближе к шее, позволяя, умоляя о большем. Руки в бинтах крепко держат, гладят, прижимают к себе, пока губы Дазая творят что-то невероятное. Он целует, кусает, оставляя все новые отметины. Потом — припадает снова к губам Чуи, убирая его ладонь от лица. Мерлин, он даже думать не в состоянии, когда в его руках такой Чуя. Его тихие вздохи и скулёж, который он издает от поцелуев, словно музыка для ушей. И Осаму не хочет, чтобы Чуя сдерживался. Внизу всё ещё играет музыка, на спальнях стоит заглушающее — их никто не услышит. Дазай и сам тихо стонет, когда пальцы Чуи поглаживают его кожу головы, спускаются к чувствительному месту за ухом. Он сплетается с ним языком, посасывая его, слегка прикусывает. Всё, что он слышит — тяжелое дыхание и стоны Чуи, которого он прижимает к стене на втором этаже гостиной Гриффиндора. — Чуя! Ты где? Они почти отпрыгивают друг от друга, испуганно замерев. Опять. Между их ртами повисает тонкая ниточка слюны, быстро разрываясь. — Чу-уя! — повторяется пьяный зов. Накахара не услышал с первого раза, что его зовёт Тачи — а если его зовет лучший друг, значит, точно сейчас пойдёт искать его за каждым углом. Дазай выныривает из ступора, узнавая голос капитана гриффиндорской команды. — Это… — Блять, — матерится Чуя, пытаясь отдышаться и придумать достойную отговорку для друга. У него каменный стояк, который видно через его блядские чёрные джинсы — чёрт бы их побрал. Дазая, видимо, очень зачаровал его сегодняшний внешний вид, раз стал распускать руки. Оторвать бы их за такое — и Чуя обязательно припомнит это ему позже. — Быстро, исчезни отсюда! — шипит он слизеринцу, отпихивая его и молнией бросается в спальню выше. Тот не спорит и скрывается за дверью в уборную. В своей комнате Чуя хватает мантию и накидывает её на плечи, застегивая на застежку — и выходит обратно в коридор. Вовремя, потому что Тачи уже дошел до конца лестницы. — Здесь я, чего разорался. Мичизу расплывается в улыбке, хватая друга под локоть и таща вниз. — Погнали, проводим остальных. Короче, пока тебя не было, Хигучи проснулась, пьяная охуеть, и начала вопить — где мой муж Рюноске! Он согласился жениться на мне! — Тачихара даже пародирует высокий женский голос. — Ой ебанутая, мы давай ржать, а она такая… Чуя медленно втягивает воздух через нос и также медленно выдыхает. По его шалому взгляду и общей растрепанности можно понять, что он не просто отсиживался в комнате, но Чуя делает вид, что всё так и должно быть. Так и задумано. Он просто напился и устал от танцев и непонятных игр. Все здесь такие же пьяные. — …а этот полуфабрикат берет и убегает! В коридор! — Аку? — Да! — хохочет Тачи, никак не успокоясь после любовной драмы их общего друга. — Уф, Мерлин, всему вас учить надо, ничего вы в любви не понимаете. Чуя смеется вместе с ним — и на сердце у него вдруг становится так легко, будто он сбросил железный якорь. — Выебывайся поменьше, гуру отношений. — Эй!