affiliation

Если подумать, Мин И никогда не признавал их дружбу. Стоило Повелителю Ветров назвать его лучшим другом, как на бледном лице тут же появлялась скрюченная гримаса недовольства. Но разве поступки не стоят дороже слов? Ши Цинсюань заводил дружбу почти с каждым, кого встречал на своём пути, и все они гордо именовали себя его друзьями. Только вот когда ему нужна была помощь, все они разбегались в один миг. Он был нужен только тогда, когда щедро раздавал благодетели и сам приходил на помощь. Но Мин И, он всегда появлялся в самый нужный момент. И ничего не говорил, только молча был рядом. Однажды Цинсюань уговорил Мин И отпраздновать Новый год в столице. А если точнее, заговорил его до полусмерти и не оставил иного выхода. В их отношениях инициатива всегда была с его стороны. Помнится, они сняли небольшую веранду, с высоты которой открывался невероятный вид на городские улицы, украшенные красными фонарями и резными вывесками. Стол ломился от количества еды и выпивки. Мин И, конечно же, без лишних слов придвинул к себе сразу несколько блюд. А Цинсюань болтал без умолку обо всем, что только приходило в его голову. Будто маленький ребёнок, он восторженно смотрел на уличные выступления, не забывая бросать свои комментарии и громко смеяться. Мин И лишь изредка приподнимал голову, как бы показывая, что он вообще-то все слышит, и снова приступал к еде. И этого было достаточно. Цинсюань снова и снова наполнял кубок вином, с полуулыбкой наблюдая за своим другом. За это время он сам съел несколько шариков цзянь дуй, а вот счёт выпитому потерял давно. И хотя он был довольно устойчив к алкоголю, сейчас градусы постепенно брали верх над его самообладанием. Развалившись на мягких подушках, Повелитель Ветров крутил в руках маленький мандарин, то и дело подбрасывая его вверх. — Мин-сюн, — протяжно позвал он, поворачиваясь в сторону друга. — посмотри, мандарин цветом точно как твои глаза. Мин И поднял голову и громко фыркнул: — Как подобный бред пришел в твою голову? В ответ Цинсюань лишь громко рассмеялся и положил фрукт обратно на блюдо. Он поправил рукой выбившуюся прядь волос, а затем неуверенно приподнялся на локтях и придвинулся ближе к Повелителю Земли, заглядывая в его лицо. Так близко, что между ними едва оставалось несколько цуней, и каждый их них чувствовал дыхание другого. — Да, ты прав, — Цинсюань прищуривается и под его глазами пролегают тонкие складки, а губы расплываются в тонкой улыбке. Каждое движение открыто говорило о его игривом настроении. Мин И нарочито вскидывает брови, ничуть не удивляясь подобному. За столько лет он уже ко всему привык и казалось, ничто не выведет его из себя. — твои глаза намного красивее. — Ты пьян. — Разве что совсем немного, — шепчет Цинсюань, придвигаясь вплотную, — Мин-сюн, а что ты мне подаришь? Ты же подготовил мне подарок, да? Я уверен, что подготовил. Мы же лучшие друзья. — Щеки Цинсюаня налились румянцем из-за количества выпитого им вина, а глаза блестели. Тело немного обмякло и движения стали приторможенными. — Я хочу зайти в сувенирные лавочки, там наверняка есть что-то красивое. И фейерверки. Мин-сюн, давай вместе посмотрим на праздничные фейерверки. Помню, когда я был совсем ребенком, родители заказали шоу фейерверков на Новый год. Ах, если бы видел, как это было захватывающе. — Абсурд, — выдает Мин И в пренебрежительной манере и на несколько секунд задумывается, пристально смотря на выжидающего Цинсюаня. — ты все еще ребенок. — А потом хватает за плечи и укладывает к себе на колени растерявшегося небожителя. Тот коротко вскрикивает от неожиданности, упираясь лицом в складки чёрного ханьфу. — Мин-сюн, — запинаясь, бормочет Цинсюань. — что ты делаешь. Я, эмм… — Лежи и молчи, фейерверки и отсюда видно будет. — Мин И шумно выдыхает, откидываясь назад. Рукой он накрывает предплечье Цинсюаня, будто не хочет, чтобы тот вставал. И смотрит украдкой.

***

— Эй! — вскрикивает кто-то. — Эй! Цинсюань разлепляет покрасневшие от слёз глаза. Он чувствовал, как мокрый снег падал на его лицо и тут же таял. Вместе с тем, как холод пронизывал тело, утихали и бушующие чувства. Холод работал лучше любой анальгезии. Перестав кричать, он так и остался лежать на земле, глубоко вдыхая морозный воздух. Он упал около чужого дома, и сейчас, одновременно с любопытством и опасением, на него смотрела девочка. Она высунулась из-за двери и, кажется, в любой момент была готова спрятаться в стенах дома. Вероятно, он сильно ее напугал своим поведением. — Я, — попытался было выдавить Цинсюань, но вместо этого закашлялся. Видимо, он окончательно сорвал горло. С трудом приняв сидячее положение, он то глубоко дышал, то заходился новым приступом. — Вы в порядке? — тихо спросила все еще стоящая в дверях девочка, но Цинсюань не услышал ее слов. Она стояла так еще несколько секунд, неуверенно смотря на происходящее, а после, не получив ответной реакции, скрылась внутри дома. Сложно сказать, сколько прошло времени, пока она не вернулась с пиалой воды в руках. Подойдя к Цинсюаню, девочка сбивчиво протянула: — Эмм, господин? Только тогда он поднял голову, удивленно смотря на ребёнка. Ему понадобилось несколько секунд, чтобы сложить одно к одному и, протянув руку, забрать пиалу. Не известно от усталости, от боли или холода, но Цинсюаня сильно трясло, и потому вода норовила расплескаться. Пожалуй, только в тот момент, когда он сделал первый глоток, Цинсюань по-настоящему понял, насколько сильно хотел пить. Все это время он чувствовал только боль и отчаяние, его психическое потрясение затмило все остальные чувства и эмоции. За несколько мгновений вся его жизнь перевернулась, обнажив беспощадную, уродливую правду. Теперь от него самого едва ли остались осколки прежнего человека. Его в клочья разорванная душа лишняя в этом мире. Как теперь ему жить, зная, сколько страданий он причинил. Мин И был его лучшим другом. Нет, какое это имеет значение. Даже это имя одна большая ложь. Но правда в том, что из-за него, именно по его вине другой человек был обречен на страшную жизнь, полную леденящей безысходности. Это была его судьба и его страдания, но вся боль легла на плечи невинных людей. Хэ Сюань выживал в нищете, пока Цинсюань носил редчайшие драгоценности. Хэ Сюань едва ли не умирал от голода, пока Цинсюань пил вина и наслаждался деликатесами. Судьба поиздевалась над ними дважды: когда обрекла одного на страдания, предназначенные другому, и когда свела их жизни вместе. Они оба были прокляты в момент своего рождения. Дрожащей рукой рукой Цинсюань протянул пиалу обратно и слегка кивнул. Раньше он бы расплылся в сияющей улыбке, но, кажется, больше не был на это способен. Только сейчас он оглянулся вокруг. Обветшалые и полуразвалившиеся дома стояли стена в стену. Прямо на улице сохли вещи, где-то валялись ведра, доски, простые детские игрушки и прочий хлам. На некоторых крышах отвалилась часть черепицы, на других же ее и вовсе не было, крыши было сделаны из сена и веток. Все это создавало довольно неприглядную картину места, в котором не хочется задерживаться. Девочка перед ним была одета в потрепанную рубашку и такие же штаны, и куталась в огромную для детского роста теплую накидку. Несмотря на это, она не была похожа на ребенка, живущего в нищете. Мягкие щеки порозовели от холодного ветра, а глаза светились жизнелюбием. Темные волосы были небрежно заплетены в косу и перевязаны белой лентой. На левой стороне лица было небольшое родимое пятно розоватого цвета, напоминающее рисунок киноварью. — Я напугал тебя. — Хриплым шепотом выдает Цинсюань. — Извини. — Вам нужна помощь, — произнесла она, и это было больше похоже на утверждение, чем на вопрос. — у вас кровь, кхм, на лице и руках. Раны воспалятся, если их оставить в таком виде. Цинсюань чувствует себя неловко, потому, придерживая сломанное предплечье, пытается встать с земли, но терпит неудачу, падая обратно на землю. Он морщится от новой вспышки боли и, не успев повторить попытку, чувствует, как его настойчиво тянут за рукав ханьфу. Раньше он бы рассмеялся, скажи кто-то, что ему будет помогать подняться с земли маленький ребенок. Все, что с ним произошло за последнее время, было похоже на чью-то злую шутку. Его заводят в дом, и сил сопротивляться совсем нет. Изнутри все выглядит ничуть не лучше, чем снаружи. В помещении царит полумрак и даже некоторая пустота. Единственное окно было чуть приоткрыто, но почти не пропускало в помещение свет. Создавалось такое впечатление, что люди здесь и вовсе не жили. Или же это был давно оставленный хозяевами дом, которому только и оставалось, что с течением времени приходить в упадок. — Что с вашей рукой? — Спрашивает девочка и, не получив ответа, продолжает. — Сестра непременно меня отругает, если узнает, что я привела кого-то домой. Но сегодня она не вернется, поэтому мне нечего бояться. — Она передаёт Цинсюаню полотенца и указывает на небольшую бочку с водой. — Ты живёшь с сестрой? — Цинсюань аккуратно смывает грязь с лица. Ткань неприятно проходится по ранам, заставляя поморщится от боли, но вместе с тем становится немного легче. Будто часть воспоминаний в мгновенье исчезает. — Да, но дома она почти не появляется. Говорит, что уходит на работу и пропадает на несколько дней. И возвращается сильно уставшая, потому со мной почти не разговаривает. — Девочка удаляется вглубь дома, замолкая на некоторое время. — Мы живём вдвоём, и больше у меня никого нет из родных. Но и ее я почти не вижу. Так что мне очень скучно здесь одной. — Знаешь, лучше не нарушать запреты. — Цинсюань, конечно же, вспомнил, как сам ослушался Ши Уду и ушёл из дома, чем навлек беду на них обоих. Если бы тогда он спокойно дождался брата, скорее всего, ничего бы подобного не произошло. И никто бы не погиб по его вине. — Не стоило помогать мне, я мог оказаться плохим человеком. После этих слов возникает напряжённая тишина и слышится только тихое шуршание в другом конце дома. Цинсюань смотрит на свое отражение в воде, едва различая очертания лица в полумраке. Он выглядит уставшим, очень уставшим. Длинные волосы свалялись в ком, и, казалось, привести их в прежний вид не представляется возможным. Теперь от скорее походил на беспризорника, чем на Повелителя Ветров. — Вы не похожи на плохого человека. Скорее на того, кому нужна помощь. Вы упали на землю посреди улицы, весь в крови и порванной одежде, и кричали, будто безумец. Думаете, кроме меня, кто-то бы проявил сострадание. Нет, еще немного, и вас бы силой заставили убраться вон. Никому проблемы не нужны. — Девочка ставит на низкий стол миску с рисом и отворачивается. — Покажись вы плохим человеком, я бы никогда не подошла. — Она переводит дыхание, прежде чем продолжить в более спокойной манере. — Просто если ты можешь кому-то помочь, то должен это сделать. Меня так учили. Цинсюань поджимает губы. Палочки в руке немного дрожат. При виде еды его желудок вновь болезненно скручивает и, несмотря на неприятный исход разговора, он начинает с невиданным аппетитом уплетать простой рис с овощами. Пусть он никогда не был привередлив к еде, сейчас такое блюдо показалось лучше всех изысков. Видимо, человек способен осознать истинную ценность того, что имел, только потеряв это. — Подойди, — Просит Цинсюань и девочка неспешно исполняет просьбу. — сколько тебе лет? — Скоро 13 будет. — А имя? — А-Сян, — Она мотает головой и исправляется. — Шэнь Сян. Цинсюань задумчиво смотрит несколько секунд, а после кивает. Помедлив, он достает ты самую подвеску и вкладывает ее в детскую ладонь. — Шэнь Сян значит. Держи, это тебе. Не показывай никому постороннему, хорошо. Только сестре, и больше никому. — С этими словами он встает и направляется к выходу. Раз прошлую жизнь уже не вернуть, то и нет смысла хранить осколки воспоминаний. Возможно, если избавиться от всего, что принадлежало ему как Повелителю Ветров, может стать немного легче. И только память о произошедшем останется с ним навсегда. Болезненные воспоминания никогда не уйдут, неустанно напоминая об ошибках. На улице его догнала Шэнь Сян и схватила за рукав. — Заберите, мне ничего не надо. — Просит она, пытаясь вернуть подвеску. — Я не могу взять такую дорогую вещь. Цинсюань поворачивается и устало выдыхает: — Она тебе нравится? — Девочка на мгновенье замирает, удивленно моргая. И этого достаточно, чтобы понять, что он ухватился за нужную мысль. — Эта вещь мне больше не нужна, если тебе не нравится, то можешь выбросить. — Но это не правильно. — Просто возьми в знак моей благодарности. Вы в любой момент сможете ее продать, если заходите. Мне правда больше не нужна эта вещь. — Он было протянул руку, намереваясь потрепать ребенка по волосам, но отдернул ее на пол пути. Вместо этого он кивнул, пытаясь выдавить слабую улыбку, и поспешил уйти прочь. Ещё некоторое время Шэнь Сян с недоумением смотрела в след незнакомцу, думая, кем мог быть этот человек. Нежно-розовое марево окрасило небо, и солнце неумолимо скрывалось за горизонтом. Что бы не происходило, жизнь текла своим чередом, и все в ней было закономерно. Каждое её мгновение имело значение, и даже безобидный поступок или череда случайностей влияли на чужие судьбы. Дул легкий, но пронизывающе холодный ветер. Последние солнечные лучи падали на бесконечные городские улицы, украшая дома золотыми бликами, скользя по стенам и исчезая. Люди спешно закрывали окна и двери, прячась от холода поздней осени. Становилось все тише, и был слышен только шорох опавших листьев. Кожу неприятно кололо от холода, и казалось, что щеки горят ярким румянцем. Тонкая и нежная кожа была чувствительна к любым перепадам температуры. Даже в детстве, стоило Цинсюаню выйти зимой на улицу, его нос, щеки и уши тут же краснели. В наполовину порванном тонком ханьфу было холодно, потому его непроизвольно била мелкая дрожь. Что свойственно для этого региона, погода днем была гораздо мягче, чем ночью. Что делать дальше Цинсюань не знал. Куда ему идти? Он больше никому не нужен. Сил думать об этом совсем не было. На место исступленного отрицания постепенно приходило чувство леденящей пустоты и смирение. Он глубоко вдыхает холодный воздух и тут же чувствует боль, пронизывающую тело и обжигающую легкие. Отчаяние раз за разом брало верх. Цинсюань давит на сломанное предплечье и тут же крепко сжимает зубы. Сложно сказать, что сейчас было сильнее — боль физическая, или душевная. Но первая на мгновения могла отрезвить его сознание. А иначе хотелось упасть и снова кричать, так, чтобы все тоже чувствовали глубину его страданий. Хотелось биться головой о землю и не думать, больше никогда не вспоминать о произошедшем. Если он все забудет, если эти проклятые воспоминания навсегда исчезнут из его сознания, то все пройдет. И больше не будет безумных терзаний. Но это невозможно, он обречен вечно нести груз ответственности, и разве он может забыть. Разве после этого он всё ещё будет Ши Цинсюанем. Что останется от него самого, если он придаст забвению всю свою жизнь. Все прожитые им события, которые сделали его таким, каким он был. До момента, изменившего всё и оголившего уродливую реальность. И разве он смеет забыть людей, которые были ему так дороги. За горизонтом скрываются последние лучи закатного солнца. Бесцельное хождение по улицам не имеет смысла. Цинсюань садится на землю рядом со сливовым деревом и поджимает к себе ноги так, будто это может спасти его от холода. На самом деле ему хочется спрятаться. Внешний мир кажется необъятно большим и пугающим, а люди больше похожи на диких животных, полагающихся только на свои инстинкты. Реальность не имеет ничего общего с процветающими небесами. Никто не будет чтить мораль, если это не принесет ему выгоды. Никто не будет помогать просто так, для каждого всегда на первом месте будут только свои интересы. Хотя на самом деле жизнь на небесах никогда не была беззаботной. Раньше он не придавал этому значения, но сейчас понял, что путь каждого из пантеона богов был наполнен страданиями. Для своего же вознесения он не приложил ни капли усилий. Только он жил беззаботной жизнью и думал, что так и должно быть. Только он был настолько глуп и наивен, чтобы считать это удачным стечением обстоятельств. Только вот ему никогда не везло. Мин И никогда не существовало. Все это время он считал своим лучшим другом человека, в чьей смерти был повинен. Разве такое могло произойти? Столько лет Цинсюань искренне любил и доверял тому, кто только и выжидал удачного момента для мести. Все слова, улыбки и воспоминания оказались ложью. Это была игра и он, словно ребенок, повелся. Он открыл ему свое сердце и Хэ Сюань не побоялся ударить в полную силу. Потому что он ненавидел, точно ненавидел его. Цинсюань присвоил себе чужую судьбу и жил беззаботно. Он купался в лучах славы и ни в чем не нуждался, пока другой страдал. Страдал вместо него. Но самое ужасное в том, что Цинсюань не знал об этом. Сейчас он не знал, как относиться к Хэ Сюаню. Наверное, оставшейся ему жизни не хватит, чтобы пережить свою боль и трезво мыслить. В сумраке мелькает несколько искр, и, подняв голову, Цинсюань видит полупрозрачный призрачный огонек, слабо мерцающий в паре чи от него. Еще одна загубленная страданиями жизнь. Как бог, Цинсюань видел подобное множество раз. Души, что не могут найти покой даже после смерти, так и остаются в мире людей. Он протягивает руку, и огонек приближается к нему, оставляя за собой шлейф синеватых искр, и застывает около лица. — Мне так страшно. — Беззвучно шепчет Цинсюань. Призрачный огонек был совсем блеклый, и его слабый синий свет был заметен только благодаря темноте. От этой души почти ничего не осталось. Цинсюань наклоняет набок голову и из-под полуприкрытых ресниц следит за мерцанием. И на мгновение кажется, будто он не один.